ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ
Даже имя этой загадочной необыкновенной женщины звучало романтично: Виолетт де Мезиа. Увы, узнать какие-либо подробности ее биографии удалось лишь в некрологе, который был напечатан после ее кончины в крупнейшей филадельфийской газете The Philadelphia Inquirer.
Из него явствует, что мисс де Мезиа родилась в 1899 году в Париже, в семье Жан-Жюли де Мезиа и Фанни Френкет. По всей видимости, отец родился в России, в семье итальянских эмигрантов, мать была француженкой. До прибытия в Америку Виолетт жила с родителями в Брюсселе, где она окончила школу, затем семья переехала в Лондон, и там девушка, увлеченная искусством, занималась живописью в London Polytechnic School, делая немалые успехи.
В 1920 году она приехала в Америку, жила у богатых родственников. Виолетт узнала о Фонде доктора Барнса, и с тех пор ее заветной мечтой было познакомиться с ним, попасть в знаменитую галерею.
Эту мечту ей удалось осуществить лишь несколько лет спустя, в 1925 году.
Виолетт прибыла в Мерион, заполнила, как и все, анкету, в которой указала, что живет одна, без родителей, не имеет собственных средств к существованию. Мы с вами уже знаем, что это была наилучшая рекомендация. Виолетт была зачислена в состав студентов Фонда. Она проявила себя с наилучшей стороны, достигла настолько значительных успехов, что Барнс предложил ей должность преподавателя.
Это было началом ее блистательной карьеры. Интуитивно почувствовав, что она может добиться большего, Виолетт упорно шла к своей цели. Она всегда была рядом с Барнсом, поддерживая его, разделяя его интересы, помогая во всем – от бытовых вопросов до творческих.
Они вместе работали над написанием четырех книг, множеством эссе. Известно, что сердце любимого босса можно завоевать лишь став ему необходимой, и Барнс оценил преданность изящной француженки. В 1950 году она заняла почетную должность, оказавшуюся пожизненной – Director of Education – и вошла в состав Попечительского совета Фонда.
Барнс больше не путешествовал в одиночестве – рядом была Виолетт. Деловая, энергичная, обаятельная, она устраивала все переговоры с артдилерами, представителями европейских и американских музеев, с художниками. Ей удавалось достичь желаемого для Барнса результата намного скорее, чем он бы сделал это самостоятельно. Он был грубоват, если не сказать больше. Она умела ладить с людьми. Мягкой улыбкой, вовремя сказанным комплиментом, нужной интонацией мисс де Мезиа достигала успеха намного быстрее Барнса.
Хотя внешне все выглядело благопристойно, внутри Barnes Foundation разыгрывалась настоящая драма традиционного любовного треугольника. Лаура, супруга Барнса, прекрасно понимала, какие отношения связывают ее мужа с мисс де Мезиа.
Один из биографов доктора Барнса Говард Гринфельд так описывал этот любовный треугольник: «…Сдержанная и внешне спокойная, миссис Барнс соблюдала все приличия, пряча свое горе под приветливыми сдержанными манерами, не показывая, до какой степени она была расстроена сложившейся ситуацией.
С другой стороны, мисс де Мезиа приобретала все больший вес в Фонде, распоряжалась абсолютно всем, начиная от личной жизни босса до хозяйственных дел. Лаура Барнс и Виолетт де Мезиа практически не разговаривали друг с другом. Постепенно Фонд стал ее (де Мезиа) домом, ее галереей, ее салоном, где она безраздельно правила…»
Гринфельд познакомился с мисс де Мезиа, когда она уже была в весьма почтенном возрасте. Вот как он описывает свои впечатления: «Маленькая хрупкая женщина в больших темных очках, она поражала энергией, элегантностью. Она любила цветы, и ее прическу или платье всегда украшал свежесрезанный цветок».
В воспоминаниях студентов она предстает знающим, эрудированным педагогом, на ее лекции всегда стремились попасть и совсем молодые люди и слушатели зрелого возраста. «Мисс де Мезиа производила впечатление необыкновенной женщины, – вспоминает одна из студенток, – элегантная, грациозная, она была образцом для подражания».
…Когда в 1980 году эта хрупкая, маленькая, но такая сильная женщина испустила последний вздох, ей было восемьдесят девять лет. Она на двадцать два года пережила Лауру Барнс и на тридцать восемь – доктора Барнса. К тому времени она стала воплощением, символом Barnes Foundation. Она была хранительницей традиций Альберта Барнса, став после смерти Лауры Барнс полноправной и весьма жесткой правительницей созданной им империи. Она свято следовала всем правилам и принципам доктора Барнса – ни одна картина не была сдвинута с места, казалось, время застыло в Foundation.
