-- Далеко, - никс неопределенно пожал плечами и начал лениво перебирать струны арфы.
-- Помните, вы разбили мою мандолину? Теперь придется играть на арфе, ведь не зарывать же талант в землю, - в его словах совсем не слышалось сожаления, кажется, он сам был рад такому разнообразию, как ребенок новой игрушке. Камиль никогда не унывал, даже если дела шли из рук вон плохо. Меланхолик вряд ли смог бы угодить такому требовательному хозяину, как у никса.
-- Его милость желает, чтобы вы как можно быстрее изучили имеющуюся здесь ...литературу, - Камиль выбрал чисто условное название, чтобы не вдаваться в интригующие подробности. - У вас есть не так много время, потому, что ваши знания могут очень скоро нам пригодиться.
-- Зачем мне вообще нужно угождать его милости. В конце концов я пленник, а не каторжник. Кстати у твоего господина есть имя или мне называть его просто Злым Гением.
Слова случайно сорвались с языка, но никс вздрогнул и чуть не выронил арфу из рук. А ведь это прозвище, действительно, очень подходило моему тюремщику.
-- Откуда вы узнали, что мы называем его так, - никс от удивления даже приоткрыл рот, но тут же закрыл его, поняв, что сболтнул лишнее.
-- Мы - это кто? - тут же поинтересовался я.
-- Никто, - поспешно возразил Камиль. - В последнее время он предпочитает, чтобы его называли Ротбертом и не забывайте при каждом обращение добавлять к имени княжеский титул.
-- Так и думал, что он не меньше, чем князь, - задумчиво пробормотал я. - Скажи, а зачем ему нужно, чтобы обучать меня каким-то наукам? Ведь, если я сделаю какие-то открытия и восстановлю пробелы в этих немаловажных записях, то смогу освободиться.
Мне вспомнились намеки Винсента на то, что он смог бы выскользнуть из рук палача перед самой казнью, при этом разочаровав собравшихся на кровавое представление городских зевак. Может быть, он однажды поступил именно так, а потом стал невидимым и смеялся над толпой растерянных и удивленных зрителей.
-- Его милость всегда находил способ укрощать строптивых и недовольных, - как бы между прочим заметил Камиль, но в его глазах сверкнули лукавые искорки.
-- Со мной этот номер не пройдет, - подумал я, не сомневаясь, что никс слышит мои мысли. Он угадывал, о чем думают другие с такой же точностью, с какой музыкант распознает ноты.
-- Выходит, что я стал подневольный учеником чародея, - мысли привели меня к невеселому умозаключению. - В этом должен быть какой-то смысл. Зачем я так понадобился князю.
-- Придет срок - узнаете, - беспечно отозвался Камиль. - Пора ненадолго оставить вас наедине с вашей новой библиотекой. Его милость будет гневаться, если узнает, что вас отвлекли от важных дел.
-- Почему ты все время называешь его так?
-- Потому, что он был ко мне милостив, - последовал привычный простой ответ, произнесенный радостным тоном. Малозначимые веселые замечание слетали с его губ легко, как звуки со струн лиры. При этом Камиль старался не слишком приподнимать с событий завесу таинственности. За показной ветреностью скрывались пытливый, изворотливый ум, ловкость и коварство.
В следующий миг он уже исчез, проскользнув между прутьев решетки, будто был не толще ужа. Как ему удалось проделать такой фокус. Может прутья ненадолго раздвинулись, чтобы пропустить его. Однако на вид решетка казалась очень прочной.
Свеча на столе горела, но не уменьшалась ни на дюйм. Обычно воск очень быстро таял, но на этот раз пламя не съедало фитиль. Если эта свеча все же догорит и погаснет, то я останусь в полной темноте, наедине с кем-то невидимым, притаившимся возле меня. Я ощущал чье-то присутствие в закрытом и темном помещении. Кто-то следил все время, находился поблизости, как охотничий пес, снующий у кресла своего хозяина. Даже в обществе никса, этого непредсказуемого, шаловливого существа мне было намного спокойнее, чем наедине с собственным страхом.
Чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей, я смело вошел в еще более тесный из-за нагромождения книг равелин. Лампада горела, не угасая ни на секунду. Скудный свет, который она источала, был даже лишним среди мерцающих переплетов. На их оформление, наверное, был потрачен целый клад. То здесь, то там переливались всеми цветами радуги драгоценные камни, чуть потертые бархатные закладки были расшиты речным жемчугом. Все это предназначалось скорее для украшения, чем для дела, хотя при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что камни и золотые пластинки сплетаются в размеренный, геометрический узор или образуют собой витиеватые знаки. Я прикоснулся к переплету, лежавшего сверху тяжелого фолианта. Один рубин, укрепленный в обложку, мог обеспечить безбедную жизнь не только горожанину или фермеру, но и любому сельскому дворянину. Вместо того, чтобы принести людям радость драгоценности были свалены грудой в мрачной темнице. Очень часто на сокровищах, как нерушимая печать лежало проклятье. Наверное, и этот клад не исключение.
