— Это верно, — легко согласился Анатолий Данилович.
— Это не верно, это всего лишь слова…
— Я бы от тебя не отвернулся, — покачал он головой.
— Давай не будем об этом, — покачала она головой.
— Не будем… Завтра пойду к своему нотариусу, изменю завещание, — в раздумье сказал Варшагин.
— Завещание?
— Да. Старое составлено на Эдика и на Софью. Но так как ты моя жена, большую часть я отпишу тебе…
Евгения промолчала. Нужна ли ей часть миллионного наследства или нет — это ее личное дело. Может, и не нужно ничего. Но поверит ли он ей, если она так скажет?.. Не хотелось казаться неискренней…
* * *Джин чувствовал себя волшебным джинном из кувшина. Злые менты хотели заточить его на многие годы, но сама судьба потерла кувшин за горлышко, и вот он на свободе. Машина на штрафстоянке, но было бы куда хуже, если бы она стояла в гараже, а он сидел в камере следственного изолятора. А было бы лучше, если бы Юрок остался в камере, а «девятку» подали к порогу райотдела, в подвале которого находился изолятор. Но нет, Юрок рядом с ним…
— У тебя бабки есть? — спросил Джин.
— Не-а, менты все вытрясли.
— Я тоже пустой… Ну да ладно…
Но, как оказалось, Джин волновался напрасно. Проблема с транспортом и деньгами разрешилась сама собой. Он увидел человека, который махал им рукой. Это был заказчик Леша, крепкого сложения мужик; совершенно лысый, но без шапки. А мороз на дворе неслабый.
— Как дела? — спросил он, небрежно пожав Джину руку.
— Зачем спрашиваешь? — усаживаясь в машину, пренебрежительно хмыкнул он. — Если бы ты знал, что дело дохлое, тебя бы здесь не было…
— Варит башка…
— Так потому мы и гуляем. И дело сделали, и на свободе…
— Да нет, дело не сделали, — цокнул языком Леша. — Жертва отделалась легким испугом. Руками лицо закрыла…
— Да нет, я сам видел, что у нее морда облезла! — соврал Джин.
Он видел, что Володарцева закрыла лицо руками, но ведь это могло случиться уже после того, как кислота выжгла ей глаза.
— Ничего ты не видел.
— Ты че, в натуре, бабки зажал? — взъярился Джин.
— Пасть закрой! — угрожающе рыкнул на него Леша. И уже мягче добавил: — Ты мне предъявы не бросай, я этого не люблю. Ты меня понял?
— Да.
— А бабки будут. Только не пять, а три штуки…
Он отъехал подальше от здания РОВД, остановил машину, вытащил из кармана свернутые в жгут и перетянутые резиной стодолларовые купюры, передал их Джину.
— Пересчитай.
— Да ладно…
— А со Снегуркой вы неплохо придумали, — уже совсем по-приятельски улыбнулся Леша. — Хитрый ход. Боссу понравилось… Если вдруг что, мы вас еще привлечем. Пейджер пусть остается у вас… Ну, до встречи!
Джин выходил из машины, когда вдруг с дороги на обочину резко сошел черный «БМВ», стремительно сдал задом, вплотную приблизившись к ним. Из иномарки вроде бы неторопливо, но как-то уж очень быстро вышли крепкие парни в длиннополых кожаных куртках. Их было трое, один подошел к Джину, а двое шустро забрались в машину к Леше. Краем глаза Джин увидел мелькнувший пистолет…
— Ты Джин? — не вынимая рук из карманов, грубым голосом спросил громила.
— Да, — холодея от дурного предчувствия, кивнул он.
— Жить хочешь?
— Да.
