— Очень удобно, — с жаром сказала она, слегка покачиваясь.
Один раз на мосту показались человеки: два деревенских мальчика лет девяти-десяти. Они дурачились, хохотали, лазали по перилам и бросали в реку камни. Когда мальчики повисли на перилах, чтобы посмотреть, как плывут по течению кинутые ими ветки, добывайки замерли, вперив взгляд в их спины.
— Хорошо, что мы с этой стороны моста, — пробормотал Под, не разжимая губ.
Солнце садилось, река сверкала, как жидкое золото. Арриэтта прищурилась — от блеска было больно глазам.
— Даже если они увидели нас, — шепнула она, — не сводя взора с моста, — им сюда не добраться, тут для них слишком глубоко.
— Возможно, — сказал Под, — но пойдут разговоры…
Наконец мальчики ушли. Однако добывайки по-прежнему не шевелились, они вглядывались в кусты, стараясь расслышать сквозь шум реки, не доносятся ли с тропинки за ними человечьи голоса.
— Думаю, они пошли напрямик через поле, — сказал Под. — Ну-ка, Арриэтта, помоги мне управиться с брезентом.
До того, как на мосту появились мальчишки, Под устраивал убежище на ночь в продолговатой выемке, где лежали рядком четыре ветки: кусок плаща, затем их сухая одежда, комок овечьей шерсти вместо подушки, красное одеяло и поверх всего — еще один кусок брезента. Прекрасная защита от дождя, и росы, и чужих глаз на берегу — уютное, теплое гнездышко.
Высокая вода начала спадать, и остров, казалось, поднимался все выше. Взору открылись невидимые раньше глубины; внутри мотка ржавой проволоки они обнаружили разбухший от воды башмак.
— Нет, тут поживиться нечем, — сказал Под, поразмыслив. — Разве что шнурками…
Хомили тоже присоединилась к ним и теперь с любопытством оглядывалась кругом. Ей пришлось призвать всю свою смелость, чтобы спуститься в такую глубь; она не знала, куда ей ступить. Некоторые ветки сгнили и рассыпались от прикосновения, другие, которые заклинило не так крепко, уходили у нее из-под ног, все сооружение дрожало, то тут, то там что-то рушилось в воду. Все это напоминало гигантскую гору бирюлек, когда игроки пытаются ее разобрать. Хомили вдруг осознала, что их остров не разваливается окончательно на составные части лишь потому, что каждый листик, прутик, пучок водорослей переплетен с другими. И все же по пути наверх она отщипнула молодой побег боярышника, на котором она заметила почки.
— Будет нам на ужин вроде бы салат, — объяснила она Арриэтте. — Нельзя же до скончания века питаться только яйцом и бананом.
Глава восемнадцатая
Ужинали они на той стороне острова, которая была против течения; у самых ног плескались мелкие волны. Вода больше не доставала до лежавшего на боку, крепко привязанного чайника; уровень реки быстро падал, поднятая со дна муть оседала.
Их ужин — последний кусочек липкого банана — нельзя было назвать сытным. Добывайки по-прежнему были голодны, даже когда прикончили почки боярышника и запили их холодной водой. Они мечтательно вспоминали о Спиллере и его барке, доверху нагруженной добычей.
— А что если мы его прозеваем? — спросила! Хомили. — Вдруг он проплывет здесь ночью?
— Я сегодня не лягу, — сказал Под.
— О, Под, — воскликнула Хомили, — но тебе требуется восемь часов сна!
— Не этой ночью, — возразил Под, — и не завтрашней. Нам нельзя спать, пока стоит полная луна.
— Но мы можем дежурить по очереди, — сказала Хомили.
— Сегодня караулить буду я, — сказал Под, а там посмотрим.
Хомили не ответила — она не сводила глаз с воды. Вечер был сказочный; взошла луна, однако яркие краски дня хотя и приглушались, еще не совсем погасли, все вокруг, казалось, светится изнутри.
