– Не думаю. Видите ли, я ни в чем ей не отказывал, но воспитанием детей у нас ведает Жанна. Она хоть и занялась теперь собственным бизнесом, но время на девочек всегда находит. И Вете внимания уделялось нисколько не меньше, чем Машеньке, здесь мама не права. Только... понимаете, Жанна не поддерживает слишком вызывающие штрихи сегодняшней моды. Например, она совсем не любит, когда девочки делают себе татуировки, прокалывают части тела... Вы знаете, сейчас даже языки разрезают – так выделиться хотят. Жанна Вете ничего такого не позволяла. Поэтому смешно думать, что кто-то из сверстников ей завидовал. Конечно, дочери это не нравилось, у них даже случались мелкие ссоры, однако больших разладов не было. Ветка ведь не глупая девочка... была... Она видела, что Жанна ее любит как дочь.
– Я заметила... – кивнула Аллочка. – Но, понимаете... в тот раз, когда Жанне стало плохо, мы отвели ее в комнату Веты и на столе девочки увидели вот это. – Аллочка достала из большого кармана сложенную газету. – Вам это знакомо?
Она развернула страницу, и Кирилл Андреевич прочитал:
– «Готовься к смерти». Что это?!
– Я думала, вы знаете. Это не единственная газетка, таких листков там штуки три лежало. «Отдай долг», «Не отдашь деньги в срок, по голове ударит рок», и прочие сочинения. У Виолетты были долги?
Назаров медленно покачала головой из стороны в сторону.
– Конечно, я могу этого не знать, дети о своих долгах стараются умалчивать, однако... Совсем недавно мы предлагали Вете съездить за границу, отдохнуть. Само собой, девочка поехала бы с крупной суммой, не с тремя же рублями. И она отказалась. У ее друга, оказывается, намечался день рождения! Ну а теперь сами посудите – стала бы она отказываться от денег, если бы у нее были долги? Да еще если бы ей так угрожали? Кстати, а почему вы не сказали об этом милиции?
– Мне надо проработать свою одну версию... и милиция сюда никак не вписывается, – увильнула от ответа Аллочка.
Ну в самом деле, не могла же она сказать оперативникам, что им с девочкой приходят одинаковые послания! Те бы ухватились за Аллочку бульдожьей хваткой, и еще неизвестно, что бы нарыли. Может, у них получилось бы, что именно Аллочка и лишила девочку жизни, тем более что Алла первой ее и обнаружила.
– Меня волнует еще один вопрос, – заговорила Алла. – Прямо-таки уснуть вчера не могла. Вот скажите мне: кто из ваших гостей на меня так накинулся на кладбище? Неприлично даже! Я, главное, ни сном ни духом, а на меня...
– Ах, во-о-о-от вы где-е-е! – просунулась сквозь листья винограда голова седой старушки. – Аллочка! Вы наставляете Жанне рога? Как это невоздержанно с вашей стороны! Хочу вам напомнить, что у Кирилла траур!
Оба собеседника синхронно застонали от досады.
– Я не успел разглядеть, возможно, это родная мать Веты, но утверждать не могу, – торопливо проговорил Кирилл Андреевич Алле. – Но я расспрошу у ребят. И позвоню... Мама! Ну разве можно выходить раздетой, когда на улице такой ветер. И твои ноги!
– Меня привел Степан, – пояснила бабушка. – Он ужасно благородный человек, под ручку меня вел. Надо бы узнать – нет ли в его роду баронов, ты бы повысил ему жалованье.
– Пойдем немедленно в дом! – горячился Назаров. – Аллочка, вы уж извините, я вам непременно позвоню. Непременно.
– А я смотрю в окошко, а вы все не выходите, смотрю – а вы не выходите, ну, я и догадалась. А этой Жанке уже давно пора рога наставить. Я тебе сразу говорила, с ее родословной... – говорила старушка, ковыляя с трудом. Заботливый сын вел матушку в дом, и даже по его спине было видно, как ему хочется поскорее от нее отделаться.