— Тогда пошли…
Амбал кивком головы показал на свой «БМВ» и направился к нему в полной уверенности, что Джин последует за ним. А ведь он мог просто-напросто удрать. Перепрыгнуть через кювет, пересечь газон, забор вокруг школы низкий… Хотя нет, сбежать он не мог. За Лешиной машиной стоял еще и черный джип, а рядом с ним такая же крутая братва. И один крепыш просунул руку под куртку, где у него наверняка находится ствол. И все остальные вооружены…
Джину ничего не оставалось, как направиться в «БМВ». Сидевший сзади амбал показал ему на переднее пассажирское место. Только он сел, как в затылок уперся ствол пистолета.
— Это револьвер, — тихим, почти задушевным голосом сказал громила. — «Кольт» сорок пятого калибра. А патрон в барабане один. Предлагаю тебе русско-американскую рулетку. За каждый неправильный ответ я буду жать на спусковой крючок. В барабане семь гнезд. Возможно, ты сможешь соврать мне целых шесть раз, а может быть, у тебя вообще нет шансов… Вопрос первый. Ты знаешь Женю Володарцеву?
— Нет.
Щелчок спущенного курка вызвал холод и предательскую слабину внизу живота. Джину показалось, что он напустил в штаны.
— А-а, Володарцеву?.. Да, знаю. Мы следили за ней…
— Кто плеснул ей кислотой в лицо?
— Так это Танька… Наркоманка, бешеная, в натуре…
— Кто заказчик?
— Да нет, какой заказчик… Тут такое дело…
Второй щелчок открыл передний кран. Холодок в штанах сменился сырым теплом.
— Так это, Леша заплатил… Он в машине, за рулем… Вы у него спросите. Он про какого-то босса говорил…
— Спросим.
Больше громила на спуск нажимать не стал. Но ударил Джина рукоятью револьвера по затылку. Лампочка в голове взорвалась и потухла…
* * *Евгения порывисто потянулась к светло-красной кнопке звонка, чтобы вызвать медсестру. Но как будто какая-то сила помешала ей нажать на нее.
— Кто тебя впустил? Я сейчас вызову охрану! — пригрозила она, с фальшивой, как ей самой казалось, злобой глядя на Никиту.
Он вошел к ней в палату средь бела дня, и некому было его остановить.
— Охрана тебе нужна, — серьезно сказал он.
И, набравшись наглости, закрыл за собой дверь.
— Тебе угрожает опасность…
Он подошел к ней, провел рукой над повязкой на голове, едва ее касаясь.
— Болит?
— Ничего б не было, если бы не ты.
— Я здесь ни при чем.
— Ты вообще ни при чем! — с вызовом и капризной обидой выпалила она. — Тогда Середа был виноват, сейчас твоя Диана…
— Я не знаю, что тебе наплел Середа, но Диана тоже ни при чем… Кто такой Варшагин?
— Мой муж… Я вчера вышла за него замуж. Официально…
— Ничего не понимаю. Зачем ему нужно было обливать тебя кислотой?..
— О каком Варшагине ты говоришь? Их двое. Есть Эдуард Варшагин, а есть Анатолий Данилович…
— Меня интересует Эдуард Варшагин, — куснув нижнюю губу, сказал Никита. — Банкир Эдуард Варшагин. Он заказал покушение…
— Ты откуда знаешь?
— Знаю. Один старый друг помог. Он бандит, он людей нашел, которые на тебя покушались… Наемники следили за нами, видели, как Диана кидалась на тебя… Очень грамотно сработали, но ты молодец, не растерялась…
— Я тебе не верю. Это все Диана…
— Да нет же, эти скоты на Варшагина работали. Братва исполнителей нашла, посредника, до самого заказчика не добралась, сказали, что и так ясно… В общем, Эдуард Варшагин тебя заказал. Молодой преуспевающий банкир… Он твой муж?
— Нет, не он. Другой Варшагин…
Никита мог врать ей, но Евгения верила ему. Слишком все походило на правду. Эдик едва сдержался, чтобы не рассказать, какую пакость затеял против нее. Но все же слово обронил… Да и покушение произошло накануне свадьбы… Не хотел Эдик, чтобы дед женился на ней, боялся, что завещание будет пересмотрено в ее пользу. Небезосновательно боялся… Даже сам Анатолий Данилович заподозрил его в бесчинстве, хотя, казалось бы, ему легче всего было принять версию, где виновным был Никита…
— Ты правда вышла замуж? — с надеждой на отрицательный ответ спросил Никита.
