Толпа шумела – далеко, неразборчиво, бессмысленно. Грей лежал на полуметровой толщины бетонных плитах, символизирующих таурийскую землю. Безумие. Одно из тех ритуальных безумий, что скрепляют Империю. Случайное, как любой обычай… что стоило ему в тот, уходящий на два столетия назад визит на Горру, просто подняться, а не превращать падение в красивый жест? «Я обнимаю ваш мир, и преклоняюсь пред ним Ниц…» Какой он был идиот. Но кто же знал, что идиотизм станет незыблимым, бессмертным.
Грей медленно, опираясь на колени, поднялся. К нему подбегали ребятишки. Еще один обычай, взявшийся неизвестно откуда.
– Будущее приветствует Императора! – крикнул смуглый тоненький мальчик, подбежавший первым. Тяжело дыша протянул букетик цветов, какие-то неимоверно вычурные орхидеи.
Император ласково улыбнулся, потрепал мальчика по щеке. Тот зарделся.
– Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
– Пилотом на эсминце, мой Император!
Наверняка, заготовка. Знал бы он, что это такое, быть пилотом на эсминце… в бою, а не на параде. Когда тебя бросают прикрывать крейсера, и неуловимые истребители алкарисов наваливаются отовсюду.
Грей кивнул.
– Тебя будет ждать место в имперском училище. Расти.
Мальчик заулыбался. Может, и впрямь мечтает о космосе и пилотажном пульте? Грей, чуть оттаяв, похлопал его по плечу. Посмотрел на подбежавших девочек.
Еще подарки – усыпанная белыми цветами ветвь яблони и крошечный букетик странных темно-оранжевых колокольчиков. Местный эндемик? Возможно…
– Вы такой уставший, Император.
Грей нахмурился, переводя взгляд на девочку. Она смотрела ему прямо в глаза – спокойно, сочувствующе. Темноволосая, кареглазая, очень просто одетая. Подружка незаметно, как ей казалось, толкнула девочку в бок. Похоже, она уклонялась от вызубренного сценария.
Император улыбнулся.
– Понюхайте цветы, – продолжала девочка. – Это арматан, его почти нигде не осталось. Все говорят, что он сорняк, хоть и редкий. А он снимает усталость, и пахнет очень вкусно.
Грей поднес букетик к лицу. Вдохнул сладкий, отдающий мятой и жимолостью запах.
– Как тебя зовут, малышка?
– Лара, Император. Я знаю место, где целая поляна таких цветов.
– Может быть, ты мне покажешь ее?
– Это далеко, Император.
– Зови меня Грей, – Император с трудом оторвал взгляд от лица девочки. Посмотрел на растерянного мальчика, подмигнул ему, и протянул весь букет. – Ничего, что далеко, Лара. Я попрошу дать нам хороший флаер.
Заминка тянулась слишком долго, чтобы быть случайной. Президент Таури, которого близкие друзья по-прежнему называли «полковник Штаф», слегка повернул голову к директору СИБ Таури. Рядом с ними никого не было, и президент спросил прямо:
– Кого выпустили приветствовать нашего Высокоморального?
– Девочек не помню, господин президент. Список менялся раз двадцать… сплошные интриги и просьбы.
Он помолчал и добавил:
– Мальчик – мой внучатый племянник.
– Забавная идея, но, похоже, ты просчитался.
Император Грей шел по посадочному полю, о чем-то разговаривая с одной из девочек.
– Это протеже Фискалоччи, – понижая голос сказал директор СИБ.
– Кто-то выигрывает, кто-то нет, – равнодушно сказал президент. – Хорошо, что ему хоть одна понравилась.
Широко улыбаясь он двинулся навстречу Императору.
6.
Получить эти места, наверняка, стоило Ванде не только денег, но и связей. Балкончик с тремя креслами находился всего метрах в пятидесяти от трибуны. В огромном здании театра было много хороших мест – но это отличалось не только прекрасным видом на сцену, но и иллюзией уединенности.
