Наткнувшись спиной на стену, получив кулаком в нос, Кораблев почти потерял контроль над собой. Следствием стал короткий удар в солнечное сплетение. Фея охнула, отступила. Саня было раскаялся, но извинения застряли у него в зубах – он увидел гримасу Феи – решительную, безумную.
– Остановить меня надо, Кораблев. Всенепременно. Я слишком опасная угроза для человечества. Смелей!
Она чуть-чуть отвела руку в сторону, и тут же в ней оказался короткий хлыст. Еще движение – и Саня почувствовал, как щеку обожгло от беспощадного удара. Хорошо, глаза успел закрыть.
Волна контролируемого, профессионального бешенства взорвала адреналином кровь. Он перестал видеть перед собой хрупкую молодую девушку. Только опасного врага, которого следует ошеломить, нейтрализовать, обезвредить. Со времен службы руки хорошо помнили последовательность ударов.
Даже когда его правая расплющивала мягкую грудь девушки, а левая ломала ей нос, сердце не дрогнуло. Он не остановился.
Фея отлетела на один из стеллажей, который покачнулся и обрушился на другой. Как костяшки домино, стала валиться аскетичная мебель архива.
Фея сидела среди папок, листов бумаги и прочей канцелярской дряни, рукавом вытирала разбитое лицо. Халат покрылся белыми пятнами пыли и навсегда утратил статус верхней одежды. Прорехи сверкали поцарапанной кожей.
Впервые за последние несколько секунд выражение лица девушки стало сосредоточенным. Она видела цель.
«Как же мужчины несоизмеримо сильнее женщин», – виновато подумал Саня.
Что произошло дальше, Саня постарается никогда больше не вспоминать.
В руках у девушки возникали тарелки (фарфоровые, алюминиевые, стеклянные), которые градом посыпались на Кораблева. Через мгновение тарелки сменили колющие и режущие предметы – ножи, шило, лыжная палка… Фея вскочила на ноги, чтобы колоть, резать, рубить.
Меньше секунды прошло с момента прошлой мысли, прежде чем Саня понял – своими силами справиться с этим вихрем он не в состоянии. Кровоточащие порезы множились. Пока Фея наносила удары издалека, из укрытия. Точечно, уверенно – словно отбивала телеграмму. Она почти парализовала его и готовилась броситься вперед, чтобы добить.
Перемещаясь, уклоняясь от летящих в него предметов, Саня глубоко вдохнул затхлый воздух архива, сосредоточился и попытался представить в руке нож. Хренушки! – управлять иллюзиями в бешеном темпе сражения оказалось нелегко. Нож материализовался не в правой руке, как представил Саня, а рядом, в воздухе, и тут же нырнул вниз, воткнувшись в миллиметре от ноги.
Копье, на которое он захотел нанизать многорукую убийцу в образе милой девушки, он увидел далеко за спиной Феи, в груде наваленных друг на друга стеллажей.
В руке Сани последовательно оказались – пульт от телевизора «Toshibа», упаковка «Actimel’я», рубанок, цветочный горшок, гитара, водяной пистолет и, наконец, маленький топорик. (Как ни воображал Саня, ничего из любимого огнестрельного оружия поблизости не образовалось.)
Все материализовавшиеся вещи он незамедлительно адресовал Фее – прицельно в голову. Фея пригибалась, останавливалась, пряталась в проемах между рухнувшими стеллажами, но неумолимо наступала. На пути топора возникли обыкновенная дверь из вагона метро (производство г. Мытищи). Оттолкнув ее в сторону, Фея ринулась вперед, примеряя в руках электрошокер, гарпун, наконец, вилы. Удобнее перехватила их и постаралась вонзить Кораблеву в живот. В этот момент и у нее, и у него на лицах проблематично было отыскать признаки мысли – только бешенство.
Зоопарк: «Если ты хочешь»
В руках у Кораблева появился плюшевый медведь размером с новорожденного слоненка. Он-то и был нанизан на вилы. Фея изо всех сил толкнула их вперед – Саня повалился, увлекая за собой медведя, холодное оружие и девушку. Удар затылком пришелся о ступеньку, которую заботливые строители соорудили на входе в архив. В глазах потемнело. Раздавшийся рядом грохот удержал уплывающее в туман сознание. Однако полному прояснению воспрепятствовал вид лица Феи, нависшего над его лицом. Губы, глаза, кровь на щеке – близко-близко.
– Я вернусь, только если смогу снова полюбить тебя, – как угрозу прошептала обещание Фея и больно ударила в пах.
Когда Саня начал хватать ртом воздух, она закрыла его очень влажными и непонятно отчего сладкими губами.
