Роланд склонялся к тому, что да, но, пусть он дважды держал в руках розовый Магический кристалл, однажды — юношей, второй раз — мужчиной, и дважды с его помощью отправлялся в те самые путешествия, второй раз с друзьями, мгновенно преодолевая время и пространство, Кристалл не отправлял его в Прыжок.
«Но откуда ты это знаешь? — спросил он себя. — Как ты можешь это знать, Роланд, находясь в этом состоянии?»
Потому что Катберт и Ален сказали бы ему об этом, вот откуда.
Ты уверен?
Ответом стало возникшее в груди странное, неопределенное чувство. Негодование? Ужас? Ощущение, что его предали? И он вдруг осознал, что нет, совсем даже и не уверен. Точно он знал лишь одно: хрустальный шар засосал его внутрь, и ему повезло в том, что в конце концов выплюнул наружу.
«Но здесь никакого шара не было», — подумал он, и вновь услышал другой голос, сухой, бесстрастный голос своего старого, хромого учителя, который так и не перестал горевать о единственном, безвременно умершем сыне. Голос этот произнес все те же слова:
Ты уверен?
Стрелок, ты уверен?
6Все началось с тихого потрескивания. Роланд первым делом подумал на костер: кто-то из них бросил в него ветку с зелеными иголками, огонь наконец-то добрался до них, вот иголки, загораясь, и затрещали. Но…
Звук усиливался, уже более напоминая треск электрических разрядов. Роланд сел, посмотрел на членов своего ка-тета, спавших по другую сторону костра. Глаза его округлились, сердце ускорило бег.
Сюзанна отвернулась от Эдди, чуть отодвинулась. Эдди тянулся к Джейку, Джейк — к Эдди. Их руки соприкоснулись. И, прямо на глазах Роланда, резкими рывками, они начали то исчезать, то появляться. То же самое проделывал и Ыш. Когда они исчезали, тусклое серое мерцание, формой повторяющее тела всей троицы, резервировало их место в этой реальности. Всякий раз возвращение сопровождалось треском. Роланд видел, как рябь пробегает по закрытым векам: под ними перекатывались глазные яблоки.
Они, конечно, спали. Но не просто спали. Они перешли в состояние, которое позволяло путешествовать между мирами. Вроде бы Мэнни умели это делать. И шары Радуги Мэрлина, судя по всему, могли заставить человека осуществить такое путешествие, хотел он того или нет. Один шар точно мог.
«Они могут застрять между мирами и погибнуть, — подумал Роланд. — Ванни говорил и об этом. Предупреждал, ментальные прыжки — опасное дело».
Что еще он говорил? Но на копание в памяти времени Роланду не осталось, потому что в этот момент Сюзанна села, натянула чехлы из мягкой кожи, которые он ей сшил, на свои культи, забралась в кресло-каталку. А мгновение спустя уже катила к деревьям на северной стороне дороги. К счастью, в сторону, противоположную той, где расположились лагерем люди, что наблюдали за ними.
Роланд застыл, не зная, как поступить. Но быстро принял очевидное решение. Он не мог разбудить Эдди и Джейка во время ментального прыжка, слишком велик был риск. А вот за Сюзанной идти мог, он это уже не раз проделывал, идти и надеяться, что она не попадет в беду.
«Ты так же можешь и подумать о том, что может вскорости произойти, — услышал он сухой, лекторский голос Ванни. Вернувшись, старый учитель решил какое-то время побыть с учеником. — Рассудительность никогда не была твоей сильной стороной, но, тем не менее, ты должен прикинуть, что к чему. Ты, разумеется, захочешь подождать, пока твои преследователи сами не дадут о себе знать, пока ты не поймешь, что им нужно, но в конце концов, Роланд, тебе придется действовать. Так что хорошенько подумай. И лучше раньше, чем позже».
Да уж, раньше всегда лучше, чем позже.
Треск, резкий, громкий. Эдди и Джейк вернулись, Джейк лежал, обняв Ыша, и тут же исчезли вновь, оставив после себя едва заметное мерцание. Ну и ладно. Его работа — приглядывать за Сюзанной. Что же касается Эдди и Джейка, все в руках Божьих.
Допустим ты вернешься, а их не будет? Такое случается, Ванни об этом говорил. И что ты скажешь ей, когда она проснется и увидит, что они исчезли, ее муж и приемный сын?
Ответы на эти вопросы он мог поискать и потом. А на тот момент его больше всего занимала Сюзанна, безопасность Сюзанны.
7На северной стороне дороги, огромные, многовековые деревья стояли на достаточно большом расстоянии друг от друга. Их ветви зачастую переплетались, но на земле места для проезда кресла-каталки хватало с лихвой, и Сюзанна развила приличную скорость, лавируя между неохватными стволами, катясь вниз по склону по пружинящей подстилке из опавшей листвы и хвои.