– Рашель видишь? – тихо спросила Каховски. Дач пробежался взглядом по залу:
– Нет.
– В последнем ряду. По центру.
Дач кивнул, поднес к глазам бинокль. Девушка казалась очень спокойной, отстраненной от всего происходящего. Она сидела рядом с плотным мужчиной, на груди которого поблескивали планки медалей и крошечный орден «Карающего Меча». Кей поспешно отвел бинокль и сказал:
– Ее мать не пришла.
– Да, я разговаривала с ней. Она очень растроена. У нее строгие взгляды.
Кей вновь посмотрел на трибуну. Там суетился паренек в форме таурийской полиции – стряхивал невидимые пылинки, передвигал хрустальный бокал, добиваясь ведомой лишь ему симметрии.
– Задерживается Грей.
– Прекрасно, – Ванда скупо улыбнулась. – Император всегда был точен на церемониях.
Едва слышно заиграла музыка. Гимн Империи поплыл над залом – на мгновение заглушенный шорохом тысяч встающих людей. Паренек быстро шмыгнул в сторону. Из темноты сцены выступил мужчина в нарочито старомодном костюме. Длинные, блестящие от лака волосы падали на потертый пиджак. Мужчина взмахнул рукой, поднося к губам микрофон.
– Сам Микеле-Микеле, – с неприкрытым удовольствием сказала Ванда. Лучший тенор Империи и прежде сопровождал Грея в Преклонениях Ниц.
– Империя… Империя… – тихо, словно пробуя голос пропел мужчина. Зал отозвался, слитным многоголосым эхо:
– Империя…
Дач, плотно сжав губы, смотрел на певца. Потом протянул, почти точно скопировав голос Микеле-Микеле:
– Империя.
Сцену окутало облако голубого света. Певец встал на одно колено и взлетевшим голосом запел:
– Империя, Империя, ты самая могучая,
Империя, Империя, любимая моя…
Дач шевелил губами, повторяя слова. Империя не виновна ни в чем. Виновны только люди.
– И снова поднят стяг… – Микеле-Микеле, не вставая с колен, повернулся в темноту сцены. Облако света уже сформировало флаг.
– Внимание, – шепнула Ванда. Сквозь бесплотный мираж шел Император.
На мгновение Дач ощутил разочарование. Грей не казался человеком, вторые сутки подвергающемуся психоломке. Такой же как на картинах и в Ти-Ви передачах. Плотный, пожилой, лишь одетый сейчас не в эндорийскую тунику, а в шорты и короткую рубашку по моде Таури.
Он мог быть кем угодно – но не безумцем.
Грей опустился на колено перед Микеле-Микеле. Красно-голубой флаг бился за его спиной.
– Не перед человеком преклоняюсь, перед Империей, – неожиданно хрипло сказал Микеле-Микеле. У него словно было два голоса – для пения, и для разговора.
– Не Империя преклоняется, а Император, – ответил Грей.
Они поднялись – Грей пожал руку певцу, и тот не торопливо ушел в темноту.
Дач почувствовал возбуждение. Голос! Голос Императора изменился. В нем отчетливо прорезался эндорийский гортанный акцент, от которого Грей избавился столетия назад. Возрастная регрессия?
Кей взял Каховски за руку, быстро сжал пальцы. Ванда ответила неожиданно сильным рукопожатием. Она тоже заметила – или почувствовала его радость.
Грей вышел к трибуне, низенькой, полупрозрачной, из серого стекла. Обвел взглядом зал, тихо произнес:
– Лучшие из лучших бойцов Империи колонизировали Таури. Я знаю, вы здесь… мои боевые товарищи…
Он тянул слова. Едва заметно… словно заставлял себя говорить, думая о чем-то другом.
– Сколько лет… сколько лет… Мы победили в войне, мы покорили Галактику. Помните? Тогда жизнь пьянила…
Зал сидел тихо, зал слушал. А вот в первом ряду, где вместе с планетарным руководством сидели придворные, возникло легкое движение. Император уклонился от намеченной речи.