— Тебе какое дело?.. Ты посмотри на меня, на мои руки, я тебе такая не нужна…
— Ты мне любая нужна… Что наговорил тебе Середа?
— Неважно.
— Важно! — отрезал Никита.
— Ну, если важно, получай, — язвительно сощурилась Евгения. — Он сказал, что вы спорили на меня. Как, неважно. Важен сам факт!
— Неважно, как? А не было ничего, потому и неважно. Или ты сама это выдумала, или Середа наврал. Я ему деньги заплатил, чтобы он меня к тебе впустил…
— И подглядывать за нами разрешил?.. Он случайно за дверью не стоит?..
Спохватившись, Евгения прикрыла ладошкой рот. Но, похоже, своим проницательным взглядом Никита разглядел ход ее мысли.
— А почему он там должен стоять? Разве мы собираемся с тобой закрыться… Что бы ты ни говорила, Женя, а тебя ко мне тянет… И не стоит Середа под дверью. А то, что эта мразь подсматривала тогда, так в этом я не виноват… И письма ты мои читала, которые я тебе писал. Читала, я спрашиваю?
— Да.
Евгения уже осознала, что снова попала под власть этого чертовски обаятельного мужчины. Он снова взял ее в плен, и ей вовсе не хотелось высвобождаться из него… Да, она любила Никиту. Да, она читала его письма… Да, она сотворила большую глупость, отвернувшись от него…
— Ты разведешься со своим мужем.
Он не спрашивал, даже не предлагал, он требовал развода. А она если и хотела, то не могла возмутиться.
— Нет, — сказала она тоном, каким обычно говорят «да». — Он старый, он не переживет…
— К тому же он обещал большое наследство! — услышала она голос Эдика.
— К тому же он обещал большое наследство! — услышала она голос Эдика.
Банкир стоял в дверях и презрительно кривил губы. Евгения почувствовала себя грешницей на раскаленной сковородке… Как же могли они с Никитой прозевать этого изверга? Как могли позволить застать себя врасплох?..
— Что, уже и любовника себе завела? — добивал ее Эдик. — Быстро же ты… Ну, все правильно, у гулящих баб всегда так: если есть муж, то без любовника никак…
Никита ничего не сказал. Но посмотрел на банкира так, что у того поплыл взгляд. Жаль, что не отнялся язык.
— Да это уже и неважно, — дрогнувшим голосом сказал он. — Деда больше нет, и рога вы ему не наставите…
— Как это деда больше нет? — оторопело уставилась на него Евгения.
— Да так. Умер. Сегодня утром. Острая сердечная недостаточность… А ты не знала?
И это походило на правду. Но Эдику она не верила. Слишком хорошо изучила его сущность.
— Нет…
— А я знаю… Прими соболезнования… Кстати, он не успел изменить завещание. Да, умер прямо в конторе у нотариуса. Видно, слишком волновался… Ладно, воркуйте дальше, голубки. Уже можно…
Эдик ушел, а она даже слово не смогла бросить ему вслед. Слишком сильным было потрясение.
— Но это неправда… Он жив…
Наконец, до нее дошло, что Анатолию Даниловичу можно позвонить на мобильный телефон. Он был достаточно богатым человеком, чтобы позволить себе такую роскошь без особой на то надобности.
Она несколько раз набирала его номер, прежде чем дождалась ответа.
— Анатолий?
— Какой еще Анатолий? — спросил незнакомый голос.
— Данилович. Анатолий Данилович Варшагин. Это его телефон…
— Ну, если его, то с ним только через церковь можно связаться… Так, сейчас, — в трубке послышался шорох бумаги. Кто-то листал книгу или тетрадь. — Так, есть. Варшагин Анатолий Данилович, умер сегодня утром, острая сердечная недостаточность…
Евгения положила трубку. И телефон Анатолия Даниловича, и он сам находились в морге. Значит, Эдик не врал.
