Чейзер снова копался в движке; его глаза не отрывались от промасленных деталей.
Ушел от ответа. Хитер.
— И все-таки?
— Тебе не нужно этого знать.
— А что случилось с мужчинами?
— Я их уже нашел.
— Так быстро?! Когда ты успел?
Вместо ответа Мак бросил на нее мимолетный взгляд.
Лайза притихла. Она вдруг с какой-то новой неожиданной ясностью осознала, что сидит в гараже не просто какого-то мужчины, а того самого мужчины, что остановил свою машину на трассе рядом с ее Миражом; того мужчины, кому принадлежали высокие шнурованные ботинки и в чьих руках мелькнула игла, которую после воткнули ей под кожу.
Охотник. Убийца. Чейзер. Почти случайно оставивший ее в живых.
Я их уже нашел.
Конечно, а как же еще? Неужели она могла подумать иначе?
Отчего-то вновь сделалось неуютно, несмотря на солнечный свет и мирное поскрипывание металла под гаечным ключом.
Всего три дня назад она могла умереть. Если бы этот человек — странный человек — решил, что она того заслуживает, и принял секундное решение не в ее пользу.
— Знаешь что? — вдруг отвлек от тяжелых дум знакомый низкий голос. — Я вот уже полчаса смотрю на это и все никак не пойму, что заставило тебя так навернуть движок обычного Миража. Зачем?
Предыдущая тема для размышлений тут же соскользнула с обзорной точки в сторону. Лайза смутилась.
— Просто так хотелось. Люблю скорость.
— Хм, похоже, ты не просто любишь скорость: тут стоит гидроусилитель подвода топлива к впрыскивателям, два реактивных баллона подачи трепана, контролер турбины, датчик расчета дифференциала ускорения, маслоуловитель, система водородного охлаждения, воздушный фильтр нулевого сопротивления и полностью сменена коробка передач. И, наверное, я еще не все заметил.
Теперь она хлопала ресницами, как девочка-ромашка, мол, о чем ты? Я всего лишь маленький котенок, способный разве что потереться о колеса пушистой спинкой.
Чейзер покачал головой, положил ключ и приблизился к креслу. Опустился перед Лайзой на корточки.
— Зачем обычной девчонке такая машина?
Новый взмах ресниц и взгляд в сторону.
А кто сказал, что она обычная девчонка?
— Чтобы ездить по дорогам. Чтобы участвовать в соревнованиях и выигрывать их.
Очередной ответ в стиле "девочки-ромашки" и немой вопрос: "Зачем тебе это знать? Оставь сокровенное мне, не лезь в душу…"
Мужчина напротив улыбался.
— Ты ведь участвовала в этих гонках не из-за денег. И не из-за славы. В тебе дух соперничества не настолько силен. Я знаю, почему ты ездила по ночным дорогам, колесила по пустынным улицам и пыталась найти отдушину в рэйсинге.
— Почему? — Она не удержалась, повернула голову и взглянула в зеленовато-коричневые глаза, в которых неизменно тонула. Он не сможет правильно ответить на этот вопрос, не сумеет. — Почему?
— Потому что ты скучала…
Что ж, отчасти он прав.
— И потому что ты все это время искала меня.
Не успела Лайза отвести взгляд, как снова вернула его на лицо Аллертона.
— Ты шутишь.
Такого, как он, нельзя было искать; она даже не знала, что мужчины подобные ему существуют. Нет, нет-нет! Только не убийцу, не монстра со странными способностями, не доминанта, ставящего в тупик каждой фразой, не того, кого постоянно хотелось то отлупить по жопе, то порвать на кусочки. То быть порванной им… Бред! Она опять думает не о том…
Мак наблюдал за игрой эмоций на ее лице с завидным спокойствием. А несколько секунд спустя он, обреченный знать, что абсолютно прав, покачал головой и мягко улыбнулся.
— Отнюдь.
Полчаса спустя.
— Хорошо, я прокачу тебя вечером, но в обмен на это ты позволишь мне тебя помыть.
Закончив с осмотром мотора Миража, Чейзер принялся обтирать вспотевшую шею куском бумажного полотенца, оторванным от рулона.
Лайза, до того мирно пригревшаяся в кресле и размякшая от спокойного течения дня, мгновенно оцепенела.
— Прямо сейчас?!
— Да. Потому что после поездки будет поздно. Ты ведь хочешь прокатиться в сумерках?
Она с жадностью взглянула на черный полированный автомобиль и нервно сглотнула.
— Да, в сумерках.
— Тогда сейчас самое время, тем более я сам вспотел.
