Они пошли в спальню, быстро разделись. То, чем занимались они с Бойланом тогда, когда она примеряла для него это платье, повторили, на сей раз они с Вилли.
Вилли занимался любовью осторожно, нежно, без азарта, словно Гретхен – очень хрупкое создание и может разбиться в любую секунду. Даже уважительно – такое слово промелькнуло у нее в голове в самый разгар акта, и она неожиданно фыркнула. Она не призналась Вилли почему. С Вилли все было по-другому, не так, как с Бойланом. Бойлан доминировал над ней, старался унизить ее, уничтожить. Вся его любовь в постели была яростным, беспощадным актом разрушения: поединком, в котором есть победитель и побежденный. После расставания с Бойланом она снова стала сама собой, пришла в себя, – так обычно возвращаются из продолжительного путешествия, с отвращением переживая совершенное над твоей личностью позорное насилие. Но близость с Вилли отличалась нежностью, он был ей так приятен, так дорог, и в нем она не видела никакого греха. Их совместная повседневная жизнь текла естественно, плавно, как и подобает. Теперь у нее больше не было ощущения переламывания костей, злого, безудержного разврата, к которому Бойлан принуждал ее силой, и, как это ни странно, она люто желала этого, как оголодавший человек желает пищи. Довольно часто она не испытывала оргазма, но это ее не особенно тревожило. Какая разница?
– Потрясающе, – прошептала она, и они оба затихли.
Вилли, полежав немного, перевернулся на спину, и теперь они лежали рядом, не прикасаясь друг к другу, только по-детски переплетенные руки соединяли их.
– Как я рада, что ты оказался дома, – призналась она.
– Теперь я всегда буду торчать дома, – ответил он.
Она сжала его руку.
Другой рукой Вилли потянулся у ночному столику за пачкой сигарет. Гретхен высвободила пальцы, чтобы он смог прикурить. Он лежал, вытянувшись на кровати, его голова покоилась на плоской подушке. Курил. В комнате было темно, – сюда проникал лишь слабый свет через открытую в гостиную дверь. Сейчас он был похож на мальчишку, который ужасно боится наказания, если взрослые вдруг застукают его с сигареткой.
– Ну теперь, когда ты добилась своего, – сказал он, – можно и поговорить. Как прошел день?
Гретхен колебалась, не зная, что ему ответить. Позже он все равно узнает, подумала она.
– Как обычно. Гаспар снова приставал ко мне, делал намеки.
Гаспар – ведущий актер их шоу. Во время перерыва в репетиции он пригласил ее к себе в гримерную под предлогом, что ему необходимо отработать с ней кое-какие реплики, и там фактически уложил ее на кушетку.
– Да, у этого Гаспара губа не дура, он сразу видит, что почем! – сказал довольный Вилли.
– Не мог бы ты поговорить с ним, пусть он отвяжется от твоей женщины, оставит ее в покое? Или, может, дать ему по морде?
– Да он меня убьет, – ответил Вилли, не испытывая никакой мужской гордости. – Он вдвое больше меня.
– Выходит, я влюблена в труса? – спросила Гретхен, целуя его в ухо.
– Такое всегда происходит с молодыми девушками из провинции. – Он с удовольствием затянулся сигаретой. – Как бы там ни было, в этой области девушка предоставлена сама себе. Ты уже не молоденькая девочка и можешь смело выходить на улицу в этом Большом городе. Сама сумеешь постоять за себя!
– Что до меня, – сказала Гретхен, – то я готова набить физиономию любой, если только она вздумает приставать к тебе.
– Не думаю, – засмеялся Вилли. – Могу даже побиться об заклад.
– Сегодня в театр приходил Николс. После репетиции он сказал мне, что хочет предложить мне роль в новой пьесе в следующем году. Большую роль.
– Да, ты станешь звездой. Твое имя будет сиять на ярких афишах, – задумчиво произнес Вилли. – И ты выбросишь меня на свалку, как старый башмак!