В палату она возвратилась на немеющих ногах, села на койку, обессиленно свесив руки.
— Это Эдик его убил… Своего родного деда… Эта сволочь на все способна… Сестру свою посадил, меня сжить хотел, деда убил. И все из-за этого проклятого наследства… Завещание было составлено на него, а дед мог переписать его на меня. Он как раз сегодня собирался это сделать. И умер в конторе у нотариуса. Эдик даже не постеснялся мне это сказать… Он ничего не боится. Ничего!.. И я не знаю, почему до сих пор жива…
— Успокойся.
Никита сел рядом, нежно обнял ее за плечи.
— Это все Эдик, я знаю… И дед его знал. А ничего не смог с ним поделать…
— Зато теперь ты свободна.
— Слабое утешение.
— Тебя волнуют деньги?
— Черт с ними… Не могу сказать, что я добро, да и не так это. Но все равно обидно, что зло побеждает… Зло всегда побеждает… Потапов, Варшагин. Что хотят, то и творят. А мы в дерьме по самые уши…
— С Потаповым разберемся.
— Да нет, сначала с Варшагиным разобраться надо. Он думает, что на коне… Что ж, придется подрезать ему подпруги…
— Ты что-то задумала, — внимательно посмотрев на нее, определил он.
— Угадал.
— Я не гадаю, я вижу… Что ты собираешься делать?
— Для начала ты должен забрать меня отсюда. И где-нибудь спрятать… Деньги у меня есть…
Евгения по-своему любила Анатолия Даниловича. Она знала, кто его убил. Но мстить собиралась не столько за него, сколько за себя. Может, она и не была безобидной овечкой, но в любом случае Варшагин-младший вытер об нее ноги. Она обязана была его за это наказать…
Глава 15
Если в садомазо-шоу были свои короли, то Эвелину можно было назвать королевой. Роскошная дива с пышной гривой черных волос; кожаный корсет с подвязками, снизу поддерживающий на две трети открытую грудь, блестящие чулки-ботфорты; плетка в уставшей руке.
— Давай, давай! Еще, еще! — требовал Эдик.
Эвелина выбивалась из сил, а ему все было мало. Слишком плохой он мальчик, он заслужил сурового наказания…
«Кто тебя ударил? Сашка? Пошли!»
Эдику было тогда двенадцать лет, а Софье уже четырнадцать. Они учились в одной школе, он — отличник, она — троечница; его обижали ребята, а она сама могла поколотить любого… Он хорошо помнил, как она заступалась за него. Сашка был здоровой дылдой, был выше Софьи чуть ли не на голову, но это не помешало ей выбить ему зуб. С тех пор Эдика никто не обижал…
«Нет у нас, братишка, папы, нет у нас мамы. Дедушка у нас самый любимый. И если он умрет, мы останемся одни на этом свете. Но ты не бойся. Я всегда буду с тобой. Я тебя никогда не брошу. Я люблю тебя, братишка…»
Ему было четырнадцать, когда у дедушки случился второй инфаркт. Врачи уже ничего не обещали. Эдик помнил, как Софья прижимала его к себе. Он рыдал, а она гладила его по волосам, роняя на них слезы… Не было у него никого ближе, чем сестра и дед…
У Софьи было все хорошо: муж, работа. Но не было детей. От бесплодия лечилась она, но потом выяснилось, что во всем виноват муж. Вроде бы ничего такого, но Санька с горя запил. А затем, не без участия Эдика, подсел и на кокаин. Дальше был героин… Эдик знал, как Софья любила своего мужа. И почти был уверен в том, что в попытке вытащить его из грязи она утонет вместе с ним. Так и вышло… Софье осталось недолго. Дед хоть и возил в зону лекарства, но это ей не поможет. Живой она из лагеря не выйдет, он точно это знал. И даже если он захочет, ничем уже помочь ей не сможет. Да он и не захочет… Все из-за денег, из-за проклятых денег…
Он погубил сестру, он виноват в ее грядущей смерти. И Эвелина должна наказать его, плохого мальчика…
— Ну, давай, давай!