Дверь в архив вышибли. Ее снес удар гигантской силы – она пролетела над Саней и Феей в глубь помещения. Такого сложно было ожидать даже от Кратера, появившегося в дверном проеме.
Несмотря на треск, взвившуюся пыль и хлынувший в комнату свет, Фея не прервала поцелуя, которым терзала губы Кораблева. Она билась зубами о его зубы, колола языком в нёбо. Во всем этом был привкус крови и отчаяния.
Через секунду Саня понял, что не дышит, через две – что не может остановить накатывающийся обморок, через три где-то в глубине его головы раздался едкий голос Кратера:
– Мы вам сто раз стучали.
Саня видел только растерянный взгляд Феи. Ее лицо всплывало к потолку. Оптический обман доконал его – Кораблев потерял сознание.
Фея поднялась на ноги. Лицо – сплошной синяк, одежда порвана, по всему телу кровоподтеки. Она совершила почти невозможное – уделала бывшего офицера СВР. Вошедшие расступились. Никто не рискнул бы загородить ей дорогу – дерзости у Феи даже сейчас вполне хватит, чтобы вызвать на бой все вооруженные силы России. Но о том, что подобная схватка неминуема, знал только Витек. Он смотрел в спину Феи и с трудом сдерживался, чтобы не догнать и не обнять на прощание.
Равнодушный пророческий голос нашептывал – она еще сможет обнять его. Он – уже никогда.
В восемь часов утра дирижабли начали катать людей.
Юля Савичева: «Высоко»
Наши миры не станут последним и единственным убежищем человека. Все изменится, все уже меняется. Мы привыкли ощущать реальность как что-то неизбывное. Горы, моря, демократия, города, авиаперелеты. Бескрайность планеты, Солнечной системы, Вселенной – перестали пугать и угнетать воображение. Покорение мира превратилось в слишком банальную фантазию. Так продолжаться не может.
На смену нынешним должны прийти новые иллюзии. Уже приходят. Пострашнее, поизобретательней, с голливудским душком.
Многое будет разрушено. В первую очередь растают самые главные заблуждения живых: срок службы сердечной мышцы или нервных клеток определяет продолжительность жизни; материальность, осязательность, цвет, запах – главные доказательства существования окружающего мира.
Начнется лихорадочный поиск новых отправных точек, которые позволили бы человеку построить вокруг себя хоть что-то напоминающее прежнее пространство-время. Если получится, мы легко совершим и следующий шаг – найдем среди руин исчезнувших Вселенных, отразившихся в нескольких миллиардах осколков, хоть что-то столь же уютное, как вера и любовь.
В этом огромном зеркале, прежде называвшемся «человечество» или «душа», должно что-то остаться. Угасшие, замерзшие, покрытые многометровыми историческими слоями сохранившиеся угольки первыми затеплятся в неведомом, неизмеримом, заменившем привычное-обжитое.
Пусть те, кто придет после нас, найдет их! Этими искорками все еще можно освятить новую территорию жизни.
Не найдут?..
Остается только надеяться, что в этой игре в прятки все будут спасены. И кошки, и мышки. И плачущие, и оплакиваемые. И верующие, и разуверившиеся, проклинающие и проклинаемые, богатые и бедные, сильные и слабые, безрассудные и прагматичные… Нет смысла пересчитывать свои заслуги или свои грехи.
Ибо нет Кары Божьей. Нет суда. Нет последствий. Самое страшное последствие – не заметить, кем был человек, не узнать, кем он мог стать.
Часть V
Фея и воспитание чувств
И вы ничего не заметили? Не заметили гибели человечества? Перестаньте врать! Чего вы хотите добиться этим враньем?
Братья СтругацкиеНельзя никого спасти чужими подвигами. Поэтому, когда Христос умирал на Голгофе, он, конечно, должен был знать, и он знал, что он спасает отнюдь не людей. Он спасал только свою совесть и свою честь. А люди должны были сделать свои выводы и повторить его путь. Иначе нет никакого спасения, и даже быть его не может. Нельзя спастись чужими муками, чужими терновыми венцами, чужим распятием, чужим героизмом. Спасение приходит к человеку непосредственно. И спасение надо заслужить, надо попотеть за спасение.
Валерия НоводворскаяMuse: «Ruled By Secrecy»
Глава 1
Между прочим, уже появились объявления о курсах, на которых учат любить
Vanessa Paradis: «Emmenez-moi» & Guns’N’Roses: «Don’t Cry»
Фея с трудом нашла Ленку в стрип-баре. Пришлось раз пятнадцать созваниваться, прежде чем отыскалось это огромное несуразное заведение в трущобах Жулебино.
Фея с трудом нашла Ленку в стрип-баре. Пришлось раз пятнадцать созваниваться, прежде чем отыскалось это огромное несуразное заведение в трущобах Жулебино.