Дач и Каховски обменялись торжествующими взглядами.
– …сейчас жизнь просто длится. Я чего-то ждал от этого Преклонения… не знаю. Увидеть ваши лица, понять, что я еще не стал живым знаменем…
Император обернулся к голографическому стягу, полощущемуся на сцене:
– Вам не надоели иллюзии? Уберите этот… фейерверк. Нельзя делать флаг символом, сквозь который можно пройти! Ваши знамена… сто раз подобранные в обломках звездолетов, поблекшие от излучений – где они? Вы отметили ими границы своих садов?
Зал зашумел. Едва уловимо, растерянно.
– Таури… Сад… Рай… Прожили жизнь, и заслужили рай.
Сцена погрузилась во тьму, флаг погас. В глубине кто-то суетился, потом двое мужчин торопливо вынесли к трибуне настоящее знамя, поставили, прислонив. Знамя свисало вдоль древка, торжественности в нем было не больше, чем в тряпке.
– Так, – изменившимся тоном произнес Император. – Подданные мои… Верные сыны и дочери Империи! Я горд вступить на вашу землю – не Императором, человеком. Жемчужина наших планет, Таури…
Он замолчал. В зале нарастал шум. Потом исчез – разом, это включились звукоподавители.
– Мне его жалко… – прошептал Кей. – Ванда, мне Его жалко!
Император стоял, облокотившись на трибуну, глядя себе под ноги. Сказал, наверное, еще тише, чем Дач, но его голос автоматика услужливо разнесла по всему залу:
– Трудно первые сто лет, господа. Дальше просто скучно. Заигрывать с меклонцами и булрати, грозить пальцем остальным. Пороть планетарных правителей… иногда…
В первом ряду медленно поднялась грузная фигура посла булрати. Постояла секунду – кто-то привстал рядом, быстро говоря что-то чужому. Булрати сел.
В первом ряду медленно поднялась грузная фигура посла булрати. Постояла секунду – кто-то привстал рядом, быстро говоря что-то чужому. Булрати сел.
– О боги… – прошептала Ванда. – Это перебор…
Кей быстро посмотрел на Томми. Парень улыбался. Его явно забавляло происходящее.
– Я преклоняюсь перед вами, – Грей вышел из-за трибуны. Полуприсел, разводя руками. Это походило на кокетливый книксен, но уж никак не на положеное «преклонение ниц». – Вы сумели слиться со своими деревьями.
Грей развернулся и неторопливо пошел в темноту.
Зал молчал. Никакие звукоподавители не требовались, это была подлинная немая сцена.
– Пойдемте? – Томми тронул Кея за плечо.
– Пошли, – Дач протянул Каховски руку. – Полковник, выбираемся…
Ванда тяжело поднялась из кресла. В ее глазах была тоска:
– Кей, неужели через сотню лет и я… Идемте, мальчики. Сейчас наш мудрый президент начнет извиняться за Императора и призывать всех к покаянию.
Они еще не успели вызвать лифт, когда из зала донеслось:
– Господа! Император Грей погружен в раздумья о судьбе Империи. И упрек его справедлив. Вспомните…
Двери лифта отсекли звук. Кей спросил:
– Когда должен быть пик?
– Завтра, во время шествия. Дьявол, я сама испугана результатом.
– Вы прекрасно поработали, полковник.
Каховски покачала головой:
– Нет, что-то не так. Слишком быстрая реакция. Слишком быстрая.
В вестибюле, где огромные портреты таурийских актеров были на время декорированы имперскими флагами, уже толпились люди. Те, кто подобно Каховски не считал нужным слушать президента, те, кто почувствовал. Женщины в ярких накидках, мужчины в строгих, официальных шортах и футболках. Кто-то направился к Ванде – она на ходу покачала головой.
– Быстрее, Кей.
