– Ограничьтесь тестовым файлом. И не больше пяти страниц, шеф все равно ничего длиннее не читает. Не больше трех диаграмм. Я в вас верю!
Валерик поклялся ей, что все будет в полном порядке, и удалился. Лариса и не сомневалась, что этот юный карьерист сделает все как надо.
Только вот плодами воспользоваться не сможет.
Нет, она не была стервой, крадущей чужие идеи. Но юный хищник, который со временем станет хищником матерым, их холдингу не нужен. Он просто опасен, очень опасен.
Пытаясь обойти ее, он в итоге совершил предательство. Не беда. Ей тоже доводилось обходить начальство. Однако не таким примитивным образом. Ведь, предав единожды, Валерик предаст и снова. И, заняв место поближе к шефу, нанесет в итоге урон их холдингу.
Ведь, кто знает, Валерик может оказаться шпионом конкурентов.
Значит, пока не поздно, хищнику надо выдернуть клыки и обрезать когти. А лучше всего посадить его на цепь.
Но не Валерик занимал мысли Ларисы. Подойдя к большому окну и глядя на стремительно темнеющий мегаполис, она стала перебирать в голове, к кому могла обратиться, чтобы устроить то, чего так желал банкир Люблянский.
Он ведь хотел отпраздновать день рождения в своем бывшем ресторане «Луи-Филипп». Лариса побывала возле импозантного здания на Цветном бульваре. Некогда жизнь там била ключом, работал известный за рубежом шеф-повар, получавший сумасшедшую даже для российской столицы зарплату. Лариса сама посещала несколько раз это заведение, хотя оно ей не особо нравилось – меню было безупречным и даже более того, но уже тогда она испытывала непонятную антипатию к владельцу ресторана Илье Люблянскому.
Теперь же заведение было закрыто, и она уже говорила с временным управляющим имуществом финансовой империи Люблянского. Тот надеялся выручить за ресторан круглую сумму, ожидая аукциона в конце декабря. Услышав, чего она от него хочет, управляющий тотчас отказался.
Но затем перезвонил и поинтересовался, во сколько она оценивает возможность устроить эксклюзивный ужин в «Луи-Филиппе».
Сумма, которую назвала Лариса, была и без того велика, но управляющий запросил в два раза больше. Сошлись в итоге на середине.
Конечно, она не сообщила ему, что отужинать в ресторане намеревался его бывший владелец, сидящий в СИЗО. Потому что Лариса представить себе не могла, как Люблянского оттуда извлечь, хотя бы на короткое время.
Поэтому она задействовала все имеющиеся у нее связи в силовых структурах. Завибрировал смартфон, и Лариса увидела, что звонит один из силовиков.
– Увы, ничем помочь не могу, – произнес он, – и советую вам забыть об этой идее как о страшном сне. Зачем вам это?
Действительно, зачем? Лариса не намеревалась посвящать его в истинную подоплеку намечавшегося ужина.
– Предположим, я его невеста. Удовлетворены? – холодно ответила она.
Собеседник кашлянул и заметил, что как-то с трудом в это верится. А потом снова отказал.
– Но я знаю, кто может вам помочь… Конечно, я не гарантирую, но если попытаться… Причем советую вам не звонить, а обратиться к посреднику, свату этого человека. Но его лучше по пустякам телефонными звонками не беспокоить. У него, кажется, даже мобильного нет. Однако он большой любитель оперы. Точнее, Верди. Раньше все по заграницам мотался, но теперь из-за санкций невыездным стал. Но сейчас, насколько мне известно, в Мариинке дают нового «Риголетто». Премьера, кажется. При этом до официальной премьеры пройдет закрытая только для очень важных лиц. Ну, вы сами понимаете, очень важных. И он непременно будет там. Так что, если можете, просочитесь туда, на закрытую премьеру, и изложите свою просьбу. Только лучше не в антракте, он ужасно не любит, когда его переполненную эмоциями душу травмируют всякими пустяками, а после оперы. Правда, он потом наверняка сразу на аэродром, а оттуда в Москву, но вам надо исхитриться и переброситься с ним парой слов…
– Так когда закрытая премьера? – произнесла Лариса и получила ответ:
– Двадцать второго… Ну, то есть послезавтра!
– Двадцать второе – это завтра! – возразила она. – Вы в дате не ошиблись?
– Нет, нет, двадцать второго! Ах, в самом деле, уже завтра! Правда, на закрытую премьеру попасть постороннему невозможно… Билеты-то на нее в кассе не продаются. И официально никакой закрытой премьеры вообще не проводится. Так что желаю удачи!