Напросилась. Ведь сама опять напросилась… Нечего было канючить: "Ну, прокати, он такой красивый! Хочу посмотреть изнутри, почувствовать скорость…" — вот снова и попала в ловушку собственных капризов. Неужели не ясно: положи этому мужику в рот палец, и он откусит все конечности до ботинок?
Возможность поездки на единственной в своем роде машине, принадлежащей легендарному охотнику, безусловно прельщала, но как же риск появления невидимых ожогов от мужских пальцев, касающихся ее тела? Касающихся повсюду. Поглаживающих, скользящих, покрытых пеной…
Машина или ванна? Ванна или машина? Почему нельзя выбрать одно, а обязательно должно быть все вместе?
Черт!
Ну, хорошо. Пусть будет и машина, и ванна, тем более что помыться и впрямь не помешает. Только не глупить, только обязательно подстраховаться и выставить правильные условия.
Лайза набычилась с притворной грозностью и шумно втянула воздух.
— Хорошо. Я позволю себя помыть, но только в обмен на обещание делать это без провокаций.
— Это как?
— Ну, как медбрат. Или как дряхлый старикан, у которого уже лет восемьдесят не стоит и которому только и нужно, что смотреть, чтобы вставная челюсть не выпала на пол.
Мак принялся давиться смехом.
— Как дряхлый старикан, значит…
— Да. Трясущийся, слепой и глухой дряхлый старикан.
Во взгляде напротив мелькнуло хитрое выражение.
Сейчас начнется…
— Хорошо, я готов им прикинуться, но тогда ты позволишь не только помыть себя, но и побрить.
— Ну уж нет!
Лайза даже инстинктивно сжала ноги, предотвращая невидимое вторжение.
— А почему нет? Старикан наденет очки на плюс тридцать и сделает все очень аккуратно.
— Даже не думай об этом.
— Почему нет?
Мак выбросил полотенце в лежащий у стены мешок с мусором и приблизился к креслу. Теперь она ощущала себя загнанным в угол кроликом с бешено трепыхающимся в груди сердцем, бьющим через уши адреналином и сочащимся из-под кожи возбуждением.
— Не приближайся!
Тот даже ухом не повел: вновь опустился на корточки и принялся лить елей ласковым голосом.
— Все будет сделано быстро и аккуратно…
— Нет.
— Ты даже не заметишь, как процедура закончится…
— Нет.
— Старикан обещает забыть все, что видел во время бритья.
— Ну-ну!
Мак продолжал давиться смехом, Лайзе тоже хотелось расхохотаться, но она всячески старалась удержать на лице грозный вид.
— Ну, хорошо! — Чейзер вдруг положил ладони на подлокотники, откинулся назад и с притворной задумчивостью взглянул на несговорчивую даму. — А как насчет того, что я пообещаю, что взамен на бритье у тебя появится одно желание. Любое желание, которое я исполню для тебя в любое время. Идет?
— Зачем бы оно мне?
— Ты никогда не знаешь, как повернется жизнь.
Умно. Лайза задумалась: странно, но ей вдруг показалось, что в этот момент происходит что-то важное. Вроде бы все обычно: гараж, запах полировки, блики солнца на капоте, шуточный разговор ни о чем — диалог пары, где один пытается соблазнить другого, но на секунду время вокруг будто замерло и зазвенело, а воздухе всколыхнулось что-то невидимое. Будто к ним двоим присмотрелся кто-то сверху. Судьба? Точка развилки событий на несколько путей?
Даже в веселых, на первых взгляд, глазах Мака, в самой их глубине, застыло серьезное выжидательное выражение. Неужели он чувствовал? Тоже ощущал переломность, почти эфемерную зыбкость момента, когда творилась история?
Лайза качнула головой, стряхивая оцепенение — время тут же двинулось в обычном режиме. Та же стеклянная крыша, тот же приглушенный шелест крон растущих вокруг дома деревьев, та же протершаяся ткань обивки под пальцами, тот же запах лосьона для бритья и темная щетина на подбородке. Губы напротив продолжали улыбаться.
— Так что скажет дама?
Ноготок нервно скреб края дырки с торчащими кусочками поролона.
— А ты тоже собираешься принимать душ?
— Конечно.
— А… — Она в нерешительности притихла и снова сглотнула. — …А можно я посмотрю?
* * *О да, она смотрела, и нервно замирало дыхание, подрагивали пальцы, и неестественно быстро колотилось сердце.
Огромная ванная комната — целый салон для расслабляющих спа-процедур: отделенный низким бортом душ, кожаный пуфик у стены, ряд пушистых полотенец на сверкающих крючках, деревянный, покрытый простыней лежак справа, дверь в сауну и белоснежная, утопленная в пол ванна.
Прежде чем усадить ее на пуфик, он сказал: "Ты сама роешь себе яму" и был прав. Яма оказалась куда глубже, с зыбким болотистым дном, куда Лайзу засасывало с каждой секундой все глубже.