Я отомкнул защелки и открыл книгу. Страницы, которые долго никто не листал, с сухим звуком разделились. Перед глазами мелькнули ряды разноцветных букв и в этот самый миг, ветер, пронесшийся по равелину, погасил свет в лампаде и задул чадящую свечу. Несмотря на блеск рубинов и крупных опалов вокруг сгустилась темнота. В наступивший тишине зазвучал страшный, призывный голос, но я не мог понять ни слова из сказанного, ведь все слова были произнесены на незнакомом языке. Меня только пробрала дрожь от этих глухих, пугающих звуков.
-- Ты хочешь получить силу и власть, - горячо зашептал мне в ухо уже совсем другой голос. - Тебе всегда хотелось ступить на тот единственный путь, с которого не будет возврата. Ты не сможешь свернуть в другую сторону, не сможешь даже обернуться, но зато овладеешь теми знаниями, при одном упоминание о которых смертных пронзает страх.
Шепот стих и прямо над ухом зашелестел сухой, мерзкий смех. Кто мог обратиться ко мне с этим странным предложением, ведь в темнице кроме меня никого нет.
-- Что за наваждение, - я на ощупь добрался до стола и стал искать кремень или огниво, что-нибудь, с помощью чего можно высечь огонь. В результате долгих поисков удалось найти только тоненький трут, за это время разные голоса на все лады продолжали приставать ко мне со своими дурацкими обещаниями. Надоедливый рой предложений стих только, когда маленькие искры озарили темницу. Я усердно растирал трут до появления слабого огонька. Теперь, по крайней мере, я смогу увидеть любого, кто нарушит мое одиночество.
Кто же нашептывал мне обо всех этих странных вещах, ведь вокруг никого нет, кроме книг. Я видел только множество бесценных, отделанных бирюзой и опалами фолиантов, да еще ветхие свитки пергамента, стол, цепи и свечу.
Соломинки в куче у угла иногда поблескивали, как золотые нити. От стен исходил запах плесени. Меж камней кое-где пробился мох. В тюрьме, далеко от солнца и природы, он казался ярко-изумрудным и напоминал о том, как выглядит лес после дождя.
Вычислить время суток, можно было только по приходам никса. Он являлся каждый вечер. Конечно, он не мог доложить точно который час, просто сообщал, что солнце уже село и над землей сгустились сумерки.
-- Если хотите, я могу позаимствовать в поселке часы. Я видел эту хитроумную диковинку в доме бургомистра, - предложил он.
-- Здесь поблизости расположен поселок?
-- Не то, чтобы поблизости, но туда можно добраться пешком, если идти быстро. Лично мне кажется, что вольный конь быстрее преодолеет любое расстояние, - с хитрой усмешкой сказал Камиль.
-- Так, ты, правда, умеешь превращаться в коня, - шепотом спросил я и даже перегнулся через стол, пытаясь поближе рассмотреть черты никса. Он кивнул с самодовольной улыбкой, будто спрашивая " не я ли хитрец из хитрецов?" В этот миг мне показалось, что в его лице нет ничего человеческого.
Камилю поручили заботиться о том, чтобы я не умер с голода. Каждый вечер он приносил еду, вино или воду, в зависимости от того, что находилось в хозяйском погребе, и необходимые мелочи, такие, как огниво, ножницы для ногтей, что-то похожие на гребень и письменные принадлежности. Я уговорил его не красть часы, но Камиль продолжал забирать себе чужие вещи. Даже короткий бархатный плащ, в котором он иногда появлялся, похоже, был снят с чужого плеча. Конечно, никс тащил чужие вещи не по необходимости, а ради развлечения и потом с насмешкой наблюдал, как хозяин сокрушается о пропаже. Отговаривать его от подобных развлечений было бесполезно. Разве можно перевоспитать злого духа?
Однажды я проснулся и заметил, как по темному коридору мимо решеток моей камеры легким шагом прошли шесть призрачных дам. Одетые в одинаковые зеленые наряды, гордясь своими длинными шевелюрами и звеня украшениями, они пронеслись мимо, как вереница цветов. Их неровные тени ползли вслед по каменной стене. Только одна дама задержалась у решетки. Она была похожа на остальных, как близняшка. Белое лицо с лихорадочно горящими глазами на миг прижалось к прутьям решетки и сгинуло в темноте.
