По крайней мере такую картину рисовали ей политические советники.
А люди занимаются повседневными делами. Может, им заплатили, чтобы они вышли на демонстрацию? Нет, она сама видела эти возбужденные глаза, перекошенные от крика рты, протянутые к ней руки. Такое не купишь.
Беназир представила узкие улочки старого города. Лавки, повозки, рикши, крики торговцев.
В детстве она любила смотреть на садовника. Окончив работу, он устраивался в тенистом уголке сада и ловко нарезал на низенькой скамейке свежие огурцы, морковку, перец, сочные помидоры. Потом бросал накрошенные плоды в котелок и варил на огне свою похлебку, обильно сдабривая ее специями.
Родители запрещали Беназир заходить в эту часть сада, но она не могла отказать себе в удовольствии. Похлебка в помятом медном котелке казалась самым вкусным блюдом на свете.
Садовник смотрел на нее озорными черными глазами, подмигивал и постоянно напевал смешные мелодии. Ей становилось весело и спокойно.
Жаль, что она так ни разу и не осмелилась попробовать дымящееся варево. Но садовник угощал ее свежими лепешками, запеченными на внутренней стороне глиняной печки, врытой в землю и прикрытой от дождя и пыли черной от копоти крышкой.
Брать лепешки родители не запрещали, и Беназир разрывала белую мякоть с хрустящей корочкой своими крепкими и ровными зубами. Она никогда не знала, что такое кариес, и могла разгрызать даже орехи.
Семья владела огромными поместьями. Никому и в кошмарном сне не могла прийти мысль обидеть ее. А теперь ее запирают, как опасного зверя. За что? Разве она хочет принести кому-то зло?
Ну разумеется, некоторым не поздоровится, если она придет к власти. Прежде всего тем, кто виновен в гибели ее отца и в ее свержении. Этим жирным, гадким котам.
Да, им не поздоровится. Но всем остальным будет лучше. А таких большинство.
А вдруг все опять исчезнет? И эта комната, и знакомые запахи в саду, и пыльные улицы.
А вместо них черная пропасть одиночества. Лучше не жить совсем, чем жить так, как последние годы в Лондоне.
Да, там комфорт. Но она перестала его замечать. Просыпаться каждое утро с ощущением выброшенности, ненужности, как будто все уже в прошлом. Плакать в подушку и ломать от отчаяния пальцы. Нет уж! Это не повторится.
Однако странно, что люди заняты своими мелкими делишками. Наверное, им все же не сказали, что она одержала победу и опять свободна.
– Вы передали информацию о моем освобождении? – спросила Беназир у начальника штаба.
– Власти уже сообщили.
– При чем здесь власти? Немедленно дайте информацию в прессу. Я намерена завтра выехать в столицу.
Начальник штаба кивнул с непроницаемым видом.
Он был, пожалуй, единственным из окружающих ее людей, на лице которого она никогда не видела испуганного выражения. Остальные, услышав ее властный голос, каменели и нервно вздрагивали.
«Мне никто не может причинить вреда в моей стране», – подумала Беназир.
Она знала, что это не так, но не хотела в этом признаться.
– А добро возвращается? – Валерия надела на открытие театрального фестиваля длинное шелковое платье, которое тесно облегало ее стройную фигуру.
Может, стоит одеться поскромнее, подумал Питер. Но что-то подсказывало ему, что сегодня вызывающе нарядно будут одеты все женщины – и европейские и восточные. Так всегда бывает во времена кризисов, стихийных бедствий, насилия и потрясений. Женщины, словно нарочно, хотят подразнить судьбу, компенсировать свои переживания и показать, что нет ничего сильнее их красоты.
Они чувствуют, что в эти драматические моменты мужчины воспринимают действительность с болезненной обостренностью, и, повинуясь извечному инстинкту, идут им навстречу.
Питер любил эти состояния нарушенного равновесия, и ему было приятно, что Валерия тонко уловила звенящую в воздухе напряженность.
– Добро обязательно возвращается, – сказал Питер. – А любовь не возвращается, если ее упустишь.
– Получается, что любовь и добро – абсолютно разные вещи.
– Совершенно точно. Могу доказать это на примере. Если мы займемся сейчас любовью, то не попадем на открытие фестиваля. А это можно расценить как зло.
– Ты меня запутал, собирайся скорее, – посоветовала Валерия.
Питер только-только появился, времени на сборы оставалось в обрез. Сейчас он проявлял чудеса ловкости, одновременно бреясь, повязывая галстук и отвечая на мудреные вопросы дотошной Валерии.