Не Сюзанна. Не Детта или Одетта. Эта женщина называет себя Миа.
Роланд не стал бы возражать, назови она себя и Королевой Зеленых Дней, при условии, что она вернулась бы целой и невредимой, а те двое, оставшиеся у костра, никуда бы не делись.
Роланд уловил запах более свежей зелени, камышей и водорослей. Вместе с ним пришел запах тины, кваканье лягушек, уханье совы, плеск воды, словно кто-то в нее прыгнул. За плеском последовал пронзительный предсмертный крик. Кто-то умер, то ли прыгун, то ли тот, на кого прыгнули. Появились кусты, сначала одиночные, потом заросли. Над головой кроны деревьев слились между собой, отсекли затянутое облаками небо. В воздухе зазвенел писк комаров и мошки. Болотные запахи становились все сильнее.
На подстилке из опавшей листвы и хвои колеса кресла-каталки практически не оставляли следов, но по мере появления кустарника, Роланд то тут, то там замечал сломанную ветку или сорванный лист. Земля становилась все мягче, и колеса уже продавливали в ней колею. Еще через двадцать шагов колея начала заполняться водой. Но Миа все замечала, определенно не хотела застрять, а потому, еще через двадцать шагов, он наткнулся на пустое кресло-каталку. На сидении лежали ее штаны и рубашка. В болото она пошла голой, не считая кожаных чехлов, которые закрывали культи.
Над озерцами стоячей воды висели ленты тумана. Над водой поднимались заросшие травой кочки. На одной, прикрученное проволокой к стволу мертвого дерева, стояло, как поначалу показалось Роланду, древнее соломенное чучело. Однако, подойдя ближе, он увидел, что это человеческий скелет. Лоб проломили внутрь, оставив треугольник черноты между пустыми глазницами. Такую рану могли нанести примитивной боевой дубинкой, а труп (или его мятущуюся душу) оставили на болоте, пометив им границу территории какого-то племени. Племя это, возможно, давно вымерло или переселилось в другие места, но Роланд понимал, что осторожность не повредит. Поэтому вытащил из кобуры револьвер и продолжал идти следом за женщиной, перепрыгивая с кочки на кочку, иногда морщась от боли в правом бедре. И ему приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы не отстать. Частично потому, что ее, в отличие от Роланда, не занимали мысли о том, как бы сохранить одежду сухой. Обнаженная, как русалка, она и вела себя соответственно, чувствуя себя, как дома и в грязи, и в болотной жиже, и на сухой земле. Она переползала через большие кочки, скользила по воде между ними, изредка останавливаясь, чтобы сбросить с себя пиявку. В кромешной тьме своими движениями она напоминала большую рептилию.
В болото, которое становилось все более топким, она углубилась где-то на четверть мили. Стрелок по-прежнему следовал за ней. Старался не шуметь, хотя и сомневался, что в этом есть необходимость. Он полагал, что та ее часть, которая могла слышать, чувствовать, думать, находилась далеко отсюда.
Наконец, женщина остановилась, поднялась на култышках, ухватившись руками за ветки, чтобы сохранить равновесие. Уставилась на черную поверхность открытой воды, вскинула голову, замерла. Стрелок не мог сказать, большое это озерцо или маленькое: края тонули в тумане. Однако, какой-то свет на болоте был, слабое, рассеянное сияние, источник которого словно находился под поверхностью воды, возможно, им служили затопленные и медленно гниющие стволы деревьев.
Она стояла, оглядывая озерцо и влажную грязь ее берегов, как королева могла оглядывать… что? Что она видела? Банкетный зал? В это ему хотелось верить. Роланд тоже его практически видел. О нем ее мозг нашептывал его мозгу, предположение, что она видела банкетный зал, согласовывалось с ее словами и деяниями. Идея банкетного зала позволяла ее разуму разделять Сюзанну и Миа, как раньше, пусть и с помощью других средств, он многие годы разделял Одетту и Детту. У Миа могло быть много причин, побуждающих хранить в тайне ее существование, и, конечно, наиглавнейшая напрямую связывалась с жизнью, которую она несла в себе.
Малым, как она его называла.
Потом, столь неожиданно для него, что он всегда вздрагивал (хотя видел он это не в первый раз), она начала охотиться, для чего ей пришлось сначала подойти к самой кромке воды, а потом и ступить в нее. С ужасом и отвращением он наблюдал, как она раздвигает камыши, протискивается между ними. Теперь, отодрав от тела пиявок, она не отшвыривала их в сторону, а бросала в рот, как карамельки. Мускулы на бедрах перекатывались. Коричневая кожа блестела, как мокрый шелк. Когда она повернулась (Роланд к этому моменту отступил за дерево и превратился в одну из теней), он ясно увидел, как набухли ее груди.
