Он не скрывал своего торжества. Лариса снова сидела на стуле, сгорбившись и ловя каждое его слово.
Она уверяла себя, что это всего лишь отчаянная попытка трусливого ничтожества спасти свою шкуру – и сделать так, чтобы она не обращалась в Следственный комитет с обнаруженными уликами..
И, конечно, новый раунд того, что она окрестила для себя мнемотической мастурбацией. «Помощник сатаны» получал удовлетворение – вполне возможно, не только моральное, но и в самом деле сексуальное, – вновь и вновь смакуя детали убийства ее сына Тимки и заставляя ее надеяться на чудо.
– Почему я должна вам верить? – спросила она, подняв глаза на Люблянского и выдержав взгляд его выпуклых глаз.
– Потому что вы мать, – усмехнулся он. – Потому что человеку свойственно жить надеждой. И, несмотря на весь свой напускной прагматизм, верить в чудо. В воскрешение распятого сына Бога, рожденного девственницей от Святого Духа. Или в то, что любимый ребенок, считающийся жертвой преступления, на самом деле жив. Пока жив, надеюсь, уж простите за банальность, Лариса!
Лариса попыталась рассуждать логически. Нет, этому человеку, точнее, даже не человеку, а исчадию ада, верить нельзя. Он – сын ехидны и король лжи. «Подмастерье сатаны».
Тимка не мог выжить, просто не мог! Ведь все предыдущие жертвы были убиты. Но ведь Тимка был последней из жертв Диксона. А потом сам Диксон умер, и на смену ему пришел Люблянский, который, вероятно, имел другие представления о том, что должно происходить с жертвами.
И не стоит сбрасывать со счетов то, что Тимку искали. Шерстили институт, в котором преподавал Диксон. И Люблянский, опасаясь, что так могут выйти и на него, или немедленно ликвидировал Тимку, который удерживался где-то в тайном месте, или отпустил его…
Невероятно, невероятно, невероятно… Если бы Тимка оказался на свободе, он бы – смышленый мальчик, – несмотря на весь стресс и шок, обратился в полицию, к прохожим, к кому угодно…
К кому угодно… А ведь он мог, доверившись непонятным людям, оказаться в плену других садистов.
Или… И при этой мысли Лариса едва не расплакалась прямо в присутствии Люблянского – или тот отдал ее сына кому-то из своих «единомышленников». Ведь если у Диксона был один подмастерье, то почему бы не быть второму – или даже целому сонму приспешников?
При мысли, что Тимка оказался в руках подобных личностей, Лариса вдруг подумала, что, возможно, было бы все же лучше, чтобы сын умер.
Нет, таких мыслей она не могла допускать. Не имела права. Какая же она после этого мать?
Но если так, то что же пришлось ее кровиночке пережить за девять лет мучений? Нет, если уж исходить из концепции чуда, не пришлось ему ничего переживать! Он не обязательно попал к монстрам, ведь есть и добрые или – в отличие от монстров – хотя бы нормальные люди!
Которым он стал любимым сыном. Или внуком. Или, или, или…
Только почему Тимка тогда не объявился? Впрочем, он мог потерять память… И до сих пор не вспомнить, кем был раньше, и жить новой, счастливой жизнью, в которой нет места ей, его матери, но и моменту похищения и истязаниям со стороны Диксона и Люблянского.
Это был бы идеальный вариант.
Или он мог стать инвалидом… Например, его сбила машина, когда он убежал из расположенного в лесу бункера, где убийцы содержали похищенных детей. И оказался прикованным к инвалидной коляске или даже к медицинским приборам…
Это была бы далеко не идеальная, но все равно чудная – от «чудо» – вероятность развития событий.
Наконец, он мог оказаться в другой стране – или в глухом уголке России, там, откуда он не мог подать весточку.
Это была бы трагическая перспектива, но все же бесконечно более желанная, чем гибель Тимки девять лет назад.
Или… Или… Или…
– И не говорите мне, что вы не надеетесь! – усмехнулся Люблянский. – Вы мне не доверяете, что правильно, вы думаете, я пытаюсь вас надуть, что ошибочно. Но мне нет необходимости лгать вам. А если даже есть, то какая вам разница? Ведь это так заманчиво – обрести сына. Причем не мертвого, а живого!
Он походил на змия-искусителя и был одновременно омерзителен и притягателен.
– Тогда скажите, как мне его найти! – выпалила Лариса.
Люблянский пожал плечами:
– Вы думаете о себе, но кто же подумает обо мне, Лариса? Да, мне есть что рассказать вам, но вы ведь сами виноваты, что наше время почти истекло. Осталась пара минут, а их не хватит, чтобы рассказать все, что вас интересует.