– И все же не могу понять, неужели Беназир не боится? Она женщина. Откуда такое бесстрашие? Она любит кого-либо?
«Она не даст мне собраться, – подумал Питер. – Лучше ответить. Иначе она обидится. Пока будем мириться, о фестивале можно забыть».
– Я уверен, что Беназир любит, она страстная женщина, – мужественно ответил Штайнер.
Похвалив себя за терпение, он тут же вспомнил, что, побрившись и успешно завязав галстук, по странной случайности забыл надеть парадные брюки. Кажется, они в гардеробной, справа.
– Это очень хорошо, что Беназир любит. Красивая женщина должна уметь любить, – уверенно сказала Валерия. – И все же мне за нее страшно.
– Я готов, – сказал Питер.
– Не думаю, что Беназир боится, – задумчиво сообщила Валерия. – Это не в ее характере.
– Понимаешь, в чем проблема. То, что сейчас происходит, я бы назвал трагедией ошибок. Каждый оценивает ситуацию по-своему, и каждый ошибается. Беназир не желает видеть опасность и недооценивает риск для своей жизни. Ее противники не понимают, что она играет всерьез, и хотят ее попугать. А потом появится третья, дьявольская сила, и сценарий пойдет так, как этого никто не ожидал и не хотел.
– Я вижу, ты хорошо подготовился к театральному фестивалю, – с иронией заметила Валерия. – Но мы опаздываем!
– Побежали, – охотно согласился Питер.
Открытие театрального фестиваля превзошло все ожидания. Казалось, что своим участием в этом празднике интеллигенция бросала вызов военным и их нелепому чрезвычайному положению. Судя по раскрасневшимся лицам, запрет на спиртное обходили весьма успешно.
– Не хотите освежиться? – предложил Питеру знакомый предприниматель. – Подниметесь на пятый этаж, второй номер справа по коридору. Хозяин гостиницы сказал мне, что там наливают. В обстановке строгой секретности. Этот номер обошелся ему дороже, чем все угощение на первом этаже.
Судя по тому, что внизу столы ломились от вкусностей, которые щедро выкладывали на большие тарелки официанты в белых смокингах, хозяин гостиницы выставил для особо избранных самые дорогие импортные напитки.
– Э-э-э… я дал один евро пятьдесят сантимов, и все проблемы были решены, – услышал Питер за спиной самодовольный голос с явным французским акцентом.
«Какой-то французский жмот. Они уверены, что за полтора евро здесь можно решить любую проблему», – раздраженно подумал Питер и уже взял Валерию под руку, чтобы пройти в глубь зала, но ему помешали.
– Герр Штайнер, мой друг! – Француз театрально раскинул руки, имитируя при этом характерный немецкий выговор.
Питер обернулся и узнал его.
– Мсье Ален Дюпре! Рад тебя видеть, старина! Столько лет прошло! – И так же театрально добавил: – Приветствую вас, господин президент!
– Бонсуар, мсье генеральный директор! – тут же ответил Дюпре, подхватив шутку, которой они обменивались каждый раз при встрече.
Приветствие всегда было одним и тем же. Только иногда они менялись местами. Питеру доставалась роль то президента, то генерального директора, в зависимости от изменчивого настроения француза.
Когда Дюпре чувствовал душевный подъем, он наделял Питера званием «господин президент», а в моменты депрессии, мизантропии и раздражения понижал его статус до «генерального директора». Сейчас настроение было на высшей отметке.
Питер с удовольствием представил Дюпре Валерии и, взяв француза под локоток и извинившись перед своей спутницей, на несколько минут отвел его в сторонку.
– Ха-ха, наши немецкие друзья! – с тевтонским акцентом, но сильно в нос прогоготал по-гусиному развеселившийся Дюпре.
Питер деликатно рассмеялся, отдавая дань ностальгическому настроению своего приятеля, корреспондента известной французской газеты и по совместительству сотрудника Службы внешней разведки Франции.
Дюпре передразнивал немцев неспроста. Только Питер знал, в чем тут дело.
В свое время, когда Франция резко развернулась к созданию стратегического союза с Германией, в Париже появилась закрытая инструкция, требующая от французских дипломатов обязательно использовать выражение «наши немецкие друзья» в беседах с представителями других стран. Это предписание казалось Дюпре верхом чиновничьего тупоумия, и он в минуту пьяного откровения рассказал о нем Питеру.
