– Всеволод Иванович, это что-то значит?
– Что именно? – он засмущался, застигнутый на запретных мыслях.
– То, что вы диагностировали у Сафроновой пару дней назад острое воспаление левого яичника?
– Вы сомневаетесь в моем диагнозе?
Он насмешливо выгнул брови, зная, что это выглядит эффектно: когда брови его поднимаются поверх золоченой оправы. Сестра советовала так почаще делать. Утверждала, что на женщин это действует безотказно.
– Нет-нет, что вы! Диагноз сомнений не вызывает. Ее доставили с острым животом. Ее осмотрели хирурги, сделали все необходимые анализы. Потом доставили к нам в отделение. Вы делали ей УЗИ. И диагноз безошибочен – острое воспаление левого яичника, – как на экзамене продекламировала Валечка и тут же сделала несчастное лицо. – Но ведь его у нее не должно быть, Всеволод Иванович!
– Яичника?
– Да!
– Кто знает… – он беспомощно развел руками. Потом постучал себя осторожно кулаком по голове. – Может, память стала подводить, а, Валентина? Может, я ее с кем-то перепутал? Надежда была на историю болезни, но…
– Но она исчезла! – выпалила Валечка с ужасом. – Так не бывает!
– Так не бывает – что, простите? – он грустно улыбнулся. – Что я мог кого-то с кем-то перепутать? Или того, что пропала история болезни дочери влиятельнейшего лица нашего региона? Поверьте мне, Валентина… Бывает все! А особенно, когда дело касается таких влиятельных особ.
– Но как же так?!
– А вот так, Валентина.
Он выбрался из-за стола и прошелся пружинящей походкой перед ней туда-сюда. Он нарочно это сделал, чтобы продемонстрировать, что он не стар, не дряхл, а пребывает в весьма хорошей физической форме. Он должен был это продемонстрировать, прежде чем сделать ей предложение. Но она, кажется, даже не заметила его гарцеваний. Опустила голову и задумалась. И Климов, осмелев окончательно, присел к ней на кушетку. И тут же, коснувшись ее бедра своим бедром, едва не обжегся. Тело его помощницы было плотным, горячим, сочным и зовущим.
– Валентина… – произнес он негромко, привлекая ее внимание.
– Да, Всеволод Иванович? – Валечка подняла голову, посмотрела на него. Мягко улыбнулась. – Я слушаю вас.
– Может, нам с вами следует сходить сегодня вечером куда-нибудь поужинать? А потом мы могли бы выпить кофе в моем доме. Вы ни разу не были у меня в гостях, Валечка. Мы так давно и славно работаем вместе, а вы…
Его сердце от подобной смелости разорвалось в груди, разлетелось, принялось молотить в висках, в горле, он аж ослеп, честное слово! Или не ослеп, а это Валечка стащила с него очки? Она? Зачем?
– Ну наконец-то, Всеволод Иванович! – шепнула она едва слышно, прежде чем прижаться своими невероятно сладкими губами к его рту. – Я думала, что вы уже никогда не осмелитесь…
Вечером он сидел в кухне своей родной сестры, рассеянно наблюдал за тем, как она накрывает стол к ужину, и все вспоминал и вспоминал на все лады свой безумный стремительный секс с помощницей на кушетке в рабочем кабинете.
– Это было… Это было потрясающе, Нинель! – выдохнул он, когда сестрица уселась к столу и подняла бокал вина, призывая его сделать то же самое. – Это было невероятно!
Климов поднял бокал с вином, чокнулся им о бокал сестры. Глянул в ее умные понимающие глаза. Да, он не смолчал! Он похвалился! Его так переполняло, так распирало, что он не мог молчать. Ему надо было поделиться с кем-нибудь. А для этого у него была только сестра! Умная, понимающая, любящая.
– А чего ты тогда здесь, а не с ней у тебя дома, дурачок ты мой? – Нинель ласково улыбнулась. – Надо было закрепить успех и затащить ее к себе домой. Чтобы утром она подала тебе завтрак. Ну, или ты ей. Как сложилось бы. Чего, а, Сева?