Он был прав – на закрытую премьеру постороннему было попасть невозможно. Точнее, почти. Но недаром у Ларисы имелась разветвленная сеть друзей, знакомых и приятелей.
В итоге утром, в половину шестого, после бессонной ночи, в течение которой она пыталась организовать себе приглашение в Мариинку, завибрировал смартфон. На связи оказался один из ее знакомых, как всегда, бодрый, как всегда, уже вставший, пробежавший пять километров и проплывший десять бассейнов.
– Да, Лорочка, было непросто, очень непросто! Но ты же обещала поделиться инсайдерской информацией касательно той самой сделки с Китаем. Так что баш на баш. Ты внесена в списки!
– А приглашение? – спросила она, на что жизнерадостный, встававший в четыре утра знакомый произнес:
– Лорочка, какие такие приглашения? Это же не вечеринка в ночном клубе или фуршет у денежного мешка! Туда приглашают лично. Все имена и лица известны заранее. А если нет, то охрана их пробивает вплоть до отпечатков пальцев и анализа ДНК. Так что езжай, расслабься, получи удовольствие!
Легко сказать – получи удовольствие. Ларисе пришлось удовлетвориться заверениями, что она внесена в таинственный список. А что, если нет? Или кто-то что-то напутал? Выход был один – отправиться в Питер и попытать счастья.
Она собрала крайне скудную информацию об этом крайне важном человеке, свате еще гораздо более влиятельного, и сентиментальном любителе опер Верди. То, о чем она просила, стоило денег – или секретной информации. Ну, или услуг особого рода.
Но денег у этого важного человека, свата еще гораздо более важного человека, было столько, сколько она и вообразить себе не могла. Секретной информацией, интересной этому типу, она не обладала – он сам обладал секретной информацией о ком хочешь.
Ну а услуги особого рода… Лариса знала, что в свои тридцать девять была в отличной физической форме и выглядела молодо, о чем ей то и дело сообщали деловые партнеры и знакомые. Однако не могла же она на полном серьезе тягаться с молодыми красавицами, которых у этого важного человека, согласно очень осторожным слухам, имелся целый гарем!
Не могла. И, конечно, не хотела. Но ради Тимыча пошла бы, разумеется, и не на такое. Однако даже если бы ей удалось проникнуть в ложу, в которой расположится в Мариинке важный гость, или в его бронированное авто, или в его скоростной самолет, сбросить перед ним все одежды и предложить себя, то вряд ли он был бы в восторге и с диким урчанием на нее бросился.
Так как же она могла заставить выполнить свою просьбу? Скромную просьбу, заключающуюся в том, чтобы находящийся под следствием банкир Люблянский в день своего сорок пятого дня рождения получил возможность покинуть СИЗО и – под охраной, конечно же, – посетить ресторан «Луи-Филипп»?
Несмотря на то что шеф был все еще за границей, Лариса сказалась на работе больной. Ей требовалось время – а его катастрофически не хватало.
И наживка для очень важного человека.
Поэтому опять пришлось позвонить массе людей, а также отдать своим подчиненным срочное задание найти в Интернете все, что имело отношение к Верди.
Закрытая премьера «Риголетто» была намечена на восемь вечера. А часы показывали уже половину второго. Лариса начинала нервничать. Похоже, требовалось найти какую-то иную возможность. Устроить Люблянскому, что ли, побег? Она стала серьезно размышлять над этой возможностью.
Вдруг раздался телефонный звонок. На связи был Валерик, которого она, конечно же, не узнала – она о нем и не думала со времени их последнего разговора.
– Лариса Игоревна, два момента. Во-первых, меморандум, как вы и хотели, готов. Я послал вам его на электронную почту…
Окажись этот офисный сибарит перед ней, Лариса надавала бы ему по ушам – причем отнюдь не в переносном смысле.
– Отлично! – холодно сказала она, намереваясь отключиться, но Валерик произнес:
– А, во-вторых, ваше задание по Верди… Я краем уха услышал и решил вам помочь…
Ей помочь! Вот ведь наглец! Это она ему поможет – завершить карьеру в их холдинге до конца месяца!
– Вас, как я понимаю, интересует какой-то артефакт? Причем имеющий коллекционное значение и связанный с Верди?
– Ну? – спросила нетерпеливо Лариса, и собеседник томно выдохнул ей в ухо:
– Думается, я нашел, что вам нужно. Вдова академика Сверчкова… Вы ведь в курсе, что он был без ума от Верди, а его то ли дядя, то ли дед лично знал композитора и провел много лет в Италии, чтобы быть ближе к своему кумиру, с которым был на короткой ноге?
