— Давайте сделаем небольшой перерыв, минут на десять. А потом я хотела бы побеседовать с каждым из вас по отдельности.
— Ничего себе! — недовольно воскликнул Саня. — А кататься когда?
— Действительно, — поддержала его Стелла. — Что нам теперь, целый день тут париться?
— Хочу заметить, — проскрипела Валентина Большова, — мы все здесь отдыхаем и платим за это немалые деньги. Мы не хотим зря терять время.
Начинающая сыщица оказалась сама кротость. Она вежливо кивнула в сторону возмущающихся, однако обратилась не к ним, а к своим работодательницам:
— Я хотела бы в первую очередь побеседовать с вами, Настя, а также, — девушка перевела взгляд в сторону парочки Гореловых, — с вами, Женя, и с вами, Петр. С оставшимися можно поговорить вечером. Вы не против?
Вдова медленно покивала.
— Я готова.
— А вы, Женя?
— Всегда пожалуйста, — вздохнула красавица Горелова. — Все равно какой там для меня отдых! Я инвалид, прикованный к креслу.
— А вы, Петр?
— Да, да, ради бога.
В это время все прочие уже начали вставать из-за стола, шумели, потягивались, надевали куртки.
— Я выйду покурить, — сказал я Лесе, словно теперь, будучи назначенным ею на роль секретаря, я должен перед ней отчитываться.
Девушка кивнула:
— Я к тебе присоединюсь.
Никогда не видел, чтобы она курила, и даже запаха табака от нее ни разу не слышал.
…Я вышел на вольный лесной лапландский воздух. Прошу заметить, смеркалось. Я закурил и по заснеженной дороге отошел от второго коттеджа метров на пятьдесят. Я видел, как Саня и Иннокентий с Валентиной двинулись по направлению к нашему домику, и услышал обрывок речи бухгалтера, обращенной к супруге: «Во всяком случае, дорогая, эта девчонка, можно сказать, подготовила нас к допросу в финской полиции. Вроде репетитора перед экзаменами…»
Вышли на улицу и Светка, и чета Сыромятских.
В этот момент на дорогу, по которой я прохаживался, вырулил джип. Надо сказать, что интенсивность автомобильного движения у нас тут, в лесу, составляла две-три машины в сутки, и, разумеется, внедорожник немедленно привлек мое внимание. К тому же финны на джипах вообще ездят крайне редко. А подобные, с тонированными стеклами, на дорогах Финляндии я если и встречал, то только с российскими номерами. Вот и этот автомобиль всем своим видом, казалось, кричал: я из России! Чтобы утвердиться в своей догадке, я присмотрелся к номерам — однако они оказались заляпаны грязью. Тоже свидетельство в пользу нашенского происхождения тачки: покуда мне не доводилось видеть ни единой грязной финской машины.
Все мы смотрели на джипарь во все глаза, аж голову сворачивали. Он прополз мимо на скорости не более двадцати километров в час, и, несмотря на глухие стекла, мне показалось, что из машины за всеми нами пристально наблюдают. От этого я почувствовал себя неуютно. Автомобиль уполз дальше в гору, оставив после себя чувствительный запах выхлопных газов. А мы, словно деревенские дети, долго глядели ему вслед.
Тут ко мне подошла Леся. Спросила, кивнув в сторону, куда удалился внедорожник: «Что скажешь?»
— Представления не имею. Но готов поставить свой новый борд против вчерашней сосульки: машина родом из России.
— Спорить не буду, — вздохнула Леся и кивнула на мою сигарету: — Ван сип, плиз[17]. – Я протянул ей, она вдохнула дым, закашлялась.
— Что ж за гадость!
— Ну и нечего баловаться, — пробурчал я.
— Играешь в заботливого папочку? — Девушка остро глянула на меня снизу вверх и усмехнулась.
Мне не понравился ее тон. Чтобы сменить тему, я сказал:
— Я записал весь допрос практически дословно. И знаешь, мне показалось, что многие из наших врут.
Леся затянулась еще пару раз — теперь вполне умело — и вернула мне сигарету.
— По-моему, они врут все, — молвила она.
— Все? Но зачем? Не могут же все быть убийцами.
— Человек может врать, да еще в присутствии свидетелей, из-за сотни самых разных причин.
Очень по-взрослому прозвучала эта последняя ее фраза. Верхним чутьем я почувствовал, что после того, как Лесю назначили сыщицей, она в нашей паре все больше забирает верх. Однако я тоже никогда не любил играть вторую скрипку, особенно в отношениях с женщинами. Когда молодой человек начинает во всем прогибаться перед девушкой, шансы у него падают до нуля. Перспектив не остается. В лучшем случае его используют (для каких-нибудь своих подсобных нужд), а потом выкидывают на помойку. Поэтому я твердо решил неблагоприятную тенденцию переломить — правда, пока не придумал, как.