Он стоял на четвереньках, без штанов, а она хлестала его по голым ягодицам. Выглядит она потрясающе, но, как всякая королева, Эвелина изнежена, у нее слабая рука, да и плетке не хватает жесткости.
— Сильней, сильней!
Эвелина должна наказать его за плохое поведение.
«Не болей, сынок. Тебе нельзя болеть, потому что ты самый лучший, самый хороший… Пей чай с малиной, пей. Тебе надо пропотеть… Ложись, дедушка тебя укроет, тебе сейчас будет жарко, но ты терпи. Дедушка потом тебя переоденет, дедушка тебя снова укроет…»
Эдик болел часто, то грипп, то ангина, но всегда дедушка заботился о нем — возил в больницу, доставал дорогие лекарства, лечил травами и малиной. Он очень любил Эдика. И Эдик его сильно-пресильно любил…
Но нет больше дедушки. Горничная Нина оказалась продажной шкурой. Это она сообщила Эдику, что дед женился на Жене, что на следующий день после этого он отправится в нотариальную контору. И у этой дряни хватило совести взять у Эдика порошок, который она и подсыпала деду в утренний чай… До конторы он смог доехать, но завещание переписать не успел. Острая сердечная недостаточность. С его сердцем — стопроцентная смерть по естественным причинам. И только Эдик знал, почему он умер. И еще горничная Нина. Но ей уже недолго осталось.
«Ты должен знать, сынок, что я живу только для вас с Соней. Все, что есть у меня, все я оставлю вам… Но ты должен понимать, сынок, что деньги не самое главное в этой жизни. Далеко не самое главное. Прежде всего, ты должен быть хорошим человеком. Я хочу гордиться тобой, сынок. Я хочу, чтобы у тебя была семья, чтобы ты любил свою жену, своих детей…»
Эдик помнил, как он кивал, стукаясь подбородком о грудь. Он клятвенно обещал дедушке, что станет хорошим человеком, что у него будет лучшая семья на свете. И деньги — это полная ерунда…
Но ведь он стал человеком. Солидный, уважаемый банкир. Семьи нет, но есть любовницы… И даже дети есть. Сын. Непризнанный, раз; и не объявленный, два. Дед о нем даже не знает. Эдик считал, что правильно поступил, скрыв от него правнука. У деда, как он полагал, могло случиться размягчение мозгов, он мог включить жалкого своего потомка в завещание…
А ведь прав был Эдик. Дед и в самом деле свихнулся на старости лет. Из-за какой-то уголовницы…
— Да что ты там как неживая! — заорал он на Эвелину. — Сильней, тварь! Сильней!
Вот кто бы сейчас мог его наказать, так это Женя. Она бы отказалась от плетки, она бы взяла щипцы от камина, она бы такую трепку ему устроила… Как здорово она управлялась с ножом, какой кайф он испытывал, вспоминая, как острие стального клинка уперлось ему в горло. А как ударила она его в глаз… Но все это было по-настоящему. Поэтому он всерьез на нее разозлился. И отомстил бы, даже если бы дед не захотел на ней жениться…
Женю бы сюда. И не плетку бы ей в руки, а казацкую нагайку. Она бы наказала его за плохое поведение…
Острая боль обожгла одну ягодицу, вторую… Эдик не сразу понял, что в руках у Эвелины не декоративная плетка, а кусок электрического шнура. Какой удар, какая боль!.. Но нет, слишком больно. Слишком!
Не в силах терпеть настоящую боль, он резко вскочил на ноги, с размаха влепил Эвелине пощечину.
— Ты что, сука, совсем нюх потеряла!