Андрей за десять месяцев довёл свою прежнюю диссертацию до уровня добротной докторской. И всё бы прошло гладко и легко… Но в феврале 1998 года скончался добрый ангел – учитель и покровитель Андрея фронтовик Мягков. Новый удар подкосил молодого учёного. Но и это – ещё не всё. Теперь Андрею предстояло узнать, что такое интриги в околонаучной среде. Он в полной мере познал подлость, всё видел и понимал, но… противостоять этому не умел. Почему-то Андрей неожиданно стал лишним на кафедре, а диссертация его была названа „сырой“, уже назначенная защита – отменённой. В общем, почти готовый доктор наук бросил всё – кафедру, институт, Москву… Приехал в свой маленький родной город.
И тут, в самое тяжёлое время в родном городке подоспела неожиданная помощь. Это была встреча с другом детства, ныне – доцентом Воронежского университета Ваней Черных. Встретились они случайно, на автостанции их родного городка. Андрей – с потухшим взглядом, давно не бритый, сутулившийся – только что приехал. Иван Кузьмич – бодрый, подтянутый, стройный, казавшийся лет на мять моложе своего друга – возвращался из дому, от родных на работу в Воронеж. Он не сразу узнал Андрея, настолько того согнули недавнее горе и только что пережитая большая несправедливость. Робко он подошёл к этому потерянному мужчине, всё же похожему на Андрея, несмело спросил:
– Извините, Вас не Андрей Васильичем зовут?
– Да, я… Черкасов, – глухо, совсем как его дед в прежние времена, ответил Андрей. Потом вгляделся в лицо подошедшего к нему мужчины, – Ваня, ты, что ли?
– Вот, что, друг! – ответил тот, мельком взглянув на часы, – Ленки сейчас в городе нет. Дом ваш пустой стоит. Нечего тебе там делать – только душу растравишь… Айда – со мной в Воронеж! Ну, чего ты мнёшься?! Если билетов нет – такси возьмём. Поехали!
Андрей как-то совсем уже безвольно махнул рукой, соглашаясь. Иван Кузьмич понимающе, с оттенком обеспокоенности глянул на старого друга и подошёл к кассе. Билетов на автобус, конечно же, уже не было. Он сдал свой билет и подъехал на такси к Андрею, словно застывшему на прежнем месте.
––––––––––––––––
Дорога была длинной – поездка длилась около трёх часов. За это время друзья успели поведать друг другу обо всём важном, что произошло в жизни каждого за последние годы. Впрочем спрашивал лишь Иван. А Андрей только отвечал – коротко, тихо, но исчерпывающе. А о другом Черных знал от знакомых по родному городку – о смерти родителей и деда Андрея, об отношениях с его сестрой. Иван всё говорил и говорил, пытаясь ободрить школьного друга. Ничего не выходило.
– Не надо, Ваня. Я всё понимаю, спасибо тебе, но у меня – полный крах, полный конец…
– Я понимаю, тебе тяжело. Точнее – тяжко до невыносимости. Но это пройдёт – поверь мне. Прежде всего, тебе нужна работа. Просто – работа. Работа по специальности. Зацепишься за это – вытянешь и всё остальное. К тому же, у меня есть план!
План был прост и практичен. Но – это самое главное – он был исполним. Черных прекрасно знал город, в котором уже не первый год работал, стал доцентом. Андрея он предполагал разместить в своей квартире. Работу найти – тоже не проблема. Вот с диссертацией сложнее: предложить Андрюхе сделать докторский „диссер“ во второй раз было бы лишённым совести; но помочь сдать экстерном экзамен на психологическом факультете в своём родном университете – вполне по силам. Был ещё и вариант устройства Андрюхи в докторантуру: его, с готовой диссертацией – с руками оторвут! Наконец, третье – музыкальная заморочка Андрюхи („Смотри-ка – сколько лет, но не отказался. Наоборот, надыбал много новых подходов и идей. Молодец! Неплохо бы к этим его идеям математический аппарат подключить, а то всё – физиология, да нейрофармакология…“ – размышлял Черных).
Пока доехали до дома Ивана Кузьмича, совсем стемнело: всё же – март лишь начался, а часы теперь уже несколько лет идут строго по поясному времени. Без этого идиотского перевода стрелок два раза в год, вызывающего серьёзный адаптационный стресс (а у „сердечников“, „язвенников“ и невротиков – серьёзные осложнения). Открывая дверь своей квартиры, Черных сказал:
– Ну, Андрейка, заходи первым. С женой я тебя знакомить не буду… Э, да, вот и она!
– Андрюха! – удивлённо воскликнула жена Ивана.
