Вы можете догадаться об остальном: терапевтическое чтение для роботов, поиск соответствующей литературы для них (очень скудной), попытки людей писать аналогичные книги (почти безуспешно, поскольку не сумели достичь азимовского понимания) или создавать их с помощью словомельниц (не сработало, словомельницы не могли воспроизводить соответствующие чувственные образы, ритм, даже словарь) и, наконец, появление таких авторов-роботов, как я. Количество случаев меланхолии и инволюционных психозов заметно снизилось, хотя они и не исчезли окончательно вместе с шизофренией. Так продолжалось до еще более грандиозного открытия.
Однако рождение роболитературы и творческого труда роботов было само по себе огромным шагом вперед, не говоря уже о медицинском аспекте проблемы, ибо все происходило как раз тогда, когда человеческие писатели уходили со сцены, оставляя ее словомельницам. Словомельницы! Черные бездушные пауки, плетущие паутину лживых эмоций и переживаний! Черные чрева — прости, Гаспар, мою горячность — умственной смерти! Мы, роботы, умеем ценить самосознание, возможно, потому, что оно приходит к нам сразу, чудесным образом, и дурманить его словодурью — все равно, что сжигать свои схемы разрядами. Конечно, некоторые роботы становятся слишком неумеренными в потреблении электричества, но эта жалкая кучка наркоманов скоро вымрет от перегрузки, если не найдет спасения в обществе анонимных электроголиков. Позвольте сказать вам…
Зейн Горт прервал вдохновенный монолог, видя, что няня Бишоп машет ему рукой.
— Простите, Зейн, все это крайне интересно, но через десять минут мне придется вернуться к гениальной братии и заняться некоторыми другими делами. А вы еще обещали рассказать о сексе роботов, как он появился и все такое.
— Правда, Зейн, ты собирался объяснить, откуда взялись роботы и роботессы.
Зейн Горт окинул молодых людей своим единственным глазом.
— Как вы все похожи, — сухо заметил он. — Вселенная велика, удивительна, захватывающа, полна неистощимой красоты и бесконечно разнообразной жизни, но лишь одно вас, людей, по-настоящему интересует. То, что заставляет вас покупать книги, создавать семьи и даже атомные теории (представьте себе) или писать стихи. Секс!
Гаспар и няня Бишоп запротестовали, но робот повел захватом:
— Ну да ладно. Мы, роботы, в такой же степени заинтересованы в нашем виде секса — с исключительно металлическими соединениями, яростными налетами электронных бурь, пылким вторжением в самые интимные схемы, — как и вы!
И он грубовато подмигнул фонарем.
27
— В центре обслуживания роботов доктора Вилли фон Вупперталя, — продолжал Зейн, — этого мудрого старого инженера — роботам позволяли лечиться электрошоком и самим выбирать величину напряжения, силу тока, длительность и другие условия. Видите ли, электрошок оказывает на электронный мозг такое же благоприятное воздействие, как и на страдающий от меланхолии или депрессии человеческий мозг. Однако, так же как и у людей, электрошок — обоюдоострое оружие и им нельзя злоупотреблять — доказательством тому служат ужасные примеры электронаркомании.
В те дни роботы были еще весьма асоциальны, но однажды двое, один из которых являлся новейшей, суперчувствительной уменьшенной моделью, решили подсоединиться вместе — по сути тот же шок, только такой, когда ток входит в схемы одного, а потом проходит через схемы другого. Для этого им вначале пришлось соединить свои батареи, а также моторы и электронные мозги. Они подсоединились скорее последовательно, чем параллельно, но едва были закончены все эти манипуляции, как они, не подключив даже внешний источник питания, почувствовали удивительный экстаз, огромное облегчение.
Кстати, няня, это, грубо говоря, и есть ответ на ваш вопрос о том, как далеко могут роботы зайти. Одно взаимное подключение вызывает легкую дрожь, но для глубокого удовлетворения необходимо не менее двадцати семи одновременных подключений типа мужчина-женщина. А у некоторых новых моделей даже тридцать три, хотя лично я вижу в этом упадничество.
