Домой. Агния не предполагала, что это слово опять будет вызывать у нее теплые чувства. Четыре долгих месяца дом был для нее только четырьмя стенами, унылым склепом, где она проводила время в ожидании встречи с Мареком — живым или мертвым. И вот он снова стал убежищем, местом отдыха, тишины и покоя. Она продолжала цепляться за Ариэла — правда, уже не с тем пылом, что раньше, — всю дорогу до дома. И чуть не расплакалась, когда наемное ландо остановилось у знакомого крыльца.
Навстречу выскочила взволнованная Лимания, забегала кругами, ломая руки и причитая.
— Ванну! — распорядился Ариэл, помогая Агнии подняться по ступеням в гостиную. — И ужин. Быстро! Ты хочешь есть?
— Да. — Женщина кивнула. — И пить. И… я чувствую себя такой грязной…
— Поняла? Живо!
Заблеяв что-то на своем языке, сатирра убежала, громко стуча копытцами.
Оказавшись в гостиной, Агния оглядела привычные вещи, всплеснула руками и внезапно расплакалась.
— Ты чего? Все же кончилось! Вот женщины! Откуда у вас столько слез-то берется? — Ариэл неловко, одной рукой, вытащил из-за пояса пистолеты, положил на стол, потом стал возиться с перевязью шпаги. Действовать приходилось только левой рукой — на правом предплечье была рассечена мышца, и боль разливалась от кончиков пальцев до плеча, отдавая даже в шею.
— Я… я так испугалась, — всхлипнула Агния, пытаясь улыбнуться. Ворчание Ариэла сейчас казалось ей самой сладкой музыкой на свете.
Он осторожно потянул ее на диван, стараясь поменьше двигать раненой рукой. Боль усиливалась, приходилось прилагать все силы, чтобы не дать женщине понять, как ему плохо. Агния прижалась к его левому плечу, вздрагивая и всхлипывая. Ариэл не мешал ей выплакаться. В конце концов, она здесь, в безопасности, все кончилось благополучно, и он уже не отпустит эту женщину от себя ни на шаг, станет оберегать днем и ночью, нравится ей это или нет. Потом, конечно, она вспомнит, что он — мерзкий тип и предполагаемый убийца ее мужа, но сейчас так сладко прижимается, так доверчиво тычется носом в шею… За эти минуты нежности можно простить все — и слезы, и капризы, и упрямство, и даже ненависть. Видит Первопредок, он столько сил потратил на спасение, что сейчас имеет право на капельку счастья. Улыбнувшись, Ариэл тихо потерся щекой о ее макушку. Волосы женщины пахли пылью, старым деревом и — да, совсем чуть-чуть, но все-таки! — жасмином.
После того как слезы иссякли, Агния еще несколько минут сидела вот так, прижавшись к нему и обхватив руками за пояс. Постепенно ее дыхание выровнялось, она поелозила, устраиваясь поудобнее, засопела.
Услышав это приглушенное сопение, Ариэл чуть повернул голову, в сгустившихся сумерках рассматривая милое лицо. Женщина спала.
Тихонечко вошла Лимания, переступила с копытца на копытце:
— Там… Э-э-э… Ванна госпоже готова.
— Оставь, — прошептал он. — Иди спать… Или нет. Погоди. Пусть так стоит. Я сейчас спущусь.
Сатирра ушла. Ариэл осторожно снял со своего плеча голову Агнии, тихо, стараясь не слишком громко скрипеть зубами от боли в раненой руке, уложил женщину на диване, подсунув под щеку вышитую подушку-думочку. Снял одну домашнюю туфлю — интересно, куда подевалась вторая? — тихо накрыл спящую пледом и только после этого спустился вниз.
