— Что расскажет? — сразу не понял Чичеро.
— Историю нашей жизни и отношений с прекрасной Оксоляной, конечно, — напомнил тот.
* * *Чичеро приготовился было слушать поэму, но упрямый Хафиз его уведомил, что поэма об Оксоляне им действительно и прочно забыта, а значит, единственное, на что могут рассчитывать заинтересованные слушатели, так это на изложение основных событий данной поучительной истории. Собственно, только это Хафиз и пообещал своим настырным товарищам.
Рассказ о прекрасной Оксоляне уместно начать с её знаменитой бабушки, в честь коей её и назвали. Старая Оксоляна происходила из западных земель — то ли из Отшибины, то ли из Цанцкого воеводства. Известно лишь то, что её в детском возрасте похитили кочевники одного из воинственных племён картау, промышлявших набегами и разбоем в годы Опасного Лихолетья. Потом картау продали девочку торговцам с невольничьего рынка в Карамце, а может быть, выменяли на изящное карамцкое оружие, к которому всегда питали слабость. В Карамц вскоре прибыл царевич из Уземфа, пленился красотой будущей бабушки Оксоляны и выкупил её за большие деньги. Его увлечение длилось столь необычно долго, что он назначил девушку своей любимой женой.
Уземфом к тому времени не одну сотню лет правили мёртвые властители. Само царство Уземф изначально сложилось на основе огромной песчаной пустыни с разбросанными по ней оазисами. Пустыня лежала на перекрёстке торговых путей из Карамца в Южную Эузу, из Западной Эузы в Лопволорое и ещё каких-то менее значимых. Уземф богател и процветал, пока развивалась торговля в сопредельных с ним землях, но после принятия его властителями посмертия в этих богатых местах стало опасно сокращаться население.
Сказать по правде, население сокращалось везде, где посмертие вводилось массово, ведь мертвецы в большинстве своём не могут размножаться, но Уземф с его пустынным ландшафтом и многовековой традицией кровной мести подходил к опасной черте с наиболее полной очевидностью. Ещё бы минуло не более полувека, и от некогда богатейшего царства осталось бы лишь несколько полузанесенных песками оазисов, да горстка мертвецов, слоняющихся между ними под палящим солнцем.
Царевич, который приобрёл бабушку Оксоляны, также в свою очередь принял посмертие и воссел на трон. Но царствовал он недолго — и был последним мёртвым правителем Уземфа. В погибельной распре с претендующим на трон двоюродным братом он сгинул, не оставив после себя наследников мужеского пола. Вот тогда-то на смену мёртвым правителям Уземфа пришли живые правительницы, и бабушка Оксоляны оказалась первой из них.
Царицы Уземфа старались радоваться жизни во всех её проявлениях, поощряли свой народ размножаться и сами подавали пример. Оживилась и торговля, ведь Эуза отбросила то сдержанное неприятие, которое у неё прежде вызывали мертвецы, правящие Уземфом. После смерти царицы Оксоляны на трон претендовал было мёртвый царевич Кучук, но старшие сёстры ему воцариться не дали. Посмертие не делает человека бессмертным, как бы царевичу того ни хотелось, а коварных старших сестёр у него было множество.
Прекрасная Оксоляна, о которой стремились поведать наложники, была младшей дочерью прошлой правительницы Уземфа — царицы Будур. В правление этой особенно любвеобильной царицы большое распространение получили мужские серали. Разумеется, и младшую царевну добросердечная Будур не могла оставить без невольничьей ласки. Основа сераля прекрасной Оксоляны была заложена в тот день, когда девочка впервые увидела свет.
Маленькие мальчики, обещавшие стать первыми красавцами царства Уземф, были собраны мудрыми наставниками на мужской половине одного из секретных дворцов правительницы, отданных под специальные школы наслаждения.
Воспитание этих мальчиков было подчинено одной великой цели — служить украшением жизни прекрасной царевны. Сколько их было в самом начале: тысяча? Две? Они знали, что не каждому из них доведётся прикоснуться к прекрасному телу госпожи, но готовились к этому прикосновению с малолетства. Во славу прекрасной Оксоляны мальчики проходили раннее обучение у прославленных жриц любви в примыкающем к покоям самой царицы Будур монастыре Сладострастия. Им было суждено постигнуть все триста тридцать три премудрости любовной науки и пятьсот пятьдесят пять искусств любовного наслаждения, а притрагиваться к оружию строго запрещалось, ибо оружие делает мужчину грубым.