Сквозь пение климатизатора, мерцание температурного барьера они выбежали из театра. Уютная площадь – сейчас слишком маленькая для собравшихся таурийцев, тех, кто не смог попасть в театр, но постарался быть ближе к Императору. Люди смотрели вверх, на изображение Президента. Тот вещал:
– …да, не привыкли мы к упрекам. Как сказал Император о знаменах наших…
– Вонючий некрофил… – прошипела Каховски, прокладывая дорогу в толпе. Кей, держа Томми за руку, едва поспевал за ней. – Тебе ли говорить о чести…
Наконец они выбрались в ближайший переулок. Не сговариваясь обернулись.
Три серебристые точки, зависшие над городом, снижались к театру. Им навстречу уже поднимался императорский челнок – сорок тонн комфорта, закутанных в броню и силовые поля.
– Только посмей… – прошептала Ванда.
Челнок стрелой пошел в небо. Истребители, остановившись, секунду висели над театром. Потом рванулись следом.
– «Синяя птица», многоцелевой космоатмосферник, – не то с гордостью, не то с завистью сказала Каховски. – Такие бы двести лет назад…
– Чего вы боялись, полковник? – спросил Кей.
– Точечного удара, – рассеянно ответила Ванда. – Император мог решиться на устранение свидетелей. Но он, похоже, не понимает, чего наговорил.
– Там же Рашель, в театре!
– Не было времени ее вытаскивать… Все обошлось, Кей.
– Она могла погибнуть!
– Дач, ты жесток, лишь пока речь идет о незнакомых тебе людях. Это смешно.
– Полковник, так нельзя!
– Только так и можно, Кей. Где ты оставил флаер?
7.
Дач пил. Бутылка хейгарского бренди шестилетней выдержки – это оказалось немало даже для его комплекции. Он напился быстро и целеустремленно, запершись в своей комнате, предваряя каждый бокал долькой лимонного «яблока».
Дважды звонил видеофон – настойчиво и безнадежно. Кей даже не взглянул на код абонента. Бутылка пустела, этикетка-индикатор, чувствовавшая лишь одного человека, предупреждающе багровела.
В дверь стучали – Кей поленился вставать. Он заснул прямо в кресле, старательно разувшись и расстегнув ворот рубашки.
Ему приснился Грааль. Каменистая пустыня и ослепительный блик солнца – которого никогда не бывает во сне.
Он шел рядом с Артуром. Он снова был проводником, телохранителем и не было нужды о чем-то думать. Убивать и хранить – только то, что он умел. Он помнил, что это сон, он помнил прошедшие годы. Но Артур по прежнему был мальчишкой. Маленький король все еще шел к Богу.
– Я убил Грея, – сказал Кей, и поправился: – …убью. Мы сломали его. Не надо никуда идти. Нам не нужен Бог.
Артур не ответил, лишь покачал головой. Глупый пацан… Кей хотел сказать что-то еще, но впереди, на рыжих камнях, темнело шоколадное пятно, и пришлось доставать пистолет, и ускорять шаг… Это был всего лишь алкарис, но даже хрупкая плоть птицеподобного способна убивать…
– Ты зря прервал путь, Дач, – сказал Ищущий Истину. – Тебе нужен Бог. Империи людей нужен Бог.
– Бога нельзя убить, – ответил Дач. – Нам не нужен Бог.
Артур взял Кея за руку. Сказал, спокойно и твердо:
– Убей алкариса.
Дач поднял пистолет.
– Ты поймешь сегодня. Ты уже понял, – сказал алкарис. – Ты воюешь с марионеткой. Дойди до цели, Корь.
Выстрел – бессмысленный, как в Кертиса Ван Кертиса. Ищущий Истину взмахнул крыльями – взмывая в жаркое небо.
– Убей их всех! – закричал Артур. Дач повернулся – и увидел Рашель, и ее сестру, которую он никогда не видел воочию, и Ванду Каховски, с маленькой лопаткой в руке…
– Я уже убил их, Артур, – сказал Кей.