Ванная комната была просторной, почти как дома у родителей. Шкафчик с туалетными принадлежностями, изразцовая печка с котлом, в котором нагревали воду, сама круглая чугунная ванна на гнутых ножках, ширма, пара скамеек. Имелось даже овальное зеркало в витой оправе, закрепленное на стене перед туалетным столиком. На нем стоял подсвечник с зажженными свечами. Отличие от домашней состояло в том, что в особняке Боуди таких ванных комнат было четыре — отца, матери, общая для сыновей и еще одна, гостевая, оборудованные по-разному. Эта, как ни странно, больше походила на гостевую.
Лимания не легла спать, она топталась рядом, с удивлением и тревогой заглядывая в глаза. Горничная, конечно, учуяла запах крови, а теперь, на свету, увидела потемневший от крови рукав камзола и испачканную руку.
— Лучше не мешайся, — предупредил ее Ариэл, начиная раздеваться. Не то чтобы он чувствовал себя слишком грязным, но грех не воспользоваться случаем. Да и рану промыть лучше в теплой воде. А тут — он поискал глазами — можно найти и чистую тряпицу, чтобы сделать повязку. Нечего тревожить Агнию. Она и так вымоталась, пусть поспит спокойно. А утром…
Вода была не слишком горячая — так, чуть теплее парного молока, — но он привык и не к такому. Когда четыре года обитаешь в казарме, а потом практически на городских улицах, начинаешь ценить воду не за температуру, а за то, что она хотя бы чистая и никто в ней не мылся до тебя.
С рубашкой он провозился долго — рукав прилип к ране, и снять его можно было только по частям. Справившись наконец, влез в ванну, устроился поудобнее и, пристроив руку на бортик, стал осторожно смывать присохшую кровь. Все было не так уж страшно — края пореза ровные, хотя сам он довольно глубокий, чуть ли не до кости. Кровь все еще сочилась, место разреза щипало. Надо чем-нибудь перетянуть, чтобы остановить кровотечение. Просто удивительно, как он не истек кровью. Хотя, судя по легкому головокружению, уже близок к этому.
Бинтов тут, конечно, не нашлось — это он обнаружил, когда вылез из ванны и, обмотав чресла чистой простыней, принялся шарить по шкафчику. Недолго думая надорвал край простыни зубами, отодрав длинную полоску, и, присев на скамеечку, стал осторожно наматывать на локоть давящую повязку. М-да, бинтовать исцарапанные ликантропом костяшки пальцев было намного легче.
Тихо скрипнула дверь.
— Я тебе что велел? — невнятно, сквозь зубы, поскольку в них был зажат кончик бинта, процедил он. — Ты свободна. Иди спать.
— Ты… тут?
Агния? Ариэл вскинул голову, выпустив кончик самодельного бинта. На пороге стояла молодая женщина. В том же домашнем платье, но кутаясь в плед.
— Ты… что тут делаешь? — Несмотря на то что на нем все еще оставалась простыня, Ариэл попытался дотянуться до штанов и прикрыться ими сверху. Не то чтобы он страдал ложной стыдливостью, просто чем больше на нем будет одежды, тем легче ему станет себя контролировать. — Почему не спишь?
— Мне было страшно, — призналась Агния, стоя на пороге. — А ты что тут делаешь?
— Я? Пользуюсь твоей ванной комнатой, — одновременно натягивать одной рукой штаны, закреплять повязку и разматывать простыню было трудно. — Понимаю, что это наглость, но вот такой я безответственный и невоспитанный тип… Дьявол! — выругался он, выпустив штаны и кончик повязки одновременно.
— Ты чего? — Она только что заметила, чем он занят, и глаза женщины расширились. — Это что, кровь?
— Не вздумай падать в обморок, — предупредил он. — Понимаю, что ты много пережила, но я при всем желании не смогу тебя подхватить. Готова удариться затылком об пол?
— Ты… ты невозможный человек, Ариэл Боуди! Это из-за меня?
— Ты тут совершенно ни при чем. Случайность. Не обращай внимания!
И все-таки было приятно видеть, как на ее лице отражается испуг. Неужели это правда и она его жалеет?