— Что это? — вдруг сказала Хомили, вглядываясь в воду, что-то розовое…
Под и Арриэтта посмотрели вниз. Под самой поверхностью воды что-то извивалось, стоя против течения.
— Червяк, — сказала Арриэтта.
Хомили задумчиво воззрилась на него.
— Ты был прав, Под, — Немного помедлив, сказала она, — я переменилась…
В каком смысле? — спросил Под.
— Глядя на этого червяка, — продолжала Хомили, — я подумала… — Она приостановилась. — Ну, я подумала… пожалуй, я бы его съела. Конечно, если его отскрести и отмыть добела, чтобы он был чистый, как стеклышко.
— Что, сырым? — воскликнул Под.
— Нет, естественно, тушеного, — сердито ответила Хомили, — с диким чесноком.
Она снова посмотрела вниз.
— За что он зацепился?
Под наклонился вперед.
— Мне плохо видно…
Неожиданно на лице его отразился испуг, напряженно-внимательный взгляд устремился по невидимой кривой к поросшему кустами берегу.
В чем дело, Под?
Он медленно поднял глаза — в них застыл ужас.
Кто-то удит, — чуть слышно шепнул он.
— Где? — так же тихо спросила Хомили.
Под кивнул на ивняк.
— Там, под кустами…
Только тут, посмотрев наконец наверх, Хомили увидела леску. Арриэтта тоже. Тонкая, как волос, леска спускалась прямо к ним, лишь местами проступая на фоне воды. Вот она пропала из виду, слившись с кустами, но добывайки представляли, куда она ведет.
— Никого не вижу, — шепнула Хомили.
— Само собой, нет, — оборвал ее Под, — не забывай, у рыб есть глаза, как и у нас с тобой…
— Ну, не в точности, как у нас с тобой, — запротестовала Хомили.
— Когда удишь рыбу, — продолжал Под — нельзя показываться.
— В особенности, если ты браконьер, — вставила Арриэтта..
«Почему мы шепчемся, — подумала она. — Река все равно заглушает наши голоса».
— Правильно, девочка, — сказал Под — в особенности, если ты браконьер. А он и есть браконьер, по-моему.
— Что такое браконьер? — шепнула Хомили.
Под поднял руку, прося ее быть потише.
— Тс-с, — а затем добавил: — Это что-то вроде человека — добывайки.
— Человека — добывайки? — в недоумении повторила Хомили: одно противоречило другому.
— Тише, Хомили, — умоляюще произнес Под.
— Он нас не услышит, — сказала Арриэтта, — оттуда, с берега. Ой! — воскликнула она. — Глядите — червяк исчез.
Червяк действительно исчез — вместе с леской.
Погодите минутку, — сказал Под, — он сейчас снова ее забросит. Увидите сами.
Всматриваясь в полумрак, они разглядели на воде леску, а чуть поглубже — розовое пятно: это несло мимо них червяка. В том же месте, что и раньше, у самых их ног, червяк остановился — леска удерживала его против течения. Внизу, у подножья острова, вихрем мелькнула какая-то? тень, — поворот, рывок, — и от червяка осталась одна четверть.
— Рыба? — шепнула Арриэтта.
Под кивнул.
Хомили наклонилась вперед: рыбная ловля захватила ее целиком.
— Погляди, Арриэтта, теперь уже и крючок.
Арриэтта не успела его. рассмотреть — крючок почти сразу исчез.
— Он почувствовал рывок, — сказал Под, имея в виду рыболова, — и думает, что у него клюнуло.
— Но у него на самом деле клюнуло, — сказала Арриэтта.
— Да, клюнуло, но рыба-то ушла… Смотрите, снова закидывает…
Появился новый червяк, более темного цвета. — Хомили передернуло.
— Вот этот мне совсем не нравится, как бы его ни приготовить.
— Спокойно, Хомили, — сказал Под.