Аллочка только заскрипела зубами – столько времени потратила впустую, а все эта Белла Владимировна! Надо Гуте сказать, чтобы она тому сорокалетнему супругу новую бабку подыскала, а эта... пусть в своих родословных ковыряется.
– Вот старая грымза, – ругалась на Беллу Владимировну Аллочка, трясясь в рейсовом автобусе. – Только-только мужик разговорился, проникся, можно сказать, только собрался предложение мне сделать, чтобы я отыскала убийцу за определенную плату, а тут эта морда из кустов!
– Гражданочка, плату за билет предъявите, пожалуйста, – неожиданно возникла перед ней кондукторша.
– Ах, отстаньте вы, боже мой, не до вас мне, – отмахнулась сыщица-доброволец и горестно уставилась в окно.
Ее очень волновало одно обстоятельство – как бы там ни утешала ее Варька, но эти странные письма с угрозами явно тревожили Аллочку. Сначала, еще до смерти Веты, это и в самом деле выглядело шалостью безденежных подростков, но сейчас дело приняло другой оборот. И кто знает, не затаился ли в этом же автобусе преступник, который захочет порешить жизнь самой Аллочки!
– Нет, граждане дорогие! – возмутилась кондукторша. – Вы на нее только поглядите!
– Зачем это на меня глядеть? – взвилась Аллочка. Ей как раз сейчас мечталось проехать незаметной мышкой. – Что я вам – «Писающий мальчик»?
– Токо попробуй! Ты заплати сначала! Мальчик она! – закричала билетерша, цепко ухватившись за рукав Аллочки. – Деньги давай!
– Да что вы все – сдурели, в самом деле, всем только деньги и подавай... – ворчала Аллочка, выгребая из кармана мелочь. – Из-за копейки готовы человека пришибить!
– Не из-за копейки, а из-за десяти рублей, – поправила ее кондукторша и в отместку оторвала вредной пассажирке только половину билета.
Дома возле плиты уже крутилась Варька – ждала мужа с работы, а Гутя с кем-то терпеливо болтала по телефону. Судя по тому, как она старательно подбирала слова и складывала губки сердечком, Аллочка поняла, что разговаривала Гутя с мужчиной.
– Варька, что вы накопали? – пришла на кухню Аллочка.
– Сейчас Фома придет, расскажем, зачем два раза повторять-то, – пробурчала племянница, переворачивая котлеты.
– Ну и я тогда молчать буду, – оттопырила Аллочка губу, но Варька на удочку не попалась. – Варь, а если это не подростки мне страшилки подкидывали, тогда кто?
– Тогда – тот, кому ты задолжала, – бесстрастно ответила Варька.
– А если я никому не задолжала?
– Это тебе так кажется. – отложила девушка лопатку. – А если вспомнить, такое вполне может быть – заняла и забыла. Вот, к примеру, ты же у мамы деньги берешь?
– Ах, так это Гу-у-у-тя? – вытаращилась Аллочка.
– Кто меня звал? – появилась в дверях Гутя. – Варя, ужин еще не готов? Так есть хочется... Кстати, Аллочка, тебе только что звонил Сигизмунд.
– Ты мне зубы не заговаривай, – оборвала ее Аллочка. – Признавайся, это ты мне подкидываешь грязные угрозы? Ты на газетах пишешь, чтобы я к смерти готовилась?
– Все, – обреченно уселась на стул Гутя. – Одна уже свихнулась, пора с расследованием заканчивать.
– Ты не виляй, говори прямо, когда тебя спрашивают! – носорогом шла на нее сестра.
– Ну, Аллочка! – не утерпела уже и Варька. – Ты ж должна понимать, что мама этого никогда не сделает, ты ведь не глупая женщина! Или глупая?
У Аллочки не было выбора. Конечно, она не дура, понимает, что это не Гутя, но так хотелось, чтобы она, тогда и бояться никого не придется...
– А что сказал Сигизмунд? – вспомнила она.
– Говорил, что опечален. Что ты провалилась неизвестно куда, а он почти влюблен!