Жрицы любви нещадно отбраковывали не оправдавших доверие мальчиков, а по мере того, как они достигали подросткового возраста, требования к их красоте, уму, артистизму, ловкости и выносливости резко возрастали. Для встречи с госпожой жрицы отобрали всего девятерых: Зарина, Джамила, Гюзель-Саида, Хафиза, Зухра, Лейна, Зульфио, Гюльча и Атая. Этим счастливцам удалось провести с госпожой счастливейшие годы своей жизни и ежемоментно радовать её вершинами своего сладостного ремесла.
А как хороша была прекрасная Оксоляна! Глаза, подобные заморским фиалкам, ланиты, точно цветки лотоса, перси, соперничающие с дынями на базарах Карамца. И как она двигалась, разметавшись по коврам, устланным её неустанными любовниками! В круглосуточных забавах с нею девятеро счастливцев забывали о том, кто кому приходится рабом, а кто госпожой, всех уравнивала страсть!
У прекрасной Оксоляны были завистницы. Старшая сестра Будула воспылала дикой ревностью к её сералю и, подкупив алчного слугу, велела отравить кушанья, коими наложники царевны подкреплялись после ночных сладостных трудов. Зарин и Гюзель-Саид умерли в ужасных мучениях, и безутешная Оксоляна оплакивала их участь несколько лет, упорно отказываясь мириться с вероломной отравительницей. Вот с тех пор их и семеро, как говорил Хафиз с рыданиями в голосе, роняя горькие слёзы в пыль дороги к Нефотису.
Но самое страшное испытание ожидало сераль Оксоляны впереди. Прекрасная царевна была очень любознательна и страшно любила путешествовать по дворцам своей матери, разбросанных по пустынным владениям Уземфа. За пределы родной страны мудрая царица Будур её не пускала, ведь кто знал, каких идей наберётся наивная царевна в суровой Эузе, в развратном Карамце, в алчной Отшибине, либо в Цанце, населённом высокомерными мертвецами.
Увы, царица Будур умерла, и трон заняла та самая завистливая сестра Будула, которая однажды уже подсылала отравителей к близким Оксоляны. Новая царица не чинила препятствий для дальних путешествий своей нелюбимой сестры, и царевна Оксоляна воспользовалась моментом, чтобы выехать из Уземфа, прихватив свой любимый сераль и верного мёртвого слугу Ынышара.
Царевна посетила знаменитый крытый рынок и древние храмы Великого Карамца, прогулялась под висячими садами Адовадаи, совершила прогулку на небольшом корабле по морю Ксеркса, побывала в отшельнических гротах Глукща и в подземном монастыре Смерти, что у самой полосы варварских погостов. Тут бы царевне и вернуться, обогащённой новыми знаниями, и скромно ждать на родине смерти очередной царицы Уземфа. Но нет же: в Глукще она свела знакомство с местными мертвецами-аристократами, да ещё с несколькими некромантами, которые пригласили её отправиться в паломничество к Старым Некрополям, расположенным «тут совсем недалеко» — в Нижней Отшибине.
А в Нижней Отшибине прекрасной царевне встретился магистр некрополей Гру, немедленно убедивший бедную девушку в тщете жизни и вечной пользе посмертия. В те дни верные наложники Джамил, Хафиз, Зухр, Лейн, Зульфио, Гюльч и Атай ласкали свою госпожу с удвоенной страстью, дабы отвратить её от горьких дум о бренности жизни. Но даже они всемером не могли изгладить морщины памяти о Смерти на её совсем ещё юном лице.
Прекрасная Оксоляна провела в Отшибине целый год. Финалом пребывания стал обряд посмертия, проведенный над нею некромантом Флютрю. Магистр Гру, накануне обряда втолковывал царевне, что посмертие сделает её ещё краше, и что Флютрю — один из лучших его учеников, которому он верит почти как себе.
И как же горестно было увидеть милую Оксоляну лимонно-жёлтой под цвет использованных бальзамов! Как долго плакала сама царевна, глядясь в дорогое карамцкое зеркало! И с негодованием отворачиваясь, и снова глядясь!
Но внешний вид прекрасной Оксоляны не составил главной её потери. Когда она понемногу отошла от горечи лицезрения перемен, то обратилась к своему верному сералю с просьбой дать ей забыться в объятиях всех семерых искусников. Артисты наслаждения, не ведая высшего счастья, как услужить своей госпоже, обещали стараться изо всех сил. Они повиновались любому капризу, проявили чудеса мастерства, но тщетно. Прекрасная Оксоляна, промучившись всю ночь, выгнала их из своей постели, рыдая в голос от того, что ничего не ощущает.
Дальнейшее путешествие уземфской царевны напоминало похороны. Она ездила по городам, силясь обрадоваться достопримечательностям — и не видела в них ничего вдохновляющего. В эти дни прекрасную Оксоляну мог утешить добрым словом и личным примером один лишь мёртвый слуга Ынышар. Свой живой сераль мёртвая царевна более не желала видеть, и настолько, что готова была его продать за бесценок.