Знаете что, — воскликнула Хомили, — знаете, что можно было бы сделать… если бы у нас был огонь? Мы могли бы снять рыбу с крючка и сварить ее и съесть.
— В том случае, если бы рыба была на крючке, — заметил Под, глядя на кусты.
Внезапно он пригнулся и с громким криком прыгнул в сторону, закрыв лицо руками.
— Берегись! — заорал он, как безумный.
Но было поздно: крючок вместе с червяком вонзился в юбку Хомили. Под и Арриэтта кинулись к ней и схватили с обеих сторон, чтобы ее не утащило; дикие вопли Хомили разносились по всей реке.
— Расстегни юбку, Хомили! Скинь ее! Быстрее!
Но Хомили не могла… или не желала это сделать. Возможно, причина крылась в том, что ее нижняя юбка была короткая и красная — в прошлом юбка Арриэтты, — и Хомили боялась, что будет иметь не очень приличный вид, а возможно, она просто потеряла голову от страха. Она вцепилась в Пода, а когда ее вырвало из его рук, ухватилась за Арриэтту. И пока ее волокло к воде, цеплялась за все ветки и прутья по пути.
Когда леска на миг ослабела, они вытащили Хомили из воды, и Арриэтта попыталась расстегнуть янтарную бусинку, служившую пуговицей для юбки. Затем, леска снова натянулась. Крепко обхватив Хомили за плечи, Под уголком глаза увидел, что рыбак поднялся на ноги.
Он стоял на самой кромке берега — здесь ему было легче закидывать удочку; резкий взмах — и Хомили, вопя во все горло, взлетает вверх тормашками в воздух, а Под и Арриэтта, вцепившись в нее с двух сторон, вместе с ней. Но тут янтарная пуговка отскочила, юбка вместе с червяком исчезла, а добывайки свалились в одну кучу обратно на остров. Под их тяжестью ветки чуть прогнулись и, спружинив, вновь распрямились, смягчив удар от падения. Под, вытаскивая ногу, застрявшую между ветками, сказал, тяжело дыша: «Мы были на волосок от гибели».
Арриэтта, упавшая на спину, так и продолжала лежать; она не пострадала, только перепугалась. Хомили, скрестив на груди руки, поглаживала плечи; на щеке у нее краснела царапина, из нижней юбки был вырван неровный клок.
— Как ты себя чувствуешь, Хомили? Все в порядке?
Хомили кивнула, узел волос на затылке медленно раскрутился, она машинально стала нащупывать шпильки. Бледная, дрожащая, она не сводила глаз с берега.
— А ветки выдержали, — сказал Под, рассматривал расцарапанную голень, и слегка покачал ногой. — Перелома нет, — сказал он.
Хомили будто и не слышала, она сидела и, как зачарованная, в упор смотрела на рыболова.
— Это Кривой Глаз, — наконец мрачно сообщила она..
Под быстро обернулся. Арриэтта встала, чтобы лучше видеть. Кривой Глаз, цыган… да, эту похожую на гориллу фигуру, насупленные брови, копну седеющих волос нельзя было не узнать.
— Мы пропали, — прошептала Хомили.
Несколько мгновений Под молчал.
— Сюда ему не добраться, — сказал он — мы в самой середине реки, здесь глубоко и с той стороны от нас, и с этой.
— Он может дотянуться рукой с мелкого места; — сказала Хомили.
— Сомневаюсь, что это ему удастся.
— Он нас знает, он нас видел, — сказала Хомили тем же бесцветным голосом. Она прерывисто вздохнула. — И, помяни мое слово, он не намерен снова нас упустить.
Наступила тишина, лишь река лепетала что-то свое. Говорливое журчание, непрерывное, ровное, вдруг показалось им враждебным и жестоким.
— Почему он не двигается? — спросила Арриэтта.
— Размышляет, — сказала Хомили.