— Тебе очень больно?
Он внимательно посмотрел в ее глаза и мгновенно выбрал из двух ответов наиболее подходящий:
— Да.
— Бедненький, — всхлипнула Агния, всплеснув руками. Ариэл уже подумал, что она опять заплачет, но вместо этого женщина решительно откинула плед: — Погоди, я сейчас!
Оставив дверь приоткрытой, она схватила со столика свечу и кинулась вон. Ариэл, воспользовавшись моментом, принялся натягивать штаны.
Ему удалось кое-как надеть только исподние, и он возился со шнурком, когда вернулась хозяйка дома. В одной руке она прижимала к груди небольшой сундучок.
— Иди сюда! Давай руку.
— Ты не боишься крови? — удивился Ариэл.
— Боюсь, — призналась Агния. — Немножко. Но нас в пансионе учили, как бинтовать и останавливать кровь.
Порывшись в сундучке, она достала корпию, вату, несколько бинтов. С сомнением и тревогой посмотрела на глубокий разрез, побледнела, прикусив губу.
— Только если придется шить, я не умею…
— Ничего. Просто обработай и перетяни потуже. Завтра забегу к какому-нибудь коновалу, чтоб заштопал, а пока достаточно и так.
Прикусив от волнения губу, Агния промокнула рану, наложила корпию, принялась за повязку. Ариэл терпел, ждал. Боль не отпускала, пульсировала в ране, и он отчаянно думал, чем бы отвлечься. Классический способ — пара глотков рома, но вряд ли у Агнии дома осталась выпивка.
— Потуже, — промолвил он, когда она начала бинтовать возле локтя. — Еще чуть-чуть… С-с-с…
— Больно, да?
— Терпимо. Надеюсь, не помру.
— Ты еще шутишь…
— А что мне, плакать? Это обычная рана. Я на такое насмотрелся. Все, хватит! Достаточно. А теперь иди ко мне.
— Потуже, — промолвил он, когда она начала бинтовать возле локтя. — Еще чуть-чуть… С-с-с…
— Больно, да?
— Терпимо. Надеюсь, не помру.
— Ты еще шутишь…
— А что мне, плакать? Это обычная рана. Я на такое насмотрелся. Все, хватит! Достаточно. А теперь иди ко мне.
Агния удивленно захлопала глазами и только охнула, когда он левой рукой притянул ее к себе и, усадив на колено, поцеловал.
Коснулся губами губ — и сам внутренне сжался, не зная, что за этим последует. Но с той минуты, как она вошла, он хотел эту женщину. Вот такую — с растрепанными волосами, в мятом платье, перепачканном в пыли и трухе из старого шкафа, босую, пахнущую потом и той же пылью. Женщину, из-за которой он почти не спал всю прошлую ночь, за которой он двое суток носился по городу, лез под пули и был ранен. Женщину, которая его ненавидит и презирает. И даже боль в ране не могла заглушить этой жажды обладания.
И она не оттолкнула его, а лишь оцепенела от неожиданности, застыла, как парализованная, а потом тихо выдохнула, обнимая за шею, и ее губы наконец-то задвигались, отвечая.
Он нашел в себе силы прерваться, чуть отстранился, глядя ей в глаза. Она тяжело дышала, словно пробежала весь путь от университета сюда без остановки. Но сидела на его колене, обнимая за шею. Левая рука Ариэла по-хозяйски лежала у нее на талии, правая, как неживая, покоилась на коленке Агнии.
Надо было что-то сказать, что-то сделать, но Ариэл, который в мечтах не раз себе представлял, как это может произойти у них в первый раз, не знал, как быть.
— У тебя… выпить есть? — спросил он хриплым голосом.
— Нет. Не знаю. — Агния растерялась. — Наверное нет. Только вино…
— А чего-нибудь покрепче?