– Да я хотел! – Он впился зубами в огромный кусок индюшатины, мастерски приготовленной сестрой на пару. Забубнил с полным ртом. – Но она сослалась на какие-то срочные дела.
– Да? – Нинель обеспокоенно заерзала. – Может, ей что-то не понравилось? Ты как был? На высоте?
– Нет, нет, все в порядке. – Климов погасил самодовольную улыбку, вспомнив, как прикрывал поцелуем рот помощницы, когда она слишком громко стонала. – Просто у нее какие-то срочные дела. А вот завтра…
– Что завтра? – Нинель ворошила вилкой гору тушеных овощей в своей тарелке.
– Завтра попросила забрать ее из дома с вещами, утром. В половине одиннадцатого.
– Завтра у нас суббота, – напомнила Нинель. И задумчиво обронила: – То есть она планирует уже завтра переехать к тебе с вещами?!
– Да! – с ликующим клекотом в голосе воскликнул Всеволод Иванович. – Да, Нинель! Ей, видимо, все очень понравилось, и она хочет жить со мной!
– Господи! Мужчины! – Нинель насмешливо фыркнула и, закатив глаза, покачала головой. – Вы неподражаемы! Считаешь, что она готова с тобой жить из-за удачного секса на кушетке? Сева, ты дожил до седых волос, ты всю жизнь видишь женщин, пардон, изнутри, но так ничего и не понял.
– А что я должен был понять?
– Ну, допустим, то, что она давно тебя любит – твоя Валечка.
– Считаешь?
Он с надеждой уставился на сестру, забыв пережевывать, и кусок индюшатины раздул его щеку, как если бы у него болел зуб. И таким он ей показался сейчас маленьким и беззащитным, что в горле запершило от жалости к младшему брату.
– Считаю, милый! Она тебя любит, и, видимо, давно, раз и отдалась так сразу, и вещи сейчас собирает.
– Может… Может, мне следует позвонить ей сейчас? Как считаешь, Нинель?
– А вы договаривались?
– Нет.
– Тогда не надо. Сказано женщиной: завтра в половине одиннадцатого возле ее дома? Все!
– Ну ладно. Как скажешь.
Они закончили ужин в полном молчании. Он ни о чем другом, кроме Валечки, говорить не мог. А сестрице это могло уже наскучить, так что Климов счел за благо отмалчиваться. К порогу она провожала его, как всегда, с пакетом пластиковых контейнеров, в которые заботливо уложила индюшатину, тушеные овощи, куски пирога с черешней.
– Нинель, ну не стоило, ну зачем? – попытался он отбрыкаться.
И подумал, что завтра, уже завтра, ему будет кому приготовить еду. Валечка, по слухам, очень вкусно готовила.
– Это будет только завтра, милый мой братец, – угадала его мысли сестрица и заботливо поправила кашне на его шее. – А сегодня еще день не закончился. И завтракать тебе чем-то надо. Случится конфуз, если у тебя заурчит в животе, когда ты станешь таскать ее вещи в машину.
Он послушался. Он всегда слушался старшую сестрицу, пережившую трех мужей и воспитавшую двух достойных сыновей.
Поехал домой, но зачем-то свернул на улицу, где жила Валечка. Вот и аккуратный двухэтажный дом сталинской постройки, с ухоженным двориком, пышной растительностью. И автостоянкой, где он надеялся увидеть крохотную малолитражку Валентины. А ее там не было! Он доехал до конца улицы, развернулся и снова проехал мимо дома. Нет, он не ошибся. Ее машины на стоянке не было. Ай, как плохо, что он не знает, где ее окна, он непременно глянул бы на них. Убедился, что они ярко освещены, как многие другие в вечер пятницы, и успокоился бы сразу. А так…
А так спокойствия как не бывало! Он занервничал. И всю дорогу нервничал, и когда домой вернулся. Нервно мерил шагами просторную столовую, косился на телефон, который положил на обеденный стол. И все порывался ей позвонить. Его уже ничто не радовало. Ни пятничный вечер, которым он обычно наслаждался после напряженной рабочей недели. Ни теплый уютный дом, создаваемый им с любовью и трепетом. Все, что ему сейчас хотелось, это услышать ее голос.