Но за внешне спокойным фасадом шла напряженная борьба. В закрытом для непосвященных художественном мире Филадельфии было много сложностей, противодействий, интриг.
Изящная француженка железной рукой в бархатной перчатке отводила от фонда все беды, противостояв даже могущественному коллекционеру и филантропу Уолтеру Анненбергу.
Мисс де Мезиа не умерла в бедности. Документы свидетельствуют, что скромный учитель, которым она, по сути, являлась, оставила наследство на сумму 8,6 миллионов долларов. Картины из ее коллекции были выставлены на аукцион, доход от их продажи и составил многомиллионное состояние.
Бездетная, как и супруги Барнс, она завещала деньги на филантропические цели, основав Violette de Mazia Trust, который продолжает успешно работать.
МАТИСС И СЕКРЕТАРША
Непредсказуемый и резкий, Барнс был необычайно требователен к сотрудникам Фонда. «Его боялись, мы буквально трепетали при его появлении», – писала одна из молоденьких секретарш, которой пришлось пережить довольно необычное приключение уже в первый день работы у «великого и загадочного доктора Барнса», как его называли те, кто был с ним знаком.
…Прохладным ноябрьским утром 1930 года юная выпускница Business School мисс Синди Флэннери позвонила в массивную дубовую дверь с ярко начищенной медной ручкой. Ей открыли, и она робко вошла в огромный вестибюль. Ее поразило количество картин на стенах – они занимали все пространство. Все знакомые считали, что Синди страшно повезло, ведь она будет работать секретарем у самого доктора Альберта Барнса.
Накануне она встретилась с заведующей канцелярией. Та ей подробно рассказала, что входит в обязанности Синди, и особенно подчеркнула, что нужно неукоснительно слушать босса – доктора Барнса.
Молоденькая выпускница школы бизнеса оглянулась вокруг – в вестибюле никого не было, но вдруг она услышала, как громовой голос откуда-то сверху звал ее по имени. Она стремглав бросилась по лестнице вверх, увидела четыре одинаковых двери, пыталась их открыть, но они были заперты. И вдруг тот же голос: «Ми-и-и-сс Флэннери, я здесь, в парной, где, черт побери, вас носит?» – Барнс отдавал приказания командирским тоном, находясь в парной, так же естественно, как будто он сидел в рабочем кресле. «Включите душ. Теплый. Да не так, это же холодный. Черт побери, вы что, не знаете где какой кран?! Скорее!»
У Синди дрожали руки, она не знала где переключается вода в парной Барнса. Когда он, красный от пара и гнева, выскочил из-под душа, она, увидев босса «без галстука», стремглав бросилась вниз по лестнице. Так начался ее первый рабочий день.
Ее карьере суждено было, впрочем, довольно скоро закончиться – Барнс уволил Синди без объяснений. Однако она несколько раз встречалась с самим Анри Матиссом – знаменитым французским художником, одним из тех, чьи картины составляли гордость коллекции Альберта Барнса. Благодаря воспоминаниям секретарши Барнса Синди Флэннери мы узнали много интересного о том, как общались доктор Барнс и великий художник Анри Матисс.
Все началось в 1930 году когда Матисса пригласили возглавить жюри на Международной выставке в Питтсбурге, в штате Пенсильвания. Узнав об этом, Барнс не мог упустить возможности знакомства с великим мастером и пригласил его в Мерион. Матисс приехал в сопровождении Джона Рэшена, президента товарищества художников.
Время визита было ограничено, так как Матисс был приглашен на большой прием, устроенный в его честь губернатором штата.
Барнс встретил гостей у входа и попросил Рэшена вернуться через пару часов. В коллекции Барнса было более сорока холстов Матисса, ему не терпелось показать их художнику, и, кроме этого, он хотел поручить Анри Матиссу создать большое панно.
Увлеченные творческой беседой, Барнс и Матисс не услышали звонка в дверь. Рэшен, прибывший в назначенное время, несколько раз звонил, стучал в дверь, но никто не открывал.
Обеспокоенный, он попросил шофера такси подождать, обошел дом вокруг, заглянул в окна. Как же пробраться в помещение? Случайно Рэшен увидел… открытый погреб. Отчаявшись, пожилой человек осторожно начал спускаться по лестнице вниз. Войдя в темноту после яркого дня, он на секунду был ослеплен, но осторожно, наощупь, стал пробираться вдоль стен. Наконец, к своей великой радости, услышал знакомые голоса. Матисс и Барнс находились в подвальном помещении, где располагались запасники коллекции.