— Пошли допрашивать Анастасию, — молвила Леся.
— Я тоже, что ли, буду участвовать?
— А кто будет записывать?
— А она разрешит мне присутствовать?
— А что ей остается делать? Ведь она сама попросила меня работать на нее. Значит, пусть играет по моим правилам.
Мы вернулись в дом. Петя Горелов — непричесанный, какой-то заторможенный —надел цивильный костюм и готовился выйти из коттеджа с рюкзачком в руках.
— Куда вы, Петр? — спросила Леся.
Он пробурчал:
— Поеду съезжу в город, в СПА. Через полтора часа вернусь. Вы пока с дамами закончите.
Я подумал, что Горелов, кажется, пребывает в таком состоянии, что вряд ли ему стоит садиться за руль, но ничего не сказал. В конце концов, он взрослый человек, и с ним тут рядом жена. Но супруга по поводу его поездки не выказывала ни малейшего беспокойства.
— А я в душ поковыляю, — с грустной усмешкой молвила она, обращаясь к Лесе. — Единственно доступный мне сейчас СПА. А вы с Настей пока спокойно поговорите, без свидетелей.
Анастасия Сухарова по-прежнему сидела за длинным обеденным столом, только очки сняла. Глаза у нее оказались незаплаканные, только красные и грустные-грустные. Леся уселась напротив нее. Я занял место рядом. Женя, держась то за стеночку, то за мебель, потащилась в ванную.
— Давайте я вам помогу, — предложил я.
— Нет-нет, я сама.
Леся подождала, пока Горелова добредет до двери в ванную комнату и закроет ее за собой, и вдруг спросила Сухарову:
— Кто такой Панайот?
Даже мне потребовалось время, чтобы оторопь прошла и я припомнил, что Панайотом звали того носатого человечка, с которым в наш самый первый день Вадим столкнулся в баре «Гондола». Я постарался вызвать в памяти их разговор, довольно резкий. Как там сказал старому знакомцу Сухаров? «Не смей больше приближаться к моей жене» — или что-то вроде. Да, из той реплики следует, что Панайот с Настей по меньшей мере когда-то были знакомы… А еще этот носатый человечек встречался в тот день с Родионом Сыромятским, и Сухаров видел это.
«Надо же, — подумал я, — Леся вспомнила ту сцену и подумала, что она может быть связана с убийством». Мое уважение к юной сыщице выросло еще на три градуса, хотя, для своей же собственной пользы, мне срочно следовало прекращать даже тайно восхищаться ею.
Я проследил за тем, как вопрос о Панайоте отразится на лице Насти. Сначала она была явно сбита с толку, хотя я заметил, что прозвучавшее имя ей скорее знакомо. В первый момент ей, похоже, ужасно хотелось ответить: «Кто такой Панайот? Представления не имею!» — но потом она, видимо, решила, что уходить в несознанку глупо. Раз уж мы ее о нем спрашиваем, значит, что-то знаем, и Сухарова переспросила:
— Господи, а Панайот тут при чем?
— Скажите мне: кто это? — еще раз настойчиво спросила Леся.
Настя отмахнулась:
— Человек из моего далекого, очень далекого прошлого. Не понимаю, почему вдруг вы о нем спросили? Да откуда вы вообще о нем узнали?
— Потому, что он — здесь. Перед Новым годом ваш муж виделся с ним.
— Вот как? Виделся? — Настя усмехнулась и покачала головой. — Каких только встреч не бывает…
— Что вас связывало с этим Панайотом?
— Да почему вы об этом спрашиваете?
— Да потому хотя бы, что разговор вашего мужа с ним носил не мирный, далеко не мирный характер.
— Все-то вы, Леся, замечаете, все-то слышите, — вздохнула Сухарова, и непонятно было, чего больше прозвучало в ее словах: похвалы или осуждения. — Знаете, когда-то, очень давно, я была знакома с Панайотом. Мы с ним встречались. Я тогда еще не была замужем, но Вадик… Он уже присутствовал в моей жизни. А потом… Потом Вадим вышел на первое место, ну а Панайот пропал, из моей судьбы, во всяком случае. Банальный треугольник. Давний, очень давний…
— Может быть, нынче Панайоту пришло в голову отомстить? Убрать с дороги более удачливого соперника?
Анастасия грустно усмехнулась:
— Спустя… сколько же лет назад это было?.. Ого, четырнадцать или пятнадцать… Не думаю… Это совсем не похоже на Панайота…
— Не похоже — почему? — тут же спросила Леся, и я подивился ее цепкости и еще подумал, что, если подобная девушка вдруг станет женой, с ней будет трудно: ничего от нее не скроешь.