– Машка! – не менее удивлённо, впервые чему-то радуясь, воскликнул Андрей.
Ничего удивительного: и восьми лет не прошло с тех пор, как они вместе закончили одиннадцатый класс одной и той же школы.
– Только, тихо! – уже строже попросила Маша, а то нашего маленького Андрейку разбудишь, медведь!
– Андрейку? – смутно начиная понимать, переспросил молодой психофизиолог, догадываясь, в чью честь назвали супруги Черных своего первенца.
– Чего тут не ясного? Думаешь в честь тебя назвали? – притворно сварливо подтвердил мысль Андрея его старый друг, – Не заслужил ещё! Это – в честь Героя Советского Союза – „живого Штирлица“ – полковника Черкасова, понял?! – завершил Иван, радуясь в душе тому, что правильно поступил, что в домашней среде начинает оттаивать, приходить в себя его друг, который от тяжких потерь уже совсем было упал духом.
________________
С психологией, диссертацией и докторантурой получилось именно так, как хотелось Ивану. А работу строго по специальности пришлось бы ждать около полугода – до начала нового учебного года. Но тут, едва Андрей прописался и встал на воинский учёт, подоспела повестка из военкомата. Она была так кстати, что невольно встаёт вопрос, а не вмешался ли кто, не посоветовал ли военкому области „взять в оборот“ человека, на долю которого за последнее время выпало так много бед и невзгод. Ну, на вопрос этот отвечать мы не станем – думаем, что внимательному читателю и так уже всё ясно. Но, что было гораздо интереснее и важнее, военком почему-то уважил просьбу старшего лейтенанта запаса. Нетрудно понять, почему именно: ведь в Воронежском областном военном комиссариате слишком хорошо были известны двое Черкасовых – герой-разведчик и скоропостижно скончавшийся, совсем ещё не старый подполковник и районный военком. Эти двое Черкасовых были не только хорошо известны, но весьма уважаемы и любимы. Так что, вместо двухмесячных офицерских сборов, положенных периодически врачам, оказался младший Черкасов вначале – на курсах для десантников, а затем уже и на курсах командиров этих десантников.
Правда, для этого и Андрею пришлось составить несколько заявлений, и военкому области провести несколько не совсем обычных согласований. Но чего не сделаешь для добровольца и в память его таких замечательных и известных покойных предков! Так в военном билете Андрея Васильевича Черкасова появилась запись не только об очередном воинском звании (капитана – минимум, положенный по закону по его учёной степени), но и вторая военно-учётная специальность. Эти четыре месяца пролетели для Андрея незаметно. В дом Черных он возвратился заметно окрепшим, загорелым по Средне-Азиатски (лицо – тёмное, лоб – белый), без следов былой депрессии. То есть – готовым и к работе, и к борьбе за свою идею. За научную идею, которая с годами хотя и становилась всё более зрелой, но так и не получила возможности вылиться во что-либо осязаемое.
________________
Так, к началу осени 1998 года Андрей Васильевич Черкасов вновь стал лицом совершенно гражданским. Только в характере его появилась некоторая жёсткость и непреклонность. Впрочем, до начала его необычных военных сборов именно этих качеств Андрею и не хватало. Иначе бы он никогда не раскис до такой степени.
Забот у Андрея Васильевича теперь опять стало, что называется, выше крыши. Во-первых, предстояло экстерном сдать государственные экзамены на психологическом факультете. Это было условием приёма в докторантуру: да,– с готовой диссертацией; да, – уже имеющего диплом. Но ведь – совсем по иной специальности. И „диссертацию на соискание учёной степени доктора психологических наук“ придётся перерабатывать… Конечно, всё это приводило к заметной отсрочке – года на два. И то – лишь при такой феноменальной памяти, которой обладал Черкасов, и только при его уровне работоспособности. А что же с главной темой его жизни? С той, которую он задумал ещё в отрочестве, к которой шёл уже долгие годы? Тесная практическая работа над ней опять откладывалась. Мы не случайно выделили слово „практическая“. Думать, думать и делать записи Андрей никогда не переставал.
Не станем описывать в деталях тот этап жизни Андрея Черкасова, который пришёлся на миллионный город Воронеж. Скажем только, что он всё время работал, работал и работал. Преподавал в ВУЗе (не доцентом, а ассистентом кафедры), готовился к экзаменам экстерна, сдал эти экзамены. Потом, параллельно с педагогической деятельностью, работал над своей „готовой“ докторской. Наконец, к началу первого года XXI века, кардинально переработанная докторская диссертация была представлена к защите. Да, в январе 2001 года и этот этап был Андреем успешно преодолён. Но… теперь у Андрея не было больше „ангела-хранителя“, и всё должно было идти своим чередом, обычным порядком. А очередь до защиты обещала затянуться на годы. Что делать – ждать, сидя, сложив руки?