Дальнейшее путешествие уземфской царевны напоминало похороны. Она ездила по городам, силясь обрадоваться достопримечательностям — и не видела в них ничего вдохновляющего. В эти дни прекрасную Оксоляну мог утешить добрым словом и личным примером один лишь мёртвый слуга Ынышар. Свой живой сераль мёртвая царевна более не желала видеть, и настолько, что готова была его продать за бесценок.
Впрочем, продажа получилась выгодной. Посетив город Цанц с его знаменитой парадной лестницей и зеркальным залом управительского дворца, прекрасная Оксоляна нашла достойного покупателя. Дочка Управителя Цанцкого воеводства — Лулу Марципарина Бианка — положила глаз на её потрёпанный в пути сераль, а сам управитель по имени Умбриэль Цилиндрон обещал уплатить любую цену.
— …Вот и весь рассказ, — закончил Хафиз, — грустный и немного смешной. Осталось добавить всего ничего. Лулу Марципарина Бианка, наигравшись с нами в Цанце, отправила нас в замок Окс, тут же по случаю приобретённый у одной обнищавшей великанши. Наше место в Цанце быстро заняли другие мастера любовного ремесла, потом и они бывали сосланы в Окс вслед за нами. Не мы были последними у порывистой в утехах Лулу, но зато мы у неё были первыми. Кто-то из нас семерых. О посмертии же прекрасной Оксоляны мои товарищи скорбят до сих пор. Я их прекрасно понимаю, хоть скорбь и убивает удовольствие.
К Нефотису пропыленные путники добрались затемно. Весёлой толпой вломились в здешний трактир «Женщина и Смерть», совершенно пустой в это время суток. В прежние годы Чичеро знавал этот самый трактир под вывеской «Зуб дракона». Видать, сменился хозяин, поменялось и название. Новое название трактира наводило на мысли о трёх женских судьбах, по-разному столкнувшихся со Смертью. Бланш и Бяшу от мертвеца Чичеро унёс дракон, царевну же Оксоляну спасти от посмертия оказалось некому!
Засыпая в трактирном номере, Чичеро вслушивался в переругивание своих карликов. Ничуть не проникнувшись превратностями женских судеб, Лимн, Зунг и Дулдокравн спорили всё о том же: кто стянул в замковом святилище камень? Оправдываться опять выпадало Зунгу.
Глава 14. И люди, как трава
Дрю из Дрона во главе своего отряда легко шёл по болотной тропе. Задержка в замке Мнил, так или иначе, себя оправдала: инквизиторствующий великан Югер навестил Ома и убедился, что у него всё в порядке. Но теперь хотелось бы как можно скорее очутиться с лопатами перед чёрной стеной.
Дрю не сильно-то верил в действенность подкопа, но попробовать-то стоило, хотя бы даже затем, чтобы убедиться: подкоп таки был невозможен, а значит, сия возможность выбраться из за Порога Смерти им не упущена, и можно смело придумывать следующий план.
К бывшему месту бандитского лагеря в руинах Базимежа подходить было глупо, ведь это место наверняка связывалось карателями с бандой Дрю; к счастью, существовала обходная тропа. Ею и воспользовались, отрядив лишь Амура и Кло для разведки обстановки в развалинах.
Вернувшись, разведчики доложили, что следов большого карательного отряда они не видели; вместе с тем Базимеж сообща посетили три осторожных в своём движении человека, очень легко ступающих по почве, предположительно — карлики. Они здесь покрутились, обнаружили наши маршруты следования и ушли.
— Карлики? — задумался Дрю. — Уж не Чичеро ли это возвращался на своём белоснежном замке? Тогда он мог выпустить Лимна, Зунга и Дулдокравна на поиски, надеясь, что мы ушли недалеко.
— Что ж, мы действительно недалеко ушли, — хохотнул Кло, — топчемся по одному и тому же болоту.
— Надеюсь, замок ещё раз вернётся, — сказал Дрю, вступая на тропу, огибающую Базимеж.
— Это для чего же?
— В нашем отряде опять появились живые. Сдать бы, — Дрю говорил о Калебе и Дуо, двух охотниках, прибившихся к банде в районе Клёца и Мнила. Охотники ещё крепились, но неведомая болезнь вторгалась в их живые тела, заставляя неметь и холодеть конечности.
— Да уж, не вовремя эти двое на нас вышли, — констатировал Амур, оглядываясь на охотников, еле волочивших ноги, — вот если бы они нас нашли до прилёта замка, то гуляли бы уже по ту сторону Порога Смерти вместе с Чичеро и остальными живыми…
— Так до прилёта замка мы им были не нужны, — напомнил Кло, — били они своих чешуйчатых выдр, пока те от Порога Смерти не сбежали, и горя не знали!