Я принялся перебирать книги, надеясь таким способом добиться хоть каких-то успехов. Может, на одной из страниц мне попадется что-то знакомое, и тогда имея основу, я смогу домыслить все остальное.
С самого начала занятие показалось мне бесполезным и неблагодарным. Из нерадостных рассуждений выходило, я должен учиться только для того, чтобы князь мог похвастаться тем, что у него есть ученый пленник.
Я развернул первый попавшийся свиток. Некоторые из них казались такими ветхими, что к ним было страшно прикасаться. Пламя свечи едва трепыхалось, давая скудный свет, но текст, все абзацы которого были написаны чернилами разного цвета четко проступал на хорошо сохранившемся пергаменте.
-- Ты хочешь стать властелином сокровища, оно зарыто под корнями старого дуба, - внезапно зашептал мне на ухо уже знакомый голосок. - У тебя теперь уже не будет другого наследства, кроме того, путь к которому укажем мы.
Слабый огонек задрожал и чуть не погас, но через минуту от искорки оставшийся на фитиле снова появился язычок пламени. Я еще раз посмотрел на текст и с удивлением обнаружил, что некоторые символы мне знакомы. Буквы складывались в слова, как будто после долгого забытья наступило внезапное озарение.
Камиль оставил на столе чистые листы бумаги, заточенные гусиные перья и немного синих чернил, на тот случай если мне удастся что-то расшифровать. Я решил записать значение колдовских символов, пока они не вылетели у меня из головы. Надо было успеть сделать как можно больше, прежде чем вспышка понимания не смениться прежней беспросветной темнотой. Стоило только обмакнуть перо в чернила и прикоснуться им к бумаге, как буквы начали выходить на удивление красиво и ровно. А ведь в прежние беспечные времена бывало, что даже незатейливая подпись не выходила из-под моей руки без кляксы или лишней закорючки. Тогда я по наивности считал, что в жизни меня не ждет ничего кроме судьбы рыцаря.
Перо не царапало бумагу, а лишь слегка прикасалось к ней. В конце концов, оно вырвалось у меня из пальцев и само заскользило над листком, рисуя черточки, тире, крошечные значки. Для меня все это теперь складывалось в своеобразную азбуку чародея, которую никто, кроме посвященных, не сможет понять. Самый безопасный способ записывать свои мысли, если у тебя нет врагов среди таких же магов, как ты сам.
-- Чему еще ты хочешь меня научить? - спросил я у исходящего из пустоты голоса. Впервые я решился заговорить с невидимкой.
Вместо обычного ответа перо еще быстрее заскользила над бумагой, приписав в конце листа несколько строк. Это было какое-то предупреждение о том, что надо осторожней обращаться с книгами, в которых абзацы поделены на алые и черные. Честно говоря, к предупреждению я отнесся без особой осторожности. Мне уже удалось выделить из общей канвы несколько символом, которые, подобно ключам, открывали доступ к тому, что раньше казалось недостижимым. Я сложил их в длинную формулу, но не решился поставить в конце последний знак, завершающий заклинание. Еще не время вызывать демонов. Сначала нужно достичь мастерства, а уже после пытаться сорвать замки с дверей темницы с помощью магии. У князя свои планы, он коварен и безжалостен. Значит нужно научиться тому, чего не знает даже он. Я решил бороться со злом с помощью такого же зла и, скорее всего, ступил на опасную стезю. Все кто ступали на этот путь до меня, кончили плохо, многие ученики, сбежавшие в школу чернокнижия, так и сгинули за мостом. Странный карлик отвел их на ту сторону, но не помог найти обратный путь. В отличие от них мне было нечего терять. Все, что я ценил и чем восхищался, сгорело вместе с улицами каменного города и гордыми зубцами королевского замка.
-- Тот, кто играет с огнем, рискуют обжечься, - шепнул кто-то в подтверждение. На этот раз голос прозвучал где-то в глубине моего сознания. Может быть, кроме меня никто не смог бы услышать этих хитрых советов, предостережений, просьб и тихих ехидных смешков. Либо я схожу с ума, либо почти пересек грань отделяющую реальное от магического. Доминик пытался объяснить мне, что у людей нет тайного зрения, позволяющего им увидеть другой мир, протянувшийся в опасной близости от человеческого, но я тогда не поверил ему. Я не верил в волшебство до тех пор, пока сам не остался наедине с духами.