Нет, не таков был Андрей. Он не сидел в ожидании, а действовал. В Воронеже, как он понял, ему никогда не удастся найти места, учреждения, в котором можно было бы приступить, наконец, к практическому осуществлению его мечты. Значит, надо было перебираться в Москву. Опять – в Москву. А её Андрей – ох, как не любил. Не любил за чрезмерную многолюдность, за всегдашнюю сутолоку и суету, за слишком большие „концы“ и необходимость проводить много времени в транспорте, за резкие перепады температуры при выходе из метро на улицу, особенно – в зимнее время. Наконец, наплыв так называемых „лимитчиков“, хотя и заметно схлынул за последние годы, но всё ещё досаждал и коренным москвичам, и тем, кто был вынужден здесь поселиться по профессиональной необходимости. Так что, – в Москву! Тем более, что и защита предстояла именно там. К счастью, однако, в совершенно другом „специализированном учёном совете по защите докторских диссертаций“, чем если бы он подавал её к защите „по медицинской линии“.
А как же Ваня Черных? С Иваном у Андрея сложились самые тесные отношения. Всё свободное время, хотя его было и не много, Черкасов проводил либо у Черных дома, либо у доцента Черных на кафедре в университете. Дома Андрея со всегдашней приветливостью встречала верная жена Ивана и одноклассница Черкасова. Здесь было душевно теплее и уютнее. Маша нередко включалась в дискуссии мужа с Андреем и, надо сказать, иногда подбрасывала неплохую идею. На работе же у доцента Черных был не просто „математический аппарат“, но и подобающая вычислительная техника. Нужно сказать, что не очень он смыслил в математике – изначальный музыкант Андрей, ставший врачом – физиологом – нейрофизиологом – психологом. Да, школьные знания у него были. Но этого было так мало! Опять пришлось учиться, учиться, учиться…
К слову сказать, ко второй половине девяностых годов в Советском Союзе наладили изготовление не только отличных быстродействующих стационарных ЭВМ, но и довольно крупное производство отечественных „личных электронно-вычислительных машин“, так называемых ЛЭВМ. Их ещё стали называть в среде владельцев „лиэвмами“, делая ударение на букве „э“. Откроем небольшой секрет: в своё время небезызвестный читателю академик Фёдоров (тогда ещё – профессор) подсказал Генеральному секретарю ЦК КПСС кто бы и как мог ускорить развитие такой отрасли сложной электроники. Романов принял совет во внимание, но ещё неизвестно, на сколько бы лет всё это затянулось, если бы не поддержка председателя КГБ генерал-полковника Шебуршина. Он обратил внимание генсека на чрезвычайную оборонную важность данной отрасли и на размеры отставания в ней. В общем, дело завертелось. Завертелось быстро, как это и возможно только в плановой, хорошо отлаженной, централизованно управляемой экономике. Ведь в ней „конкуренция“ осуществляется лишь на уровне идей; тогда как на всех последующих этапах происходитсотрудничество. Именно сотрудничество и вызываемый им „синергический эффект“ (когда 1 + 2 + 3 больше, чем 6, а то и 8) всегда обеспечивали стране советов гораздо более быстрое развитие, чем у самых „передовых“ стран Запада (развивающего себя, как всем известно, за счёт своих официальных или фактических колоний).
В начале девяностых Шебуршин организовал закупку на Западе нескольких, самых лучших и быстроходных персональных ЭВМ. Доставили их в страну „дипломатической почтой“. Лучшие специалисты страны быстро разобрались в этих непростых устройствах. Не только разобрались, но и нашли целый ряд неудачных и даже ошибочных решений. Не только – нашли, но и предложили свои собственные, весьма удачные решения. Было разработано несколько видов микропроцессоров. Для скорости, заказ на их исполнение был размещён на Тайване и в Малайзии. Скоро дошли и до воплощения всех такого рода идей и разработок в „железо“. Любая советская „Лиэвма“ была устроена разумнее и удачнее, чем самый удачный „Маинтош“. Операционные системы были тоже своих разработок, требуя от „железа“ на порядок – полтора – два меньше ресурсов. Так что, скорость работы оказалась несравненной. Правда, никакая „Лиэвма“ не годилась для того, что известно читателю под названием „компьютерных игр“. Но рассчитать и создать любую математическую модель, но воспроизвести на экране любую самую сложную диаграмму или трёхмерную модель не составляло никакого труда. Вот на такой-то машине и учился работать Андрей Черкасов, проводя долгие вечера на кафедре прикладной математики университета у доцента Черных.
