Учительница по истории сложила руки на груди.
— Я поставлю по своему предмету пятерку тому, кто нарисует новогоднюю стенгазету! Поднимите руку, кто умеет хорошо рисовать!
Саша подняла руку, ей как раз не хватало пятерки, чтобы получить «отлично» в четверти. Шаравин поднял руку быстрее нее, поэтому она даже привстала с места.
— Евгения Юрьевна, пожалуйста, можно я нарисую! — взмолилась она.
— Конечно, Александра, можно! Михаил, ты разве умеешь рисовать? — удивленно перевела учительница взгляд на Шаравина.
— Очень даже умею!
— Ну что ж, раз больше желающих нет… — Евгения Юрьевна глянула на притихший класс. — Шаравин, Медлева, новогодняя газета за вами! — Учительница хлопнула в ладоши, чтоб угомонить задние парты. — А теперь начнем урок!
— Евгения Юрь…
— Что, Александра?
— Я могу одна сделать!
— Уверена, Шаравин думает точно так же. Поделите работу над стенгазетой как-нибудь без меня, хорошо?
Саша кивнула и зло посмотрела на Шаравина.
— Да ладно тебе, — шепнула Лена, — пусть он рисует, а ты пятерку получишь халявную.
— Вот еще, я сама нарисую, не хочу, чтоб его каракули опозорили меня!
— Тогда ты нарисуй, не домой же его к себе звать, сама говорила, по нему психушка плачет!
— Это уж точно!
До конца урока она тихо злилась, а на перемене подождала, когда большинство одноклассников выйдет из кабинета, и подскочила к Шаравину.
— Ты это специально делаешь? Мне на зло?! — раздраженно хватая его за свитер, спросила она.
— Что делаю?
— Лезешь постоянно!
Он отпихнул ее руку и убрал учебник с тетрадью в рюкзак.
— У тебя мания преследования, — объявил он, — мне просто не хватает одной пятерки, чтобы получить пять в четверти.
— Мне тоже, — прошипела она, — и я буду рисовать газету сама!
— Не выйдет, — Миша закинул рюкзак на спину, — мне нужна пятерка не меньше твоего!
— Отлично, я сама нарисую, а ты получишь свою пятерку!
— Не выйдет.
— Но почему?! Тебе даже не придется напрягаться!
— Это точно, напрягаться не придется, но я не такой дурак, чтобы поверить тебе! Ты потом просто скажешь, что я ничего не делал, будто я тебя не знаю.
— Я! — возмущенно закричала Саша. — Да мне в голову бы такое не пришло!
— Я другого мнения.
— Да что ты вообще обо мне знаешь, чтобы так говорить!
— Достаточно.
— Только то, что тебе натрепала моя сестричка!
— Маша никогда не говорит о тебе плохо, — спокойно сказал Миша.
— Так я и поверю!
— Где будем рисовать? — словно не слыша ее, спросил он.
— Черт! — Саша топнула. — Бесишь!
— Ты меня тоже. — Шаравин вышел из кабинета, а дожидавшаяся подругу Лена, пробормотала:
— Какие страсти, получше всяких бразильских сериалов!
— Любовь-морковь, — усмехнулась учительница, — вот так и бывает.
— Любовь? — переспросила Лена. — Да вы что, Евгения Юрьевна, за Сашкой ухаживает Валера, зачем ей этот…
— Сердцу не прикажешь, Леночка, а Шаравин мальчик очень интересный.
— О чем это вы?! — рассердилась Саша. — Я его ненавижу с первого класса, этого бестолкового…
— У-у-у, как все запущенно, — покачала головой учительница. — От ненависти до любви, как известно…
— А по-моему, это действует только наоборот, — с нажимом произнесла Саша, — до свидания, Евгения Юрьевна.
Уж чего-чего, а сватовства она не терпела. Особенно такого откровенного. Всем было известно, как учителя благоволят к Шаравину, они давно уже всеми силами пытались сдружить с ним одноклассников. Вот только их подопечный в этом нуждался меньше всех.