— Покрепче нет. Марек же много не пил, а я…
А женщины не пьют вовсе. Леди пьют только шампанское и иногда — легкое вино, по праздникам, в строгом соответствии с этикетом. Белое — под рыбу, красное — под мясо.
Марек. Опять Марек. Ариэл почувствовал раздражение.
— А это обязательно — пить?
— Да. — И плевать, что она может подумать не то. — Сейчас мне это крайне необходимо.
— Ну, может, у Лимании есть? Она же все время что-то печет. Может быть, я разбужу ее и спрошу?
— Не знаю.
Как ни странно, у горничной на кухне нашлась початая бутылочка рома — как объяснила сатирра, она время от времени добавляла несколько ложек в тесто, чтобы выпечка была пышнее. Ариэл конфисковал всю бутылку и поднялся наверх. Плеснул напиток в две рюмки.
— Это мне? — ахнула Агния.
— Тебе. Ты перенервничала, тебе надо успокоиться.
— Ну и запах. — Она осторожно понюхала темную жидкость.
— Это же ром! Вот так! Одним глотком, сразу! — Он левой рукой придержал ее локоть, заставив буквально опрокинуть в себя напиток. Пока Агния кашляла, расправился со своей порцией и, убрав рюмку, притянул женщину к себе. — А теперь…
На сей раз Агния отстранилась первая, отворачиваясь.
— Ты невозможный человек, Ариэл Боуди, — заявила она. — Ты что себе позволяешь?
— Пока еще ничего. — Он обнимал ее одной рукой, оберегая правую, и тихо ненавидел свою временную ущербность, особенно сейчас, когда женщина его мечты была так близка и доступна.
— Но… я же чувствую!
— Ах это… — Он рассмеялся. — Агни, давай-ка снимем эти грязные тряпки и переберемся в постель.
— Ты что мне предлагаешь? Ты… ты… — Она уперлась ладонями в его голую грудь, но совсем отстраниться не получилось. Ариэл наклонился, касаясь губами ее уха.
— Я хочу тебя, Агни. Давно хочу. Не отталкивай меня, пожалуйста!
Он тихо коснулся губами ее шеи, пощекотал языком мочку уха, и Агния вдруг тихо застонала, раздумав вырываться. Ноги неожиданно подогнулись, и, чтобы не упасть, женщина обвила руками шею мужчины, прижимаясь к нему. Волна забытого наслаждения родилась где-то внизу и вмиг поднялась, затопив все ее существо с головы до ног.
— Ты… ты что со мной делаешь?
— Тш-ш… — Он нашел ее губы. — Не надо ничего говорить.
И он действительно не дал ей такой возможности.
Утром он проснулся от тихих всхлипов. После вчерашнего нервы все еще были напряжены до предела, и он встрепенулся, приподнявшись на локте. Агния лежала, отвернувшись, и тихо плакала в подушку.
— Агни? — забывшись, он протянул правую руку и, поздно спохватившись, заметил на сбившейся повязке проступившие пятна крови. Боль тут же стрельнула в шею, напомнив о себе. — Ты опять? Агни, что случилось на сей раз?
— Ма… Марек, — послышалось сквозь рыдания. — Марек… что же мы наделали?
— Тьфу ты! — Ариэл откинулся обратно на подушки, неловко потянулся, подтаскивая женщину поближе левой рукой. Она упиралась, сколько могла, но потом поддалась и повернулась к нему, спрятав лицо на плече. — И это все? А я-то думал…
— Ты не понимаешь, — глухо, ему в подмышку, пробормотала Агния. — Я изменила Мареку!
Ариэл почувствовал настоятельное желание кому-нибудь хорошенько врезать.
— Мар умер, — вздохнул он. — А ты — жива…
— Жива, — всхлипнула Агния, — чтобы помнить его и хранить ему верность. Я изменила его памяти…
— Не пори чушь, — резче, чем хотелось, оборвал Ариэл. — Изменить его памяти — значит забыть. Значит предать те идеалы, за которые он отдал жизнь. А ты его помнишь. Он навсегда останется у тебя в сердце.
