Томас ощутил, как обрушился весь каменный свод, отделяющий этот мир от верхнего. В голове пошел звон, он пошатнулся. Наверное, смертельно побледнел, ибо даже в кровавых глазах Сатаны уловил нечто вроде сочувствия.
— Кто? Куда?
Иаред снова нашептал Сатане на ухо. Тот отправил его прочь нетерпеливым щелчком пальцев:
— Отсюда. Вовсе. Наверх.
Томас ухватился за воздух, горло сжали невидимые пальцы. Ему захотелось плакать от смеси страха со счастьем.
— Кто?... Неужто Пречистая Дева?
— Нет...
— Быть такого не может, — вырвалось у Томаса. — Кто мог еще?
Сатана пожал плечами:
— Сказали, что от нее. Она кого-то спасает, кормит, утирает сопливых, но не забыла об этой... как ее... Ярославе. Прилетели два белых, надушенных как продажные девки, обняли ее крылами... э-э.... отбыли.
Томас беззвучно молился Пречистой Деве, что не забыла его и здесь, глаза закатились, словно созерцал иной мир, и грубо и неуместно прозвучал сиплый голос язычника:
— И ты отдал?
Голос Сатаны прогремел такой злой, что Томас поспешно открыл глаза:
— И что такого?
— Да так, — ответил калика, явно отступая перед такой яростью, — я полагал, что здесь твоя вотчина... Никто не смеет... Вон у нас если удельный князь, то и есть удельный...
Сатана прорычал, багровея так, что вокруг него встали стены кровавого тумана. Сам он начал растворяться в этом тумане, только глаза горели, яростные, как два слепящих солнца. Голос прогремел как гром, земля качнулась и затряслась:
— Это не твоего ума дело! Тебе никогда не понять, червь...
— Да ладно, ладно, — сказал калика поспешно, он отступил на шаг. — Мне оно надо?
Томас напрягся, видя по отвратительному лицу Сатаны, что тот напряженно думает как поступить с ними.
— Ладно, — сказал наконец Сатана глухо. — Я обещал вас не тронуть. Выберетесь отсюда, так выберетесь. Конечно, тот ход я уже велел забить скалой с той стороны. А теперь... да, таких зверей хотел бы иметь на своей стороне!..
Сатана исчез, а Томас в отчаянии бросался на стены, щупал. Калика посоветовал хмуро:
— А ты крестом, крестом! Помогло раз, поможет и второй...
— Сэр калика, — огрызнулся Томас через плечо, — сейчас не время зубоскалить!
— А что еще остается?
— Эх... Тебе хорошо, твоя жизнь гроша выеденого не стоит, а меня Яра ждет. Мне есть из-за чего на стены бросаться!
Калика покрутил головой, насторожился, потом расслабился, на лице появилось разочарование. Томас тоже прислушался, почудился шорох, но снова стихло, он без устали ходил вдоль стен, толкал глыбы, едва не бился головой, подпрыгивал и пробовал кулаком глыбы повыше.
Шорох стал сильнее. Томас не успел обернуться, как Олег уже стоял на коленях в углу, вцепился в нижнюю глыбу, напрягся, побагровел. С чмокающим звуком глыба медленно подалась вверх. К удивлению Томаса снизу ее поддерживали худые грязные руки.
Калика с трудом откатил глыбу, из темной норы вынырнула лохматая голова. На грязном лице глаза горели страхом и надеждой. Увидев Олега, человек прошептал:
— Черт возьми мир... Где мы?
— В нужном месте, — заверил Олег. — В самом нужном.
Глаза человека вытаращились как у большой рыбы:
— Ты... что-то в тебе странное... О, великий тартар! Ты живой?
— Человек жив, пока в нем живет надежда, — сообщил Олег. — Томас, давай сюда быстро!
