Ее голос поднялся. Люди за соседними столиками отвлеклись от своих гамбургеров и с любопытством смотрели в их сторону. Майк Уэстуэй сделал знак, и Донна с видимым усилием взяла себя в руки.
— Существо, лишенное мозга, нельзя допросить и разоблачить.
— Мне пора возвращаться, — сказала Донна, взглянув на часы. — Я сообщу руководству, что, по вашему мнению, все в порядке.
— Надо дождаться зимы, — сказал Уэстуэй.
— Зимы?
— Не спрашивайте почему. Уж так есть: либо получится зимой, либо не получится вовсе.
— Подходящее время. Когда все мертво и занесено снегом.
Он рассмеялся.
— В Калифорнии–то?
— Зима духа. Mors ontologica. Когда дух мертв.
— Только спит. — Уэстуэй поднялся, положил руку ей на плечо. В голову почему–то пришла мысль, что этот кожаный пиджак, возможно, в былые счастливые дни подарил Арктор.
— Мы слишком долго над этим работали, — сказала Донна тихим ровным голосом. — Скорей бы все кончилось. Иногда по ночам, когда я не могу заснуть, мне кажется, что мы еще хуже, чем они. Чем враги.
— Я смотрю на вас и вижу самого теплого человека из всех, кого знаю.
— Я тепла снаружи: это то, что видят люди. Теплые глаза, теплое лицо, теплая фальшивая улыбка. Внутри я холодна и полна лжи. Я не такая, какой кажусь; я отвратительна. — Она говорила спокойно и все время улыбалась. — Я давно поняла, что другого выхода нет, и заставила себя стать такой. Это не так уж плохо — легче добиться своей цели. Все люди такие, в большей или меньшей степени. Что действительно кошмарно — это ложь. Я лгала своему другу, лгала Бобу Арктору постоянно. Однажды я сказала ему, чтобы он мне не верил, и, конечно, он решил, что я шучу. Но я его предупреждала. Он сам виноват.
Донна встала из–за стола и пропала в толпе. Уэстуэй мигнул. Должно быть, так чувствовал себя Боб Арктор. Только что она была тут, живая, осязаемая, и вдруг — ничего. Растворилась. Исчезнувшая девушка. Из тех, что приходят и уходят по своей воле. И ничто, никто не может остаться с ней рядом.
Арктор пытался удержать ветер. «Нарки», агенты по борьбе с наркоманией, неуловимы. Тени, исчезающие, когда того требует работа. Словно их и не было. Арктор любил призрак, голограмму, сквозь которую нормальный человек пройдет, не заметив. Им нужно поставить памятник. Всем тем, кто погиб. И тем, кто — еще хуже — не погиб. Остался жить после смерти. Как Боб Арктор.
Такие, как Донна, пропадают навсегда. Новые имена, новые адреса. Вы спрашиваете себя: где она теперь?
А ответ… Нигде. Потому что ее и не было. Вернуть Донну, найти, привязать к себе… Я повторяю ошибку Арктора. Любить атмосферное явление. Вот — трагедия. Ее имя не значится ни в одной книге, ни в одном списке; ни имя, ни место жительства. Такие девушки есть, и именно их мы любим больше всего — тех, кого любить безнадежно, потому что они ускользают в тот самый миг, когда кажутся совсем рядом.
Возможно, мы спасли его от худшей участи, подумал Уэстуэй. И при этом пустили то, что осталось, на благое дело.
Если повезет.
— Ты знаешь какие–нибудь сказки? — спросила Тельма.
— Я знаю историю про волка, — сказал Брюс.
— Про волка и бабушку?
— Нет. Про черно–белого волка, который жил на дереве и прыгал на фермерскую скотинку. Однажды фермер собрал всех своих сыновей и всех друзей своих сыновей, и они встали вокруг дерева и принялись ждать, когда волк спрыгнет.
Наконец волк спрыгнул на какую–то паршивую коричневую тварь, и тогда они все разом его пристрелили.
— Ну, — расстроилась Тельма, — это грустная история.
— Но шкуру сохранили, — продолжал Брюс. — Черно–белого волка освежевали и выставили его прекрасную шкуру на всеобщее обозрение, чтобы все могли подивиться, какой он был большой и сильный. И последующие поколения много говорили о нем, слагали легенды о его величии и отваге и оплакивали его кончину.
— Зачем же тогда было стрелять?
— У них не было другого выхода.
— Ты знаешь веселые истории?
— Нет, — ответил Брюс. — Это единственная история, которую я знаю.
Он замолчал, вспоминая, как волк радовался своим изящным прыжкам, какое удовольствие испытывал от своего мощного тела. И теперь этого тела нет, с ним покончили.