Ладно, придется все же сказать, подумала она. Какая в конце концов разница, сейчас или потом?
– Следующий театральный сезон я не смогу работать на сцене.
– Почему же?
Опершись на локоть, он с любопытством смотрел на нее.
– Сегодня утром я была у врача. Я беременна.
Вилли смотрел на нее в упор, внимательно изучая выражение ее лица. Потом сел, загасил сигарету.
– Что-то хочется пить, – произнес он. Неловко вылез из кровати. Она увидела потемневший большой шрам у него на спине. Набросив старый хлопчатобумажный халат, он вышел из спальни. Гретхен слышала, как он наливает в стакан пиво из бутылки. Она лежала в темноте, чувствуя себя одинокой, покинутой. Не стоило ему говорить, подумала она. Теперь все испорчено.
Она вспомнила ту ночь, когда это случилось. Они долго, почти до четырех утра, сидели в чьем-то доме, и там у них возник жаркий спор. Об императоре Хирохито, обо всем на свете. Все порядком выпили. Она опьянела и не стала предохраняться. Обычно они возвращались домой сильно усталые и все равно занимались любовью. Но в эту треклятую ночь они не чувствовали никакой усталости. Ну вот, в честь японского императора. Если он будет возражать, скажу, что сделаю аборт. Гретхен знала, что никогда на это не пойдет, но все равно так ему скажет.
Вилли вернулся в спальню. Она включила лампу на столике у кровати. Такой разговор нельзя вести в темноте. Только при ярком свете. Ей сейчас было важно увидеть лицо Вилли, оно скажет ей больше, чем все его слова. Гретхен набросила на себя простыню. Полы старого халата хлопали его по ногам, халат был слишком велик для его тщедушной фигуры, к тому же сильно полинял от стирок.
– Послушай, – сказал Вилли, усаживаясь на краешек кровати. – Слушай меня внимательно. Я намерен во что бы то ни стало получить развод, или мне придется прибить эту суку. После этого мы поженимся, и я пойду на курсы ухода за ребенком. Вы понимаете меня, мисс Джордах?
Она не отрывала взгляда от его лица. Он не шутил.
– Понимаю, – мягко ответила она.
Он, наклонившись над ней, поцеловал ее в щеку. Гретхен уцепилась за рукав халата. На Рождество, подумала она, я обязательно куплю ему новый халат. Шелковый.
II
Рудольф спустился в бар на Восьмой улице с сумкой в руках. Бойлан в своем твидовом пальто стоял у стойки, сосредоточенно глядя в стакан. Рядом с ним были только мужчины, большинство из которых – явные педики.
– Ты, я вижу, принес сумку назад? – сказал Бойлан.
– Она не захотела ее взять.
– А платье?
– Платье взяла.
– Что будешь пить?
– Пива, пожалуйста.
– Одно пиво, – заказал Бойлан бармену. – А я еще выпью виски.
Бойлан посматривал на себя в зеркало за стойкой. Его брови по сравнению с прошлой неделей стали еще более светлыми, лицо – более загорелым. Можно было подумать, что он несколько месяцев провалялся на пляже где-нибудь на юге. Два-три педика у стойки тоже демонстрировали свой загар. Рудольф уже знал, что Бойлан загорает под кварцевой лампой. Я хочу всегда выглядеть здоровым и привлекательным, объяснил он как-то Рудольфу. Даже если не встречаюсь ни с кем по нескольку недель. Такое отношение к себе – это форма проявления самоуважения.
Рудольф, смуглый от рождения, считал, что он вполне способен сохранить самоуважение и без помощи лампы.
Бармен поставил перед ними стакан и кружку. Пальцы у Бойлана немного дрожали, когда он поднял свой стакан. Сколько же виски он сегодня выпил? – спрашивал себя Рудольф.
– Ты сказал ей, что я здесь? – спросил Бойлан.