Когда Чейзер принялся расстегивать джинсы, пальцы на ее ступнях непроизвольно поджались — новый прогресс, оставшийся незамеченным — слишком сильно увлекало зрелище.
Джинсы упали на пол, Мак отодвинул их ногой в сторону и принялся снимать плавки. Лайза попыталась припомнить, снимал ли кто-нибудь при ней плавки — снимал вот так, безо всякого стеснения, без попыток намеренно возбудить, естественно и без промедления — и не смогла. А может, и не пыталась, так как глаза, подобно суперклею, прилепились к той самой оголившейся крепкой волосатой заднице, к ее каждой впадинке и выпуклости, к круглой невероятно сексуальной притягательности.
Создатель, как мужская филейная часть может быть настолько привлекательной?
Какие мощные ноги — здоровые и мускулистые, какие бедра, как торс…
Когда Мак нагнулся, чтобы поднять нижнее белье и отбросить его в сторону, снизу, между двух половинок мелькнули круглые яички.
Да какие яички! Яйца! Самые настоящие здоровые, как у быка, яйца…
Лайза откинула голову назад так резко, что ударилась о стену затылком. На секунду прикрыла веки, но те тут же распахнулись, как у неваляшки.
Вот это спина — зависть бодибилдера; вот это руки, плечи…
Глаза, как ни странно, продолжали смотреть не на руки, а на то, как через низкий бортик переступают ноги, и не мелькнет ли что-нибудь еще.
Развернись… Ну, развернись же…
Ее собственная грудь покрылась капельками пота еще до того, как зашумела вода. Сердце теперь выстукивало барабанный бой, легкие забывали то втягивать воздух, то выпускать его обратно.
Высказать крутившуюся на языке просьбу вслух не хватало наглости, но Мак и сам внял немой мольбе: ступив за заграждение, включил горячую воду, взял с полки гель для душа и… повернулся боком.
Теперь, наверное, ее челюсть касалась пола. По крайней мере моргательная функция отказала точно; там, сбоку, висел шикарный член — длинный и толстый, с прекрасно обрисованной головкой, покрытый сверху черной порослью.
Лайза стукнулась о стену затылком еще раз и неслышно застонала.
Объект вожделения на нее не смотрел; вместо этого он принялся намыливать грудь, шею и руки гелем. Хорошенько втирал его, размазывал, вспенивал, тер и почесывал темные волосы на груди, поднимал руки, чтобы намылить подмышки, ополаскивал лицо водой. Все это время привлекательный орган методично покачивался взад-вперед. Иногда, когда тело поворачивалось, становилось видно круглые чуть отвисшие укутанные мокрыми волосками яички.
Наверное, на кожаном пуфе останутся следы. Следы того, что она на нем сидела (и страдала) — мокрое пятно явится этому неопровержимым доказательством.
"Какого черта… — Лайзе не хватало концентрации даже на то, чтобы закончить мысль, — Какого черта она решила за этим понаблюдать?… Ах да, что-то связанное с поездкой, с машиной…"
По упругой коже пениса струилась вода, и стекали мыльные пузыри.
Ни одно шоу в мире не способно так возбудить. Ни один нанятый стриптизер, ни один жигало, ни один профессионал. Когда-то они с подругами ходили в стрип-бар, чтобы полюбоваться на обнаженные мужские тела, и единственная мысль, которую Лайза тогда вынесла с собой на улицу, была: "Неужели подобное на кого-то действует?" Может, она фригидная? Холодная, как снежная баба? Но ведь были до этого партнеры, был секс, возбуждение…
Но такого не было никогда.
Хотелось рычать, стонать, сползти с пуфа на пол, затем подняться и ступить к нему туда, под струи, прямо в одежде…
А ведь это всего лишь душ и голый мужик в нем. Самый что ни на есть адски привлекательный мужик в мире, у которого от одного покачивания… нет, у нее от одного его покачивания (его покачивания) напрочь мутится рассудок.
Фригидная? Ну, уж нет. Точно не фригидная. Скорее, заразившаяся вирусом нимфомании, черт бы подрал этого гиганта с пенисом.
Она не могла ни вспомнить, ни сориентироваться, сколько прошло времени — картинки, запечатленные сквозь клубы пара, слились воедино: скольжение рук по бокам, срывающиеся с кончиков пальцев капельки воды, влажные прилипшие к затылку волосы и кудрявая дорожка снизу живота, которую выпрямили стекающие по телу струи. Он тщательно помыл голову, ступни и даже зад, прежде чем душ затих.
К этому моменту Лайза полностью потеряла способность говорить.
* * *— Ты же обещал не провоцировать!