После обеда ее отозвал поговорить Валера. Ей уже стал порядком надоедать его вечно просящий чего-то взгляд. Он больше не походил на того классного парня, который ей нравился в начале года.
— Саш, приходи сегодня ко мне, родители уезжают на дачу, — без предисловий сказал Валера.
— Можно… — нехотя согласилась она.
— Тогда в пять, хорошо?
— Хорошо! А народ ты тоже позвал?
Он загадочно улыбнулся.
— Придешь и все увидишь!
Валера попытался ее обнять, но она под предлогом того, что нужно подготовиться к следующему уроку, убежала. Ни к чему готовиться она не собиралась, но и объятий не хотела. Знала, что поступает с ним плохо, но по-прежнему продолжала ждать возвращения былой симпатии. Не могла поверить, что та ушла безвозвратно.
Урок информатики закончился, Лена с Анфисой затащили ее в туалет.
— Ну, рассказывай, — приказала Анфиса.
— Что рассказывать? — не поняла Саша, разглядывая серьезные лица подруг.
— Про Валеру, да? — посмотрела на Анфису Лена.
— Нет, про Шарика! — воскликнула Анфиска, отворачиваясь к зеркалу.
— А что про него…
Подружка резко обернулась.
— Ой, Саш, не парь, я не слепая!
— Анфиса думает, что у вас что-то есть, — негромко пояснила Лена. Саша подбоченилась.
— Ах, вот оно как! Ну что ж, слушайте!
Подруги напряглись.
Саша усмехнулась.
— Вы правы, у меня с Шариком в самом деле кое-что есть… — Она выдержала томительную паузу и как можно серьезнее изрекла: — это стенгазета!
Лена хихикнула, а Анфиса сморщилась.
— Не хочешь, значит, говорить, что ж…
— Анфиса, о чем ты?! Я уже миллион раз говорила — Шаравин меня бесит. Бесит! Понимаешь?!
— Если бы он тебя бесил, ты не смотрела бы на него все уроки напролет!
Лена сделала большие глаза.
— Анфис, ты чего! Не смотрит она, я же рядом сижу, заметила бы!
— Да ты вообще слепая, дальше носа не видишь!
Саша нахмурилась.
— Я смотрю на доску!
Анфиса накрасила губы и раздраженно бросила:
— Покажись окулисту, если доска у тебя на затылке Шаравина!
Повисло молчание.
— А мне какой-то мальчик названивает, — поделилась Лена.
— Поздравляю, — фыркнула Анфиса.
— Если у тебя плохое настроение, — окончательно вышла из себя Саша, — не порти настроение другим, заколебала уже!
— Да уж, — согласилась Лена, — нечего Сашке высказывать, она вольна встречаться с кем пожелает!
Анфиса поджала губы, бросила взгляд в зеркало и вышла из туалета.
— Что с ней в последнее время происходит?! — воскликнула Лена, всегда робевшая в компании бойкой на язык Анфисы.
— Не знаю, но она меня уже достала! — Саша подошла к раковине и остановилась перед зеркалом. — Господи, ненавижу! — прошипела она своему отражению.
Подруга обняла ее за плечи.
— Ты такая красивая…
— Веснушки эти проклятые!
— Ой, Саш, брось… они милые, правда!
Саша посмотрела на белое чистое лицо подруги и застонала.
— Хочешь себе такие «милые»?
Лена весело пожала плечиком.
— Почему нет?! Если бы парни начали липнуть, как к тебе!..
Саша хмыкнула.
— К тебе липнут, просто не замечаешь!
— Да кто ко мне…
— Макс Федоров из девятого «Б», Леня из параллели, не помню фамилии, в желтой толстовке ходит, а еще друг твоего брата… — Она заметила, как рот подруги открылся, и поспешила добавить: — Но ты на него не западай, он слишком взрослый! Да, кстати, Орлову-младшему ты тоже нравишься. — Саша вздохнула. — А веснушки — это навсегда.
— Ты лимонный сок пробовала? — осторожно спросила Лена.
— Чего я только не пробовала!
— Знаешь, а Валера как-то сказал, что обожает твои веснушки. Говорит, ты солнышко.
— Это несомненно утешает, — съязвила Саша и махнула на свое отражение, — пойдем, звонок уже!
Анфиса до конца дня с подругами не разговаривала и домой ушла одна, Лена с Толстиком и Орловыми осталась переписывать контрольную по физике, у гардероба Сашу дожидался только Валера. — Ну что, идем домой?
Она хотела уже согласиться, когда увидела Шаравина.
— Эй! — крикнула Саша.
Он обернулся.
— Когда рисовать будем? И где?
Миша подошел ближе.
— Сегодня.
— Нет, завтра!
— Завтра я не могу!
— А сегодня она не может! — возмутился Валера.
— Я могу сам нарисовать.
Валера подал ей шубу.
— Вот и отлично, рисуй и отвали от нас!
Миша кивнул и пошел к выходу из школы, но Саша догнала его.
— Нет, черт, ты не будешь рисовать без меня!
— Саш, да пусть он рисует! — крикнул Валера.
Она вернулась, забрала шубу и сердито произнесла:
— Давай я сама буду решать, пока, до пяти часов!
— Ты придешь? — недоверчиво крикнул ей вслед Валера.
— Конечно! — не оборачиваясь, заверила Саша.
— Где будем рисовать? — поинтересовался Миша, когда они вышли из школы.
— У тебя дома, не думаешь же ты, что я тебя позову к себе!
— Я ничего не думаю.
— Вот и хорошо, позволь это делать тем, кто умеет!
— С радостью, если увижу таких!
Больше они не разговаривали до самого его дома. Саша шла и злилась, ее раздражало, что он не пытается с ней заговорить, хотя бы обсудить стенгазету. Казалось, он вообще забыл о присутствии Саши, а если и помнил, ее персона интересовала его меньше, чем грязный снег под ногами.
В лифте она не выдержала:
— У тебя ватман-то есть?
— Есть.
Дверь им открыла бабушка в белом платке и фланелевом халате с розовыми цветами.
— Машенька, здравствуй! — поздоровалась старушка.
Саша изумленно посмотрела на снимавшего ботинки Мишу, а старушка тем временем продолжала:
— А я вас уже заждалась, супчик сварила… — Неожиданно она осеклась, сунула в карман руку, вытащила оттуда очки без одной дужки и нацепила на нос. — А это не Машенька, — удивленно сказала старушка, — это другая девочка, я же вижу…
— Ха, — выдал Миша, — это не Маша, бабушка, это ее сестра. Но они совсем разные, эта суп есть не станет.
Саше показалось, что ей дали пощечину. Больнее этих слов ей слышать не приходилось. «Эта суп есть не станет» — как приговор, как клеймо. Она быстро сняла шубу, повесила на крючок и повернулась к старушке.
— Почему же не стану, я люблю супы!
— Вот видишь, — обрадовалась старушка, — она будет, идите мыть руки и за стол скорее!
Саша прошла в ванную, но прежде успела заметить, каким напряженным стал взгляд Шаравина. Она сама не знала, что пытается ему доказать.
Суп ей понравился — наваристый, ароматный борщ, мама не умела так вкусно готовить. Антонина Петровна разговаривала с Сашей очень ласково, по-доброму, ей даже стало неудобно. Знала бы только милая старушка, как она измывалась вместе с другими ребятами над ее внуком. Не супчик подливала бы в тарелку, а кастрюлю на голову надела бы. За весь обед Миша не проронил ни слова, от этого Саше становилось еще хуже, он отлично давал понять, что она нежеланная гостья.
— Как дела у Машеньки? — спросила Антонина Петровна, разливая по кружкам какао и подвигая к ней вазочку с конфетами.
Саша улыбнулась.
— Все хорошо, я передам ей, что вы спрашивали.
— А Маша ни словечком не обмолвилась, что у нее такая хорошая сестренка есть, — вздохнула старушка.
Миша поднялся.
— Мы пойдем, нам стенгазету рисовать нужно.
— Идите, конечно, идите, возьми, Сашенька, конфеток с собой, пожуете в комнате.
— Спасибо, — растроганно прошептала та.
— Да за что благодаришь, тебе спасибо, что пришла, к Мишаньке моему и не заходит совсем никто.
— Прекрати, бабушка, — проворчал Миша, — не приходят, потому что не нужен мне никто!
Антонина Петровна потрепал внука по голове.
— Не нужен ему, как же не нужен, не все же только работать как про#клятому.
Эта фраза потом еще долго не выходила у Саши из головы, даже газета, которую она так сильно хотела нарисовать, не могла отвлечь от мыслей о тяжелой жизни этого замкнутого черноглазого мальчика.
Миша пощелкал пальцами у нее перед глазами.
— Ты будешь что-нибудь вообще делать?
— Ага, — кивнула она, продолжая сидеть, уставившись на горсть самых что ни на есть простых конфет.
— Кстати, без одной минуты пять, если сейчас же не поможешь мне, о встрече с Валерой можешь забыть, тут еще много нужно нари…
— Ты сам заработал деньги на эти конфеты? — перебила она.
— Слушай, тебя никто не заставляет их есть, ты сюда не за этим пришла!
Саша повернула голову и посмотрела ему в глаза.
— Прости меня.
Он отвернулся.
— Опоздаешь к Валере.
— Пусть.
Миша грустно усмехнулся.
— Вот в этом ты вся! Делаешь людям больно и говоришь «пусть»… Ты как себя чувствуешь, дышать тебе не трудно, может, открыть окно?
— К чему ты это?
Он поднялся, подошел к дивану и отдернул краешек покрывала. На нее уставились два сонных глаза.
— К чему я? Да вот вспомнил, что у тебя страшная аллергия на котов.
Саша поднялась и быстро вышла из комнаты. Ее душили слезы. Миша не пошел за ней в коридор, не попытался вернуть, она наспех оделась и сама закрыла за собой входную дверь.
На улице подморозило, успело стемнеть — люди быстро проходили мимо, кто-то с пакетами, парами, поодиночке, а она стояла у подъезда. В квартире на четвертом этаже горел свет, только в окно никто не смотрел. Она долго стояла, все ждала, что Миша выглянет и увидит ее, но он так и не выглянул.
А у ее дома Сашу ждал Валера. Он завидел ее еще издалека и подбежал.
— Уже шесть, — сказал друг, и было непонятно, рад он или сердится.
— Прости, — Саша смотрела в сторону, лишь бы не видеть его улыбки, не показать, как ей плохо, как ненавидит себя за то, что собирается сказать.
— Да ладно, не извиняйся. Газету хорошую нарисовали?
Она немного отступила, все-таки пришлось на него посмотреть. Он радовался и все простил ей, но молчать больше не было сил:
— Валер, у нас ничего не получится. Я тебя не люблю.
— Понятно, — он еле заметно улыбнулся и погладил ее по плечу, — да ты не плачь, я все понимаю.
Когда-то давным-давно сестра ей сказала, что из-за мальчиков плакать не нужно. Она это запомнила, но не плакать не могла. Всегда плакала.
Глава 7. Бонд… Джеймс Бонд
Закончились новогодние праздники, подъелись салаты, выпились лимонады — наступили холода, такие, что дома хотелось надеть рукавицы. Маша сидела на диване с книжкой. Она слышала, что приехала сестра с дачи подружки, где в компании друзей встречала Новый год, но выходить из комнаты не стала. Их семья вот уже четыре года не справляла Новый год вместе, все разъезжались. В этом году и она не скучала, тридцать первого числа ее пригласил к себе Миша. Она помогала его бабушке готовить салаты и печь торт, а за три дня до этого наряжала с Мишей елку. Все было спокойно и по-домашнему, как ей нравилось.
