Я вздохнула с облегчением. По крайней мере он не уезжает прямо сейчас. Зато его слова меня заинтриговали. Почему вдруг судьба столь летучего, безразличного и свободного существа зависит от меня? Все это время я была для него сиделкой, не более.
– Если я останусь здесь, мне надо найти работу, – продолжил он.
– Вы хотите обосноваться в Лос-Анджелесе?
– Я сказал «здесь», – сурово ответил он, указывая подбородком на веранду и на свое кресло. Помолчав, он добавил: – Если вы, конечно, не против.
Я выронила сигарету, подняла ее, вскочила, бормоча что-то бессвязное вроде: «Надо же, вот это да, ну и ну, вот уж не ожидала» – и тому подобного. Он сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня. Я покраснела от смущения (этого только не хватало!) и сбежала от него на кухню. Прямо из горлышка отхлебнула добрый глоток скотча. Еще немного, и я сделаюсь алкоголичкой, если уже не стала. Собравшись с духом, вернулась на веранду. Пора объяснить этому мальчику, что я живу одна, потому что мне это нравится, потому что сама так решила, и вовсе не нуждаюсь в юном спутнике. К тому же из-за него я не могу приглашать к себе поклонников, что осложняет мне жизнь. И в-третьих, в-третьих… В общем, ему незачем здесь оставаться. Как две минуты назад меня пугала возможность его отъезда, так теперь возмущала мысль о том, что он останется. Но мне было не до исследований собственной противоречивости.
– Льюис, – сказала я, – нам надо поговорить.
– Это ни к чему. Если вы не хотите, чтоб я оставался, я уеду.
– Дело не в том, – проговорила я, окончательно сбитая с толку.
– А в чем же?
Я ощущала смятение. И правда, в чем? Я ведь не хотела, чтобы он уезжал. Он мне нравился.
– Дело в том, что это неудобно, – проговорила я слабым голосом.
Он засмеялся, смех очень его молодил. Я выпалила:
– Пока вы болели после ранения, было в порядке вещей, что вы у меня живете. Вы тут один в чужом городе, вы попали в беду, вы…
– А раз я начал ходить, это уже неудобно?
– Этого никому не объяснишь.
– Не объяснишь кому?
– Всем!
– Вы всем отчитываетесь в своих поступках?
В его голосе мне почудилось презрение, я вскипела:
– Но, Льюис, посудите сами. У меня свои привычки, у меня друзья, у меня… ну, словом, бывает, мужчины за мной ухаживают…
Выговорив все это – верх унижения! – я снова покраснела. В сорок пять лет! Льюис кивнул.
– Я прекрасно знаю, что в вас влюбляются мужчины. Например, тот тип на машине, Брет.
– Между мной и Полом никогда ничего не было, – целомудренно сообщила я. – И потом, это не ваше дело. Ваше присутствие меня компрометирует.
– Вы уже достаточно взрослая, – резонно возразил Льюис. – Просто я думал, что если найду работу в городе, то смогу жить здесь и приносить вам деньги.
– Мне не нужны деньги! Я достаточно зарабатываю, мне и без жильцов денег хватает!
– Так мне было бы удобнее, – миролюбиво возразил он.
После долгой дискуссии мы пришли к полному согласию. Льюис попробует найти работу, а затем подыщет квартиру где-нибудь неподалеку, раз уж ему так хочется. Он на все соглашался. Спать мы разошлись, вполне довольные друг другом. Уже засыпая, я вспомнила, что он так и не сказал, почему хочет остаться рядом со мной.
На следующий день я всем на студии рассказывала о молодом человеке с ангельской внешностью. Мне пришлось выслушать несколько плоских шуток, но зато удалось заручиться приглашением для Льюиса. Я привезла его, он снялся в кинопробе, и мой патрон, Джей Грант, обещал просмотреть ее в ближайшие дни.
И вот такой день наступил. Джей засел в демонстрационной, ему предстояло сделать выбор между Льюисом и дюжиной других претендентов. Я грызла ручку. Кэнди, втрескавшаяся в Льюиса с первого взгляда, рассеянно стучала по клавишам машинки.
– Не очень-то живописный вид, – задумчиво произнес Льюис.
Я взглянула на пожелтевшую лужайку за окном. Господи, вот он о чем! Может, ему суждено стать звездой первой величины, героем-любовником номер один американского кино, а он толкует о каком-то виде из окна! Я на миг представила, как он, кумир толпы, обладатель многочисленных «Оскаров», объездивший весь свет, порой заруливает на своем «Кадиллаке» к старушке Дороти, которая некогда наставила его на этот путь. Я уж совсем было растрогалась, как зазвонил телефон. Я схватила трубку.
– Дороти? Это Джей. Дорогуша, ваш малыш просто прелесть. Заезжайте глянуть. Со времен Джеймса Дина не видал ничего подобного.
– Он здесь, – сказала я сдавленным голосом.
– Прекрасно. Приезжайте вместе.
Кэнди расцеловала нас, утирая глаза платочком. Мы вскочили в мою машину. Демонстрационный зал располагался километрах в трех отсюда. Мы преодолели их за рекордное время и бросились в объятия Джея. «Бросились» сказано не совсем точно. Было похоже, что Льюиса все это вовсе не интересует, он еле волочил ноги, что-то насвистывая на ходу. Он вежливо поздоровался с Джеем, уселся в темном зале рядом со мной, и нам снова прокрутили пленку.
На экране его лицо было другим. В нем появилось нечто плохо поддающееся определению, что-то жестокое, необузданное, но страшно притягательное. Мне стало не по себе. На экране кто-то чужой с почти немыслимой непринужденностью встал, прислонился к стене, зажег сигарету, зевнул, улыбнулся. Он держался, точно вокруг не было ни души. Камера совершенно его не стесняла. Да и заметил ли он ее?
Зажегся свет, и Джей обернулся ко мне с видом победителя.
– Ну, Дороти, что вы на это скажете?
Ну, разумеется, это он его открыл! Я несколько раз молча кивнула. Здесь лучше понимают мимику. Джей обратился к Льюису:
– Как вы себе нравитесь?
– Никак, – сдержанно ответил Льюис.
– Где вы учились играть?
– Нигде.
– Нигде? А если серьезно?
Льюис встал, на его лице читалась брезгливость.
– Я никогда не вру, господин…
– Грант, – механически отозвался Джей.
– Я никогда не вру, господин Грант.
Впервые в жизни я видела Джея Гранта растерянным. Он даже слегка покраснел.
– Я же не говорю, что вы врете. Но вы так естественно держались перед камерой. У дебютантов это редко выходит. Дороти может подтвердить.
Он повернулся ко мне с таким умоляющим видом, что я чуть не прыснула. Я пришла ему на выручку.
– Действительно, Льюис, у вас очень здорово получилось.
Он посмотрел на меня, улыбнулся и внезапно склонился ко мне, как если бы мы были одни.
– Правда? Вам понравилось?
Его лицо находилось в двух сантиметрах от моего. Я заерзала в кресле, мне было страшно неловко.
– Ну конечно, Льюис, я уверена, вас ждет блестящее будущее.
Джей тактично кашлянул, как я и ожидала.
– Я подготовлю для вас контракт, Льюис. Если желаете, покажите его своему адвокату. Где вас можно найти?
Я вжалась в кресло. Будто издалека до меня донесся спокойный голос Льюиса:
– Я живу у миссис Сеймур.
Глава 6
Будь я в Голливуде персоной позначительней, разразился бы скандал. Ну а скромный сценарист удостоилась лишь нескольких доморощенных комментариев да дурацких поздравлений по поводу грядущих успехов «моего протеже». Сплетницы не повалили ко мне толпой. Слухи не пошли дальше моей родной конторы. В профессиональной газете появилось сообщение, что знаменитый Джей Грант взял на роль никому не известного новичка Льюиса Майлса. И только Пол Брет на полном серьезе принялся расспрашивать о моих дальнейших планах относительно Льюиса.
Мы повстречались с ним на импровизированном ленче в баре студии. Пол похудел, что ему очень шло. Вид у него был печальный. Но многие сорокалетние мужчины в наших краях выглядят печальными. И, глядя на него, я вдруг вспомнила, что на свете есть мужчины, существует личная жизнь. Я весело ответила, что никаких планов по поводу Льюиса не строю, что искренне за него рада и что скоро он должен переехать. Пол недоверчиво взглянул на меня.
– Дороти, мне с самого начала в вас нравилось, что вы никогда не лжете и не ломаете идиотских комедий подобно большинству здешних женщин.
– Ну и что?
– Только не говорите, что женщина вроде вас способна прожить месяц под одной крышей с красивым молодым человеком и между ними… А он и правда красив, должен признать…
Я расхохоталась.
– Пол, вы должны мне верить. В этом смысле он меня совсем не привлекает. И я его тоже. Знаю, это может показаться странным, но ничего не поделаешь.
– Вы готовы поклясться?
Это пристрастие мужчин к клятвам меня просто умиляет. Я поклялась, и, к моему глубокому изумлению, Пол буквально расцвел. Было от чего изумиться. Во-первых, я никогда не считала Пола столь наивным, чтобы поверить женской клятве. А во-вторых, даже не подозревала, что он настолько мною увлечен, чтобы так моей клятве обрадоваться. И тут я вдруг вспомнила, что уже целый месяц, пока Льюис живет у меня, я почти нигде не бывала, ни разу не была близка с мужчиной. Давненько со мной такого не случалось – то, что называют личной жизнью, для меня всегда играло едва ли не первую роль. Я повнимательнее пригляделась к Полу и пришла к выводу, что он мил, элегантен, с прекрасными манерами. Я назначила ему свидание на завтра. Он заедет за мной в девять вечера, и мы поедем ужинать к «Романофф», а после потанцуем. Мы расстались в полном восторге друг от друга.
На следующий день я вернулась домой пораньше. Я решила вылезти из кожи вон, чтобы выглядеть сногсшибательно и добить Пола. Льюис, как обычно, сидел в кресле. Он протянул мне лист бумаги, я подхватила его на ходу. Это был контракт Гранта. Он предусматривал три фильма с участием Льюиса, вполне приемлемую зарплату в течение двух лет и, конечно, исключительные на него права. Просмотрев документ, я предложила Льюису перестраховки ради проконсультироваться еще и с моим адвокатом.
– Вы довольны, Льюис?
– Мне все равно. Если, по-вашему, тут все нормально, я это подпишу. Вы куда-то торопитесь?
– Еду в ресторан, – весело ответила я. – Через час за мной заедет Пол Брет.
Я взбежала по лестнице, закрылась в ванной. Едва я погрузилась в горячую воду, как будущее предстало предо мной в радужном свете. У меня появилась уверенность, что все мне по плечу: Льюис сделает блестящую карьеру; Пол по-прежнему в меня влюблен; мы едем ужинать, будем развлекаться, потом, возможно, займемся любовью. Так что жизнь прекрасна. Я снисходительно изучила свое отражение в зеркале: тело еще стройное, лицо счастливое. Напевая, я накинула очаровательный пеньюар от Порто, присланный дочерью из Парижа. Сев перед зеркалом, извлекла косметику и принялась наводить красоту. И вдруг я увидела отражение Льюиса позади своего. Он вошел без стука. Это удивило, но не возмутило меня, в таком я была прекрасном настроении. Он уселся на пол возле меня. Один глаз я уже успела намалевать, другой ждал своей очереди, и видок у меня был довольно дурацкий. Так что я поспешила покончить с этой процедурой.
– Куда вы едете? – спросил Льюис.
– К «Романофф». Это голливудский кабак, у нас принято там показываться. Скоро и вам придется в нем бывать.
– Не говорите глупостей.
Он произнес это отрывисто и зло. На секунду я замерла с кисточкой в руке:
– Почему глупостей? Это в самом деле очаровательный ресторан.
Он ничего не ответил. Только, как обычно, смотрел в окно. С глазами я закончила, но красить губы при нем мне показалось неловко. Так же непристойно, как раздеваться на глазах у ребенка. Вернувшись в ванную, я нарисовала себе чувственный рот а-ля Крейфорд и надела любимое темно-синее платье – точная копия с модели Сен-Лорана. Пришлось повозиться с «молнией», так что я совершенно забыла о Льюисе и, возвращаясь в комнату, чуть о него не споткнулась. Он по-прежнему сидел на ковре. Он вскочил на ноги и уставился на меня. Я улыбнулась ему, гордая собой.
– Как я вам нравлюсь?
– Вы мне больше нравитесь, когда одеты как садовник, – ответил он.
Я рассмеялась и направилась к двери. Надо было еще успеть смешать коктейли. Но Льюис схватил меня за руку.
– А что буду делать я?
– Что хотите, – его вопрос меня удивил. – Посмотрите телевизор, доешьте тунца. Если хотите, можете взять мою машину и…
Он держал меня за руку и выглядел рассеянным и сосредоточенным одновременно. Он смотрел как бы сквозь меня, и я узнала тот незрячий взгляд, что так поразил меня на экране. Взгляд человека, чужого на этой земле. Я попыталась высвободить руку, но безуспешно. И мне захотелось, чтобы скорее приехал Пол.
– Отпустите меня, Льюис, я спешу.
Я говорила тихо, точно боялась разбудить спящего. Заметив, что по его лбу и щекам стекает пот, я подумала, не заболел ли он. Внезапно он очнулся, увидел меня и выпустил мою руку.
– У вас колье не застегнулось, – пробормотал он.
Протянув руку, он ловко защелкнул застежку на моем жемчужном колье и отступил на шаг. Я улыбнулась. Это продолжалось не более секунды, но я отчетливо ощутила, как от затылка вниз, по спине, поползла капелька влаги. Это было совсем не то ощущение, что возникает иногда от прикосновения мужчины к вашей шее – оно мне хорошо знакомо, – нет, это было нечто иное.
Пол приехал точно в назначенный час. Он весьма мило держался с Льюисом, несколько покровительственно, но мило. Втроем мы выпили по коктейлю, и оптимизм вернулся ко мне. Уезжая, я помахала Льюису рукой, он не шелохнулся. Высокий и стройный, красивый, очень красивый, слишком красивый, он как бы застыл в дверном проеме и глядел нам вслед.
Вечер оправдал мои ожидания. Я встретила множество знакомых, два часа протанцевала с Полом, потом мы поехали к нему. Я была слегка навеселе. И вновь с наслаждением ощутила запах табака, тяжесть мужского тела. В ночной темноте Пол шептал мне на ухо нежные слова. Он сказал, что любит меня, и предложил руку и сердце. Я, разумеется, сказала «да», потому что в постели могу сказать что угодно. В шесть утра я заставила его отвезти меня домой. Ставни в комнате Льюиса были закрыты. Только утренний ветерок колыхал чертополох в моем саду.
Глава 7
Минул месяц. Льюис начал сниматься в каком-то сентиментальном вестерне. Роль ему дали второстепенную, но он и в ней так бросался в глаза, что о нем заговорили. Казалось, это его мало трогает. В свободное время он молча слонялся по студии, стараясь проводить побольше времени в моем кабинете, где за ним нежно ухаживала Кэнди, или же бродил среди старых голливудских декораций. Особенно часто – среди декораций ковбойской «Серии Б», которые никогда не разбирают. Это целые деревни из фанерных фасадов с галерейками и лестницами из дерева, а за ними пустота – зрелище трогательное и болезненно-тоскливое разом. Льюис часами мог ходить по этим фальшивым улочкам, время от времени присаживаясь на крыльцо, чтобы выкурить сигарету. Вечером я привозила его домой, где он все чаще оставался в одиночестве. Полу не терпелось предстать со мной перед священником, и, чтобы сдержать его натиск, мне приходилось мобилизовать все свои дипломатические способности. Окружающие поголовно считали, что я живу сразу с двумя мужчинами. Я приобрела репутацию женщины-вамп. Это возвращало ощущение молодости, хотя и раздражало.
Так продолжалось три недели.
Тому, кто любит жизнь, никогда не хватит слов, чтоб ее описать. Красота дня, очарование ночи. Головокружение от вина и от чувственных наслаждений. Скрипки нежности, азарт работы, здоровье. Немыслимое счастье проснуться утром, имея впереди целый день, огромный день, полный радостей и забот. И можно упиваться им, пока сон, подобно смерти, не скует тебя неподвижностью до следующего утра. Никогда я не найду слов, чтобы отблагодарить небеса, или Бога, или мою мать за то, что я явилась в этот мир, где все для меня: свежесть простыней и их помятость, близость с любовником и одиночество, серо-голубой океан, ровная, гладкая, прямая лента дороги на студию, музыка всех радиостанций и умоляющий взгляд Льюиса.
На нем-то я сломалась. Совесть принялась мучить меня. Стала наведываться мысль, что я бросаю его в одиночестве каждый вечер. Когда я заезжала за ним на съемочную площадку, хлопала дверцей машины и медленной и, надеюсь, изящной походкой уравновешенной женщины направлялась к нему, он шагал мне навстречу задумчивый, зажатый, съежившийся. Иногда мне начинало казаться, что, может, я живу неправильно. Что это счастье бытия, эта радость, любовь мужчин, вся моя жизнь – только нелепая ловушка… Что я должна броситься к нему, заключить его в объятия и спросить… спросить о чем? Где-то в глубине души зарождался ужас. Мне казалось, что меня, словно щепку потоком, несет к чему-то неизведанному, извращенному, но подлинно «настоящему». Я брала себя в руки, смеялась, говорила ему: «Хелло, Льюис», и он улыбался в ответ. Раз или два я видела его на съемках. Перед жадным оком камеры он сдерживал движения, как зверь в засаде, выглядел отрешенным и величественным, подобно утомленному льву в зоопарке, чей взгляд невозможно вынести.
Тогда-то Болтон решил его перекупить. Ему это было нетрудно. Ни один продюсер в Голливуде не посмел бы ему отказать. Тем паче Джей Грант. Болтон вызвал Льюиса к себе, предложил лучшие условия и сообщил, что выкупил первый контракт. Узнав про это, я пришла в ярость. Тем более что Льюис без охоты описывал их встречу. Я вытягивала подробности едва ли не клещами.
– У него большой стол. Он сидел за столом и курил сигарету. Предложил мне сесть, а сам стал звонить какому-то типу.
Льюис говорил неторопливо, скучающим тоном. Мы сидели на террасе, в этот вечер я решила побыть дома.
– А вы?
– На столе у него валялся какой-то журнал. Я взял его и стал читать.
У меня сразу поднялось настроение. Молодой человек, листающий журнал под носом у Болтона, – такая сценка не могла не порадовать.
– А дальше?
– Он повесил трубку и спросил, не думаю ли я, что нахожусь на приеме у зубного врача.
– И что вы ответили?
– Что я так не думаю. И что вообще никогда не был у дантиста. У меня хорошие зубы.
Он наклонился ко мне и пальцем приподнял верхнюю губу, чтоб я могла в этом удостовериться. Зубы у него были как у волка: белые и острые. Я кивнула головой.
– А потом?
– Потом ничего. Он стал ругаться и сказал, что оказывает честь, уделяя мне внимание. Что-то в этом роде. Что он меня покупает и обеспечит завидную, так он, кажется, сказал, карьеру.