Из норы показалась другая голова. Крупная, с выступающими надбровными дугами, низким лбом, она производила впечатление большой силы, но глаза были пронзительные, злые и всесхватывающие. На лбу и щеке темнела корка засохшей крови, рот был обезображен, но Томас все равно признал невольника, с которым разговаривал Олег в каменоломне.
— Вовремя я? — спросил он ненавидяще.
— Спасибо, Фагим, — выдохнул Олег.
— Черт бы тебя побрал, — выругался Фагим. — Как бы я хотел увидеть, когда тебя будут пытать, рвать на куски, сажать на кол!
Он тяжело дышал, в глазах было столько ненависти, что Томас решил, что невольник бросится на Олега. Олег кивнул Томасу, указывая глазами на дыру. Томас с опаской и вспыхнувшей надеждой опустил ноги в темноту, невольник чуть посторонился, и Томас прыгнул.
Его поймали чьи-то руки, хлопнули по плечам. Он услышал в абсолютной темноте хриплый голос:
— Ползи, тут не собьешься...
Вверху Томас услышал голос Олега:
— Как ты почуял?
— Случайно.
— Врешь, — донеслось со стороны Олега. — Ты всегда точно рассчитывал все варианты... И сумел как-то рассчитать, хотя ума не приложу... Мы сами случайно...
Голос Фагима донесся злой, раздраженный:
— Не расчет... Я решил, что все же доберешься... а там влипнешь... Берегись!
Томас услышал крик, стон, хрипы, сверху посыпались мелкие камешки. Следом обрушилось тяжелое, вмяло в каменный пол с такой силой, что Томас разбил губы. Голос калики прогремел над ухом:
— Быстро! Бежим!
Томас пополз на четвереньках, бока обдирало острыми камнями. Ход был настолько узок, что дважды застревал, думал там и помереть, невольники прорубывали путь к побегу для своих исхудавших тел, но калика как-то же пролез, а он тоже не былиночка....
Едва не плача от боли и усилий, мокрый, стонущий, он протискивался, выдирался из цепких каменных тисков, разбивал в кровь лоб и локти, сипел и хрипел, а когда впереди повеяло другим воздухом, заплакал от изнеможения. Там был неумолчный грохот, сильный запах пота и нечистот. Сильные руки ухватили за голову, дернули, Томас ощутил, что высунулся в мир, где нет стен, как и пола, в страхе замахал руками. Олег дернул еще, и Томас вывалился на близкое дно гигантской ямы.
Луна была за тучами, но глаза настолько привыкли к темноте, что Томас смутно различал стены, трещины, груды молотов. Совсем близко двигались как призраки темные тела, звонко били металлом по металлу. Вспыхивали искры, в их слабом свете Томас различил, что невольники вбивают в камень стальные клинья. Веревки уходили вверх, туда поднимались каменные блоки.
— Надо выбираться, — шепнул Олег. — Воняет, будто у христиан... ну, которые плоть истязают.
Томас с гадливостью ощутил, что лежит в нечистотах, а его грудь бурно вздымается, заглатывая гадостный воздух, в котором вообще жить невозможно. Невольники топтались в дерьме по щиколотку, а где и по колено. Олег уже ухватился за одну из веревок, карабкался как мышь. Стража наверху, понял Томас, сюда нет смысла опускаться. Отсюда никуда не денешься... как считали до этого времени.
Он подпрыгнул, ухватился за толстый канат, по которому полз калика, догнал, ткнувшись головой в его подошвы. На следующем ярусе перевели дух, Томас спросил тревожно:
— Что там было?
— Стража решила проведать... — шепнул Олег.
— Значит...?
— Их задержат, насколько удастся. Но скоро отыщут ход.
Томас ухватился за следующую веревку, умному только шепни, а то и губами подвигай, он уже знает, что его ждет за кражу чужих кур. Калика карабкался на одном уровне, добрались до третьего яруса снизу. Томас тут же отыскал веревку, что вела еще выше, отдыхать некогда, так карабкались еще три уровня, пока не услышали над головами свист бичей, крики и стоны. Невольники работали как одержимые, быстро связывали глыбы и подавали наверх, а когда глыба иной раз срывалась, сами бросались под нее, чтобы не раскололась от удара.