Няня Бишоп, неожиданно припомнив, пробормотала:
— Так вот чем занимались два робота в кустах парка на прошлой неделе. А я-то думала, ремонтируют друг друга — так они были перепутаны проводами. Хотя продолжайте, пожалуйста.
— У некоторых из наших, — покачал головой Зейн, — не лучшие манеры. Возможно, даже слегка эксгибиционистские. Но, с другой стороны, половое влечение — это властное, пылкое, импульсивное чувство. В любом случае, благодаря Великому Дортмундскому Открытию выплеснулась целая гамма сексуальности, став жизненно важным фактором в конструировании или переделке роботов. (Несколько непеределанных роботов еще осталось, но жребий их суров.) Многому пришлось учиться: как продлевать удовольствие и делать его более полным, как сдерживать электроны до критического момента и тому подобное, но начало уже было положено.
Вскоре открыли, что самые сильные ощущения возникают тогда, когда один из роботов массивнее и крепче, иначе — роботнее, а другой — тоньше, чувствительнее или, как мы иногда говорим, тесснее. (Правда, слишком большая разница между партнерами опасна, поскольку тессный перегорает.) Эти два робота из Дортмунда стали моделями для производства роботов мужского и женского пола, нынешних роботов и роботесс, хотя обычная тенденция — копирование роботами биологии и обычаев человека — тоже сыграла свою роль. Так, у роботов традиционно все соединения имеют вид обычной электровилки— признак, по которому люди определяют мужской тип, в то время как роботессы обладают соединениями женского типа, иначе — розетками. У последних в связи с этим возникают иногда непредвиденные осложнения: например, роботессе необходимо срочно подпитаться, а подсоединиться можно только к стенной розетке. Для таких случаев у них есть двойное мужское соединение, но подобный акт очень их смущает, и они прибегают к нему лишь в полном одиночестве.
Теперь вы можете понять, почему мисс Блашес так обеспокоила мысль, что ее могли видеть с открытыми розетками, когда подпитывали электричеством.
Подражание человеческим обычаям в какой-то мере сказалось, очевидно, не лучшим образом, и на формировании наших отношений — ухаживании, браках и других степенях близости и видах союзов. Это же не позволило пойти на создание новых полов или принципиально новых видов полового удовлетворения. Видите ли, поскольку роботов производят искусственно, мы сейчас можем, как и люди, теоретически разработать какой угодно новый пол, вплоть до полностью новых (робоиды, робетты, робы, робаки, среди предложенных названий были даже робосуки), изобрести новые половые органы и новые способы сношений, не обязательно ограниченные двумя участниками (подобные опыты — соединения «цепочка» — можно время от времени проводить и теперь, но пока мы их не обсуждаем), и вообще посмотреть на секс свежим взглядом.
— Однако это все в теории, — сказал Зейн с легким вздохом. — А на практике мы, роботы, копируем человеческий секс и весьма тщательно. В конце концов, наша жизнь слишком уж связана с землянами из плоти и крови, а когда ты на Земле, то действуешь как землянин, особенно в постели или, как мы иногда говорим, «с горячими электродами».
Тем не менее, должен отметить, в неограниченной сексоинженерии есть что-то упадническое, если не маниакальное. Вероятно, оттого, что секс, хотя и важен для электронного здоровья, для нас всего лишь наслаждение, поскольку не служит для воспроизводства, по крайней мере, на нынешнем этапе.
И последняя практическая причина, держащая нас в традиционных рамках по отношению к сексу, заключена в опасении, что если мы сделаем половую жизнь чрезвычайно разнообразной, причудливой и элегантной, то люди с их биологически ограниченными возможностями воспылают ревностью и возмущением. А вот этого мы совершенно не хотим, что бы там ни случилось!