Не выдержал, позвонил! И зря! Ее телефон оказался отключенным. Почему?! Ну почему, черт побери?! Машины нет возле дома на стоянке, телефон выключен. Что все это значит?!
Климов нажал на вызов раз сорок за три часа, в течение которых метался по дому, как зверь по клетке. Потом сдулся, затих в кресле возле огромного окна, выходящего в сад. Задумался.
А чего он, собственно, нервничает? Мало ли какие у нее на сегодня дела? Она ему ясно сказала – завтра! Значит, сегодняшний вечер Валечка посвятила завершению всего того, чего уже завтра быть не должно. И ему наплевать, что это такое. Плевать! Их совместная счастливая жизнь начинается завтра. Ее «сегодня» его волновать не должно! Все!
Приняв душ и улегшись в постель, Климов с легким смешком подумал, что его мудрая сестрица, как всегда, оказалась права. Он совершенно не знает женщин, хотя и видит их всю жизнь, пардон, изнутри…
А утром он бессовестно проспал. Вскочил с кровати без четверти десять и заметался старым бесом по дому, пытаясь одновременно одеваться, причесываться, а заодно и елозить электрической бритвой по щекам и подбородку. Но такое было возможно лет тридцать назад – чтобы он все успевал одновременно. Теперь же путался в рукавах и штанинах, все ронял без конца, плохо выбрил подбородок и забыл полить себя одеколоном. В результате подъехал к дому Валечки не в половине одиннадцатого, а без двадцати в самом скверном расположении духа. Приткнул машину с краю на стоянке, снова не нашел там малолитражки Валечки. Да и самой ее не было видно возле дома. А он предполагал, что она уже стоит с сумками у подъезда.
Взял в руки телефон и снова набрал ее номер. Опять абонент вне зоны, что ты будешь делать! Может, она сбежала?! Просто взяла и сбежала от старого мужика, осмелившегося ее взять в больничном кабинете на больничной кушетке.
– Нинель! Нинель, ее нет!
– В смысле? – сестрица широко зевнула, она просто обожала в выходные подольше поваляться в постели.
– Ее нет возле дома! Ее машины нет! Ее телефон отключен! Я не знаю, что делать! – на повышенных тонах доложил сестре Климов.
– Не паниковать для начала, – строго попросила сестрица. И посоветовала: – Зайди к ней домой, не сиди старым дураком в машине.
– Я не знаю номера ее квартиры, Нинель!
– Беда какая! – насмешливо фыркнула сестрица. – Спроси у соседей.
Климову было неловко. Жутко неловко топтаться на лестничной клетке первого этажа перед дверью, которая первой попалась ему на пути. Вот что он спросит, когда ему откроют?! А где живет такая-то дама, которая сегодня не вышла ему навстречу с чемоданами? А вам, гражданин, зачем, спросят его. А он должен будет ответить, что волнуется. А с какой стати волнуется? Потому что близки? А раз близки, чего же тогда адреса не знает?
Слава богу, никто ему не стал задавать никаких вопросов и требовать с него неловких ответов. Ему открыл волосатый парень лет двадцати пяти с заспанной физиономией, жующий огромный бублик с маком.
– Валя? Которая в областной гинекологии работает? – уточнил парень, дождался скромного кивка от Климова. – Как раз над нами, на втором этаже. Только ее нет.
– А где она? Извините, мы условились о встрече, – осторожно забеспокоился Климов. И тут же принялся безбожно врать: – У нас пациент на сегодняшний полдень важный. Она обещала мне ассистировать. А ее нет. И на звонки не отвечает.
– А может, она к вашему пациенту как раз и поехала? – с чего-то предположил волосатый парень и на минуту перестал жевать, закатив глаза под лоб, будто силился что-то припомнить. И вдруг как заорет: – Наташ! Наташа, иди сюда!
В темную прихожую вышла молодая девушка, голоногая, длинноволосая, в мужской рубашке на голое тело, застегнутой не на те пуговицы. Климов смутился, поняв, чему он мог помешать.
– Здрассте, – кивнула девушка, внимательно оглядывая седовласого мужчину представительной внешности, хорошо одетого, правда, неряшливо побритого.
– Вот, Наташа, Валю доктор ищет. У них на сегодняшний полдень операция назначена, а ее нет. А обещала быть. Ты с ней вчера трещала во дворе о чем-то. О чем?
– Да ни о чем особенном, – дернула девушка плечами, колыхнув не стиснутой лифчиком грудью. – Она отъезжать собиралась. Просила переставить машину. Моя ей немного мешала.
– В котором часу это было? – спросил Климов.
– Так… – она смешно сморщила носик. – Я закончила работу в шесть двадцать. Час шлялась по магазинам. Это семь двадцать. Приткнула к ее бамперу тачку, пошла с пакетами к подъезду. И тут она выбегает. Вся такая…
– Какая?
– Нервная, что ли. Или возбужденная. Нет, скорее нервная. Да, – кивком утвердила Наташа. – Попросила выпустить, я выполнила. Даже обрадовалась, что на ее место свою машину втисну. Спрашиваю, куда это на ночь глядя? Она же никогда после семи из дома не выходила.
– Много ты знаешь! – недоверчиво фыркнул ее парень, доедая маковый бублик.
– Знаю! Я вечерами тоже всегда дома. Ее шаги над головой постоянно слышу. Это тебя вечно нет и…
– Она ответила? – перебил их Климов.
– Что?
– Ну, куда она на ночь глядя собралась? – Всеволод Иванович начал терять терпение, нервно поправляя очки на переносице. – Она ответила?
– Ничего конкретного, – помотала девушка головой. – Проговорила что-то насчет какой-то пациентки, что ли. Так, что-то невнятное. Точно не скажу. Я уже в машину садилась. Ах да! Вспомнила! Она при мне звонила какой-то Зое Ефимовне.
– Зое Ефимовне?! – вытаращился Климов. – Вы ничего не путаете?
– Нет, сто процентов, – она вдруг подняла правую ногу и потерлась ступней о лодыжку левой. – Вы извините, прохладно.
– Это вы меня извините. – Климов отступил на шаг от двери. И все же спросил еще: – Больше она не возвращалась?
– Нет, – в один голос воскликнули молодые и захлопнули дверь.
Он вернулся в машину и какое-то время сидел, тупо уставившись на баранку руля. Думать о том, что натворила Валентина, не просто не хотелось. Думать об этом было страшно.
– Алло, Нинель! – завопил он, отъехав от дома метров на триста и приткнувшись в каком-то замусоренном незнакомом тупичке. – Беда, Нинель! Беда!
– Что? – выдохнула сестрица со странным клекотом. – Она тебя бросила?
– Она пропала, Нинель! Она пропала! Моя Валечка! Глупая девочка, она… Она такое натворила!
– Так… А ну прекрати немедленно истерить, Сева, – уже чуть спокойнее, чуть громче приказала сестрица. – Ты возле ее дома, как я догадываюсь? И она к тебе не вышла?
– Да. Не вышла. – Климов неожиданно всхлипнул, чего не делал с восьми лет, со времен разбитых коленок. – Но ее не было всю ночь дома. Она уехала вечером и… И не вернулась, Нинель!
– Значит, все-таки она тебя бросила, – печально вздохнула она. – Перепугалась, что все развивается слишком стремительно, и уехала. Жди понедельника, Сева. Что еще могу тебе посоветовать? Она выйдет на работу, вы серьезно поговорите. Только, умоляю, не дави на нее, Сева! Ты ведь… Ты ведь совершенно не разбираешься в женщинах.
Неожиданно он ей поверил. И даже немного успокоился. Нет, ему, конечно, было горько от мысли, что Валечка так и не решилась на переезд к нему. Что она перепугалась. И даже, не позвонив, удрала. Но это было много лучше, чем думать о том, о чем думать было страшно. Он решил себя как-то занять на выходные, предупредил сестрицу и улетел вечером в субботу в Москву. Там навестил старого приятеля, устроившегося великолепно. Они ужинали в ресторане, в воскресенье до полудня проиграли в теннис. Потом обедали в его доме, в кругу большой дружной семьи, в составе которой были уже и внуки. Вечером друг проводил его в аэропорт и дал совет не торопиться с отношениями с помощницей.
Климов все ему рассказал еще накануне за ужином.
– Понимаешь, Сева, – доверительно глядя ему в глаза, говорил приятель, – хороший секс с хорошенькой молодой женщиной это не повод ломать привычный уклад жизни в твоем возрасте. Вот скажи, тебе комфортно одному?
– Ты знаешь, да, – нехотя признался Климов, посасывая дольку лимона, они решили выпить в баре аэропорта по сто граммов коньяка перед его вылетом. – Чистоту в доме поддерживает приходящая уборщица. Готовит мне сестра. Бывает, накатывает хандра, но…
– Но это не оттого, поверь, что в доме тихо и комфортно. – перебил его приятель. – Это просто возраст, Сева. А представь, у тебя появятся дети! Пеленки, болезни, сопли, крик, шум. Тебе это надо в семьдесят лет?!
– Ну почему сразу дети? – перепугался Климов.
– Ей тридцать пять, Сева! Она захочет детей! И тогда все… Конец твоей размеренной, тихой, спокойной жизни. Подумай, Сева. Хорошо подумай, прежде чем на что-то решаться…
Всю дорогу до дома, пока летел, Климов думал над его словами. И неожиданно признался самому себе, что приятель не так уж и не прав. Валечка молодая и здоровая, она непременно захочет похода в загс, потом детишек. А он-то? Он захочет того же?
Поэтому, подъезжая на такси к своему дому, тонущему в темноте, он почти не жалел о скоропалительном бегстве Валечки. Так, значит, так. Завтра утром он поговорит с ней, озвучит свои желания, выслушает ее и тогда уже станет принимать решение. А пока же ему надо разобрать дорожную сумку. Принять душ, надеть уютную пижаму, забраться в кровать с книгой. Прочесть пару страниц, прежде чем глаза начнут слипаться. И постараться хорошо выспаться.
Он выспался. Встал вовремя. Сделал разминку, которой не пренебрегал последние сорок лет. Принял душ, тщательно побрился. Приготовил себе завтрак из трех яиц, бутербродов с маслом и сыром и кофе. Надел черную тонкую водолазку, темные брюки, светлый пиджак. Взял в руки любимый кожаный портфель, привезенный ему Нинель из Европы много-много лет назад. Подхватил со столика в прихожей ключи от дома и машины, и тут звонок. Звонок от сестры! Он перепугался сразу. Нинель никогда ему не звонила по утрам. А по утрам понедельника особенно.
– Что-то случилось? – спросил он с упавшим сердцем, когда ответил ей.
– Да, – сухим, жестким голосом ответила Нинель. – Ее нашли.
– Кого?
Он сразу понял, о ком она! Сразу понял, что дело дрянь, иначе сестрица не стала бы говорить таким противным скрипучим голосом. Такой голос и подобная интонация означали осуждение.
– Валечку нашли! – не сказала, выплюнула Нинель.
– Нашли?! Почему нашли?!
Климов вдруг почувствовал, что его не держат ноги. Коленки ослабли, подогнулись, он опустился на небольшую мягкую банкетку под зеркалом. Машинально глянул на свое отражение. Боже, как он стар! Он стар и дряхл! Не стоило и мечтать о такой женщине, как Валечка.