Он уже ухватился на веревку, немало не думая о том, как появился голым перед глазами десятков огромных чертей, вооруженных и откормленных, как вдруг сзади кто-то тронул за плечо. Он ухватил руку и едва успел удержаться, чтобы не сломать, ибо за невольником еще двое держали украшенные чужими письменами ножны, из которых торчала рукоять Зу-л-Факара, а за их спинами угадывалась фигура третьего, он пытался протянуть Олегу длинную палку, облепленную грязью и нечистотами.
— Боги, — вскрикнул Томас пораженно, — это же...
— Торопись, — сказал Олег почти нормальным голосом, в нем звучало нечеловеческое напряжение. — Они нас заметили.
Томас, ухватив меч, вскарабкался по веревке быстрее рассерженного муравья. Калика успел на миг раньше, он одной рукой еще держался за веревку, а другой взмахнул посохом, целясь по ногам стража. Трое чертей, потеряв равновесие, с воплями полетели вниз, один обрушился на Томаса, тот вцепился в канат едва не зубами, с ужасом услышал как тот трещит, перед глазами начали лопаться волоски, он взвизгнул как заяц и успел ухватиться за каменный край бездны. Олег молча дрался, Томас подтянулся и, не восстанавливая дыхание, выдернул меч из ножен.
В измученное тело хлынула свирепая мощь. Он сразу ощутил себя полным сил, молодой отваги и ярости.
— За Пречистую! — вскрикнул он яростно. — Бей гадов с крыльями!
— Отступаем, — крикнул Олег.
Он пятился, его посох слился в сплошную полосу, даже не одну, а несколько, кто совался вперед или пытался зайти с боков, тут же отшатывался, опускался на землю. Томас презирал эти бескровные удары, вокруг него брызгало как в ливень, в воздух взлетали отрубленные руки, головы, куски мяса.
Он пятился, его посох слился в сплошную полосу, даже не одну, а несколько, кто совался вперед или пытался зайти с боков, тут же отшатывался, опускался на землю. Томас презирал эти бескровные удары, вокруг него брызгало как в ливень, в воздух взлетали отрубленные руки, головы, куски мяса.
— Рыцари не отступают! — бросил он гордо.
— Томас, не будь дураком!
— Я... король, — ответил он, на один удар отвечая тремя, после чего сразу три черта превратились в шестерых, но не бросились в бой, а упали под ноги другим. — Дурака в короли не выберут...
— Их сбежится сюда... а уйдем, не погонятся...
— Ага, не погонятся, — возразил он, но тут же понял, что стража не смеет покинуть каменоломню, ибо тогда разбегутся и остальные. — Ладно, уговорил...
Черти переглядывались, Томас не успел предупредить калику, что нечистые что-то замыслили, как вдруг они расступились, за их спинами мелькнули вскинутые руки с дротиками. Томас в смертельном страхе понял, что блестящие острия направлены в его незащищенную грудь, судорожно вскинул меч, удар был таков, что меч едва не вырвало из рук, в груди отозвалось острой болью, он заорал и прыгнул вперед с разящим мечом, погибать надо в разгар схватки, рядом сухо трещали черепа под ударами боевой дубины калики, то бишь чародейского посоха...
Когда чертей осталось всего трое, они переглянулись и отступили. Томас пятился, пока не вступил в тень, там хищная рука калики ухватила как лапа дракона. Томас взвыл от боли в раненом плече. Свободной рукой пощупал грудь, ибо первый дротик отбил мечом, а второй должен был пронзить незащищенную доспехами грудь...
Кончики пальцев нащупали теплый металл, с которым настолько сжился, что не замечал. На блестящей поверхности креста не осталось даже царапины. Из темноты раздался раздраженный голос:
— Если еще раз скажешь о чудотворном кресте, сам прибью...