Немного погодя Арриэтта снова робко спросила:
— О том, сколько он будет брать за показ, и всякое такое, когда посадит нас в клетку?
— О том, как поступить сейчас, — сказала Хомили.
Несколько секунд все трое молчали и следили за Кривым Глазом.
— Смотрите, — сказала Арриэтта.
— Что еще он задумал? — спросил Под.
— Он снимает с крючка мамину юбку.
— И червяка тоже, — сказал Под. — Осторожней! — вскричал он в то время, как рука рыболова взлетела вверх.
Остров внезапно дернулся и резко закачался из стороны в сторону.
— Он закидывает сюда крючок! — крикнул Под. — Хочет нас поймать. Нам лучше укрыться внутри.
— Нет, — сказала Хомили, когда их перестало качать; она смотрела, как ветка, выдернутая крючком, сносится вниз течением. — Если ему удастся растащить по частям эту кучу, безопаснее быть наверху. Пойдем лучше в чайник…
Но не успела она закончить, как вновь заброшенный крючок впился в пробку, затыкавшую вход. Чайник, привязанный к веткам и прутьям, какое-то время сопротивлялся тянувшей его уде, но ветки стали уходить из-под ног добываек, и они в панике прижались один к другому. Затем пробка вылетела и ускакала на конце танцующей лески. Остров снова качнулся; расцепив руки и отойдя друг от друга, они с ужасом услышали, как в чайник, булькая, льется вода.
В четвертый раз крючок попал в ту ветку, на которой они стояли. Они видели, что крючок крепко вонзился в дерево, видели, как дрожит леска, натянутая как струна. Под подошел поближе, и, откинувшись назад всем телом, попытался ослабить ее напряжение. Но все было напрасно — леска оставалась такой же тугой, а крючок так же прочно сидел в древесине.
— Разрежь леску, — раздался голос, перекрывая треск и скрежет. — Разрежь ее… — снова прозвучал тот же голос, на этот раз почти не слышный; казалось, это просто журчит река.
— Так дай мне лезвие бритвы, — еле переводя дух, сказал Под, и Арриэтта, кинувшись за ним со всех ног, тут же принесла его. Послышался звенящий звук, и рассеченная леска взлетела в воздух; добывайки низко пригнулись.
— Ну почему я сам, — воскликнул Под, — не подумал об этом первым делом?
Он взглянул на берег. Кривой Глаз сматывал леску; легкая без крючка, она летела, подгоняемая ветром.
— Он не очень-то доволен, — сказала Хомили.
— Да, — согласился Под, садясь с ней рядом. — И неудивительно.
— Не думаю, чтобы у него был еще один крючок, — сказала Хомили.
Они смотрели, как цыган рассматривает конец лески, встретили его злобный взгляд, когда, сердито подняв голову, он пристально всматривался в их остров.
— Очко в нашу пользу, — сказал Под.
Глава девятнадцатая
Добывайки устроились поудобнее на прутьях, им предстояла бессонная ночь. Хомили сунула руку за спину, туда, где лежали постельные принадлежности, и вытащила красное одеяло.
— Глянь-ка, Под, — сказала она, укутывая одеялом колени, — он что-то еще придумал. Интересно — что?
Они пристально смотрели, как Кривой Глаз, взяв в руку удочку, двинулся к кустам.
— Вряд ли он решил отступиться, как по-твоему? — добавила она, когда Кривой Глаз исчез из виду.
— На это надеяться нечего, — сказал Под. — Ведь он видел нас и знает, что мы здесь, — надо только до нас добраться.
— Здесь ему нас не поймать, — сказала Хомили, — мы же на самой глубине. А скоро совсем стемнеет.
Как это ни странно, она казалась спокойной.
— Пожалуй, — сказал Под, — хотя взгляни — луна поднимается все выше. А утром мы все еще будем здесь. — Он взял в руки бритву. — Придется избавиться от чайника: только лишний вес.