Плечи у Аллочки развернулись, грудь пошла вперед, а щеки сами собой раздулись помидорами.
– Ты б ему сказала, что мне такие задохлики и даром не нужны... – кокетливо вздохнула она, но тут же возле ее носа очутился маленький, но крепкий кулачок Варьки.
– Только попробуй, скажи, – предупредила племянница. – В кои-то веки обнаружился мужик, у которого к тебе нежные чувства! И пусть он задохлик! Зато он... Благородный человек! Рыцарь. И потом – у него своя квартира.
Их напряженный разговор прервал звонок в дверь.
– Ну вот, Фомка пришел, а у меня еще гарнир не готов! – воскликнула девушка и кинулась к кастрюлям.
Это бы вовсе не Фома. На пороге собственной персоной стоял Влас Никанорыч и тискал в руках кепку.
– Ты опять из деревни? – спросила Аллочка.
– Да я не к вам... – пробубнил батюшка.
– Дверью, что ли, ошибся?
– К Фоме я, – задиристо ответил отец и широко шагнул в прихожую.
– Дома случилось что-то? – подбежала испуганная Гутя.
– Не знаю... – помялся Влас Никанорыч. – Я ить того... дома-то не был еще. Мне б Фому...
Варька придвинулась к деду вплотную:
– Говори давай, дедуль, что за дела у тебя к моему супругу? Опять небось будешь просить, чтобы он тебя с невестой свел, да?
– А что мне делать прикажешь? – петушком подпрыгнул родоначальник семейства. – Ваша-то бабка меня турнула! И еще, забыли, как я вам про чугунок рассказывал? Это еще добро, что у меня голова крепенькая сызмальства, я ею даже... ну, не быка, а собаку нашу, Жучку, точно сшибал!
И Гутя, и Варька приступили к воспитанию Власа Никанорыча – с помощью бранных слов они разъяснили мужчине, как ему следует себя вести, чтобы подавать пример всем молодым мужчинам вообще и Фоме – в частности.
И только Аллочка упорно хмурила брови и беззвучно шевелила губами.
– Февралинка моя, дочь любимая! – кинулся к ней Влас Никанорыч. – Уйми ты этих баб, все завещание на тебя перепишу!.. Вот злобная Гутиэрка! Посмотри на сестру – молчит, как и следовает хорошей жене! Отчего только, не пойму, еще ни один дурак на такое сокровище не позарился?
– Гутя, а я ведь что думаю... – вдруг созрела Аллочка. – А батюшка-то прав!
– И эта туда же! – шлепнула себя по бокам Гутя. – Я ж говорю – одурела совсем!
– И ничего не одурела, – не согласилась Аллочка. – Назаров мне сегодня говорил: милиция считает, что с Виолеттой несчастный случай произошел. Ну, вроде как девчонка полезла вазу ставить, а та ее по голове ударила, девочка и стукнулась о стол. А ведь отец верно говорил – мама его чугунком по башке лупила, а на нем ни одной ссадины. Нет, с отцом-то понятно, но и с Виолеттой! Ваза та хоть и большущего размера была, а только уж такая тонюсенькая, я видела. Не могла она так долбануть, чтобы насмерть.
Гутя перевела дыхание. Семейство внимало.
– Да они и сами, наверное, в это не верят. Так только сказали, чтобы зря Назаровым нервы не трепать. А что еще Кирилл Андреевич говорил?.. Так...
– Ну-ка, ну-ка, ну-ка... – напружинился Влас Никанорыч. – Это что ж такое? У них тут опять следствие намечается, а меня хотят, как куль с картошкой, в деревню сплавить? А ну, быстро рассказывайте, что там произошло? Убийство? Грабеж? Изнасилование? Какие улики? Из подозреваемых сколько человек задержали? Э-эх, девчата! – горестно вздохнул Влас Никанорыч. – Вот хотел уже и домой возвращаться, а теперь... Да рази ж я могу вас одних оставить? Пока мерзавца не споймаем, придется матери без меня со скотиной управляться.
– Ну все, – махнула рукой Варька. – Прощай, спокойная жизнь.
