Я знал, что Синди неловко спрашивать меня о цене, за которую можно будет продать доски, но я, по-видимому, застал ее в тот момент, когда она разбирала требующие оплаты счета и пыталась решить, какие из них следует оплатить в первую очередь, а главное – где взять на это деньги. Как бы там ни было, в ее голосе ясно прозвучали «деловые» нотки:
– Сколько, ты считаешь, мы сможем за это выручить?
Я ждал этого вопроса и заранее прикинул, сколько погонных футов досок и бревен мы сможем получить в конечном итоге. Цены на старое, выдержанное дерево я тоже знал очень хорошо и мог с легкостью назвать более или менее точную цифру, однако мне не хотелось чрезмерно ее обнадеживать, поэтому я решил ориентироваться на минимум. На самый, так сказать, минимальный минимум.
– Думаю, тысяч двадцать – двадцать пять, – сказал я.
На том конце линии воцарилась потрясенная тишина, потом Синди воскликнула:
– Ух ты! Во это да!
– На самом деле, – добавил я, – окончательная сумма будет зависеть от того, в каком состоянии брус, из которого сделаны каркас и стропила. Если они не подгнили и не тронуты жучком, каждое бревно можно будет продать тысячи за полторы – за две, но, в каком они состоянии, я пока сказать не готов. Чтобы до них добраться, нам надо сначала покончить с досками.
– Ну хорошо… Да, вам что-нибудь нужно?..
– Нет, – ответил я, прилепляя на место кожу на лопнувшей мозоли. – Чарли поет мне дифирамбы, так что у нас, можно сказать, все прекрасно.
Я дал отбой, и Чарли тут же прекратил делать вид, будто он не подслушивает.
– Эй, Портняжка…
– Чего?
– Как… как все тут выглядит?
– Ну… – протянул я, оглядываясь по сторонам, – мы с тобой в самом центре небольшой поляны, окруженной сотней или около того огромных пекановых деревьев. Когда-то они, должно быть, давали немало орехов, но сейчас большинство из них засохли.
– А они… высажены рядами?
– Да, а что?
– И эти ряды прямые, ровные?
– Более или менее.
– Я имел в виду: как далеко ты можешь видеть в просвет между ближайшими рядами?
– Ярдов на двести, может, чуть дальше.
Чарли поднялся, подтянул ремень, перевязал потуже шнурки кроссовок и повернулся ко мне.
– Я хотел бы пробежаться, – заявил он. – Как можно быстрее и как можно дальше – столько, сколько смогу… В общем, пока сил хватит.
– Прямо сейчас? – удивился я. Я чувствовал себя достаточно усталым, и мне было не до побегушек.
– Да. Но если ты не хочешь, я сам…
Я понял, что он говорит серьезно. Поднявшись, я подобрал тонкую рейку, за которую Чарли мог бы держаться во время бега. Протянув ему один конец, я скомандовал:
– Сделай полшага влево и повернись.
Чарли повиновался.
– Если побежишь прямо, то ни на что не наткнешься на протяжении примерно полумили.
– А когда я пробегу эти полмили?
– Гм-м… – Прищурившись, я всмотрелся вдаль. – Если разгонишься как следует, тебя разрежет напополам что-то вроде проволочной изгороди.
– А какая там проволока – колючая или гладкая?
Я покачал головой.
– Чарли, это же полмили!
Он ухмыльнулся и облизал губу.
– Как тебе кажется, ты сумеешь выдержать темп, не отстанешь?
– Не забывай, что я тоже буду держаться за палку, и, если мне покажется, что ты бежишь чересчур быстро, я всегда могу направить тебя в дерево потолще.
– О’кей, договорились. – Чарли принял позицию для высокого старта. – Смотри не отставай.
– Нет, погоди… – Я встал на одной линии с ним, ожидая, пока он покрепче схватится за соединяющую нас палку. – Это ты не отставай.
В следующее мгновение Чарли без всякого предупреждения сорвался с места и понесся вперед огромными плавными прыжками. При каждом шаге он как будто взлетал над землей, словно сила притяжения не имела над ним никакой власти или действовала на него слабее, чем на большинство людей. Его левая рука ходила вверх и вниз, словно поршень, а правой он сжимал палку, таща меня за собой как на буксире. Легкие Чарли работали ровно и мощно; я слышал его глубокое и мерное дыхание, напомнившее мне пыхтение взбирающегося в гору локомотива.
В сгущающихся сумерках я не успел рассмотреть его лицо. Когда же я поравнялся с ним, то увидел, что он широко улыбается.
Пока совсем не стемнело, мы успели восемь раз сбегать до проволочной изгороди и обратно.