Они ничуть не удивились увидав Рэшена. Тот же, вне себя от возмущения, схватил великого художника за рукав и, не попрощавшись с Барнсом, буквально потащил его к выходу. На ходу Матисс кричал, что он обязательно сделает панно, как только выполнит предыдущие заказы.
Анри Матисс вернулся в Мерной в январе следующего года с положительным ответом. Он был готов приступить к работе. Барнс задумал нечто грандиозное: он заказал знаменитому художнику панно высотой в двенадцать метров. За основу была взята картина Матисса «Танец», которую в свое время купил русский коллекционер Щукин.
«Я не могу в одиночку справиться с таким огромным полотном, – сказал художник, – мне необходимы помощники, большая студия, все это стоит немалых денег». Целый год шла напряженная работа. Наконец гигантский труд был завершен, панно с величайшими предосторожностями погружено на корабль и отправлено в Америку. Матисс сопровождал свое детище. Каково же было отчаяние художника, когда во время его установки обнаружилось, что размеры были даны неверно, панно оказалось на целых шестьдесят сантиметров короче отведенного пространства. И опять все началось заново: эскизы, разметки, бессонные ночи…
Наконец, в 1933 году началась повторная установка панно. На этот раз все прошло великолепно: огромное, 12-метровое панно было водружено на место, которое ему отвел доктор Барнс.
«Это потрясающее зрелище, – писал впоследствии один из художественных критиков, – панно, созданное Матиссом, было больше чем живопись, оно превращало помещение в настоящий Храм Искусства».
Барнс был счастлив – он был единственным в мире коллекционером, обладающим подобным шедевром. Матисс по приезде домой нуждался в длительном отдыхе – настолько он был утомлен работой.
«Ну а как сложилась дальнейшая судьба молоденькой секретарши?» – спросит внимательный читатель. Синди еще некоторое время работала у Барнса, исправно исполняла свои обязанности, затем она вышла замуж, превратившись из мисс Флэннери в миссис Стайн. Но даже за эти несколько лет работы она никак не смогла привыкнуть к норовистому характеру босса.
Как-то он диктовал ей очередное сердитое письмо, миссис Стайн нервно стучала по клавишам машинки, каретка буквально летала из стороны в сторону, Барнс выдернул лист из машинки, пробегая глазами написанное. И вдруг – о ужас! – он увидел, что запятая стоит немножко дальше чем ей полагалось. Скомканный напечатанный листок тут же полетел в корзину.
На следующее утро заведующая канцелярией, поджав губы, сухо проинформировала миссис Стайн о том, что доктор Барнс уехал по делам и не вернется раньше десяти часов. Именно к этому времени он желал бы, чтобы миссис Стайн покинула Фонд.
– Означает ли это, что я уволена?
– Да. Вы правильно поняли распоряжение доктора Бранса.
– Но почему так внезапно?
– Доктор Барнс хочет найти другого секретаря, который не делает ошибок.
– Но ведь я…
– Надеюсь, миссис Стайн, я не должна дважды повторять распоряжение доктора Барнса?
Впервые за несколько лет работы миссис Стайн ослушалась завканцелярией и не покинула Barnes Foundation. «Я дождалась прихода доктора Барнса и прямиком пошла в его кабинет», – писала Синди в своей книге, где рассказала о годах работы в Barnes Foundation.
«Я постучалась и открыла дверь в его кабинет. Он сидел за письменным столом и что-то писал. Когда я вошла, он поднял голову и пристально на меня посмотрел.
– Я хочу с вами попрощаться, – сказала я. И тут случилось то, чего я меньше всего ожидала. Барнс…заплакал. Слезы лились у него по щекам, он их не вытирал. Я достала из сумочки чистый носовой платок, протянула его шефу. Из моих глаз тоже капали слезы. Это была молчаливая, очень напряженная сцена. Я не выдержала и выбежала из кабинета».
ЗНАК «СТОП» – ЗНАК СУДЬБЫ
Каким он был, доктор Альберт Барнс? Даже сейчас, спустя десятилетия, трудно, подчас, невозможно дать однозначную оценку его личности, его деятельности. Вокруг него самого и его детища Barnes Foundation создалось множество мифов и легенд. Его обвиняют во многих грехах, его возвеличивают и поют ему хвалебные оды. Множество загадок таит и сама знаменитая коллекция.
Приводят примеры его нелепой жадности и в то же время известно, что он был щедрым филантропом. Барнс отправлял своих студентов в Европу, оплачивая все расходы, настаивая на том, чтобы они ездили и смотрели как можно больше.