— Может быть, нынче Панайоту пришло в голову отомстить? Убрать с дороги более удачливого соперника?
Анастасия грустно усмехнулась:
— Спустя… сколько же лет назад это было?.. Ого, четырнадцать или пятнадцать… Не думаю… Это совсем не похоже на Панайота…
— Не похоже — почему? — тут же спросила Леся, и я подивился ее цепкости и еще подумал, что, если подобная девушка вдруг станет женой, с ней будет трудно: ничего от нее не скроешь.
— Ну, Панайот… — вздохнула Сухарова, и ее глаза заволокла легкая дымка воспоминаний, кажется, приятных. — Он деловой, умный… Все шаги просчитывает на двадцать ходов… Какой ему, скажите, толк мстить Вадиму? Спустя пятнадцать лет тем более… Он очень рассудочный и очень богатый, этот Панайот…
— А откуда вы знаете, что он очень богат? — опять ухватилась за слова собеседницы молодая сыщица.
— Так ведь уже тогда, много лет назад, он был человеком небедным… Он здесь — значит, с тех пор его по меньшей мере не убили… — Настя слегка улыбнулась. — А раз он живой — значит, разбогател еще больше.
— А почему вы думаете, что его должны были убить? — незамедлительно последовал Лесин вопрос.
— Да потому что в девяностые многих бизнесменов убивали. Слишком многих.
— А каким он бизнесом занимался?
— Ну, чем Панайот занимался пятнадцать лет назад, я и тогда не знала… — протянула Настя, и по ее лицу я понял, что она лукавит. Знает она, все знает. — А что творит сейчас, тем паче не ведаю… Повторяю: все эти пятнадцать лет мы с ним не виделись, как не виделись здесь и сейчас.
— А вы хотели бы? — в лоб спросила девушка.
— Н-ну, это могло быть любопытно… Но я не горю желанием.
— У вашего мужа был с ним какой-то совместный бизнес?
— Нет, — категорически покачала головой Сухарова. — Я уверена, что нет.
— Уверены? Почему? — незамедлительно переспросила Леся.
— Они совершенно разные люди, — безапелляционно произнесла Настя. — Совершенно.
Несмотря на то что рассказ вдовы нисколько не противоречил разговору между Вадимом и Панайотом, подслушанному нами в баре, мне показалось, что женщина с нами далеко не откровенна — о чем и сделал соответствующую пометку в блокноте.
— О’кей, — проговорила Леся, — значит, вы абсолютно уверены, что к убийству вашего мужа Панайот не причастен?
— Не понимаю, зачем ему это могло понадобиться, — развела руками Настя.
В ванной перестала плескаться вода, затем зажужжал фен — Женя Горелова заканчивала водные процедуры.
— Ладно, тогда позвольте вопрос о другом человеке, — Леся оставалась безукоризненно вежлива.
Я не большой знаток психологии допроса, однако интуитивно мне показалось, что Леся ведет игру правильно: вопрос следовал за вопросом, на разные темы и безо всяких пауз.
— Меня интересует бухгалтер Иннокентий. Ваш муж говорил вам, что он имеет к нему серьезные претензии?
Сухарова выглядела удивленной.
— Претензии? К Кеше? В первый раз слышу. — Мне показалось, что изумление Насти не наигранно.
— Может быть, Вадим был недоволен работой Саши?
— Тоже никогда не слышала. А что случилось?
— Кажется, кто-то из них, Иннокентий или Александр, химичили с финансами фирмы. А может, они оба, на пару. Вы вправду об этом ничего не знали?
— Да? Ничего. А в чем там дело было?
— Ну, — ускользнула от ответа Леся, — я человек тут совершенно посторонний, поэтому никаких деталей не знаю. Спросите у Пети, может, он в курсе. Или поговорите с ними обоими, Иннокентием и Сашей.
Из ванны вышла Женя. Остановилась на пороге, держась за притолоку, тяжело дыша. Она была в одном халате, нога от лодыжки до колена замотана эластичным бинтом. Наш разговор с Настей сам собой повис в воздухе, а я снова, как истый джентльмен, спросил молодую женщину: «Вам помочь?» — будучи уверен, что она опять откажется. Однако девушка неожиданно сказала: «Да, Ваня, помогите, пожалуйста». Я встал и подскочил к ней. Женя оперлась на меня всем своим весом. Я обхватил ее за талию. Под халатиком у нее ничего не было, и тело было упругим и совсем молодым. Девушка обвила меня рукой за плечо. «Откантуйте меня в спальню», — со смущенной улыбкой, относящейся к своей немощи, попросила она. На трех ногах, тесно прижавшись, мы поковыляли в сторону спальни Гореловых — и тут я заметил, каким взглядом провожает меня Леся. В ее глазах — я уверен! — полыхала ревность!