— Мне его так не хватает, — с тоской промолвила женщина.
— Мне его тоже не хватает, — согласился мужчина. — У меня практически никого нет. Из близких, я имею в виду. Только Мар и ты — вот и вся моя семья. Родители — погибли, в смысле приемные родители. А настоящие… Я им был не нужен. Они даже не знают о моем существовании. Отец вряд ли вообще знал, что я должен был появиться на свет, а вот мама… А теперь осталась только ты. И если еще и ты меня оттолкнешь, я… просто не знаю, что буду делать. Ты уж меня не выгоняй, пожалуйста!
— Куда я тебя выгоню?
— Как — «куда»? На улицу. Как бездомную собаку…
Агния приподнялась, рассматривая его лицо:
— И ты бы пошел? Если бы правда прогнала?
— Да. — Он вспомнил, как стоял на улице в ту ночь, когда к ней в дом пытался проникнуть взломщик-ликантроп. — И стоял бы там до рассвета…
— Ты? Стоял бы? — усмехнулась женщина. — Не верю.
— Ну сидел, лежал, бродил туда-сюда… В любом случае мне некуда идти. — Про наемные квартиры он предпочел молчать. — И я бы очень хотел побыть с тобой подольше, но, — он с усилием выпрямился, опираясь на левый локоть, — боюсь, мне пора.
— Ты куда? — Агния потянулась было к нему, но в это время мужчина встал, откинув одеяло, и она отвела взгляд. Они провели эту ночь вместе, и не только спали, но ей было непривычно видеть рядом чужого мужчину. Мужчину, который к тому же совершенно не стесняется своей наготы в нарушение всех мыслимых и немыслимых правил приличия.
— Искать коновала или толкового лекаря, чтобы зашил мне руку. — Он продемонстрировал сбившуюся за ночь повязку. Края раны разошлись, подсыхающая корочка трескалась, место разреза кровоточило. — А то я тебе все постельное белье за неделю перепачкаю.
Агния посмотрела на простыни и ахнула — уже подсохшие пятна крови были везде.
— Ой, мама! — Она выскочила из постели, торопливо бросилась к висевшему на спинке кресла халату и завернулась в него. — Это теперь не отстирается…
— Извини. Я постараюсь, чтобы это не повторилось. Позвони Лимании, пусть приготовит завтрак. И помоги мне одеться. Я сейчас не могу действовать правой рукой.
Агния сделала, как он просил, не переставая в глубине души удивляться, как этот вчера еще чужой мужчина так быстро прижился в ее доме. Да еще и провел с нею ночь… При воспоминании о том, что было несколько часов назад, Агнию бросило в жар. А тут еще и просьба помочь одеться, высказанная таким невинным тоном… Она подала штаны, придержала двумя пальцами край, стараясь смотреть в другую сторону. Ночью, в почти кромешной тьме, было трудно, да и некогда рассматривать друг друга. А теперь, ранним утром, когда уже достаточно рассвело, она могла волей-неволей приглядеться к поджарому мускулистому Ариэлу, мысленно сравнивая его с Мареком. Муж был ниже ростом, уже в плечах и не такой развитой, хотя сводные братья были чем-то похожи — оба худощавые, но старший был намного крепче и жилистее. Исподтишка изучая его плечи и грудь — под левой ключицей старый шрам, словно от косого удара ножом, еще один шрам, похожий на звездочку, на боку, и правое плечо явно когда-то было поранено, — Агния поймала себя на мысли о том, что ей хочется дотронуться до его тела, изучить его, провести пальцами по белесым отметкам шрамов. Вскоре к ним прибавится еще один — след от раны, которую он получил, сражаясь за нее. А сколько тех, которые давно зажили, не оставив следа? Или вот это, на боку, под ребрами — что это? Еще один шрам или ей мерещится?