Глава 38
На следующий день мы начали работу с рассветом. К полудню наш двухосный прицеп был наполовину полон, а я убедился, что названная мною Синди сумма была сильно занижена. На свободном рынке лесоматериалы из ядра сосны всегда стоили немало, но двухсотлетние доски, да еще в прекрасном состоянии, можно было продать за баснословную сумму.
К обеду третьего дня все хорошие доски были погружены в прицеп. Обрезки и брак мы сложили в кучу поблизости. Нам оставалось только разобрать каркас, связанный из толстых бревен и бруса. Я немного волновался, не зная, в каком они состоянии, но нам снова повезло: дерево было чистое, не тронутое ни гнилью, ни древоточцем (редкие сучки, засечки и небольшие щели не в счет – они только придают старому дереву особый характер). Бревен оказалось чуть не вдвое больше, чем виделось мне поначалу, и я начал бояться, что все они не поместятся в прицеп. В итоге влезло все, но нам понадобился еще один день на погрузку. Бревна были толстые и тяжелые, возиться с ними было нелегко, но мы не чувствовали усталости: каждое бревно было нам на вес золота – и я, и Чарли отлично знали, что такое дерево не только нигде не продается сейчас, его вообще больше не существует[68]. Наш груз можно было легко превратить в целую кучу денег, и мы это понимали.
В среду рано утром я позвонил в парковую службу и запросил разрешение на сжигание мусора. Как только разрешение было получено, Чарли бросил спичку в кучу отходов, и мы разом отпрянули. Сухое дерево занялось мгновенно. Отходов мы набрали порядочно, горели они почти до полудня, а столбы черного дыма поднялись в воздух чуть не на милю.
Теребя опаленные жаром волосы, Чарли спросил:
– Как это выглядит?
– Как будто на землю упал крупный метеорит.
Он кивнул и скрестил на груди руки. На его влажном от пота лбу плясали оранжевые сполохи огня.
Но вот костер догорел, пора было уезжать. Мы быстро свернули лагерь и сели в машину. Прицеп был основательно перегружен, и двигатель жалобно выл, пока мы выбирались с фермы. На шоссе дело пошло легче, и все равно домой мы возвращались не слишком быстро. Я знал, что Синди предпочла бы не ждать, пока мы продадим добытые материалы, поэтому, не доезжая пару миль до Атланты, мы завернули на лесосклад, где, по словам Чарли, подрядчики чуть ли не со всего штата закупали эксклюзивные материалы для строительства и отделки элитных домов.
Во дворе склада мы столкнулись с представителем строительной фирмы, с которым у нас завязался разговор. Когда мы сняли с прицепа брезент, у парня едва глаза не выскочили из орбит. Зная, за сколько можно продать ядро сосны в Атланте, он предложил нам довольно высокую цену, а мы в свою очередь помогли ему перенести купленные материалы под навес. В целом мы продали ему четыре тысячи погонных футов доски (в среднем по семь долларов за фут), и шестнадцать четырнадцатифутовых бревен, каждое из которых стоило больше двух тысяч. В целом старый амбар Синди был продан за пятьдесят восемь тысяч долларов – такая сумма стояла на чеке, который выписал нам строитель. Довольно неплохо за пять дней работы, хотя все в мире относительно.
Когда мы уже выехали на Бертон-Дэм-роуд, огибающую озеро с юга, я спросил Чарли:
– Ты думаешь то же, что и я?
Он кивнул, и его губы дрогнули в улыбке. И к тому моменту, когда мы оказались перед Сахарным домиком, Чарли улыбался во весь рот.
Синди кормила Энни обедом, но, услышав урчание мотора и увидев нас в окно, вышла на крыльцо. На ней была короткая фланелевая пижама, которая больше подошла бы мужчине, чем женщине, а на голову она натянула красную бейсбольную кепку. Мы с Чарли были грязны, как землекопы, да и пахло от нас не лучше, однако тут мы ничего не могли поделать. Исправить положение могли бы горячий душ, щелочное мыло, бритва и по-настоящему сильный дезодорант, но для этого нам нужно было попасть домой, а мы предпочли сначала закончить самое важное, а уж потом заниматься личной гигиеной.
Поздоровавшись, Чарли протянул Синди чек, полученный нами от представителя строительной фирмы. Когда она увидела проставленную на нем цифру, глаза ее изумленно округлились. По-моему, Синди перечитала ее не меньше трех раз, прежде чем убедилась, что зрение ее не подвело, но, как только ей стало ясно, что это не розыгрыш и что все это происходит на самом деле, она подпрыгнула от радости и, бросившись мне на шею, обняла так крепко, что я едва мог дышать.