Он перерезал веревку, и чайник медленно пошел на дно. Печальное это было зрелище.
— Бедный Спиллер, — сказала Арриэтта, по-моему, он любил этот чайник…
— Что ж, он сослужил нам хорошую службу, — сказал Под.
— Давайте сделаем плот, — вдруг предложила Хомили.
Под взглянул на прутья и ветки вокруг, на веревку у себя в руках.
— Почему бы и нет? — сказал он. — Но это займет немало времени. А когда он торчит тут поблизости… — Под кивнул в сторону ивняка, — здесь не опаснее, чем в любом другом месте.
— Здесь даже лучше, — сказала Арриэтта, — здесь нас легче увидеть.
Хомили обернулась и удивленно посмотрела на нее.
— Зачем нам, чтобы нас увидели? — спросила она.
— Я думаю про Спиллера, — сказала Арриэтта. — При такой луне и при такой погоде он вполне может появиться этой ночью.
— Скорее всего, так, — подтвердил Под.
— О боже, — вздохнула Хомили, плотнее натягивая на себя одеяло, — что он может подумать? Я хочу сказать, когда встретит меня в таком виде. — В Арриэттиной нижней юбке?
— Прекрасная юбка, особенно цвет, — сказал Под, — сразу бросится ему в глаза.
— Прекрасная? Она села и стала короткая. Да еще эта дыра в боку, — горестно проговорила Хомили.
— Но красной-то она осталась, — сказал Под, хороший ориентир. И я теперь жалею, что мы потопили чайник. Спиллер сразу бы его приметил. Но что толковать, слезами горю не поможешь.
— Смотрите, — шепнула Арриэтта, глядя на берег.
Там стоял Кривой Глаз. Казалось, он стоит совсем рядом. Он прошел вниз по реке по бечевнику и снова вышел на берег у лещины. В ярком свете луны они ясно видели его горевший яростью единственный глаз, видели стыки на его удочке, прищепки для белья и моток веревки в корзине, висевшей у него на сгибе локтя. Они были прямо у него под боком. Будь между ними суша, четыре шага — и они оказались бы у него в руках.
— О боже, — бормотала Хомили, — что же теперь?.
Прислонив удочку к лещине, Кривой Глаз поставил корзинку на землю и вынул оттуда две крупных рыбины, связанных вместе за жабры. Затем тщательно завернул рыбу в листья щавеля.
— Радужная форель, — сказала Арриэтта.
— Откуда ты знаешь? — спросила Хомили.
Арриэтта заморгала.
— Знаю, и все, — сказала она.
— Том — вот от кого она это знает, — сказал Под — Скорее всего, так. Ведь его дед — лесник. И про браконьеров от него, да, Арриэтта?
Арриэтта не отвечала; она внимательно следила, как Кривой Глаз прячет рыбу в корзину. Он старательно уложил ее на самое дно, под прищепки для белья, а сверху прикрыл двумя мотками веревки.
Арриэтта рассмеялась.
— Будто, — презрительно шепнула она, — они не переворошат всю его корзину.
— Тихо, Арриэтта, — сказала Хомили, — не отрывая взора от Кривого Глаза; тот, глядя на них в упор, подошел к самой воде, — Смеется тот, кто смеется последним…
На берегу Кривой Глаз уселся и, не выпуская добываек из виду, принялся расшнуровывать ботинки.
— Ах, Под, — вдруг закричала Хомили, видишь эти ботинки? Это те самые, да? Подумать только, что мы жили в одном из них! В котором, Под? В правом или в левом?
— В том, на котором заплата, — сказал Под, настороженно смотря на Кривого Глаза. — Нет, — задумчиво прибавил он, — у него ничего не выйдет. Сюда ему вброд не подойти.
— Подумать только, что на нем ботинок, который ты чинил. Под!
— Спокойно, Хомили, — умоляюще сказал Под.
Кривой Глаз уже разулся и теперь закатывал штанины.