– Конечно, сказал.
– Она придет?
– Не думаю. Там с ней мужчина. Он хотел прийти, познакомиться с вами, но она ему не разрешила. – Руди не видел никакой причины лгать ему, утаивать правду.
– Ах, с ней был мужчина, – повторил Бойлан.
– Да, она с ним живет.
– Понятно, – спокойно воспринял это сообщение Бойлан. – Не долго раздумывала, не правда ли?
Рудольф потягивал пиво.
– Твоя сестра – очень своеобразная женщина, и непредсказуемая, в этом ее экстравагантность, – сказал Бойлан. – Но боюсь, что это не доведет ее до добра.
Рудольф налегал на пиво.
– Они, случайно, не женаты?
– Нет, он женат на другой женщине.
Бойлан снова посмотрел на себя в зеркало. Крепко сбитый молодой человек в черном свитере-«водолазке», сидевший в дальнем конце бара, перехватив его взгляд, улыбнулся.
– Что он из себя представляет? – Бойлан чуть повернулся к Рудольфу. – Тебе понравился этот парень?
– Молодой, – сказал Рудольф. – Кажется, вполне мил. Большой шутник, судя по всему.
– Большой шутник, – повторил Бойлан. – Почему бы ему и не пошутить? В какой квартире они живут?
– В двухкомнатной квартире в доме без лифта.
– У вашей сестры романтическое пренебрежение к богатству, – сказал Бойлан. – Она, конечно, позже пожалеет об этом. Как и о многом другом.
– Судя по всему, она счастлива. – Рудольфу показались предсказания Бойлана проявлением злости. Почему Гретхен должна сожалеть о чем-то? Он, Рудольф, этого сестре не желал.
– Судя по всему, она счастлива. – Рудольфу показались предсказания Бойлана проявлением злости. Почему Гретхен должна сожалеть о чем-то? Он, Рудольф, этого сестре не желал.
– Чем занимается этот молодой человек? Чем зарабатывает на жизнь? Вам удалось это выяснить?
– Он пишет какие-то обзоры для радиожурнала.
– Ах, один из этих, – ухмыльнулся Бойлан.
– Тедди, – сказал Рудольф, – если хотите услышать мой совет, то вам лучше забыть о ней.
– Значит, основываясь на своем богатом опыте, – заключил с иронией Бойлан, – ты пришел к выводу, что мне нужно обязательно забыть о твоей сестре?
– Да ладно вам, – произнес с обидой в голосе Рудольф. – Я видел ее. Видел, какими глазами она смотрела на этого мужчину.
– Ты передал ей, что я по-прежнему хочу жениться на ней?
– Нет. Думаю, что это лучше сделать вам самому. Во всяком случае, я не мог сказать ей об этом в присутствии ее друга. Вам бы это явно не понравилось, не так ли?
– Почему же?
– Тедди, вы слишком много пьете.
– В самом деле? – спросил Бойлан. – Может, ты и прав. А не вернуться ли тебе к ним вместе со мной, подняться наверх и нанести им, так сказать, дружеский визит? – неожиданно предложил Тедди.
– Нет, я не сделаю этого, вы же знаете.
– Конечно, не сделаешь, – с горечью сказал Бойлан. – Ты такой же, как и вся ваша семейка. Ты ничего не хочешь сделать для другого человека. Ни одного гребаного пустяка!
– Послушайте, – возмутился Рудольф. – Выбирайте выражения. Ведь я могу сесть на поезд и уехать домой. Сию минуту!
– Прости меня, Рудольф! – Бойлан коснулся его руки. – Понимаешь, я очень расстроен. Я стоял вот здесь, в этом баре, и все время, каждую минуту, ждал, что вот-вот дверь распахнется и сюда войдешь ты с ней. Разочарование заставило забыть о вежливых манерах. Вот почему, на мой взгляд, нужно всегда стараться избегать таких ситуаций, когда тебя постигает разочарование. Прошу меня извинить. Конечно, никуда ты не поедешь. Домой еще рано. Сегодня мы до конца воспользуемся нашей свободой и вовсю повеселимся ночью в городе. В нескольких кварталах от бара есть приличный ресторан, вот с него и начнем. Бармен, могу ли я получить счет? Прошу вас!