Чарли услышал возню и поспешил вмешаться.
– Эй, эй, а как же я?! Я ведь тоже там был и, кстати, работал гораздо больше этого лентяя!
Синди, успевшая взять себя в руки, тотчас отпустила меня и, обняв Чарли, звонко чмокнула его в щеку. Потом она показала чек выбежавшей следом за ней Энни.
– Ух ты!.. – Девочка, казалось, была ошарашена не меньше. – Это сколько же лимонада и сверчков надо продать, чтобы заработать такие деньжищи?!
Не слушая наших возражений – впрочем, весьма слабых, – Синди усадила нас за стол и поставила перед нами по тарелке с черными бобами, рисом и крошечными кусочками курятины, положенными, похоже, исключительно для запаха, а Энни налила нам по стакану молока. Мы здорово проголодались, поэтому бобы исчезли с тарелок мгновенно, однако за столом мы провели не менее часа. Синди было любопытно узнать, как все прошло, и Чарли довольно подробно рассказал ей о наших трудовых подвигах. Наконец мы поднялись, чтобы ехать домой. Пока мы прощались, Синди исчезла в спальне и вскоре вернулась с чеком на двадцать девять тысяч долларов, выписанным на мое имя.
Услышав, как Синди вырывает чек из чековой книжки, Чарли насторожился.
– Это еще что такое?
Я взглянул на чек и поднял глаза на Синди.
– Я не очень хорошо знаю больничные расценки, но, по-моему, этой суммы хватило бы на четыре-пять дней в палате интенсивной терапии. – Я протянул чек Чарли, который сделал вид, будто читает. – А как ты думаешь?
Чарли кивнул с таким видом, словно он прекрасно видел, что написано в поле «Сумма», и вернул чек мне.
– Может быть, даже шесть дней, – проговорил он.
Я разорвал чек на две половинки и вернул Синди. Чарли улыбнулся.
– Все-таки у нас слишком дорогое здравоохранение, – заметил он с важным видом.
Синди подхватила Энни на руки, отчего та сразу стала казаться выше ростом, быстро оглянулась назад и, не выпуская девочку из рук, опустилась на подвернувшуюся под ноги скамью. Она отвела с лица Энни упавшие на него волосы, закрыла глаза и, прижавшись губами к ее щеке, немного посидела молча.
– Э-э… все в порядке, – проговорил Чарли и экспансивно взмахнул руками. – Это пустяки. Не обращай на Риза внимания. Я сам порой могу выкинуть такое, что хоть стой, хоть падай. Особенно когда мне охота покрасоваться перед женщинами, которые мне нравятся.
– Я… я даже не знаю, что вам сказать, ребята… – чуть слышно прошептала Синди. – Как вас благодарить. Это… это…
– Вместо благодарности можешь устроить нам пикник. Скажем, завтра, на лужайке перед домом Риза… Он, кстати, обожает лососину, причем в любом виде. Жрет ее постоянно, разве только сырой брезгует, да и то…
Синди улыбнулась и кивнула. Она хотела что-то сказать, но не смогла – только подняла палец и кивнула.
Чарли ухмыльнулся.
– Синди, детка, «жизнь – либо дерзкое приключение, либо ничто»[69].
Синди прикусила губу.
Энни посмотрела на меня и прошептала:
– А мистер Чарли тоже знает Шекспира?
Я кивнул.
– Знает, только это не Шекспир. Это Хелен Келлер.
– А-а…
Чарли и Джорджию я высадил у парадного крыльца их коттеджа. Выбравшись из «Субурбана», Чарли обошел его спереди и, ощупью добравшись до моей дверцы, похлопал меня по плечу.
– Спасибо, – сказал он с чувством. – Мне это было необходимо.
– Мне тоже. – Я кивнул и снял ногу с тормоза, но, когда Чарли обернулся, снова остановился. Он просунул голову в открытое окошко и некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями, потом проговорил:
– Хотел спросить: когда ты в последний раз смотрел на себя в зеркало?
– Не помню. Давно.
Чарли потер подбородок.
– А зря.
– И чего я там не видел?
– Чего? – Чарли ухмыльнулся. – У тебя совсем другие глаза. Такие, как были когда-то…
Глава 39
Когда несколько дней спустя раздался телефонный звонок, я как раз ковырялся в лючке в полу среднего кокпита «Хакера», пытаясь починить забарахлившую проводку. Схватив трубку испачканной в масле рукой, я поднес ее к уху.
– Алло?