Все-таки стоило испробовать на деле чудом приобретенные знания. Теперь драгоценные оклады книг приобрели в моих глазах иную ценность. Среди вычурного переплетения золотых и серебряных узоров можно было если не с помощью зрения, то на ощупь выделить знакомые символы. Я провел рукой по одному из переплетов и нащупал крошечный значок самых первых открытий. Значит, книга была пригодна для тех, кто мечтает стать мастером перевоплощений. Я тут же отложил ее и после нескольких попыток на одном из фолиантов заметил красивый витиеватый знак, скорее напоминающий чьи-то инициалы, чем эмблему зла. Замочки, на которые закрывалась книга, легко поддались. С гордостью первооткрывателя я принялся перелистывать светло - коричневые страницы. Цвета чернил были не простой причудой оформления. Красные строки предназначены для того, чтобы вызвать демонических слуг, черные, чтобы ими повелевать. Тонкий узор рун, тянувшийся по полям, помогал усмирить восставших демонов, но руническая магия частично оставалась мне непонятной.
Выбрав заклинание наобум, я надеялся, что мне улыбнется удача. Что может быть проще, вызвать неспокойного духа и потребовать, чтобы он сокрушил стены темницы. Я прочел несколько алых строк и в сомнении остановился. Прав был тоненький голосок наставника, говоривший, что нельзя играть с огнем. Нельзя освобождать те силы, которые не сможешь подчинить себе. Я отстранился от книги и вовремя. Косматая лапа, вынырнувшая как будто из неоткуда и потянувшаяся к моей шее, успела всего лишь полоснуть меня по плечу. Кровь оросила коричневые страницы и как будто впиталась в них. На моем плече остались длинные полосы от когтей. Несколько долгих минут царапины не заживали и только потом начали медленно затягиваться кожей, но процесс выздоровление на этот раз происходил болезненно. Оставалось только поблагодарить богов за то, что я не дочитал заклинание, но разве может возносить благодарственную молитву тот, кто принялась за изучение черных наук. Кажется, постепенно я начал запутываться в искусно расставленной князем паутине.
Всякий раз меня внезапно начинало клонить в сон, и не важно, что неубывающая свеча горит постоянно в независимости от того: сплю я или бодрствую. Проспать даже на таком ложе, как простая солома мне удавалось всего несколько часов, а потом призывные, завораживающие голоса добровольных и незримых наставников вновь возвращали меня к суровой действительности.
Однажды я проснулся от того, что почувствовал в своей камере присутствие незваного посетителя. Я открыл глаза, сонно щурясь на огонек свечи. Вокруг сгустилась непривычно черная темнота, в который вспыхнул тонкий столбик золотого тумана, будто откуда-то с потолка на пол струйкой посыпались блестки. Я приподнялся на локтях и увидел, что в самом темном углу, опасаясь приблизиться к пятну света, стоит истощенный, надменный незнакомец. Его одежда была изношена и порвана, но черты лица все еще сохраняли высокомерное выражение. При виде моего пробуждения он неохотно снял с головы прохудившуюся шляпу с потускневшей желтой пряжкой. Короткий кивок головы был скорее формальностью, чем проявлением уважения. Я же вообще воздержался от приветствия и, тщательно скрывая всякий интерес, окинул бесстрастным взглядом худощавую фигуру и гордо вздернутую к верху светловолосую голову.
-- Полагаю, ты знаешь, кто я? - незнакомец первым нарушил молчание. Какой жестокий голос, лишенный всякой вежливости или мелодичности. Такая кричащая гордыня чаще всего сопутствует неудачникам.
-- Да, - мой ответ прозвучал холодно и твердо, без всякой доли сомнения. Я действительно знал его, прочел о нем в одной из оставленных мне книг.
-- Значит, ты все обо мне узнал? - в голосе визитера появились гневные нотки. Он твердой походкой двинулся ко мне, но на полпути остановился, не решаясь ступить в полосу света.
-- Да, теперь твое место - тень, - произнес я вслух то, о чем подумал, решив, что поверженный владыка утратил способность читать чужие мысли. Сильвия рассказала мне о множестве таких же низвергнутых повелителей. Где теперь их лавровые венцы, на дне какого омута?
-- Я прочел о тебе в древнем фолианте, - произнес я, пытаясь придать своему голосу строгость. - Сведений о тебе было не так уж много, видимо составители хроник не считали тебя выдающимся правителем. Я тоже успел составить собственное мнение о всех подобных тебе.
-- Тогда назови меня! - прошипел он, но в его поведение уже не было прежней самоуверенности.
-- У тебя было много титулов и еще больше имен, - неопределенно вымолвил я. - Чаще всего тебя называли правителем золотого общества, лучшим из волшебников и тому подобное. О, как я недавно узнал это, самое избранное блистательное общество не может дольше нескольких сотен лет терпеть ни одного владыку. Финвар, Дагла, Мидрих - так много имен и хоть бы капля смысла. Можно ли не угадать, что ты король эльфов, - закончил я свою обличительную речь и с усмешкой добавил. - Бывший король.