— Лучше заранее познать горе, — наставительно произнёс Дрю, — чтобы счастье не зависело от чешуйчатых выдр.
* * *Теперь отряд двигался на юг от Базимежа — в том удобном для движения направлении, которое было первоначально отвергнуто, чтобы заглянуть в Клёц за лопатами. Здесь местность была в целом посуше, и на пути несколько раз встречались покинутые стоянки карликов-мародёров. О том, что стоянки принадлежали именно карликам, свидетельствовали трупы самих карликов, нет-нет, да и попадающиеся у давних кострищ. В большинстве своём трупы принадлежали карликам-мертвецам, погибшим насильственным образом. Было понятно, что оказавшись запертыми за Порогом Смерти, эти отшибинские скандалисты тут же принялись грызться между собой. И, кромсая друг друга длинными ножами, выпускать наружу их дешёвые оранжевые бальзамы.
Глядя на покинутые карличьи стоянки, Дрю из Дрона начинал думать, что и к Базимежу не возвращался небесный замок с Чичеро на борту, а попросту забегали эти мародёрствующие недобитки.
Среди трупов карликов попадались и умершие живые. Причём на этих телах вовсе не обязательно обнаруживались явные следы увечий, повлекших гибель. Некоторые выглядели даже не до конца отошедшими, просто оцепеневшими. Не скосила ли их та же самая болезнь, против которой ныне пытаются бороться злополучные Калеб и Дуо?
Одну из карличьих стоянок, определённо, разгромил карательный отряд. Десяток перепачканных оранжевым бальзамом карличьих трупов был кем-то аккуратно выложен в ряд для тщательного осмотра. Вещи, извлечённые из карличьих мешков и карманов, разложенные тут же, также пребывали в порядке. Видать, командир чёрных стражников, руководивший нападением и обыском, принадлежал к людям аккуратным и от подчинённых того же требовал.
— Южнее мы не пойдём, — сказал Дрю, — навестившие карликов стражники пришли со стороны Гуцегу. Если сунемся на южные луга, будем у них, как на ладони.
— Стало быть, отсюда на восток по первой же подходящей тропе? — уточнил Пендрис.
— Именно.
Можно было свернуть на восток и пораньше, но и теперь не стало поздно. Важно лишь помнить об осторожности на южной оконечности болот, где банда Дрю — не хозяйка. Тропинок здесь много, болота уже мелеют, вот и заходит с лугов Гуцегу всякий, кому интересно: мародёрствующие карлики и стражники, аккуратно складывающие трупы.
Не желая излишних встреч, Дрю из Дрона требовал от следующего за ним отряда быстроты перемещения, на которую тот, однако, не был способен. Дрю периодически останавливался и дожидался отстающих — всегда одних и тех же. Ватага мертвецов, пользуясь преимуществами посмертия, могла бы идти, не сбавляя темпа, дни и ночи, но присутствие двоих живых охотников, да ещё не вполне здоровых, ощутимо тормозило продвижение.
— А не на юг ли мы сейчас идём? — выразил недоумение внимательный Амур, когда в восточном направлении болота не закончились там, где им надлежало.
Что ж, очень может быть… Они шли по болотной тропе ночью при слабом лунном свете, не имея чётких ориентиров, а утром болота окутал туман. Не мудрено было сместиться к западу и затем вместо востока повернуть на юг. Значит, впереди таки Гуцегу?
Вдруг впереди послышались голоса и шум движения большого количества людей. Они шли столь близко, что не будь тумана, их было бы отчётливо видно, да и отряд Дрю не ушёл бы незамеченным. Идущие впереди Дрю из Дрона и Амур из Кляма застыли, пригнулись и по цепочке передали шагающим следом сделать то же самое. Отряд послушался на диво слаженно, только макушка высоченного Ома некоторое время всё ещё торчала из тумана: до великана нелегко доходил шёпот спутников. К счастью, омова макушка осталась незамеченной чёрными стражниками (а судя по звукам в наступившей тишине, там впереди шли именно они).
— Как думаете, сколько их там? — прошептал Амур, когда топот, лязг доспехов и отрывистые слова команд затихли вдалеке.
— Около сотни, — без труда определил Дрю, — похоже, это тот самый отряд, который положил карликов на последней виденной нами разорённой стоянке.
— Почему вы так решили?
— Слаженно шли, — объяснил Дрю, — хорошо вымуштрованы.
— И то верно, — согласился Амур.
— Но что теперь? Двигаться им вслед, кажется, глупо… — заметил неслышно подошедший Пендрис.
Дрю подумал и направил Амура вперёд — поглядеть на оставленные стражниками следы.
Возвращаясь, Амур улыбался.