– Где пропадала? – Ленка пыхнула в сторону Феи болтающейся во рту сигаретой, но не повернулась к подруге, продолжая старательно засовывать сто баксов в красные трусики раскрашенной как индеец девицы. Неизящные, нетрепетные движения. Чувствовалось отсутствие навыка и желания. – Тридцать четыре тысячелетия не появлялась. Я думала, ты того – вместе с другими копыта двинула. Безвестно окочурившаяся.
Здесь Фея не удержалась и бросилась тискать-щекотать-целовать ее.
Ленка была возмутительно трезва для здешней вакханалии праздника, всеобщей скорби по ушедшим, прогрессирующего ужаса перед будущим.
– Мужские лоснящиеся тушки больше не забавляют? – Фея наконец оторвалась от подруги, уселась рядом и мигом допила ее сок.
– Да ну этих дьяволов… Они прочнее на ногах стоят. Бубенцами потрясут и думают – будут жить вечно… А эти, – она махнула в сторону танцевальных площадок, освещены были только шесть из десяти, – бедненькие-бедненькие… худенькие-худенькие…
Первые два слова окончания этой фразы были произнесены с сожалением, последние – с явной завистью.
– Не то что я – вечно беременная самка гиппопотама…
Фея вдруг поняла, что произошло – Ленку коварно бросили. Впервые! В другой раз в глубине души Фея наверняка бы порадовалась, но сейчас принялась забалтывать ее печаль. И пыталась начать о другом, и собрала в рукав несколько отвлеченных новостей, но уже через минуту беседа выюлила к главному:
– Ну а как твой прынц Коломенский? С ископаемой «Shopar’дой»? – Ленка ловко распечатывала джинна Феиной истории.
Фея много раз представляла, как расскажет Ленке обо всем, но вместо готовых слов память о последнем месяце, именно в этот момент, накопив критическую массу, взорвалась образами. Саня, Витек, азартный взгляд Белки на прощание, окровавленный солдатик на брусчатке Красной площади, опухшее от ударов лицо Кораблева – вереница размытых кадров, заклейменных всплесками слов, вынырнувших на поверхность превратившегося в улей сознания.
– Не горюй, – подбодрила Ленка, – сегодня мы тебе та-акого кавалера разыщем!
И направила свой орлиный взор в темноту перед соседними танцплощадками.
– Дур-ра ты моя, дурр-ра! – прокаркала Фея. – Дурра ты моя подколодная! Я нашла его. И не смогла полюбить.
Она тряхнула головой, чтобы сбросить гудящий балласт воспоминаний.
– Почему не привела? – не растерялась Ленка. – Я бы с одного притопа разожгла вашу страсть.
– Он жутко занят. – Фея пожалела о выскользнувшем оправдании.
– Не помню – ты рассказывала мне, чем он занимается?
Фея покачала головой. Ленка продолжила:
– Надеюсь, не риелтор? Сейчас с этим бизнесом можно завязывать.
– Нет, он из «Нашего Неба».
Новостью такого калибра нужно было разить в торжественный момент, с десятком присказок и предисловий, но Фея не удержалась – «НН» неделю оставалось главной российской сенсацией.
Ленка аж привскочила:
– Вау! Старушка! Без контрамарки на дирижабль не отпущу!
– Ладно-ладно… Я хоть и ушла оттуда, чем смогу – помогу, – пообещала Фея.
В стрип-бар ввалилась шумная компания – восемь парней и три девушки. Они тут же замкнули на себе внимание – веером купюр, истеричными требованиями осветить все танцевальные площадки, добавить танцовщиц… Не прошло и пяти минут, как у пустующих шестов стали раздеваться неуклюжие подруги прибывших.
Вокруг Ленки вновь вилась стриптизерша в боевой раскраске. Она уже не протестовала, когда Ленка принималась хватать ее за соски – любое прикосновение, похлопывание, взвешивание щедро компенсировалось.
– Ты ближе к звездам. Скажи, что с нами будет? Планируешь исчезнуть позже простых смертных? – осыпала Ленка вопросами Фею.
– Ничего не планирую. Не верю, не боюсь, не прошу. Что-нибудь придумаю – ракету построю, Microsoft куплю.
– Только не надо опять про глюки. У меня ножевая рана до сих пор не зарубцевалась… – Ленка закурила новую сигарету, достала из сумки очередную пачку долларов. – Контингент матушки-Земли продолжит радостно дематериализовываться?
– Будет хуже, – с удовольствием пророчила Фея.