…Он выполз из кресла, дошел до ванной, его стошнило прямо на пол, но это уже было не важно. Дач пустил ледяную воду, сделал глоток – его вырвало снова.
– Идиоты, – прошептал он, вставая с колен.
Было уже утро. Дач сбежал по лестнице – в гостинную, где перед развернутым экраном телевизора сидела Ванда. В ее руках сновали спицы.
– Вовремя протрезвел, – сухо сказала она. – Начинается шествие, идет прямая трансляция.
Из корзинки с вязаньем она извлекла банку пива, бросила ее Кею.
– И оттащи Артура от компьютера. Я не в силах.
Дач поставил банку на стол. Глянул мельком на экран – президентский дворец, откуда начиналось шествие, толпы народа на улицах, кружение флаеров в небе, серебристые точки истребителей среди редких облачков.
– Что с тобой, Дач?
– Где Рашель?
– У дворца. Им прислали пропуск в гостевую ложу. Что случилось, Дач?
– Почему мы решили, что Грей создал наш мир?
Каховски нахмурилась:
– Алкарис…
– Ни разу не назвал имени.
– Но Император…
– Сходящий с ума от скуки. С двумя забавами – сексом и интригами столетней давности. И это – властелин Вселенной?
Ванда уже не сидела. Она оказалась рядом с Кеем, вцепившись ему в плечи:
– Сволочь…
– Нет, просто дурак. Мы зря его сломали.
– Мы не сломали его! Конечная фаза психоломки строилась на твоих словах – что он создатель нашего мира. Это сбой, Дач! Это катастрофа!
Томми, остановившись на лестнице, удивленно смотрел на них:
– Что случилось?
– Сейчас увидишь… – Ванда повернулась к экрану.
Гример нервничал. Дермотонер в его руках вздрагивал.
– Это не нужно, – повторил Грей.
– Но правила…
– Их устанавливаю я. Я! Понимаешь?
Гример отступил на шаг. Прослужив Императору полсотни лет он ухитрился еще ни разу не нарваться на его гнев. Беспомощно оглянулся на девочку – новую фаворитку Императора.
– Давай я тебя разрисую! – соплячка спорхнула с дивана, бесцеремонно плюхнулась на колени Императора. – Грей, давай я тебя раскрашу!
– Зачем? – мягко спросил Грей. – Это искусство.
– А я научусь! Какая разница, как ты будешь выглядеть?
Грей кивнул гримеру. Тот послушно протянул тонер, быстро переключая его на телесный цвет и минимальную мощность.
– Когда я была маленькой, – важно сказала девочка, – я устраивала балы для кукол. Словно я Императрица – а они подданные.
– Ты ей будешь. Если хочешь.
Гример начал тихонечко отступать к двери. Ему хотелось испариться. Телепортироваться куда-нибудь… лучше – сразу на Терру.
– Я иногда наряжалась красиво, – задумчиво водя тонером над обрюзгшим лицом Императора произнесла девочка. – А иногда размалевывала себя по всякому, или даже раздевалась догола, и играла в оргии. Это же только куклы, с ними все можно. Я их сама покупала.
– Мне надо приветствовать людей, а не играть, – не шевелясь сказал Грей. Гример взялся за ручку двери – поймал взгляд Императора и застыл.
– Они все твои куклы, – тонер коснулся лба Грея. Неровная темная полоска протянулась над его бровями. – Ты с ними играешь.
– Ты не права, Лара… – Император поморщился.
Девочка словно не слышала его слов. Она взяла Грея за руку, на время забыв о тонере:
– Ты их придумал, а они с тобой играют. И я с тобой играю. Давай нарисуем…
Грей мягко снял девочку с колен. Встал, плотнее запахнув халат. Спросил:
– Что с тобой? Малышка…
Девочка по-прежнему цеплялась за него.
– Это же так здорово! – она попыталась прижаться к Грею, тот осторожно отстранил ее. – Грей, придумай еще что-нибудь…