В ответ в трубке раздался такой пронзительный вопль, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! Нужна помощь!.. А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Из этого я понял две вещи: это звонит Синди, и у нее что-то случилось – что-то такое, из-за чего она полностью потеряла самообладание.
– Синди?!
– А-а-а-а-а!
– Синди, что стряслось?!
Я услышал, как трубка упала на пол, но крики продолжались.
– Что случилось? С Энни плохо?
Ответа не было, но я отчетливо слышал, как на заднем плане падает и вдребезги бьется стекло.
Черт! Похоже, положение было серьезное, нельзя было терять ни минуты. Выбравшись из «Хакера», я выскочил на причал, крича:
– Чарли! Спускай катер на воду! Срочно!
Я знал, что поездка на машине займет не меньше пятнадцати-двадцати минут, поскольку придется огибать озеро. «Партнер» доставил бы меня к дому Синди минут за пять, разумеется, если гнать изо всех сил, поэтому я почти не задумывался, какой способ передвижения выбрать. Ворвавшись в свой кабинет, я выхватил из шкафа небольшой рюкзак, в котором – просто на всякий пожарный – лежало все необходимое, затем сунул в карман джинсов мобильный телефон и снова выскочил из дома.
Чарли – даром что ничего не видел – действовал с ловкостью заправского матроса. Когда я снова оказался в эллинге, катер с работающим мотором уже покачивался на воде. Я прыгнул за штурвал, рывком включил заднюю передачу и дал такой сильный газ, что Чарли дернулся на сиденье. Выбираясь из эллинга, мы едва не снесли электрические ворота. На полированных бортах катера остались глубокие царапины, но мне было плевать.
Оказавшись на открытой воде, я снова дал полный газ, так что ручка дроссельной заслонки на руле уперлась в ограничитель. Разворачиваясь, «Хакер» зарылся носом волну, но через мгновение, подталкиваемый бешено вращающимся винтом, едва не выскочил из воды. В считаные секунды мы вышли на глиссирование и легли на курс. Только тогда, придерживая руль одной рукой, я достал мобильник и набрал 911.
Свист ветра и частые удары волн в днище помешали мне услышать ответ оператора. Я, впрочем, разобрал щелчок соединения и передал аппарат Чарли, который попытался объяснить, что произошло – насколько он знал и насколько ему позволял шум.
Вскоре мы были уже в устье ручья. Там мне волей-неволей пришлось сбавить скорость, поскольку свисающие над водой ветви деревьев грозили выбросить меня или Чарли за борт. Но вот и поворот в канал… Как только катер ткнулся носом в причал, я спрыгнул на доски, накинул швартовый конец на первый попавшийся столбик и, прыгая через ступеньки, помчался к коттеджу, едва не опрокинув стоявший на крыльце садок со сверчками.
Сверчки молчали, а вот из дома доносился шум и какие-то бессвязные вопли.
Входная дверь была открыта, и я сразу увидел, что в доме царит ужасающий беспорядок, словно здесь охотился тасманийский дьявол[70]. Пол был усеян кухонной утварью, мисками, горшками, осколками столовых приборов, крышками от кастрюль, книгами и журналами. Здесь же валялись кухонные табуретки, причем у одной треснуло сиденье, словно кто-то с силой швырнул ее об стену. Синди стояла на шатком обеденном столе; одной рукой она прижимала к себе перепуганную Энни, в другой держала чугунную сковороду на длинной ручке.
Я шагнул вперед и, осторожно усадив девочку на край стола, быстро проверил реакцию зрачков, пульс и дыхание. За три секунда я понял, что за исключением учащенного пульса все рефлексы ребенка почти в норме. На всякий случай я все же попытался прижать к ее груди кардиомонитор, но девочка посмотрела на меня так, словно я спятил. Кардиомонитор показал, что Энни пребывает в относительном порядке и не нуждается в помощи врача-специалиста, которым я был когда-то. Это привело меня в еще большее недоумение, и я взглянул на Синди.
Но она меня как будто не видела. Ее взгляд был прикован к дальнему, самому темному углу кухни-гостиной.
Чарли меж тем сумел выбраться из катера и подняться по лестнице и теперь стоял на пороге, прижимая к уху мой мобильник.
– Ты где, Портняжка? – проговорил он, обводя незрячим взглядом комнату. – «Скорая» уже едет.
– Синди? – позвал я и подергал ее за штанину. – Эй, в чем дело?
По-прежнему не глядя на меня, она показала сковородкой в угол, и я повернулся к Энни.
– Может быть, хоть ты знаешь, что случилось?
– Змея, – шепотом ответила Энни. – К нам в дом забралась змея. Она вон там.