— Но он спас, — выдохнул Томас.
— Это Яра тебя спасла. Иди сюда... еще сюда... А теперь, как говорил один знакомый король, от него и до следующего дуба перебежками... Иаред, ты где?
Томас тяжело дышал, в груди не только хрипело, но уже и лязгало, грюкало, он чувствовал, как ошалелое сердце натыкается на ребра, что как голодные челюсти бешено ходят вверх-вниз.
— Я Томас, — просипел он, — если ты уже забыл, в своей отшельнической рассеянности, как меня зовут.
— Да не тебя, — буркнул калика. Томас по дуновению воздуха ощутил, что калика пренебрежительно отмахнулся, — а твоего друга.
— Друга? — вскипел Томас.
— Ну да. Которому ты коня подарил.
— Я дарил пояс, а коня у меня бесчестно выиграли!
Кто-то пробежал поверху, потом вблизи о землю шлепнуло. Сквозь неплотную тучу проникал слабый свет. Томас рассмотрел сгорбленную фигуру, кончики рожек светились белыми точками. Чтобы не промахнуться, подумал он мстительно. Прямо между этих двух светлячков...
— Ты что ж бегаешь как крыса? — сказал Олег брезгливо. — У тебя ж крылья!
Голос Иареда раздался испуганно сварливый:
— Я ж говорил, боюсь высоты. Но иным сперва бы вымыть свой палец, прежде чем указывать на мои пятна! А то я знаю таких, кто вовсе боится летать...
Томас знал, что это уж никак не калика, тот всегда сидит на Змее на самом загривке, даже не держится, разве что одними ногами, но Олег как-то стушевался, что-то промямлил, словно поганый черт угодил в больное место, а потом сказал поспешно:
— За меч и посох спасибо. Доспех не проиграл?
— Да кому он здесь нужен? — удивился Иаред. — Вот лежит, я так и не придумал, как его использовать! Совершенно бесполезное железо.
Олег кивнул:
— Согласен. Вот уж не думал, что буду в чем-то согласен с христианином. Хоть и чертом.
Томас, обезумевший от счастья, спешно облачался в доспехи. Луна высунулась наполовину, но привыкшие глаза ловили все отблески света. Томас едва не целовал покореженное железо, любовно прилаживал на себе, становясь похожим снова на прежнюю железную статую. Олег вперил задумчивый взор в горбатого черта:
— Давненько я в руки костей не брал...
Томас оглянулся непонимающе, но Иаред сразу переменился в лице:
— Нет! Ни за что.
— Всего пару раз, — предложил Олег.
— Нет!
— Я дам фору, — сказал Олег с надеждой.
— Я... дал зарок уже не играть.
Олег вскинул брови:
— Давно ли?
— Э-э-э... только что. Мне бабушка всегда говорила, азартные игры до добра не доведут.
— Так ты ж вроде должен чинить зло, — удивился Олег.
— То другим, — объяснил Иаред. Он начал пятиться, стараясь делать это незаметно. — Но не себе, родному, любимому... Нет-нет, играть не стану.
Томас, уже одетый, переводил взор с одного на другого:
— О чем вы?
— Можешь даже пользоваться чарами, — разрешил Олег. — А я не буду.
На лице Иареда проступило колебание, но еще раз посмотрел на рыжеволосого, поймал взгляд зеленых, как трава, глаз, сказал еще поспешнее:
— Нет!.. Но я помогу, если что хотите. На что хотели играть?
— На коней, — ответил Олег и добавил, — для начала. Мне любого... из рожденных в лаве, а Томасу милее тот, прежний. Как память, что бьют не тех, кто играет, а кто проигрывает.
Иаред попятился, исчез в клубе дыма с воплем:
— Достану!.. Но играть не буду!
Олег проводил его плотоядным взором, в котором было сожаление:
— А жаль... Я бы под орех, голышом бы, он у меня не то, что коней... самого бы поставил... гм... ладно, забудем.