Ради каких–то жалких тварей, все равно предназначенных на съедение. Ради неизящных, которые никогда не прыгали, никогда не гордились своей статью. Но, с другой стороны, они остались жить, а черно–белый волк не жаловался. Он ничего не сказал, даже когда в него стреляли; его зубы были на горле у добычи. Он погиб впустую. Но иначе не мог. Это был его образ жизни. Единственный, который он знал. И его убили.
— Я — волк! — закричала Тельма, неуклюже подпрыгивая. — Уф! Уф!
Брюс с ужасом впервые заметил, что ребенок — калека.
— Ты не волк, — сказал он и ушел.
А Тельма продолжала играть, ковыляя и прихрамывая. Подпрыгнула, споткнулась и упала.
Он плелся по коридору и искал пылесос. Ему велели тщательно пропылесосить помещение для игр, где проводили время дети.
— По коридору направо. — сказал ему Эрл. Он подошел к закрытой двери и открыл ее. Посреди комнаты старая женщина пыталась жонглировать тремя резиновыми мячиками. Она встряхнула растрепанными серыми волосами и улыбнулась беззубым ртом. Он увидел запавшие глаза; запавшие глаза и разинутый пустой рот.
— Ты так можешь? — прошепелявила она и подбросила все три мячика. Они упали ей на голову, на плечи, запрыгали по полу. Старуха засмеялась, брызгая слюной.
В дверь вошел человек и остановился за спиной у Брюса.
— Давно она тренируется? — спросил Брюс.
— Порядком. — И к старухе: — Попробуй еще. У тебя уже лучше получается.
Старуха хихикала, снова и снова высоко подбрасывала мячики, втягивала голову в плечи и, скрипя всеми суставами, подбирала их с пола.
Человек рядом с Брюсом презрительно фыркнул.
— Тебе надо вымыться, Донна. Ты грязная.
Брюс потрясенно сказал:
— Это не Донна. Разве это Донна?
Он пристально взглянул на старуху и почувствовал смятение: в ее глазах стояли слезы, но она смеялась. Смеялась, когда швырнула в него все три мячика. Он еле уклонился.
— Нет, Донна, нельзя, — сказал человек рядом с Брюсом. — Не кидай в людей. Иди умойся, от тебя несет.
Старуха засеменила прочь, сгорбленная и маленькая. Человек рядом с Брюсом закрыл дверь, и они пошли по коридору.
— Донна давно живет?
— Давно. Я здесь шесть месяцев, а она уже была.
— Тогда это не Донна, — твердо заявил Брюс. — Потому что я приехал неделю назад.
А меня привезла Донна, думал он. Я точно помню. Как она была хороша темноволосая, темноглазая, тихая и собранная, в аккуратном кожаном пиджачке…
На душе у него стало гораздо легче. Но он не понимал, почему.
Глава 15
— Можно, я буду работать с животными? — попросил Брюс.
— Нет, — сказал Майк. — Пожалуй, отправим тебя на одну из наших ферм. Я хочу, чтобы ты несколько месяцев ухаживал за растениями. На свежем воздухе, у земли. Приходилось иметь дело с сельским хозяйством?
— Я работал в учреждении.
— Теперь ты будешь работать в поле. Если твой разум вернется, то вернется естественным путем. Нельзя заставить себя снова думать. Можно лишь упорно трудиться, например, сажать семена или пахать землю на наших овощных плантациях — так мы их называем — или бороться с вредителями. Мы опрыскиваем насекомых из пульверизатора. Но с этими веществами надо быть крайне осторожным, иначе они принесут больше вреда, чем пользы. Они могут отравить не только урожай, но и человека, который пустит их в дело. Проесть его голову. Как проело твою.
— Хорошо, — сказал Брюс.
Тебя опрыскали, думал Майк, и ты стал букашкой. Опрыскай букашку ядом, и та сдохнет; опрыскай человека, обработай его мозги, и он превратится в насекомое, будет вечно трещать и щелкать. По рефлексу. Исполняя последний приказ. Ничто новое не войдет в этот мозг, думал Майк, потому что мозга нет. Как и человека, которого я никогда не знал. Но, может быть, если привести его на нужное место, если наклонить ему голову, он еще сумеет посмотреть вниз и увидеть землю. Сумеет осознать, что это земля. И посадить в нее нечто отличное от себя, нечто живое. Чтобы оно росло.
Майк вел грузовик, а рядом на сиденье подпрыгивало обмякшее тело, оживленное машиной.
Уж не «Новый путь» ли сделал это с ним, думал Майк. Породил вещество, которое превратило его в безмозглую тварь и в конечном итоге вернуло к себе?
Он не знал. Директор–распорядитель сказал, что их цели будут открыты ему, когда он проработает в штате еще два года. Эти цели, сказал директор–распорядитель, не имеют ничего общего с лечением наркомании.