________________
Тем временем, Черкасов вовсе не терял времени и на своей новой педагогической работе в одном из институтов Воронежа. Уже в начале последнего года ХХ века, а именно, в марте двухтысячного Андрей стал доцентом. Согласитесь, что это – вовсе не плохо, в двадцать семь с чем-то лет! К тому же, в его профессиональной сфере: это – не математика, где вполне возможно стать профессором до тридцати (был бы талант!). За время „учёбы“ в университетской докторантуре Черкасов и там быстро стал своим человеком. Надо сказать, люди быстро замечают в других ум и эрудицию, талант и хватку. Исход таких наблюдений зависит, в основном, от их носителя. Конечно, и общий моральный фон коллектива играет огромную роль, но с этим в Воронеже было куда как проще и честнее, чем в Москве. Ну, а личное поведение Черкасова всегда было одним и тем же: честность, открытость, готовность помочь (и чему-то учиться у того, кому помогаешь). И – самое важное – полнейшее отсутствие самовосхваления или заносчивости.
Читатель может подумать и спросить: „Ну, всё это понятно и хорошо – увлечённый молодой учёный стремится приблизится к выполнению мечты жизни. Но что же с личной жизнью?!“ Как раз всё здесь вкратце описанное и составляло целиком личную жизнь Андрея. Причём, времени настолько не хватало, что сон приходилось ограничивать шестью часами, а физические упражнения заменять пешими пробежками между учебными зданиями и местом жилья.
Наконец, в конце июня 2001 года Андрею пришли из Москвы, одно за другим, два письма. В одном называлась весьма неприятная дата, вернее – год защиты. Со вторым письмом пришла более весёлая весть: он прошёл по конкурсу на должность старшего научного сотрудника одного из известнейших НИИ столицы. Андрей надеялся, что именно в этом НИИ – в Институте медико-биологических проблем, ему удастся, наконец, заняться экспериментальными исследованиями по его собственной теме. По той теме, что зародилась около пятнадцати лет назад, которая вынашивалась им весь этот немалый отрезок жизни человека. Вынашивалась, зрела и обрастала деталям, планами исследований и методик… Андрей отдавал должное помощи друга и его жены – своей одноклассницы. Поэтому первым, что сделал Андрей, получив оба письма, стало посещение им своих друзей – семьи Черных. Теперь маленький Андрюша Черных встречал Черкасова весёлым возгласом: „Дядя Андей пишоль!“, а малышом в их семье был другой человечек – пускавшая пузыри в своей кроватке Светочка. Их добрая и заботливая, чуть располневшая (после рождения Светочки) мамаша при появлении Черкасова в их никогда не запиравшейся квартире всегда вставала из-за стола, откладывая тетрадки своих заочных студентов.
– Трудно будет Андрюшке… Опять – трудно! – сказала Маша супругу, когда Черкасов покинул их дом.
– Я, вот, думаю: надо ему что-то подарить к отъезду. Такое подарить, чтоб он всегда чувствовал – в любых его трудностях мы – с ним, – задумчиво молвил в ответ Иван.
– О чём тут думать?! – возразила жена, – Ясно же – пускай твои ребята Андрею „лиэвму“ соберут! Сам же говорил – из Калининграда с „Кристалла“ будто „целый вагон“ микропроцессоров и деталей привезли!
– Пожалуй…– согласился Иван, тут же возразив, – Но математический аппарат!! Ведь он же сам не в состоянии его доработать или сделать „с нуля“!
– Вот именно! Так что, уверена, именно такой подарок он и поймёт как намёк – ты всегда с ним, всегда готов прийти на помощь!
– Да, пожалуй. Дело говоришь.
Так и вышло, что, выйдя в отпуск (с увольнением по окончании отпуска), Андрей Черкасов купил себе за 10 рублей и 10 копеек купейный билет на вечерний поезд от Воронежа до Москвы. С сотрудниками института, где работал последние два года, Андрей попрощался заранее. Но перед зданием вокзала его ждала целая группа людей: это были аспиранты ВОЛГУ (которым помогал Андрей), семья Черных (с обоими малышами), один из университетских программистов (с какой-то толстой папкой) и ещё инженер с кафедры прикладной математики университета с каким-то небольшим чемоданчиком.
Андрей был обрадован и растроган чуть не до слёз:
– Дорогие мои… Друзья! Спасибо, спасибо вам, что пришли. Что проводить пришли. Откуда узнали? А, Ванюша сказал, наверное, – бормотал в волнении Черкасов.