Академик Сверчков? Лариса наморщила лоб.
– Это тот, который был генетиком? Или другой?
– Да, он, – с готовностью подтвердил Валерик.
– Но ведь его еще при Сталине расстреляли! – вздохнула Лариса. – И если у него осталась вдова… То сколько же ей лет? Сто пять, что ли?
Валерик любезно возразил:
– Не расстреляли, а всего лишь сгноили в тюрьме. Что для советской генетики, конечно же, в любом случае было ужасно. Это относительно вашего первого вопроса. А что касается второго… Жена академика, третья по счету, была лет на сорок моложе его. Но вы правы, сейчас она уже далеко не молода. Ей, правда, не сто пять, а всего лишь девяносто шесть, но она в полном здравии и нуждается в деньгах на содержание любимых попугаев, доставшихся от мужа, арестованного в 1949 году.
– Попугаев? – пробормотала совершенно сбитая с толку Лариса. – Каких таких попугаев?
– Разных. Например, южноамериканских ара. Или индонезийские лори. Или гвинейские жако. У вдовы их около двух десятков. И ей требуется новый вольер, а лучше всего отдельный домик, который можно было бы переделать под рай для попугаев.
Лариса только и сумела выдавить:
– Вы-то откуда знаете?
Валерик тихо рассмеялся:
– Я с Марианной Иосифовной уже говорил. Дело в том, что она была хорошей знакомой моей покойной бабушки, царство ей небесное. Точнее, бабушка у нее когда-то служила прислугой, а потом стала подругой и наперсницей. Так вот, услышав о том, что вам нужно что-то, связанное с Верди, я тотчас подумал о Марианне Иосифовне.
Ай да офисный планктон! Похоже, она его недооценила. Лариса нетерпеливо произнесла:
– И когда я смогу к ней подъехать?
– Дело в том, что Марианна Иосифовна, как бы это сказать, в добром здравии, но не совсем трезво оценивает действительность. Нет, она не впала в детство и не свихнулась, однако еще тогда, после ареста мужа, решила существовать в своей собственной реальности. Она никого не принимает, только нескольких человек, которых знает уже давно. И скромно скажу, что я являюсь одним из них. Поэтому позволю себе предложить вам поехать к Марианне Иосифовне вдвоем. Она живет под Москвой…
Старушка в самом деле оказалась с приветом, да еще с каким! Кажется, она все еще была уверена, что ей двадцать четыре и что ее обожаемый Люсик – академик Люсьен Сверчков – уехал в Москву на заседание президиума Академии наук. И, конечно, стоит год эдак 1947-й.
Но попугаи были волшебные. На несколько минут Лариса, оказавшись в ветхой пристройке, где обитали разноцветные пернатые, забыла обо всех проблемах. А потом, посмотрев на часы, ужаснулась, что уже почти пять.
А премьера начиналась в восемь! Причем не в Москве, а в Питере!
Валерик был выше всех похвал. Наконец старушенция милостиво согласилась принять Ларису, а когда узнала, что та готова спонсировать ей строительство нового вольера для попугаев, прослезилась.
И в благодарность вытащила на свет божий шкатулку, в которой лежали «драгоценности», которые она желала подарить своей спасительнице, точнее, спасительнице любимых птичек.
Но от драгоценностей остались только оправы, камни давно исчезли – надо же было вдове на что-то жить последние без малого семьдесят лет! Валерик, мило улыбнувшись, сказал:
– Тетечка Марианночка, Лорочка не посмеет лишить вас презентов уважаемого Люсьена Станиславовича. Эти драгоценности ваши и только ваши!
Похоже, старушка на полном серьезе полагала, что шкатулка забита сказочными сокровищами, как и было когда-то, эдак полвека тому назад.
– Но, быть может, вы позволите Лорочке выбрать один презент из коллекции у вас на чердаке?
Лорочка… Похоже, Валерик считал, что ему все позволено, но не одергивать же его в присутствии полоумной старушенции!
Марианна Иосифовна закивала, дала им позеленевший металлический ключ и позволила подняться по шаткой скрипучей лестнице на второй этаж дома, а оттуда – на чердак.
Десять минут спустя Лариса, прижимая к груди завернутый в старые газеты (кажется, еще с портретом если не товарища Сталина, так уж точно Хрущева) подарок вдовы, опустилась на сиденье автомобиля.