— А что я должен делать? Сейчас трусы на него надеть не получится, полотенце тоже встанет колом, а из-под халата он будет торчать дубинкой и привлекать куда больше внимания. Хочешь посмотреть на это зрелище?
— Нет.
— Тогда постарайся просто не поворачивать голову. Я и так прилагал титанические усилия, чтобы он не поднялся прямо в душе. Но теперь, когда ты голая, извини. Тут бы даже дряхлый дед вспомнил свои золотые годы.
Он или тот самый орган, на который Лайза попросту не могла не смотреть, теперь все время торчал в ее сторону, как стрелка компаса; то проплывал мимо вместе с хозяином, когда тот перемещался по ванной, чтобы взять с полки шампунь и губку, то практически упирался ей в ухо.
Слишком близко к лицу… слишком близко…
Она ведь не посмеет повернуться? Нет-нет, иначе он упрется ей прямо в щеку… или в губы…
Создатель упаси, о чем она думает?…
Лайза закрыла глаза и сосредоточилась на прикосновениях мужских рук, трущих ее тело губкой прямо под водой, чтобы размягчить кожу и смыть с нее верхний слой грязи.
Пенная вода мягко плескалась о борта ванны; пахло цитрусовым мылом и сандаловыми свечами, что стояли здесь же, на полу. Губка скользила по плечам и груди; намокшие от пара волосы завились крупными кольцами. Мак приподнял их, чтобы аккуратно потереть шею.
Несмотря на то что Лайза сидела в горячей ароматной воде, ей почему-то казалось, что она пребывает не здесь, не в мужской ванной, а в классной комнате некого монастыря, где одетая в серое строгая настоятельница прохаживается у доски и смотрит на них — послушниц — грозным взглядом. Унылые деревянные ставни, тусклый дневной свет, льющийся в квадратное и столь же унылое помещение, черный с белым чепчик престарелой монашки и монотонный укоризненный голос.
— Они всегда будут приставать — мужчины, — и сделают все возможное, чтобы подобраться к вам ближе. Вы ни единым жестом, ни единым словом или взглядом не должны поощрять их к этому. Помните, когда мужчина старается приблизиться, на уме у него лишь одно…
Мак неторопливо лил горячую воду на макушку Лайзы из ковшика, приговаривая:
— Сейчас намочим… Вот так. Какие густые, сразу и не промокают… — Сверху полилась еще вода. — А теперь откинь голову чуть назад. Да, молодец.
— … Мужчины всегда будут пытаться заглянуть в разрез вашего платья или залезть под юбку — для них это цель номер один. Ни в коем случае не поддавайтесь на слова или уговоры, эти дьявольские создания умеют сладкоголосо плести сети и усыплять вашу бдительность…
Настоятельница нахмурила седые кустистые брови, осмотрела притихших монашек и постучала по своей ладони деревянной указкой, похожей на розгу.
Лайза приоткрыла глаза и уперлась взглядом в то же самое: теперь, когда ее голова была откинута на бортик, и стоящий на коленях Чейзер втирал шампунь в лобные и височные части головы, его вставший член нависал над самым ее лицом. Почти над самым. Стоило чуть скосить глаза вверх, и в поле зрения тут же попадала тугая круглая подрагивающая головка — гладкая, почти полированная…
Лайза моментально зажмурилась.
Да уж, без провокаций.
Спасибо хоть его руки действовали с незаинтересованной деловитостью. Притворной незаинтересованностью, но все же.
— Никогда не оставайтесь с мужчинами наедине — это недопустимо! Все их действия будут иметь лишь один характер — раздеть вас и завладеть вами.
— А что такое "завладеть", сестра? — раздался невинный голос одной из послушниц.
Розга с негодование дрогнула в пальцах.
— Это то, чего вы не захотите испытать! Это… непристойно!
Черт, откуда взялась эта монашка? Казалось, ее речи лишь подливали масла в огонь и заставляли Лайзу чувствовать себя полной развратницей, которая не только осталась наедине с мужчиной, позволила себя раздеть, но и теперь посматривала на его непотребство. То самое, которого следовало избегать всевозможными методами.
— Теперь наклонись чуть вперед, я помою затылок.
Она подчинилась просьбе; теплые пальцы принялись массировать голову сзади. Все-таки приятно. Чертовски приятно.
Когда волосы были вымыты, в ванне колыхнулась вода; Лайзу отодвинули вперед и протиснулись прямо под нее.
— Что ты делаешь?!
— А как я должен тебя мыть? Если попрошу высунуть ногу, ты погрузишься в воду с головой, потому что тебе нечем держаться. Я же должен тебя придерживать? Только так я смогу дотянуться до твоей спины и попы без риска тебя утопить.