На какие средства существует «Новый путь», было известно одному директору–распорядителю Дональду. Но недостатка в средствах не было никогда. Что ж, думал Майк, производство и распространение препарата С должно приносить огромные деньги. Достаточные, чтоб «Новый путь» рос и процветал. И чтоб оставалось еще на ряд других целей. Смотря для чего предназначен «Новый путь».
На какие средства существует «Новый путь», было известно одному директору–распорядителю Дональду. Но недостатка в средствах не было никогда. Что ж, думал Майк, производство и распространение препарата С должно приносить огромные деньги. Достаточные, чтоб «Новый путь» рос и процветал. И чтоб оставалось еще на ряд других целей. Смотря для чего предназначен «Новый путь».
Он знал — федеральное правительство знало — то, чего не знала ни общественность, ни даже полиция. Препарат С не синтезировали в лаборатории. Как и героин, препарат С был органического происхождения.
Живые, думал Майк, никогда не должны служить целям мертвых. Но мертвые — он взглянул на Брюса, на трясущуюся рядом пустую оболочку — по возможности должны служить целям живых. Таков закон жизни. Мертвые, думал Майк, которые еще могут видеть, даже если ничего не понимают, — они наши глаза. Наша камера.
Глава 16
В кухне под раковиной, среди щеток, ведер и ящиков мыла, он нашел маленькую косточку. Она походила на человеческую, и он подумал: не Джерри ли это Фабин?
Невольно вспомнилось, что давным–давно он делил кров с двумя парнями и у них была шутка о крысе по имени Фред, которая жила у них под раковиной. Они рассказывали гостям, что однажды, когда их совсем приперло, бедного старого Фреда пришлось съесть.
Может быть, это косточка жившей под раковиной крысы, которую они придумали, чтобы было не так тоскливо?
— …Этот парень разыскивал друга. Узнал дом, остановился и спросил, где найти Лео. «Лео умер». А парень отвечает: «Хорошо, я загляну в четверг». И уехал. В четверг, полагаю, вернулся. Ну, как вам?
Потягивая кофе, он слушал разговоры в гостиной. — …В телефонной книге записан всего один номер, на каждой странице, и по этому номеру можешь звонить куда хочешь… Я говорю о совершенно ошизевшем обществе… И у себя в бумажнике ты носишь этот номер, единственный номер, записанный на разных визитных карточках и листочках. И если номер забыл, то не позвонишь никому.
— А справочная?
— У нее тот же номер. Он внимательно слушал. Интересное место — звонишь, а тебе говорят: «Вы ошиблись». Снова набираешь тот же самый номер и попадаешь куда надо.
Идешь к врачу — а врач только один, и специализируется на всем, — и тебе прописывают лекарство, одно на все случаи жизни. Относишь рецепт в аптеку, и тебе дают единственное средство, которое у них есть, — аспирин. И тот лечит все болезни.
Закон тоже один, и все нарушают его снова и снова. Полицейский кропотливо помечает, какой параграф, какой пункт, какой раздел — всегда одно и то же. И за любое нарушение — от перехода улицы в неположенном месте до государственной измены — одно наказание: смертная казнь. Общественность требует отменить смертную казнь, но это невозможно, потому что тогда, скажем, за неправильный переход вовсе не будет наказания. И так, нарушая закон, они постепенно все вымерли.
Он неуверенно рассмеялся и, когда его спросили, повторил вслух. И все в гостиной тоже засмеялись.
— Отлично, Брюс!
Шутка прижилась. Когда кто–нибудь что–нибудь не понимал или не мог найти то, за чем его посылали, — например, рулон туалетной бумаги, — то обычно говорил: «Что ж, я, пожалуй, зайду в четверг». Эта шутка приписывалась Брюсу. Его высказывание. Стало считаться, что он принес в «Новый путь» юмор. Принес способность видеть смешную сторону вещей, как бы ни было плохо.
Глава 17
В конце августа его перевели на ферму в Северной Калифорнии, в краю виноградников…
Приказ о перемещении подписал Дональд Абрахамс, директор–распорядитель фонда «Новый путь». По представлению Майкла Уэстуэя, который принимал особое участие в судьбе Брюса.
— Тебя зовут Брюс, — сказал управляющий фермой, когда Брюс неуклюже вылез из машины, волоча за собой чемодан.
— Меня зовут Брюс, — сказал он. -
— Мы попробуем тебя на сельскохозяйственных работах, Брюс.
— Хорошо.
— Я думаю, тебе понравится здесь.
— Я думаю, мне понравится, — сказал Брюс. — Здесь.
Управляющий придирчиво осмотрел его.
— Тебя недавно постригли?
— Да, меня недавно постригли. — Брюс прикоснулся к бритой голове.
— За что?
— Меня постригли, потому что нашли на женской половине.
— В первый раз?
— Во второй. — Брюс стоял, не выпуская чемоданчика. Управляющий жестом велел поставить его на землю.