Потом они еще не раз вспоминали об этом негласном требовании, и когда Дюпре хотел поддеть Штайнера, он то и дело ерничал в разговоре: «Наши немецкие друзья», или, что намного хуже: «Наши друзья боши», а потом нередко добавлял не совсем цензурное слово.
Потом они еще не раз вспоминали об этом негласном требовании, и когда Дюпре хотел поддеть Штайнера, он то и дело ерничал в разговоре: «Наши немецкие друзья», или, что намного хуже: «Наши друзья боши», а потом нередко добавлял не совсем цензурное слово.
– Какими судьбами? – Наконец Штайнеру удалось вставить слово.
– Ездил в Пешавар. Помнишь, там есть рынок для караванщиков, который называется «Базар болтунов»?
– Самое подходящее для нас место, – заметил Штайнер. – Давно не был в Пешаваре.
– Там нечего делать. Раньше это был кладезь информации. Помню, как во время войны с «шурави» я зимой первый раз пересек границу с Афганистаном, чтобы встретиться с полевыми командирами. Даже не подозревал, что возможен такой холод. Надел на себя три свитера и две рубашки. Промерз так, что чуть не умер.
– Рекомендую в таких случаях овчинный полушубок.
– Кто же знал! Больше туда зимой я не ездил. А сейчас там вообще нечего делать. Никто информацией не делится. Когда поддерживали моджахедов и давали им оружие, были желанными гостями. А сейчас мы им не нужны. Еле выбрался.
– Зачем ездил, Ален?
– Ты неделикатный, Питер. А может, я не хочу об этом рассказывать?
– Не хочешь – не рассказывай.
– Ладно. Надеюсь на взаимность. И по старой дружбе, – спохватился Дюпре, не желая показаться чересчур прагматичным. – Мы ожидаем, что американцы перебросят в Пакистан крупные воинские соединения. Нужно понять, встретят они серьезное сопротивление или все пройдет относительно гладко. От этого будет зависеть позиция Франции. Да и Германии, как я полагаю, нэс па*?
– Европа вряд ли поддержит ввод американских войск, – согласился Питер. – Новый военный очаг. Немцы будут против.
– Кстати, о немцах. У тебя очень красивая спутница.
– Моя невеста.
– Поздравляю. Меня можешь не опасаться, – предупредил Дюпре.
– А я и не опасаюсь.
– И правильно. Высокая, белокурая, статная. Не мой стиль, – важно сказал низенький и юркий Дюпре. – Я люблю азиатских женщин. Миниатюрных.
– У них слишком короткие ноги.
– Не имеет значения, – запальчиво возразил Дюпре. – Они меня возбуждают. Раскосые глаза, приподнятые скулы и обязательно маленькая попка.
– Тогда тебе не повезло. В Пакистане ты свой идеал не найдешь.
– Напрасно так думаете, господин президент. – И снова заговорил серьезно: – Почему американцы хотят ввести войска?
– Для борьбы с терроризмом. Если верить их заявлениям.
– И для этого тоже, но есть и другая цель, – не удержался и все же проявил осведомленность тщеславный Дюпре. – Они хотят взять под контроль провинцию Белуджистан, чтобы сорвать строительство китайской военной базы в порту Гвалар. Но, поскольку у «америкосов» ни черта не выйдет, мне гарантирован роскошный выбор китаянок.
– Услуга за услугу. Сегодня отменен домашний арест Беназир Бхутто. «Америкосы», как ты выражаешься, надавили на Мушаррафа, и он вынужден уступить. В ближайшие дни он отменит чрезвычайное положение. Так что экономические санкции против него можете не вводить.
– Слава богу, все закончилось, – вздохнул Дюпре.
– Все только начинается.
Штайнер догадывался, о чем Дюпре должен сообщить в Париж, – следует ли уступить требованиям американцев и подключиться к санкциям против Пакистана, чего французскому лидеру Николя Саркози очень не хотелось, или стоит подождать, а там, глядишь, кризис и сам рассосется?
– Ты уверен в этой информации?
Дюпре спросил не потому, что он сомневался в Питере, а на всякий случай – в силу природной сквалыжности.
– Гарантирую на сто процентов, – заверил Питер.
На лице француза он прочитал сомнение: поспешить сообщить эту новость в редакцию газеты или сначала в «Бассейн»*? Судя по тому, как Дюпре резво перебирал ногами, направляясь к выходу, «Бассейн» оказался на первом месте.