В дверь позвонили, Маша прислушалась — в коридоре раздался мамин голос, что-то говорила Саша.
Дверь в ее комнату распахнулась.
— Чего сидишь тут, как крыса в норе, — беззлобно спросила Саша, — вон, тебе посылка какая-то пришла. — Сестра еще не успела раздеться, на ней были теплый голубой свитер и джинсы в обтяжку, обычно распущенные рыжие волосы заколоты на затылке крабом.
— Поберегись! — крикнул папа и внес в комнату огромную коробку.
— Что это? — изумилась Маша, откладывая книгу. — Это от бабушки?
— Да прям, от бабушки, — фыркнула сестра, — бабушка бы не додумалась звонить в квартиру и убегать!
— А почему вы решили, что посылка мне?
Мама протянула ей открытку с двумя крошечными котятами в красных шапочках с белыми помпонами.
Маша раскрыла открытку, прочла напечатанное стихотворение с пожеланиями здоровья, удачи, любви, а в самом низу синей ручкой было написано: «Для Машеньки».
— Ну хватит читать, открывай коробку, — поторопила Саша.
— А квартирой не ошиблись? — с сомнением разглядывая новогодний презент, спросила Маша.
— Открой, интересно ведь! — воскликнула мама.
Маша аккуратно отрезала огромный красный бант и подняла крышку — внутри сидела большая игрушечная собака. Она вытащила ее и усадила рядом с собой на диван.
— Какая прелесть, — сказала мама.
— Туфта, — определила Саша.
— А по-моему, мило, — улыбнулся папа. — У Машеньки нашей появился тайный поклонник.
— И что, нет никакой записки? — с разочарованием заглянула сестра в коробку.
— Нету.
— Ты хоть знаешь, кто это?
— Нет.
Саша оценивающе осмотрела ее комнату и показала на белую кошку на подушке.
— А это кто подарил?
— Миша.
— Миша такой хороший мальчик, — затараторила мама, — он приходил — чудо! Серьезный, воспитанный, внешность такая приятная!
— Миша?! — вскинула брови Саша. — Он приходил?!
— Да, зашел совсем ненадолго первого числа, когда Машу провожал.
— Куда провожал?
Папа дал щелбан по носу игрушечной собаке и пояснил:
— Машка Новый год у него справляла. Хороший мальчишка, не лодырь какой-нибудь, отлично учится, работает на двух работах. Бабушке своей старенькой помогает!
— Да-да, знаю! Он, между прочим, учится в моем классе!
— Может быть, — закрыла коробку мама, — но влюблен он в Машу!
— Влюблен? — уставилась на Машу сестра.
Маша затрясла головой.
— Никогда ничего подобного он не говорил!
— А зачем ему тогда тебе подарки дарить, гулять звать, если бы ты ему не нравилась! — хмыкнул папа. — Глупенькая ты, Машка, очевидно же все!
— Бред, — подала голос Саша, — кто в нее влюбится!
Мама вздохнула.
— Ну а тебе твой Валера что подарил?
Папа тоже с интересом посмотрел на Сашу.
— Украшение какое-нибудь?
— Ничего, — буркнула себе под нос Саша, — не нужны мне никакие подарки! — Она взглянула на игрушку и, бросив: «Дурацкая собака!» — ушла к себе в комнату.
— Не обращай внимания, — посоветовал папа, — злится, что ей ничего не подарил ее поклонник.
Родители ушли на кухню, а Маша осталась один на один с нежданным подарком. Маша развернула к себе игрушку. Она видела такие в магазинах, они стоили немалых денег, но зато были как живые, как настоящие собаки.