– Не переживай, – успокоила ее Гутя. – Фома придет, батюшка сам улетучится.
Когда пришел Фома, все уселись за стол.
– Ну? – требовательно спросил Влас Никанорыч. – Чё примолкли? Сообщите парню, что я тут надолго поселился! Фом, я думаю, вам с Варюшкой надо в гостиную перебраться, потому как работать я буду много, мне отдельная комната требуется!
Пока Фома беззвучно шлепал губами, Гутя быстро закивала головой и торопливо успокоила отца:
– Они переберутся. Вот прямо сейчас и переберутся. Фома, ну что ты расселся? Иди, перетаскивай свой компьютер!
Фома ничего не понимал и хотел уже обиженно надуться, но Варька так заморгала ему обоими глазами, что не заметить было просто нельзя. Даже Влас Никанорыч забеспокоился:
– Ты б, Фома, жену-то проверил, чего-то она у тебя окосела. Врач ведь!
Фома растерянно поднялся и пошел в комнату, следом за тещей.
Гутя вернулась через минуту, а Фома задержался, надо думать, ворочал компьютер.
Неожиданно запиликал телефон.
– Ой! Кто это? – удивленно округлила глаза Гутя и девочкой подскочила к трубке. Дальше разговор шел по громкой связи – Гутя, вероятно, случайно нажала не на ту кнопочку.
– Алло, это Мария Васильевна? – спросил сочный баритон.
– С чего бы Марии Васильевне здесь быть? – красиво возмутилась Гутя. – Мама в деревне.
– А разве она не приехала? Странно... А ее муж дома? – продолжал интересоваться мужчина.
– Мужа как раз дома нет, он в городе, а вот мама, как и полагается, при коровах.
– А мужа точно нет? И долго его не будет?
– Долго!
– Я могу смело на это рассчитывать?
– Рассчитывайте смело, папа здесь задержится надолго, – убедительно промолвила Гутя.
Однако дальше ей поговорить не удалось – Влас Никанорыч подскочил ракетой, вырвал трубку и зарычал:
– Ты кто такой, мать твою разэдак?! Чего это ты про Марию Васильевну заговорил? Дурное задумал? Я ить не посмотрю, что ты хахарь под два метра, накостыляю будь здоров! Я и сам метр тридцать ростом! Два! Два метра тридцать!
– А-а-а, так вы точно в городе! – обрадовался голос и быстро отключился.
– Ты... Эй! А ну!.. Куда?! – орал в трубку Влас Никанорыч, но та отвечала ему только короткими гудками.
Седой ловелас заметался по кухне, срочно собирая вещи и напяливая сброшенную одежду.
– Пап, ты куда? – испугалась Гутя.
– «Па-а-ап»! – горько передразнил ее отец. – А кому ты сейчас расписывала, что меня дома нет? Это что же – я буду тут с вами лясы точить, когда моя жена там без мужеского догляду? – грозно сверкнул он очами и жалобно запричитал: – Я ведь ей так ве-е-ерил! Думал – вот сейчас она покормит поросенков, корову подоит, а потом сядет и станет обо мне печалиться. А потому что кто на нее позарится, на мою старуху? А что получается? Пока я здесь, у нас крупного рогатого скота прибавляется? То есть – у меня рога растут?! Еду! Прямо сейчас ловлю попутку и еду!
– Пап, может, завтра с утра? – удерживала Аллочка. – Сейчас-то уж все равно не успеешь...
– Я?! Не успею?! Да я!.. Я в самый важный момент ворвусь! И тогда уж этот чугунок... я его самолично об голову этого кобеля растрескаю!
– Ладно, папа, хоть и жалко тебя отпускать, но... Я бы тоже маму дома одну оставлять побоялась, – согласилась с ним Гутя. – Мало ли что – вернешься, а в твоем доме новый хозяин.
– А надо такси вызвать, – предложил Фома, он появился в кухне, временно оставив компьютер на прежнем месте. – Я мигом!
Машина приехала минут через двадцать, и все это время взволнованный Влас Никанорыч нарезал круги по маленькой кухне.