Он был прав – час пролетел незаметно и свидание должно было вот-вот завершиться.
– Я приду к вам завтра… – начала Лариса, но банкир перебил ее:
– Да, не сомневаюсь, что вы в состоянии пробить второе свидание. Но отчего вы решили, что мне нравится вести с вами беседу здесь?
– А где же еще? – спросила Лариса, не понимая, к чему он клонит.
Люблянский опять усмехнулся:
– Ну, например, в некогда принадлежавшем мне ресторане «Луи-Филипп».
Конечно, ведь эксцентричный банкир мнил себя великим ресторатором! И в самом деле имел заведение в самом центре столицы. Правда, закрывшееся после его ареста.
– Вы же знаете, что ресторан закрыт. И что его скоро пустят с молотка в уплату ваших миллиардных долгов. И вообще, вы находитесь под следствием! О каком визите в ресторан может идти речь!
Послышалось лязганье открываемого замка. Время закончилось.
Люблянский поднялся и произнес:
– Не путайте одно с другим, Лариса. То, что ресторан закрыт, не мешает посетить его и насладиться эксклюзивным ужином – при свечах, суши и шампанском. И в компании прелестной дамы. Такой, как вы. Если вы не в курсе, у меня второго декабря день рождения. Как-никак сорок пять. Повод весомый. Так что организуйте мне незабываемый ужин в «Луи-Филиппе». Скажем, в десять вечера.
Появились люди в форме. Лариса ошеломленно смотрела, как они надевают на банкира наручники. Один из них, увидев пятна крови, поинтересовался, что произошло.
– Дамочка жуть какая пылкая, – усмехнулся Люблянский, – и такая страстная!
Лариса вышла из комнаты, наблюдая за тем, как его уводят. А он громко произнес:
– Вот такой я хочу себе подарок на день рождения! Выполните – и я вам тоже сделаю подарок, такой, что закачаетесь. И помните о Тимыче, Лариса…
Он даже был в курсе, какое у сына было прозвище. Банкир Люблянский в самом деле обладал феноменальной памятью. И был кладезем невероятной информации.
Например, о том, что ее сын Тимыч все еще жив…
– Лариса, ты что, заснула? – привел ее в чувство голос шефа, который – с модной бородой, лысиной и очками в замысловатой оправе – взирал на нее с плазменного экрана.
Лариса налила себе воды, стараясь выиграть время и надеясь, что соберется с мыслями и вспомнит хоть какие-то прогнозы относительно четырех сделок, о которых шла речь на совещании.
Но не вспомнила.
Внезапно раздался низкий голос, начавший бойко сыпать цифрами и перечислять плюсы и минусы всех четырех сделок.
Лариса увидела молодого темноволосого смазливого типа, аналитика, который работал в головном офисе холдинга от силы три месяца. Она даже не помнила, как его зовут. Виталик? Или, может быть, Валерик?
В голову лезли только глупые фразочки, которыми обменивались молодые сотрудницы в туалете, сплетничая о том, какой этот самый Виталик (или Валерик) очаровашка и наверняка в постели о-го-го. Впрочем, заметив появившуюся грозную начальницу, они тушевались и немедленно замолкали, но с тех пор Лариса отчего-то невзлюбила этого слащавого типа, решив, что зря девицы по нему сохнут: судя по его утянутому костюмчику и узенькому клетчатому дизайнерскому галстучку, он отдает предпочтение таким же, как он сам, самоуверенным и напомаженным недомужчинкам из разряда офисного планктона.
Лариса собиралась было прервать наглеца, который явно хотел выслужиться перед начальством, однако, прислушавшись, поняла, что этот самый Виталик (или Валерик) говорит по делу. Постепенно, с каждым его словом, в памяти Ларисы всплывали факты, которые желал узнать от нее шеф.
Шеф, внимательно слушавший бойко стрекочущего Виталика (или Валерика).
Собравшись с мыслями, Лариса воспользовалась короткой паузой, которую сделал этот тип, чтобы свериться с документами, и произнесла:
– Благодарю вас…
Она тоже сделала паузу, весьма неловкую, потому что так и не вспомнила, как на самом деле зовут этого офисного щеголя-всезнайку.
Давая ему понять, что перенимает эстафету, Лариса принялась за анализ, который было сделать весьма просто на основе перечисленных Виталиком (или Валериком) фактов.
Однако шеф, не дав сказать ей и пары фраз, нетерпеливо заявил:
Однако шеф, не дав сказать ей и пары фраз, нетерпеливо заявил:
– Лариса, я хочу, чтобы продолжил Валерий.