– В принципе, я не против. Пусть – всадники бледные. Пусть – разверзнется бездна. Но уж очень неграциозно выходит. Раньше меня возмущали суетная простота и бытовщина, – Ленка повторила прямоугольный жест Мии Уоллес из «Криминального чтива», – но я надеялась вылепить из своей жизни пару виртуозных картин, за которые не стыдно. Вот мой первый поцелуй, – она ткнула в воображаемую картину, за нею трудился смуглый и крайне материальный бармен, – вот – выпускной, вот – полет на параплане, вот – я и Сейшелы, вот – я и египетские пирамиды, вот – я и море цветов от неизвестного воздыхателя… Недавно вгляделась – гравюрки и миниатюрки мои оказались препоганенькими. Даже та, на которой я, коленопреклоненная, совершенно искренне молюсь Богу. Теперь что получается?
Фея не ответила.
– Получается – даже поганенькую галерею вывесить некуда, – продолжила Ленка. – Стена трухлявая. Скоро рассыплется и погребет под собой. Ты же знаешь. Я реальные любовные истории коллекционирую. С тех пор как в шестнадцать мне один мудозвон накаркал, что я – обычная, и в жизни у меня все будет банально. В моем сундучке такие сюжеты есть – Вишневский и Улицкая нервно заикаться начнут! Я тщетно пытаюсь хоть в чем-то их повторить. Доказать – не все у меня банально.
Стриптизерша выгнулась и постучалась лобком в ее коленку – Ленка отстегнула купюру.
– То, что сейчас выдает реальность, – просто неподражаемо. Феерично. Женщины, мужчины засыпают вместе – просыпаются в одиночестве. Целуются, он убегает купить ей мороженое – и не возвращается. Казалось, такой океан страстей, страданий и надежд должен взбурлить. Ничуть. Все какое-то лилипутское, покорное. Причем у каждого есть место в первом зрительном ряду. Каждому из нас рано или поздно на сцену, а мы наблюдаем и соглашаемся с раскладом. Как всегда – максимум, на что хватает, – на разврат… – Она кивнула на танцпол, где самая резвая из прибывших терла косматую промежность беличьим хвостом. – Я не согласна, что завтра просто встану и уйду за кулисы.
– Я бабушкину квартиру продала, – продолжала монолог Ленка. – Родители разрешили. Купонами разжилась. – Она постучала по сумочке. – Третий день думаю, как из них соорудить любовную драму, чтобы мир содрогнулся и вышел из зрительного зала. Может, махнем во Владивосток? Возьмем купе, ящик шампанского, ящик клубники…
– Поезд смерти.
– Почему это? – стала спорить Ленка, прекрасно догадываясь об ответе.
– Пока доедем, половина пассажиров испарится. – И в этот момент Фея решила рассказать ей все. – Ты веришь в чудеса?
– После того как Абрамович продал «Челси» Собчак, я в любое чудо могу поверить. Ты забыла? Я и раньше была более иррациональной красоткой, чем ты.
– Обломись. Теперь мне нет равных. Поэтому слушай и запоминай.
Поначалу Фея хотела открыть причины происходящих изменений, которые ей разжевали Саня и Шаман. Потом передумала – в конце концов, это же Ленка.
– Не буду растекаться в предисловиях. Отныне ты можешь почти все!
– Я могу все, – покорно согласилась подруга.
«Правильно я сделала, что не стала начинать с рассказов о материи и энергии – мы бы до финальных титров никогда не добрались», – подумала Фея и зашла с другой стороны:
– Из-за того, что условия протекания жизни и смерти изменились. Из-за того, что наша Вселенная, балансируя над пропастью, обретает качественно новое состояние равновесия… – Фея споткнулась о выпученные глаза Ленки. – Об этом тебе париться не надо. Слушай дальше. Образовалось колоссальное количество энергии, которое должно помочь человечеству создать новые условия жизни.
Глаза Ленки продолжали расширяться.
– И это забудь, – вновь успокоила Фея и зашла с третьей стороны: – Смотри!
Она раскрыла ладонь. На ней стали появляться конфеты. «Мишка на севере», «Белочка», «Гейша»… Девушка выкладывала их на стол. Сеанс магии немного успокоил подругу. Ленка печально кивнула на сладости:
– Вот о «Белочке» стоит подумать…
К ним вновь спустилась танцовщица. Ленка закатала ей в трусики «рафаэлку» без обертки, колючую и осыпающуюся стружками.
Фея наклонилась к подруге и горячо зашептала:
– Пространство вокруг пучит от энергии. Я могу эшелоны с продовольствием материализовывать и переправлять в Зимбабве. По воздуху.
– Как это устроить? – Губы Ленки щекотали ухо. – Хотя бы конфетки. Крибле-крабле-бумс?
Она раскрыла обе ладони и сосредоточенно на них посмотрела.
– Ничего не получится, – пояснила Фея неудачные попытки. – Сопротивление материи.
Ленка огорчилась: