— Леран, выйди, пожалуйста, — спокойно приказал он. — Мне нужно поговорить с лейной.
Леран сделал два шага, но вдруг остановился и упрямо обернулся.
— Говори при мне, — вскинул подбородок. — Ты уже достаточно запугал ее, Ксандр!
— Леран, выйди.
— Нет! Ты много лет указываешь мне, что делать, брат! Но я уже давно вырос и могу сам решать, как поступать. Мне надоело жить по твоей указке, Ксандр! Я уже давно не ребенок! И я не верил этому письму, почти …
— Тогда какого демона ты ей его показал? — рявкнул Ксандр, и Леран дернулся и побелел.
— Но я хотел, чтобы все было честно... Скоро состоится обручение…
— Не состоится, — со злостью произнес Ксандр, и Вейн посмотрела в его глаза.
— Конечно, не состоится, — равнодушно сказала она. — Вы подтвердили все свои подозрения, дер Александр? В отношении меня? Я оказалась достаточно… испорченной?
— Вейн!
— Вейн, что ты такое говоришь! Я очень хочу обручиться с тобой! Теперь…— горячо воскликнул Леран. Ксандр отодвинул его плечом, не пуская к лейне.
В дверь просунулось удивленное лицо Люси.
— Дер Александр, вы уже вернулись? — она вошла в кабинет, присела, приветствуя его. — Я хотела обсудить с вами наше обручение…
— Не будет никого обручения! — мрачно отозвался Ксандр и обвел всех злым взглядом. Остановился на Вейн и шагнул к ней. Но она попятилась, стараясь не смотреть на него. — Вейн, нам надо поговорить, — твердо сказал он. — Леран, лейна Люсинда, прошу оставить нас одних.
Помявшись, они все же вышли. Леран все такой же бледный, Люси — недоумевающая. И как только за ними захлопнулась дверь, Ксандр шагнул к девушке, сжал в объятиях.
— Вейни, послушай… Это все какая-то глупая ошибка. Я поговорю с твоей сестрой, постараюсь тактично объяснить, чтобы не обидеть юную девушку. И с Лераном… Но все потом… Я соскучился по тебе, Вейн…
Ужас сковал ей нутро, сжал горло ледяными щупальцами, в глазах потемнело… Тьма внутри разливалась полноводной рекой, бурлящим потоком.
— Отпусти, — прохрипела она, пытаясь вырваться. — Я тебе не верю…
Ксандр смотрел с тревогой. От его объятий ей становилось только хуже. Вейн забилась в его руках, пытаясь избежать его поцелуя, и сама не заметила, как провалилась в темноту.
Она пришла в себя, открыла глаза, пытаясь вспомнить, как оказалась в своей комнате, на кровати. Сквозь приоткрытые гардины на окне пробивался утренний свет, ложился на пол узкими золотистыми полосами. Вейн потянулась, повернула голову и вздрогнула. Рядом, отвернувшись, лежал Ксандр и, похоже, крепко спал. Мужчина был все в той же дорожной одежде - в камзоле Лиги, и на темно-серой ткани расползлось уродливое черное пятно.
Очень осторожно Вейн подвинулась к нему, но что-то остановило ее. С удивлением она подняла руки и непонимающе посмотрела на красные ладони. Почему они в крови?
— Ксандр? — хрипло от поступающего ужаса позвала она.
Еще не осознав до конца, но уже чувствуя, что случилось что-то жуткое, непоправимое… что ломает и выворачивает наизнанку нутро, после чего почти невозможно жить дальше…
Она снова позвала и придвинулась ближе, не сводя глаз с узкой рукоятки, торчащей из груди мужчины.
И вот тогда она закричала. От дикой боли, что разрывала сердце и убивала душу.
***
Далькотт
Вейн очнулась в сырой темнице. Она лежала на гнилом тюфяке, и тело сотрясалось от сильного озноба. Окон здесь не было. Только под самым потолком каменного мешка светлела крошечная дырка, через которую проникал в темницу воздух и толика дневного света.