Его фабрика производила столь необходимый в то время антибиотик аргирол, который сохранил жизнь буквально миллионам людей.
Альберт Барнс, человек-самоучка, создавший самого себя, яростно сражался с критиками, искусствоведами, музейными работниками, убеждая их в том, что французские художники-импрессионисты займут почетное место в мировой живописи.
Он открыл миру Модильяни и Сутина, Матисса и Сезанна, Сера и Паскина, Ренуара и Цадкина, а также многих других ярких художников.
Франция оценила заслуги Барнса и дважды награждала его Знаком Почетного Легиона. Он был истинным демократом – помогал неимущим, приобщая их к высокому Искусству. Выросший в бедной семье, он с самых ранних лет понял, что выживает сильнейший. Вся его жизнь – это борьба. Бесконечные судебные процессы, обвинения в том, что он не разрешает широкой публике увидеть шедевры его галереи, в том, что неверно трактует историю искусств. Барнс отражал все нападки, ни на минуту не слагая своего оружия – язвительного, острого, подчас обидного для других, слова.
И все же… все написанные им четыре книги и сейчас пользуются популярностью, их читают, изучают в престижных университетах.
После создания Фонда всю оставшуюся жизнь Альберт Барнс неустанно расширял свое собрание картин, успешно сочетая это с образовательной деятельностью.
Он был убежден в том, что образованное общество – основа демократии. Это привело его к мысли завещать руководство Фондом одному из первых афроамериканских колледжей – Lincoln University. Безусловно, это произошло не сразу, долгое время, в течение нескольких лет, он присматривалося к этому учебному заведению, поддерживая его материально. Это было одно из немногих учебных заведений, где доктору Барнсу оказывались все соответствующие почести.
Двадцать четвертого июня 1951 года состоялась торжественная церемония – Барнсу было присвоено звание почетного профессора. Это было последнее радостное событие в его жизни. Ровно через месяц она оборвалась.
Этим актом – передачей руководства Фондом афроамериканскому колледжу – Барнс рассчитывал, как пишут некоторые его биографы, осуществить свою изначальную мечту – способствовать образованию беднейших слоев общества при помощи принципов и идей, воплощенных в произведениях подлинного Искусства.
Исследователи жизни Барнса задаются вопросом, была ли окончательной версия его завещания, которую доктор Барнс составил в октябре 1950 года, всего за несколько месяцев до смерти? Будь он жив, не изменил ли бы свое завещание?
Существует подкрепленная документально версия, что Барнс, безусловно, был заинтересован в Lincoln University, однако он рассматривал и другие колледжи в качестве кандидатов на преемственность власти. Но, как сказала Виолетт де Мезиа, «у доктора Барнса не сложились отношения с другими колледжами, он рассердился на них и в отместку передал все полномочия именно Lincoln University». Выдержав паузу, она добавила: «Кто знает, если бы он был жив, то, возможно, изменил бы завещание».
Даже если это была ошибка, то она определила дальнейшую судьбу Barnes Foundation, судьбу, которая складывалась очень непросто. Что ж, это была еще одна загадка доктора Барнса.
…День 24 июля 1951 года выдался особенно жарким. Барнс решил поехать к себе на ферму, где он часто отдыхал. Его верный пес Фидель занял свое место рядом с хозяином на переднем сиденьи, а сзади сел его давний приятель Лео Стейн. Барнс сказал, указывая на свой новенький «Кадиллак» – «это Ренуар автомобилей». Стейн, желая польстить 79-летнему Барнсу, подхватил идею: «Ну, а вы, наверное, Ренуар среди водителей?» Барнс довольно хмыкнул – комплимент ему понравился. Однако он не оправдал столь высокого звания. В тот день он ехал по дороге так, как будто никого рядом не было, ни других машин, ни дорожных знаков. Он изо всех сил жал на газ. Скорость была настолько велика, что пассажиры – верный пес Фидель и Лео Стейн – притихли и вжались в сиденья.
Полицейский, увидев мчащийся роскошный кар, отчаянно подавал знаки остановиться. То ли полицейский узнал Барнса, то ли из уважения к его возрасту, но он не оштрафовал Барнса, а лишь попросил ехать осторожнее и не превышать дозволенной скорости.
Очевидно, предостережение подействовало, и Барнс резко свернул с дороги, вернулся домой. Однако своего намерения поехать на ферму он не оставил и попросил Лауру поторопиться со сборами, если она хочет ехать с ним вместе.
Очевидно, так было угодно Судьбе, так распорядились некие Высшие силы, что Барнс не дождался своей жены и, рассерженный, отправился в путь вдвоем с верным Фиделем.