Он положил несколько банкнот на стойку. Молодой, грузный человек в свитере-«водолазке» подошел к ним.
– Нельзя ли пригласить вас, джентльмены, вместе выпить? – Он не спускал глаз с Рудольфа, мило ему улыбаясь.
– Какой же ты дурак, – беззлобно заметил Бойлан.
– Ах, охота тебе выступать, дорогуша, – упрекнул его тот.
Без дальнейшего промедления Бойлан, размахнувшись, кулаком ударил его по лицу. Тот опрокинулся на стойку спиной, из носа потекла кровь.
– Пошли отсюда, Рудольф, – спокойно сказал Бойлан.
Они вышли из бара так стремительно, что ни бармен, ни кто-либо из посетителей не успел опомниться.
– Я был здесь в последний раз еще до войны, – говорил Бойлан, когда они быстро шли к Шестой улице. – Клиентура уже не та.
Если бы в бар пришла Гретхен, почему-то подумал Рудольф, то в Нью-Йорке одним расквашенным носом было бы меньше.
После обеда в ресторане, за который, как заметил Рудольф, Бойлан выложил двадцатидолларовую бумажку, они пошли в ночной клуб, который располагался в подвале и почему-то назывался кафе «Светское общество».
– Можете услышать там что-то новенькое, перенять для своего оркестра кое-какие мелодии, – сказал ему Бойлан. – Там играет один из лучших джазовых оркестров в городе. К тому же каждый вечер там новая певица из цветных.
В заведении было полно народа, в основном молодые люди, большинство негры, но Бойлан за приличные чаевые сумел достать столик рядом с танцевальной площадкой. Музыка оглушительно гремела, и она на самом деле была замечательной. Если его группе «Пятеро с реки» что-то перенять у этих музыкантов, то прежде всего им придется выбросить в Гудзон все их инструменты. Так играл джаз в кафе «Светское общество».
Рудольф сидел, напряженно подавшись вперед всем телом, ошеломленный этой прекрасной музыкой; его глаза просто прилипли к фигуре негра-трубача. Бойлан сидел расслабившись, откинувшись на спинку стула, попивая виски. Рудольф тоже заказал виски – нужно было что-то заказать, – но даже не притронулся к своему стакану. Бойлан сегодня выпил так много, что, по-видимому, в таком состоянии не сможет сесть за руль своего «бьюика», и Рудольфу придется вести машину. Ему нужно оставаться трезвым. Бойлан научил его неплохо водить машину на окраинных дорогах вокруг Порт-Филипа.
– Тедди! – Перед их столиком возникла женщина в коротком летнем платье с обнаженными руками и плечами. – Тедди Бойлан, неужели это ты? А я-то думала, что тебя уже давно нет в живых!
– Хелло, Сисси! – узнал ее Бойлан. Он встал со стула. – Как видишь, я все еще жив.
Она, обняв его, крепко поцеловала в губы. Бойлану, повидимому такая фамильярность не понравилась, и он с раздражением отвернулся. Рудольф неуверенно поднялся.