Все-таки Валерик… До этого шеф никогда не затыкал ей рот, причем столь демонстративно, во время заседания, на виду у подчиненных. Чувствуя, что ее неприязнь к Валерику стократно усилилась, Лариса с каменным лицом произнесла, обращаясь к молодому человеку, который все еще копошился в бумагах.
– Вы же слышали, Валерий! Продолжайте!
Вроде бы сказано было тихо и любезным тоном, однако Лариса ощутила, как прочие подчиненные испуганно дернулись. Потому что в этой фразе содержался, вне всякого сомнения, вызов.
Валерик все еще перебирал бумаги, и тогда Лариса, обведя взором прочих собравшихся, поинтересовалась:
– Быть может, кто-то хочет также выступить с отдельным словом? Перечислить цифры, порадовать нас емким анализом?
Все уткнулись в полированную поверхность стола, а Лариса не без торжества посмотрела на Валерика, который, никак не реагируя на ее слова, судорожно перекладывал лист за листом.
И что она так взъелась на него? Он что, угрожает ее позициям в холдинге? Ничуть! Таких Валериков пруд пруди, а она одна. И шеф об этом знает.
А даже если бы и угрожал… Разве об этом ей сейчас надо думать, разве этим забивать голову? Ведь не исключено, что Тимыч жив!
Наверное, поэтому она так чутко реагировала на происходящее. Ведь в мыслях она все равно была далеко, и более всего ей хотелось подняться и уйти с этого совещания. Пусть у шефа будет новый любимец, этот манерный офисный хомячок в модном в прошлом сезоне костюмчике за триста двадцать долларов, купленном со скидкой на распродаже в бутике.
Ей все равно!
Пожалуй, она бы даже была признательна Валерику, если бы он сейчас взял на себя хлопоты с этими идиотскими сделками. Конечно, с точки зрения шефа, никакие они не идиотские. А способные принести миллионную прибыль. Или грозить многомиллионными убытками.
И пусть Валерик этим занимается. Ибо для нее существует теперь только одно – вероятность, что Тимыч, ее Тимыч, которого она оплакивала девять лет, жив.
– Вы заснули? – произнесла Лариса любезным тоном, от которого, как она знала, у подчиненных мурашки бегут по коже. – Не подать ли вам кофе?
– Ага, нашел! – воскликнул Валерик и, положив перед собой нужную бумажку, начал перечислять требуемые шефу данные. А потом, словно спохватившись, виновато посмотрел в сторону Ларисы и произнес, лихо изогнув тонкую, явно выщипанную, бровь: – Извините, Лариса Игоревна, кофе я не пью. Только зеленый чай. Полезно для активизации мозга. Но так как у нас на заседаниях его не подают, ограничусь водой. Пожалуйста, без газа.
Он что, в самом деле думает, что она бросится наливать ему воды в бокал? Раньше бы Лариса стерла в порошок офисного хомячка, возомнившего себя леопардом. Но теперь только хмыкнула и, заметив ехидные взгляды, которые подчиненные исподтишка бросали на нее, поднялась, взяла бутылку минеральной воды, энергично откупорила ее, наполнила бокал и поставила рядом с Виталиком.
– Увы, с газом. Полезно для активизации кишечника, – заметила она, чем вызвала подобострастные смешки подчиненных.
Виталик, прервавшись, взял бокал, отпил и произнес:
– Благодарю вас, Лариса Игоревна. Мне продолжать?
Вопрос был обращен явно не к ней, а к шефу. А шеф, то ли не замечая, то ли не желая замечать комичности ситуации, вдруг произнес:
– А ведь это мысль, Лариса!
– Вы считаете, что следует согласиться на их условия? – с сомнением произнесла она. Именно это советовал шефу Виталик. Нет, Валерик.
– Да нет же, я о зеленом чае на совещаниях! – ответил шеф. – Прав ты, Валерий, прав! Я ведь был в Осло, встречался там с далай-ламой, так вот он только зеленый чай и пьет! И какая продуктивность и выносливость в его возрасте!
Лариса взглянула на Валерика, который старательно избегал смотреть в ее сторону. Вот ведь кукушонок! Едва очутился в их холдинге, как решил спихнуть ее с трона!
И она подумала о том, что тогда, девять лет назад, когда ей было примерно столько же лет, сколько сейчас Валерику (хотя он наверняка еще моложе), она так же – без сантиментов – ушла с головой в работу и продвигалась по служебной лестнице. По мнению многих, очень уж быстро и явно не без протекции со стороны начальства, с которым она, по всеобщему мнению, состояла в интимных отношениях.