– И ведь как это я успел! Ладно еще, что ты не ту кнопку нажала, я услышал, а то бы... так и помер бы, как лось – вот с такими рогами!
Когда отец уехал, Аллочка всерьез заволновалась.
– Ну вот, он приедет, а у мамы гость. Надо было удержать, а то батя такого наворотит!
– Аллочка, дитя наивное, – фыркнула Варька. – Да никто маме не звонил, это Фома со своего сотового.
– А зачем маму зря подставили? Ей теперь влетит ни за что.
– Нашей маме не влетит, – усмехнулась Гутя. – Папенька у нее уже давненько под каблучком прижился, оттого и вырывается к нам, в город – свободы понюхать. А вообще, так он еще больше мамой дорожить станет, а то надо же – она корову подоит, поросенка покормит и должна сидеть, печалиться – найдет он себе здесь дамочку или в одиночестве время скоротает? Этих мужчин...
– Стоп! – вовремя прервал ее Фома. – Прошу не обобщать. Давайте лучше, рассказывайте, у кого какие новости?
Дамы снова уселись за стол и принялись делиться добытой информацией. Гутя с Варькой рассказали о своем походе в школу.
– Понимаете, – говорила Гутя. – Такое ощущение, что Жанну подружки очень не любят, винят ее во всех грехах. А грехов-то только – ругала за пиво, оберегала Вету от дурной компании, не давала ей на мотоцикле ездить.
– И еще она Максима не любит, – подсказала Варька.
– Вот-вот, и еще Максим, я о нем тоже слышал, – вспомнил Фома разговор с поварихой. – Еще бы узнать, где его найти...
– А мы узнали, – обрадовала зятя Гутя. – Он постоянно в клубе «Плесень» сидит. Завтра туда и пойдем. Аллочка, ты не знаешь, где это находится?
Аллочка покачала головой.
– Ничего, – решила Гутя. – Завтра позвоним в справочную...
– Только про «Плесень» эту даже не спрашивайте, – вдруг сказал Фома. – Такого клуба нет. Есть «Ясень», его Плесенью и зовут.
У Варьки медленно-медленно подбородок пополз вверх:
– А ты откуда знаешь? Ходил уже, да?!
– Нет! Не ходил, – скривился Фома. – А просто лечил бармена из этого доблестного заведения. Драки у них ежедневно, и бармену тоже достается. И что только бедные ребята ни делали – и охрану нанимали, и спиртное не продают, и подозрительных субъектов не пускают, а все равно – дерутся у них, и точка! Мистика!
– Так, в «Плесень» у нас идет Фома, – немедленно решила Аллочка. – Мы должны показать этому Максиму, что у нас тоже имеется грубая мужская сила!
– Это она у нас где? – наивно поинтересовалась Гутя.
Фома как-то заскучал, зато Варька молчать не стала:
– А что это, как мужскую силу надо показать, так сразу – мой Фома?! Он, может быть, и не сильный вовсе! И потом – ему морду набьют, это еще ладно, а если руки повредят? Как наша семья без кормильца жить станет? Давайте мы Максиму лучше покажем грубую женскую силу!
– А что это вы все на меня уставились? – возмутилась Аллочка. – Я, может, и вовсе никому ничего показывать не хочу! Что я – фокусник?
Гутя хлопнула рукой по столу.
– Никаких аттракционов. Придем все вместе, встречаем Максима, нам его описали – у него дракон на шее, и тихонько, не дожидаясь драки, пускаемся наутек. Нам экстрим ни к чему.
– А парня этого как? Оставим там, что ли? – не поняла Варька.
– Мы его заинтригуем, и он уйдет с нами.
– Только, чур, заинтриговывать будет не Варька, пусть вон Аллочка, – тут же добавил Фома. – Аллочка у нас уже стала пользоваться у мужчин бешеным спросом, один Сигизмунд чего стоит!
– Ага, бешеным! Один Сигизмунд обо мне и спрашивает, – пробурчала Аллочка, но против комплимента возражать не стала.