– Где, черт подери, ты все это время скрывался? – Женщина чуть отошла от него, не выпуская, правда, его рукав. Она была вся увешана драгоценностями, которые сверкали и переливались, когда на них падали блики от надраенной трубы. Трудно сказать, настоящие у нее камушки или фальшивые. Она была превосходно сложена, глаза и губы были сильно накрашены; не отрывая от Рудольфа глаз, все время ему улыбалась. Бойлан, судя по всему, не собирался представлять их друг другу, и Рудольф не знал, что ему делать: то ли садиться на место, то ли стоять перед ней столбом. – По-моему, прошла целая вечность, – тарахтела она, не ожидая ответов на свои вопросы, бросая откровенные взгляды на Рудольфа. – До меня доходили самые дикие слухи. Просто ужасно, когда твои самые близкие и дорогие люди внезапно исчезают из поля зрения в наши дни. Это же смертный грех! Пошли к нашему столу. Вся наша компания здесь в сборе: Сузи, Джек, Карен… Как они хотят тебя видеть! Как они соскучились по тебе! Ты, дорогой, просто чудесно выглядишь! Нет, возраст на тебя никак не влияет. Только подумать, встретить тебя в таком заведении, каково! По-моему, ты просто заново воскрес! – Она все еще широко улыбалась, глядя на Рудольфа. – Пойдем же к нашему столу, бери с собой твоего красивого юного приятеля. Правда, я не расслышала его имя.
– Позвольте мне представить вас друг другу, – наконец сказал Бойлан. – Мистер Рудольф Джордах. Миссис Альфред Сайкс.
– Просто Сисси для друзей, – поправила она его. – Он очарователен. Не стану бранить тебя за смену ориентации, дорогой.
– Прошу тебя, Сисси, не становись большей идиоткой, чем тебя создал Бог.
Она засмеялась.
– По-моему, ты остался таким же дерьмом, как и был, Тедди! – обиженно заявила женщина. – Так пошли к нашему столу. Поздоровайся с нашей компанией. – Махнув ему рукой, приглашая следовать за собой, она повернулась и стала неуверенно прокладывать путь назад через скопление столиков.
Бойлан сел на место, жестом приказав Рудольфу последовать его примеру. Рудольф почувствовал, что покраснел. Слава богу, здесь довольно темно и никто этого не заметил. Бойлан продолжал пить виски.
– Глупая баба, – прокомментировал он. – У меня была с ней связь еще до войны. Она всегда безвкусно одевалась. – Бойлан почему-то не смотрел на Рудольфа. – Знаешь что? Пошли-ка отсюда! Здесь чертовски шумно. К тому же слишком много наших цветных собратьев. Атмосфера такая, будто ты попал на корабль с рабами после успешного мятежа.
Он помахал официанту. Тот принес счет, Бойлан заплатил, и они, взяв свои пальто у гардеробщицы, вышли на улицу. Миссис Сайкс, просто Сисси для друзей, была первой знакомой Бойлана, которую он представил Руди, не считая, разумеется, Перкинса. Если у Бойлана вот такие друзья, то стоит ли удивляться тому, что он живет в одиночестве на своем высоком холме? Рудольф сожалел о том, что эта развязная женщина подошла к их столику. Залившая ему лицо краска все еще напоминала, насколько он юн и как не приспособлен для светских развлечений. К тому же ему хотелось еще посидеть в баре, чтобы послушать этого виртуоза-трубача. Он готов был слушать его всю ночь напролет.
Они подошли к восточной части города, к Четвертой улице, где был припаркован их автомобиль, проходя мимо витрин и баров, откуда до их слуха долетали взрывы смеха, обрывки музыки и громких разговоров.
– Нью-Йорк похож на истеричку, – сказал Бойлан. – На неудовлетворенную психопатку. Это город стареющих нимфоманок. Боже, сколько же я загубил здесь времени. – Неожиданная встреча в баре явно вывела его из себя. – Мне жаль, что все так вышло, из-за этой шлюхи!
– Да наплевать, – успокоил его Рудольф. Конечно, то, что произошло в баре, было ему далеко не безразлично, но для чего зря волновать Бойлана, заводить его?
– Все это грязные люди, – продолжал Бойлан. – Злобный, хитрый взгляд – вот стандартное выражение любого американского лица. В следующий раз, когда приедем сюда, возьми с собой свою девушку. Ты – слишком приличный молодой человек и не должен общаться с такой дрянью.