Девушка заставила себя встать и подвигаться. Размахивая руками и ногами, она немножко согрелась, и в голове прояснилось. Дурман, что окутывал разум, почти исчез, и Вейн уже могла нормально подумать. Только стоило ей все вспомнить, как к горлу подкатила тошнота, и она зажала рот ладонью, с трудом сдерживаясь. Ужас вмиг вернулся удушающей пеленой, погрузил в липкий туман. Тело Ксандра на светлом бархате покрывала. Рукоять ножа. И сама Вейн. Вся в его крови. Вся! Руки. Грудь. Даже лицо…
Она все-таки не сдержалась, метнулась в угол темницы. Ее стошнило. С трудом доползла до тюфяка, обхватила голову ладонями и завыла.
***
Следующие несколько дней прошли для Вейн как в тумане, сохранились в памяти рваными воспоминаниями, словно обрывки страниц из книги, не имеющие никакого смысла. Дурман не отпускал. Сознание так и норовило соскользнуть в спасительное беспамятство. Она даже ощутила некое недоумение, когда обнаружила себя посреди зала суда, со скованными руками, отвечающей на какие-то вопросы. Как она сюда попала, Вейн не помнила.
Судья в черном кудрявом парике и остроконечной шапочке выглядел весьма забавно. Девушка невольно улыбнулась, чем вызвала возмущенные перешептывания присутствующих.
—… она еще и смеется. Убийца…— донеслось до нее.
— … итак, вы признаете свою вину в совершенном преступлении, обвиняемая? —судья смотрел сурово. Она вздрогнула, осознав, что вопрос адресован ей.
— Каком преступление? — заикаясь, переспросила.
Судья нахмурился, отчего его сошедшиеся на переносице брови полностью повторили форму треугольной шапочки. Но улыбаться Вейн уже расхотелось. Она с ужасающей ясностью осознала, что судят ее. Более того, ее уже почти осудили.
— Вы признаете свою вину в убийстве дера Александра Далькотта, нареченном вашей сестры, совершенном из темной злобы и ревности?
— Ксандр не был нареченным Люси… — непонимающе пробормотала она.
Судья уже откровенно злился.
— Вейнитта Брайнс, ваша вина доказана полностью и подтверждена свидетелями. Остальное формальности. Я еще раз спрашиваю, вы признаете свою вину?
— Подождите, — пришла в себя Вейн. — Какими свидетелями? Кем подтверждена?
— Дером Ленаром Далькоттом. Он полностью подтвердил вашу причастность к убийству, потому что видел это гнусное злодеяние. Итак, я повторяю свой вопрос…
— Ленар подтвердил мою вину? — растеряно переспросила Вейн. — Но как… откуда… Разве он видел? Как я… О, виры!
Судья все-таки потерял терпение и стукнул по столу деревянной колотушкой.
— Вейнитта Брайнс, за совершенное злодеяние вы приговариваетесь к смертной казни через виселицу, и ваше тело…
Вейн беспомощно открыла рот, но не смогла выдавить ни звука, пока судья оглашал приговор. Ее повесят? Как же так? Как такое возможно? Просто повесят? Ее тело будет болтаться, словно тряпка, чуть раскачиваясь на ветру, и каждый прохожий сможет в него плюнуть? И в памяти друзей и родных она останется убийцей? Бедные родители, бедная Люси… Как они станут жить с таким клеймом? Да весь Талар будет показывать на них пальцем! А ее несчастная сестра навсегда останется безмужней, потому что кто захочет взять в жены родственницу убийцы и развратницы, что делила ложе с чужим мужчиной? Дознаватели ведь и это выяснили…
Смутные воспоминания всплывали в глубине ее сознания. Кто-то, не так давно, тоже стоял вот так на помосте и беззвучно открывал рот… Бородатый мужчина в храме…
— Постойте! — неожиданно громко вскрикнула Вейн, — я требую… требую Суд Света!
Судья поморщился и замолчал. Потом недовольно кивнул.
— Ваше право. Суд Света состоится на рассвете.
Ночь Вейн провела в своей темнице. Как приговоренной к смерти, ей даже принесли почти человеческий ужин, с мясом и ломтем хлеба. Последняя радость в земной жизни. Она медленно поела, а потом устроилась на тюфяке, обхватив коленки руками.
Завтра все закончится.
Ее жизнь закончится. Как глупо… и страшно. Интересно, это больно, умирать? Снова и снова вспоминалось, как бородатый мужчина отлетел к стене, а потом затих… Дожив до девятнадцати лет, Вейн ни разу не видела человеческую смерть. Слышала, конечно, но близко не сталкивалась. Единственный раз тогда, в Храме Света, когда судили убийцу. Завтра она окажется на его месте. И да… это страшно.
Вейн провалилась в тяжелый сон, словно в омут, а уже через пару часов ее разбудил стражник.
Всю дорогу до храма Вейн жадно рассматривала окрестности сквозь решетки на окнах. В Далькотт пришла весна. Пахло первыми клейкими листочками и пролесками. Снег почти сошел, оголив черную землю с тонкими травинками, жадно тянущимися к солнцу. Один раз мелькнул на скале замок, и Вейн вцепилась руками в решетки, чтобы не закричать в голос.
— Руки убери, — лениво процедил ехавший верхов за экипажем стражник и щелкнул кнутом по решетке.
Узница торопливо отодвинулась.
В Храме Света, как всегда, было многолюдно. Вейн подавила в себе усмешку, вспомнив, как мечтала идти по этому проходу в красном платье обрученной. Не обрученная она. Обреченная… И в конце пути ее ждет не жених с любовью во взгляде, а удар о стену, что сломает ей шею. А дальше смерть.
Она вскинула голову, глядя прямо перед собой.
Люди расступались, давая дорогу ей и стражникам. Отовсюду слышалось:
— Убийца…
— Развратница…
— Тварь…
— Убила нашего господина… благодетеля…
— Еще и прощения захотела…
— Виры все видят…
Ни одного доброго взгляда, ни единого милосердного слова. Только презрение и ненависть. Вейн надеялась, что среди всей этой огромной толпы, среди моря людских лиц, найдется все же несколько или хотя бы один человек, что не злобствует, а сочувствует ей. И желает милосердия. Но зло всегда громогласно, а добро молчаливо… И если здесь и был такой человек, он промолчал.
Когда Вейн поднялась на помост, она увидела родные лица и вздрогнула. Родители. Люси… Ленар. Наставница…Они все были здесь и смотрели на нее. Конечно, ведь сегодня день Вир.
Вейн непроизвольно подалась к ним и поняла, что не может пошевелиться. Наверное, это была какая-то магия, сковывающая ее по рукам и ногам, заставляющая стоять прямо. Даже звуки доносились до нее приглушенно, словно сквозь пыльную портьеру. Огромное людское море сузилось для девушки до нескольких лиц. Она смотрела на них, не отрываясь, пытаясь взглядом сказать, как она их любит, как хочет очистить свое имя ради их спокойствия, как ей жаль… как невыносимо жаль.
И не сразу осознала, что на лицах родных не видит ни поддержки, ни милосердия. Только ужас. Презрение. Стыд. Они стыдились ее и боялись запачкаться в грязи ее позора. Они хотели отгородиться от непутевой дочери, забыть о ее существовании, вычеркнуть из своей жизни навсегда. Они уже сделали это, не появившись в зале суда. А сюда пришли, не ожидая встретить здесь Вейн.
Да, она всегда была слишком резкой, порывистой, упрямой, не умела улыбаться, как очаровательная Люси, не терпела несправедливости, не умела прощать… Но разве не старалась стать хорошей дочерью? Разве не заслужила хотя бы доброго взгляда?
Жрицы уже пели, но Вейн их почти не слышала. Ее снова охватило оцепенение. Она смотрела на свет, льющийся через прекрасные витражные окна. На белые стены храма. На нарядные одежды и украшения. И только сейчас позволила себе подумать о Нем. Эти мысли она гнала от себя все время, пока сидела в темнице. Пока слушала судью и зубоскальство стражников. Пока шла по проходу храма. И только сейчас разрешила себе. Потому что эти мысли были больнее даже страха за собственную судьбу.
— Камень Познания! — возвестила верховная жрица.
Четыре юные девы пронесли осколок на полотне и возложили на алтарь. Вейн вздохнула. Она уже не видела ни чужих лиц, ни родных. Только лицо Ксандра. В своих мыслях, в своем воображении. И он ей улыбался.
— Прости…— прошептала она и сделала шаг.
Магия, что сковывала ее, мешала, не пускала к камню, причиняла боль. Ей казалось, воздух уплотнился настолько, что напоминает каменную стену, сквозь которую она пытается пройти, сдирая кожу.
Шаг. Еще один.
Квадраты света, тихая мелодия из музыкальной шкатулки. Прикосновение теплых губ к кончикам пальцев. Обжигающая страсть и нежность… До самого нутра, до самой глубины.
Шаг.
Она протянула руку и коснулась осколка с благодарностью. Нет, умирать не страшно.
Пальцы кольнуло, и белый свет вспыхнул на кончиках, а потом охватил всю девушку. Сияние из белого превратилось в красное, как ослепительное зарево пожара, вошло в сердце раскаленной иглой, останавливая его.
И все застыло. Замерли люди, превратившись в восковые статуи. Завис голубь, пролетающий под куполом храма. Остановились в воздухе капли воды, так и не коснувшись поверхности ритуальной чаши.
По проходу шла женщина, и была она столь прекрасна, что Вейн невольно улыбнулась. Так лучезарна может быть только небесная вира. Точенная фигура в сияющих одеждах, золотые косы лежат короной вокруг головы, огромные глаза… Вира подошла ближе, заглянула девушке в лицо, и та вздрогнула, понимая. У красавицы в глазах плескалась Бездна, черная и притягательная, бесконечная смертельная темнота. Она и была ею — Тьмой.
— Что ты можешь предложить за право жить в моем мире, Вейн? — тягуче и чуть насмешливо спросила женщина.
— Ничего, — с трудом выдохнула девушка. — У меня ничего нет. А даже если бы и было, я не хочу жить в вашем мире.
Красавица помолчала, задумчиво рассматривая ее.
— Почему же?
— Потому что не хочу быть проклятой Перерожденной.
— Разве это пугает тебя? — красавица улыбалась все так же безмятежно. — Разве ты боишься… темноты? И разве те, в ком тьмы нет, стоят на этом помосте?
Девушка опустила голову.
— У тебя есть очень многое, Вейн, — медленно произнесла Тьма и рассмеялась. — Я принимаю тебя. И даже одарю своими дарами, — она приблизилась, будто и не шагнула вовсе, а скользнула, не касаясь пола. Дотронулась до лба и рук осужденной. Улыбнулась. Но от этой улыбки Вейн пронзила дрожь ужаса: — А плату я возьму позже…
Тело девушки выгнулось от боли. Она закричала, не осознавая, что не издает ни звука. Но боль исчезла почти мгновенно, а Вейн поняла, что все еще стоит на помосте в храме, а на лицах людей презрение сменяется ненавистью. Время снова начало свой бег, и реальность вернулась. Перо голубя, кружась, опустилось перед ней на помост, и Вейн проводила его взглядом. Боль в сердце успокоилась, лишь запястья горели, словно там остались ожоги. Вейн с трудом подняла руки и недоуменно посмотрела на синие символы, что появились на обеих руках - перечеркнутая спираль.
— Суд света свершился, — даже верховная жрица не смогла скрыть своего отвращения. — Эта душа так темна, что виры не простили ее и не пожелали принять в свое царство. Отныне Вейнитта Брайнс проклята и забыта, ее душа принадлежит Тьме, а тело изгоняется за Излом. Навеки.
К ней скользнула темная фигура Перерожденного — проводника в Темный мир. И проваливаясь в темноту, Вейн успела уловить слова проклятия и увидеть глаза Ленара, который смотрел на нее с ужасом и звериной тоской.
Часть 2.
Темный Мир.
Вейн очнулась и осторожно открыла глаза. Первое, что успела понять: она лежит на земле, на подтаявшем снегу, и ей жутко холодно. Девушка села и осмотрелась. Вокруг клочьями висел туман, вдалеке чернел лес.
Она поднялась, потопталась на месте, раздумывая, что делать дальше. Но ничего дельного в голову не пришло. И еще Вейн удивилась, что ей холодно и хочется есть. Разве мертвые должны испытывать такие чувства? Она ведь теперь нежить, мертвая, Перерожденная…
Девушка подняла руки и рассмотрела свои ладони. Грязные, с обломанными ногтями. И есть хочется все сильнее. Да и мертвой она себя не ощущала, как ни странно. Все чувства такие же, как при жизни, даже еще острее.
Она осмотрелась. Туман. Везде клочья серого тумана, сквозь который почти не проникает солнечный свет, словно время застыло в бесконечном сумраке.
На один миг налетел откуда-то холодный ветер, развеяв призрачную хмурь. Вейн ахнула. Она находилась у края самого страшного места на земле. Буквально в десяти шагах от нее зигзагом разверзлась земля, образуя Излом, разделяя мир. Бесконечный провал, страшная бездна, из которого вышло зло. И продолжает выходить…