Какая прелесть! Значит, она такая же, как все женщины! (А ведь наблюдая, как она ловко ведет следствие, я и думать не мог о том, что ей тоже присущи маленькие женские слабости.) Значит, и Леся не терпит, когда принадлежащий ей (вроде бы) безраздельно мужчина начинает уплывать из рук. Что ж, на этом нужно сыграть. Берегись, госпожа следователь, теперь я знаю твое слабое место!
Мы с Гореловой дошли до спальни, и я, нарочно понизив голос, чтобы он звучал сексуальней, проворковал:
— Может, вас уложить в постель?
— Нет, благодарю, Ваня, — улыбнулась она, — дальше я сама. Спасибо.
Мы расцепились, и я вернулся к столу. «Интересно, — мелькнуло у меня, — как вести допрос, если каждое слово будет слышно в спальне у Жени — звукоизоляции-то тут никакой». Настя, видимо, тоже подумала об этом, потому что сама предложила:
— Давайте, может, перейдем в другой дом? Или, может, просто пройдемся?
— С удовольствием, — Леся поднялась.
Мы все трое оделись и распрощались с Гореловой. Она лежала навзничь на супружеской кровати, положив больную ногу на спинку, и читала новый роман Варгаса Льосы.
Мы втроем пошли по дороге — Сухарова в центре, мы с Лесей по краям. И, хотя обязанности стенографиста я не выполнял — на ходу особо не позаписываешь, — ни Настя, ни юная сыщица не стали возражать, чтобы я присутствовал при разговоре.
Тут я задумался — впервые за время нашего пребывания на курорте, — почему первый коттедж, арендованный нашей компанией, отстоит настолько далеко от второго. Метров триста по прямой — если брести по глубокому снегу. А если идти не напрямик, а по расчищенной автомобильной дороге, то получается едва ли не километр. И если смотреть с крыльца одного дома, то второй, сокрытый заснеженными соснами и елями, практически не виден. Зачем и кому понадобилось столь далеко разносить две части нашей компании? Ведь здесь, в округе, оказывается, имелись дома, причем сейчас явно пустующие, которые находились один от другого на расстоянии метров пятидесяти, в пределах прямой видимости… Смутная идея забрезжила у меня в мозгу, и я, не дожидаясь нового вопроса Леси, немедленно спросил Настю:
— Скажите, а кто выбирал коттеджи, где мы будем жить?
Она, кажется, удивилась, что я вклинился в разговор, и повернулась ко мне.
— Вообще-то идея отдохнуть именно здесь принадлежала моему мужу… Но всей организационной работой, в том числе выбором конкретных коттеджей, занимался Саня… Правда, я уверена, что потом Вадим утверждал его решения… А может, и Петя тоже…
Леся явно оказалась недовольна, что я встрял в разговор, и быстренько перетянула одеяло на себя:
— А вообще, как у вашего мужа было на работе?
То ли из-за того, что я помешал ей, то ли от досады на мое воркование с Женей, Леся сформулировала вопрос слишком неопределенно. А может — и на старуху бывает проруха! — она просто устала. Вдова терпеливо переспросила:
— Что вы, Леся, имеете в виду?
— Может, у вашего супруга имелись какие-то проблемы с заказчиками? С государственными органами? С рэкетом? С партнерами по фирме?
Обычно, когда человеку задают несколько вопросов, он начинает отвечать на последний. Настя не стала исключением и проговорила:
— Единственным партнером Вадима был Петя… Они были совладельцами компании… Правда, и нам с Женькой принадлежала — точнее, до сих принадлежит! — определенная доля, но она, скорее, символическая, некий подарок от наших мужей, по пять процентов… Еще десять процентов акций распылены среди коллектива, а у Вадима и Пети основной пакет, по сорок процентов у каждого. Такое распределение отражало существующее положение вещей: все дела на фирме вершили они оба. Точнее, повседневной деятельностью, переговорами, заказчиками, управлением, занимался мой Вадик… А Петина вотчина — идеи, креатив, стратегия… Не знаю, понимали ли это мальчики, — грустно проговорила женщина, — но мы с Женей, со стороны, хорошо видели: они вдвоем образовывали на редкость удачный симбиоз… Один прекрасно дополнял другого… А вот как у фирмы пойдут дела теперь, я не представляю… Боюсь даже загадывать…
Сухарова прерывисто вздохнула. Я глянул на женщину искоса. Глаза ее налились слезами.
Мы шли среди леса по расчищенной автомобильной дороге, по которой ежедневно проезжали от силы три машины. Справа и слева, чуть в глубине, стояли деревянные коттеджи безо всяких заборов. К ним вели подъездные дорожки. Судя по тому, что они были завалены снегом, домики оставались необитаемыми.