Томас с наслаждением развел плечи, подвигал лопатками. Доспехи как влитые, даже вмятины исчезли. Ремни поскрипывают, перевязь плотно охватывает плечо и грудь, тяжелый меч надежно закреплен за спиной. Ноги упрятаны в железо, теперь сколько угодно спотыкайся, пальцы в кровь не собьет.
Глава 17
Луна выползла из-за туч, мертвенный свет залил острые, как зубы волка, камни. Мир был гол и страшен, Томас смотрел исподлобья, набычившись, рука дергалась к рукояти меча.
Два красных коня с большой высоты неслись в их сторону быстро, крылья уже не хлопали, а только сдерживали напор встречного ветра, гасили скорость. Оба коснулись земли в сотне шагов, дальше не скакали, а тормозили всеми четырьмя, из-под копыт с шипением взвились целые снопы оранжевых искр. Крылья трещали, но оба коня остановились прямо перед Томасом и Олегом.
— Быстро, — сказал Олег напряженно. — Своего коня ждешь?
Он к чему-то прислушивался, Томас поспешно полез на другого коня, запутался в незнакомом стремени, едва не упал, а вдали уже возник тяжелый гул, земля начала вздрагивать. Сильная рука ухватила Томаса за шлем, он вскарабкался в седло, сарацинское по виду, над ухом свирепый голос Олега гаркнул:
— Иаред, ты здесь?
— Здесь, господин, — раздался смиренный голосок.
— Заглядывай при случае. Я твой должник!.. Да и сыграем... надеюсь.
Он повернул коня, ударил пятками, тот завизжал от неслыханного оскорбления, дико завращал глазами. Томас даже отшатнулся, когда рядом крылья ударили с такой силой, что раздался хлопок, будто гигантским кнутом распороли полотно. Тугая волна едва не сбила с седла, а конь с каликой прямо с места прыгнул в воздух. Красные крылья били часто и мощно, но уносился с такой скоростью, что Томас в страхе дернул поводья своего коня:
— Ну, быстрее же!... Вон у тебя какие крылья!.. Ты ж короля все-таки несешь, а не черта горбатого... Неужто допустишь, чтобы тебя обогнали?
Конь оскорблено фыркнул. Томас едва успел пригнуться и вцепиться крепче, как мощным толчком вжало в седло, будто он спрыгнул на него с огромной высоты, на голову и плечи обрушился плотный, как мешки с песком, воздух.
Если бы не доспехи, успел подумать, встречный ветер растерзал бы на клочья. А так только в щели врываются острые, как ножи, струи воздуха, в голове под шлемом свист, что превратился в комариный писк. Потом снова загудело как шмель, наконец Томас сумел открыть слезящиеся глаза.
Они неслись по длинной дуге вверх, а вниз уходила отвесная черная с коричневым стена. Изредка вспыхивало, словно лунный свет отражался в блестящих гранях драгоценных камней, слюды или угля. Слева несся, часто хлопая по воздуху крыльями, яркокрасный конь с Олегом на спине.
Томас проследил за ним взглядом, понял, куда летят, осмелился пришпорить коня. Тот захрипел, крылья застучали как у ветряной мельницы под ураганом, седло заскрипело, сдвигаемое могучими мышцами, далекий уступ начал приближаться.
Томас сжался, за дерзость можно поплатиться, но копыта с грохотом опустились на выступ, рядом замелькала отвесная стена. Затошнило от мелькания, он вцепился в седло и едва не зажмурился, а когда стук копыт почти умолк, открыл глаза и, поспешно соскользнул с коня.
Сверху обдало ветром, конь калики обрушился рядом, пробежал, гася распахнутыми крыльями встречный ветер. Томас крикнул:
— Я обогнал!
— Что? — вскрикнул калика.
Глаза его были дикие. Он соскочил, стегнул обоих коней. Заржав от обиды, сорвались с уступа и долго падали. Томас скорее угадал, чем увидел, как в полной тьме расправили крылья.