— В первый раз меня постригли за буйство.
— Что ты сделал?
— Я швырнул подушку.
— Хорошо, Брюс, — сказал управляющий. — Идем, я покажу, где ты будешь жить. У нас здесь нет большого дома, а сеть маленькие домики, в которых размещаются по шесть человек. Там спят, готовят себе пищу и отдыхают, когда не работают. Ты любишь горы? — Управляющий указал направо. — Гляди: горы. На их склонах выращивают отличный виноград. Мы не растим виноград. Разные другие культуры, но не виноград.
— Я люблю горы, — сказал Брюс.
— Посмотри на них. — Управляющий снова укачал. Брюс не смотрел. — Работать в поле без головного убора нельзя. Пока мы не дадим тебе головной убор, на работу не выходи. Ясно?
— Я не должен выходить на работу без головного убора, — повторил Брюс.
— Здесь хороший воздух, — сказал управляющий.
— Я люблю воздух, — сказал Брюс.
Управляющий жестом приказал Брюсу взять чемодан и следовать за ним. Он то и дело поглядывал на Брюса и чувствовал себя не в своей тарелке. Знакомое ощущение — ему всегда было не по себе, когда приезжали… такие.
— Мы все любим воздух, Брюс. В самом деле любим. Это у нас общее.
Он подумал: по крайней мере это у нас еще общее.
— Я буду видеться со своими друзьями? — спросил Брюс.
— С друзьями из «Нового пути» в Санта–Ане?
— С Майком и Лаурой, и Джорджем, и Донной, и…
— Сюда к нам приезжать нельзя, — объяснил управляющий. — Но два раза в год у нас проводятся общие встречи: на Рождество и…
Брюс остановился.
— Следующая встреча — на Благодарение, — сказал управляющий. махнув ему рукой. — Рабочие на два дня поедут туда, откуда они к нам попали. А потом вернутся — до Рождества. Так что с друзьями увидишься. Но учти: у нас в «Новом пути» нельзя завязывать с кем–то каких–то отдельных отношений. Тебе говорили? Мы все — одна семья. — Управляющий выбрал первый попавшийся из ряда совершенно одинаковых домиков. — Твой домик — 4 «Д». Запомнишь?
— Они похожи, — пожаловался Брюс.
— Можешь прикрепить предмет, по которому легче будет его узнавать. Что–нибудь яркое. — Он открыл дверь — изнутри полыхнуло горячим спертым воздухом. — Полагаю, мы поставим тебя сперва на артишоки, — размышлял вслух управляющий. — Тебе придется носить перчатки — они колючие.
— Артишоки, — сказал Брюс.
— У нас есть и грибы. Экспериментальные фермы. Конечно, закрытые, чтобы патогенные споры не заражали ночву.
— Грибы, — повторил Брюс, входя в жаркое темное помещение.
Управляющий смотрел на него с порога.
— Да, Брюс, — сказал он.
— Да, Брюс, — сказал Брюс.
— Брюс, — окликнул управляющий. — Очнись!
Он кивнул, застыв в полумраке, все еще не выпуская из рук чемодан. Стоит им оказаться в темноте, как они сразу клюют носом, подумал управляющий. Словно цыплята. Овощ среди овощей. Грибок среди грибков. Выбирай. Он включил свет и начал показывать Брюсу нехитрое хозяйство. Брюс не обращал внимания — он впервые заметил горы и теперь смотрел на них широко открытыми глазами.
— Горы, Брюс, горы, — сказал управляющий.
— Горы, Брюс, горы… — повторил Брюс.
— Хорошо, Брюс. — Управляющий закрыл дверь домика и подумал: я поставлю его на морковь. Или на свеклу. На что–нибудь простое. На то, что его не озадачит.
И на вторую койку — другой овощ. Для компании. Пусть дремлют свои жизни вместе, в унисон. Рядками. Целыми акрами.
…Его развернули лицом к полю, и он увидел хлеба, поднимающиеся, словно зазубренные дротики. Он нагнулся и заметил у самой земли маленький голубой цветок. Множество цветков на коротких жестких стеблях. Словно щетина. Спрятанные среди более высоких растений, как часто сажают фермеры: одни посадки среди других. Как в Мексике сажают марихуану — чтобы не заметила полиция с джипов.
Но тогда ее засекают с воздуха. И полиция, обнаружив такую плантацию, расстреливает из пулемета фермера, его жену, их детей и даже животных. И уезжает, сопровождаемая сверху вертолетом.
Очаровательные голубые цветочки.
— Ты видишь цветок будущего, — сказал Дональд, директор–распорядитель «Нового пути». — Но он не для тебя.
— Почему не для меня? — спросил Брюс.
— Ты уже перебрал достаточно! — хохотнул директор распорядитель. — Так что хватит поклоняться. Это уже не твой кумир, не твой идол.