В интимных отношениях с шефом, человеком семейным и многодетным, Валерик явно не состоял. Хотя, быть может, приглянулся манерному начальнику юридического отдела. Кто их там разберет.
Но она-то делала карьеру, чтобы заглушить боль и забыть, что ее сын стал жертвой маньяка. А у Валерика детей не было и явно не предвиделось, и карьеру он делал, чтобы удовлетворить свое непомерное тщеславие и завышенные амбиции.
Поэтому после того, как совещание закончилось и шеф отключился, Лариса, наблюдая за тем, как сотрудники один за другим собирают свои папки и выходят из зала, произнесла сакраментальное:
– А вас, Валерий, я попрошу остаться.
Несмотря на то что молодой карьерист старался делать вид, будто ему все равно, и вежливо ей улыбался, Лариса видела, как покраснели у него уши и как бьется на шее тонкая жилка.
Конечно, боится. Поскольку понял, что прилюдно объявил Снежной Королеве войну. Но о последствиях надо было думать раньше.
– Вы молодец, Валерий, – произнесла Лариса, и тип расплылся в смущенной улыбке. – Ваши предложения, как видите, пришлись нашему шефу по душе. У вас ведь планов громадье?
Валерик отделался общими фразами, а она подумала, что глупо ожидать от него признания, что он желает занять ее место. Нет уж, мальчик, твое место не на троне, а максимум в постели начальника юридического отдела.
Но вещи он говорил дельные. Даже очень дельные. Что уж там, котелок у этого честолюбца варил отлично.
Это, конечно, будет означать отход от их стратегии и войдет в противоречие с ее планами, которые были одобрены шефом еще до его поездки.
Но почему бы не попробовать сменить эту самую стратегию?
– Так оформите все это в виде меморандума! – произнесла Лариса, и Валерик буквально расцвел. Задыхаясь, он произнес:
– Что, на имя Льва Юрьевича?
– Да, прямо на имя Льва Юрьевича, – кивнула Лариса. – Только вы же знакомы с иерархией. Прежде чем подать наверх, дайте мне на одобрение.
Валерик, воодушевленный ее словами, принялся вдруг извиняться за свое поведение во время заседания. Так и есть, он намеренно решил ее подразнить. А теперь, размякнув и расслабившись, решил, что подаст шефу умный меморандум – и тотчас взлетит под небеса.
Икар так тоже думал и даже взлетел. Похоже, Валерику надо было посмотреть в «Википедии», чем этот полет к солнцу для молодого честолюбца в итоге закончился.
В том, что он настрочит умный меморандум, Лариса не сомневалась. И что шеф заинтересуется новой стратегией – тоже. Но вот предложение поступит не от Валерика, от нее самой.
Потому что именно она презентует шефу идеи из меморандума этого выскочки.
Се ля ви, Виталик. С волками жить – по-волчьи выть. Не надо было переходить ей дорогу, да еще столь демонстративно. Тут даже начальник юридического отдела не поможет.
Интриги Лариса не любила, но была готова к их осуществлению. Потому что не первый и явно не последний раз кто-то пытался на ее горбе въехать в рай. И каждый раз убеждался, что выбрал неправильное транспортное средство.
Виталика ей было даже отчасти жаль. Он ведь был чей-то сын, возможно, брат, наверняка любовник. И против него она ничего не имела. Но бизнес есть бизнес. Ничего личного – только деньги и карьера.
Внезапно Лариса подумала, что готова отказаться и от того, и от другого, если… Если то, что сообщил ей Люблянский, окажется правдой. Ведь если Тимыч жив…
Она задохнулась от этой мысли, и Валерик встревоженно произнес:
– Лариса Игоревна, вам плохо?
Нет, ей было хорошо, очень хорошо. Ведь если Тимыч действительно жив… И не важно, что ему пришлось пережить, она наймет лучших врачей, самых дорогих специалистов. Они его вылечат, поставят на ноги, заставят забыть все, что с ним произошло.
Но обретет ли она тем самым сына, которого потеряла девять лет назад?
– Думаю, что на следующей неделе… – донесся до нее голос Валерика, но Лариса перебила его:
– Меморандум нужен к четвергу. Справитесь?
Разговор имел место под вечер вторника. Валерик сглотнул, а потом принял вызов:
– Да, конечно. В каком формате – как презентацию?
– Ограничьтесь тестовым файлом. И не больше пяти страниц, шеф все равно ничего длиннее не читает. Не больше трех диаграмм. Я в вас верю!