Малым, как она его называла.
Потом, столь неожиданно для него, что он всегда вздрагивал (хотя видел он это не в первый раз), она начала охотиться, для чего ей пришлось сначала подойти к самой кромке воды, а потом и ступить в нее. С ужасом и отвращением он наблюдал, как она раздвигает камыши, протискивается между ними. Теперь, отодрав от тела пиявок, она не отшвыривала их в сторону, а бросала в рот, как карамельки. Мускулы на бедрах перекатывались. Коричневая кожа блестела, как мокрый шелк. Когда она повернулась (Роланд к этому моменту отступил за дерево и превратился в одну из теней), он ясно увидел, как набухли ее груди.
Проблема, конечно, не ограничивалась только «малым». Речь шла и об Эдди. «Да что с тобой, Роланд? — он буквально услышал голос Эдди. — Возможно, это наш ребенок. Я хочу сказать, никогда не знаешь наверняка. Да, да, я знаю, кто-то трахал ее, когда мы „извлекали“ Джейка, но это не значит…»
И так далее, и так далее, бла-бла-бла, как мог бы сказать Эдди, а почему? Потому что любил ее и хотел ребенка, родившегося от их союза. И потому, что Эдди Дин был прирожденным спорщиком. В этом он ничем не отличался от Катберта.
А в камышах обнаженная женская рука «выстрелила» и ухватила приличных размеров лягушку. Пальцы сжались, лягушка лопнула, внутренности и яйца потекли по запястью. Она поднесла руку ко рту, жадно все слизала, тогда как зеленовато-белые лапки еще продолжали дергаться. После запястья настал через покрытых кровью и слизью костяшек пальцев. Остатки лягушки она отбросила и крикнула что-то вроде: «Как тебе это нравится, мерзкая старая Синяя леди?» Низким, хрипловатым голосом, от которого по коже Роланда побежали мурашки. Голосом Детты Уокер. Обезумевшей от злобы.
А охота продолжалась. Следующей ей попалась маленькая рыбка… еще лягушка… и, наконец, царская добыча: водяная крыса, которая билась, извивалась, пыталась укусить. Но женщина переломала ей все кости и засунула в рот, с головой, лапами, когтями, хвостом. А мгновением позже наклонилась и выблевала лишнее, перекрученную массу меха и костей.
Допустим, я покажу ему вот это, при условии, что он и Джейк вернутся из тех странных мест, где они оказались после ментального прыжка, со словами: «Я знаю, у женщин, когда они вынашивают ребенка, вкусы становятся очень даже странными, но, Эдди, тебе не кажется, что это уже перебор? Посмотри на нее, ползает в камышах и болотной жиже, как аллигатор. Посмотри на нее и скажи, что она делает все это для того, чтобы накормить вашего ребенка. Человеческого ребенка».
И все же он будет спорить. Роланд в этом не сомневался. Не знал он другого: как поведет себя Сюзанна, когда он скажет ей, что она вынашивает некое существо, которое в глубокой ночью хочет кормиться сырым мясом. Только из-за этого проблем выше крыши, а тут еще этот чертов Прыжок. Да еще незнакомцы, которые следят за ними. Однако, незнакомцы являли собой меньшую из его забот. Собственно, их присутствие даже успокаивало. Он не знал, чего конкретно они хотят, но знал в принципе. Он уже встречал таких как они, много раз. И по большому счету, они всегда хотели одно и то же.
8Теперь женщина, которая называла себя Миа, продолжая охотиться, начала говорить. Роланд не впервые становился свидетелем этой части ее ритуала, но всякий раз стрелку становилось не по себе. Он смотрел на нее и все-таки ему с трудом верилось, что все эти голоса исторгаются из одного горла. Она спрашивала себя, как она поживает. Она говорила себе, что все у нее в полном порядке, благодарю вас, все о-очень хорошо. Она говорила о ком-то по имени Билл, а может, и Булл. Она осведомлялась о чьей-то матери. Она спрашивала о месте, которое называла «Морхауз», а потом отвечала себе, густым басом, безусловно, мужским голосом, что не нужно ей идти ни в «Морхауз» ни в какой другой хауз. И весело смеялась, наверное, восприняв последнюю фразу, как отменную шутку. Она всем представлялась, как Миа (то же происходило и в другие ночи), именем, хорошо знакомым Роланду по его прежней жизни в Гилеаде. Там оно почиталось, как святое. Дважды она делала реверанс, приподнимая несуществующие, невидимые юбки, отчего у стрелка сжималось сердце: впервые он увидел такой реверанс в Меджисе, куда его, Алена и Катберта отправили их отцы.