Валерик, выруливая на московскую трассу, самодовольно произнес:
– Но уговор дороже денег. Ты спонсируешь тетечке Марианночке вольер для попугаев. Иначе…
Он выразительно посмотрел на Ларису, а она холодно произнесла:
– Не помню, чтобы мы переходили на «ты». Премного благодарна вам, Валерий, за вашу смекалку и неоценимую помощь. И, естественно, я не обману ожидания чудаковатой пожилой дамы, и уже на следующей неделе к ней подъедут из строительной фирмы по поводу нового вольера. Оплачу все работы, конечно, я.
Валерик пытался поддержать беседу, но Лариса не поддавалась на его провокации. Да, он ей помог, но это не значило, что она переменила к нему свое отношение. Валерик пожелал отвезти ее домой, но Лариса не желала, чтобы он знал, где она живет.
Как хорошо, что она прихватила с собой сумку со всем необходимым!
– Нет, мне на Ленинградский вокзал. Потому что «Сапсан» уходит через двадцать минут. Успеете?
Успел. Помогая ей добежать до поезда, который через минуту тронулся в путь до Северной столицы, Валерик случайно дотронулся до руки Ларисы и, кажется, даже смутился.
Ну да, только не надо разыгрывать дешевый номер из разряда «Моя начальница стерва, но я все равно с ней трахаюсь». Вот чего-чего, а только романа с этим юным карьеристом ей еще не хватало. Похоже, он не только все моральные принципы, но и собственные сексуальные преференции был готов задвинуть куда подальше, если того требовало продвижение по служебной лестнице.
На премьеру она, конечно, не успела. Зато смогла привести себя в туалете «Сапсана» в порядок и облачиться в вечернее платье.
Когда она на такси прибыла к Мариинскому театру, шел третий акт. Лариса боялась, что ее не пропустят или что ее имени не обнаружится в списках, но ее пропустили. Подвергнув, конечно, предварительно проверке, однако то, что она прихватила у вдовы академика Сверчкова, нареканий не вызвало, хотя и привело к ненужным вопросам.
– Это что такое? – спросил подошедший тип, явно бывший у охранников за главного.
– Подарок для Петра Павловича, – ответила Лариса, и тип поперхнулся.
Подарок общупали металлоискателями и пропустили через мобильный рентгеновский аппарат. Потом охранники стали совещаться, ведь это все равно можно использовать как оружие…
– Все можно, – согласилась Лариса. – Но на вашем месте я бы не обращалась с этой вещью столь небрежно. Если вы ее разобьете, Петр Павлович вам открутит не только головы, но и кое-что другое!
В итоге ее пропустили. Но Ларисе не повезло – в зал ей войти не разрешили. И не столько из-за вопросов безопасности, сколько по причине того, что Петр Павлович терпеть не мог, когда кто-то шмыгал туда-сюда и мешал ему наслаждаться шедевром гениального композитора.
Пришлось ошиваться около декорированных блестящим до рези в глазах серебром столов с закуской и эксклюзивными винами, близ которых она заметила массу известных и знакомых лиц. Видимо, в отличие от Петра Павловича, они, оказавшись на закрытой премьере, более всего ценили не музыку и инсценировку, а то, что подавали вышколенные и бесшумно движущиеся официанты с выправкой и физиономиями курсантов военного училища.
Наконец раздались громовые аплодисменты, и Лариса стала ждать, когда по лестнице из зала потечет именитая публика. Но вместо этого на лестнице выстроились люди в черном, а откуда-то сверху, видимо, из царской ложи, вышел раскрасневшийся от эмоций и лоснящийся от пролитых слез любитель Верди, тот самый очень влиятельный человек, звавшийся Петром Павловичем.
Лариса попыталась приблизиться к нему, но ее решительно отсекли люди в черном. Она лишь издали видела главного гостя, которого сопровождал седой дирижер.
– Ты, братец, гениально исполнил, просто гениально! Особенно когда Джильду кокнули, я аж расплакался…
Петр Павлович прошествовал мимо нее, не обращая ни малейшего внимания на тех, кто столпился около столов с яствами и глазел на него. Вот и все – джип, самолет, Москва. И она упустит человека, способного одним звонком выполнить то, что было так для нее важно. Возможно даже, одним щелчком пальцев…
– Петр Павлович! – воскликнула она, и прочие гости в испуге шарахнулись в стороны. Охрана же немедленно взяла ее в кольцо, оттесняя как можно дальше от сиятельного москвича, бывшего, впрочем, уроженцем Питера.
Но гость, увлеченный беседой с седым дирижером, ее попросту не заметил. Наверняка его не так часто звали из толпы.
– Петр Павлович! – крикнула она что было мочи, и носитель этого имени встрепенулся и даже завертел головой. К сиятельному уху склонился один из сотрудников охраны и почтительно указал на лестницу, подле которой ждала кавалькада черных джипов.