Кедрову
По полученным сведениям, руководство Франции обеспокоено планами США ввести войска в приграничные с Афганистаном районы Пакистана и в провинцию Белуджистан.
По оценке сотрудника французской разведки, эти планы продиктованы, в числе прочих причин, соперничеством между США и Китаем. Американцы рассчитывают, что ввод войск позволит им взять под контроль провинцию Белуджистан и предотвратить создание китайской военно-морской базы в порту Гвалар.
В этом случае США смогут вытеснить китайцев из региона и взять под полный контроль транспортировку углеводородов из Персидского залива в Японию и другие страны Азии.
Данную информацию направляю также в германскую «контору».
Рассчитываю получить подробные сведения о подходе Германии к военным планам США, однако уже сейчас могу утверждать, что Германия совместно с Францией будут противодействовать вводу американских войск в Пакистан.
Они опасаются, что это приведет к обострению ситуации и потребует значительного увеличения их контингентов в Афганистане, которые уже несут чрезмерные потери.
Прошу ускорить отправку информации на Мак-Грегора.
По моим данным, он вызван для консультаций в Вашингтон и скоро должен вернуться в Пакистан.
ВальтерОтвет на это сообщение был получен Питером в тот же день. Его содержание удивило Штайнера. Он ожидал, что Центр займет уклончивую позицию в отношении Мак-Грегора, а оказалось – совсем наоборот.
Прежде чем уничтожить «ценные указания», Питер перечитал их несколько раз.
Он уже знал по опыту, что чем короче шифровка, тем больше она потребует работы. Это был как раз тот самый случай.
Вальтеру
Информация о подходе Франции и Германии к возможному вводу войск США в Пакистан представила интерес.
Просим выяснить, в какой форме эти страны и другие государства – члены Европейского союза – могут выступить против военных операций США в Пакистане и Иране: ограничатся они дипломатическими протестами и политическими заявлениями или предпримут более решительные шаги?
Особое внимание уделите сбору сведений о вероятных действиях Китая против высадки войск США. По имеющейся информации, китайцы могут в этом случае оказать финансовую и военную помощь своим сторонникам в Пакистане и даже спровоцировать восстание племен в Белуджистане.
Напоминаем о необходимости выяснения планов террористических организаций и их спонсоров в отношении саммита прикаспийских государств в Тегеране. В Центр поступает тревожная информация, требующая проверки.
Работа по обеспечению безопасности каспийского форума в Тегеране имеет безусловный приоритет. К сожалению, серьезных сведений по данному вопросу от вас пока не поступало.
О Мак-Грегоре:
По достоверным данным, в течение длительного времени он был оперативным сотрудником, а затем одним из руководителей ЦРУ США.
Имеет опыт вербовочной и агентурной работы.
В настоящее время занимается бизнесом.
Периодически привлекается американским руководством для выполнения важных дипломатических и разведывательных поручений.
Очень информирован. Нередко обладает уникальными сведениями.
Имеет широкий круг связей в госаппарате, крупнейших корпорациях и политических кругах США, Великобритании, ФРГ, Франции, Италии, Канады, а также стран Ближнего Востока, Южной и Западной Азии.
К политике нынешней администрации США относится критически. Считает ее авантюристичной и не отвечающей долгосрочным стратегическим интересам США.
Склонен к самостоятельным и неординарным поступкам.
В работе с ним следует придерживаться повышенных мер предосторожности.
Кедров«Другими словами, Центр не возражает, чтобы вы, господин Штайнер, пошли на риск и засунули голову в пасть льву. Авось повезет. Роль льва исполняет Мак-Грегор», – подумал Питер.
Ему очень хотелось увидеть Мак-Грегора. Так привлекает картина, содержащая загадку. Изучаешь мазки, полутона, чтобы понять замысел, идею, настроение.
Питер посмотрел на календарь, чтобы уточнить, когда «очень информированный» американец шотландского разлива обещал вернуться в Пакистан. Оставалось три дня.
Глава 15
Игра на разных досках
Декабрь 2007 года,
Вашингтон
Мак-Грегор был ошеломлен.
– Как тебе удалось получить эту информацию? – спросил он.
Кински пожал плечами:
– Ты же знаешь. Я совершенно беспринципен. Политика для меня разновидность бизнеса. Идеология не имеет значения. «Неоконы»*, либералы, республиканцы или демократы – какая разница? Друзей нужно иметь везде.
– Но этот заговор никому не выгоден, – не мог успокоиться Мак-Грегор. – Никому!