Она вернулась на берег озерца (к двери зала) мокрая, с блестящей от воды кожей. Постояла, не шевелясь, пять минут, десять. Вновь ухнула сова и, словно откликнувшись, луна вышла из облаков, чтобы обозреть территорию. Тем самым лишила убежища какого-то маленького зверька. Зверек метнулся к кустам, мимо женщины. Понятное дело, она молнией схватила его, впилась зубами в живот. Послышался хруст костей, треск разрываемой кожи, сменившиеся удовлетворенным чавканьем. То, что осталось от зверька, она подняла вверх, словно предлагая луне разделить с ней трапезу. Ее и без того темные кисти и запястья еще больше потемнели от крови. Постояв еще несколько мгновений, она резко развела руки, разорвав остатки зверька надвое, отбросила их, рыгнула и вновь вошла в воду. На этот раз просто плюхнулась, начала плескаться, и Роланд понял, что ночной банкет закончен. Она даже ела комаров, без труда отлавливая их на лету. Роланду оставалось лишь надеется, что ничего из съеденного не приведет к расстройству желудка. Раньше, впрочем не приводило.
Пока она смывала с себя грязь и кровь, Роланд ретировался тем же путем, каким и пришел, не обращая внимания на боль в правом бедре, стараясь идти максимально быстро. Он уже трижды сопровождал ее в эти ночные походы, и знал, насколько в таком состоянии обострены ее чувства.
Остановившись у кресла-каталки, он огляделся, чтобы убедиться, что не оставил следов. Заметил отпечаток подошвы сапога, разгладил его, бросил сверху несколько листьев. Только несколько, много выдали бы его. Покончив с этим, направился к дороге и лагерю, уже не торопясь. Знал, что она сначала приведет себя в порядок, а уж потом двинется следом. Он задался вопросом, а что видит Миа, когда чистит кресло-каталку Сюзанны. Маленький автомобиль? Тележку с паровым двигателем? Значения это не имело. А вот ее ум имел, да еще какое! Если б как-то ночью он не проснулся от желания справить малую нужду в тот самый момент, когда она отправлялась на одну из своих ночных прогулок, он бы, скорее всего, и не знал, какая она удачливая охотница, а такой прокол грозил весьма серьезными последствиями.
«Да уж, ты ей не чета, прыщ, — теперь, словно ему не хватало духа Ванни, явился и Корт. — Она и раньше тебе это доказывала, не так ли?»
Все так. Роланд знал, что она обладает умом трех женщин. Теперь к ним добавилась четвертая.
9Когда Роланд увидел разрыв между деревьями, дорогу, по которой они шли, где разбили лагерь в эту ночь, он остановился, дважды глубоко вдохнул. С тем, чтобы успокоить нервы. Получилось не очень.
«Будет вода, если Бог того захочет, — напомнил он себе. — В таких глобальных вопросах, Роланд, твои желания роли не играют».
Еще один вдох, и он вышел из-под деревьев. Шумно выдохнул, когда увидел, что Эдди и Джейк крепко спят, лежа у потухшего костра. Правая рука Джейка, которая, когда стрелок уходил из лагеря вслед за Сюзанной, сжимала левую руку Эдди, теперь обвилась вокруг Ыша.
Ушастик-путаник приоткрыл один глаз, посмотрел на Роланда. Тут же закрыл его.
Роланд не мог услышать приближения Миа, только почувствовал, что она уже совсем рядом. Быстро лег, перекатился на бок, положил голову на сгиб локтя. Застыв в этой позиции, наблюдал, как кресло-каталка выезжает из-под деревьев. Она вычистила его быстро, но тщательно. Роланд не увидел ни одного грязного пятна. Спицы блестели в лунном свете.
Она поставила кресло-каталку на прежнее место, грациозно соскользнула с него, двинулась к лежащему на земле Эдди. Роланд с некоторой опаской наблюдал, как она приближается к спящему мужу. Любой, кто встречался с Деттой Уокер, чувствовал бы эту опаску. Потому что женщина, которая называла себя матерью, не так уж сильно отличалась от той самой Детты.
Лежа неподвижно, словно скованный глубоким сном, Роланд изготовился к прыжку.
Но она лишь отбросила прядь волос со лба Эдди и поцеловала его в висок. Нежность этого жеста сказала стрелку все, что ему требовалось знать. Теперь он мог заснуть. Сюзанна заняла место Миа. Он закрыл глаза и позволил темноте проглотить его.
Глава 4. Разговор начистоту
1Утром Роланд проснулся раньше Сюзанны, но позже Эдди и Джейка. Эдди уже разжег маленький костерок на золе старого. Он и мальчик сидели к нему вплотную, словно сильно замерзли и хотели согреться, ели «буррито по-стрелецки». На лицах обоих читались волнение и тревога.
— Роланд, думаю, нам надо поговорить, — начал Эдди, едва увидел, что стрелок проснулся. — Этой ночью с нами что-то произошло…