Поэтому наши роботы и роботессы весьма похожи на земных мужчин и женщин. Роботессы обычно легче в конструкции, их реакция быстрее, у них лучше чувствительность и приспособляемость, и в целом они более выносливы, хотя и с некоторыми тенденциями к истерии. Роботы же, или роботные роботы, созданы для тяжелого физического труда и более фундаментальной умственной деятельности, что требует супертяжелого электронного мозга. Они склонны к обязательному прямолинейному мышлению с некоторыми шизоидными тенденциями.
Отношения между роботами и роботессами строятся обычно по принципу моногамм, включая брак или, по крайней мере, взаимную привязанность. К счастью, большинство мест, где трудится железный народ, предполагает равное количество роботов и роботесс. Кажется, мы получаем то же удовольствие, что и вы, люди, зная о существовании того, от кого можем полностью зависеть, включая горести и радости. Впрочем, мы, наверно, разделяем ваше смутное желание иметь более широкий круг отношений, сопереживаний и восторга.
— Так вкратце выглядит секс роботов, — подытожил Зейн. — Я надеюсь, няня Бишоп, рассказанное позволит вам разобраться в моей личной проблеме. Суть ее, повторяю, такова: далеко ли я могу зайти с роботессой, которую нахожу очень красивой и привлекательной, хотя она глуповата и пуританка.
Няня Бишоп нахмурилась.
— Что ж, Зейн, первая мысль, которая у меня возникла, — нельзя ли изменить схемы мисс Блашес так, чтобы уменьшить ее пуританство? Сдается мне, что роботы постоянно занимаются этим.
— Вы шутите?! — воскликнул Зейн. — Или, клянусь святым Эандо… — Он быстро шагнул к няне Бишоп и поднял открытые захваты, чтобы схватить ее за горло.
28
Девушка побледнела, а Гаспар попытался было оттолкнуть Зейна, но захваты замерли на некотором расстоянии от шеи няни.
— Для вас будет гораздо лучше, если это окажется лишь неудачной шуткой, — продолжал робот ледяным тоном. — Изменять личностные схемы робота, чтобы повлиять на его поведение, — вдвое хуже, чем хирургия на человеческом мозге, не говоря о том, что она намного проще. Личность робота очень легко изменить, поэтому он инстинктивно защищает ее изо всех сил. — Зейн опустил захваты. — Простите, если я напугал вас, — произнес он уже более мягким тоном, — но я должен был выразить свои чувства по этому поводу. А теперь, умоляю вас, дайте мне совет.
— Ну… э-э… я не знаю, Зейн, — неуверенно начала няня Бишоп, мимоходом бросая на Гаспара взгляд, выражающий, как ему показалось, скорее раздражение, чем испуг. — Так сразу… э-э… вы с мисс Блашес вряд ли подходите друг другу, хотя по опыту людей можно судить, что сильный блестящий муж и красивая глупая жена великолепно уживаются вместе, но я не знаю, насколько это правда. Психометрист Шарон Розенблюм говорит, что разрыв в коэффициенте интеллекта должен быть не менее тридцати пунктов. Гаспар, может, твой опыт прольет на это больше света? Насколько глупа Элоиза Ибсен?
Сделав вид, будто последний вопрос его не касается, что, правда, не совсем удачно вышло и придало ему глуповато-надменный вид, Гаспар поинтересовался:
— Не хочу показаться грубым, Зейн, но в твои намерения по отношению к мисс Блашес входит и брак?
— Я не безгрешен, — признался Зейн, — но отвечу: да. Между нами, многие роботы ведут весьма беспорядочную жизнь. И клянусь святым Генри, кто может винить их в этом? Однако я не такой. Я считаю отношения неполными и неудовлетворительными, если нет продолжительности на уровнях мысли, чувства, действия — короче, всей жизни в целом.
Первая мысль Гаспара была настолько по-детски порочна, что даже немного удивила его. А подумал он о том, что теперь, когда Каллингема убрали с дороги, а больше никто, кроме, очевидно, Зейна Горвлекательная до безумия, но доктор Вольфрам всегда бросает ее ради Блэнды, своей золотой подруги.
— Зейн, — осенило девушку, — а не приходило ли вам в голову, что она умышленно старается выглядеть глупее? Женщины-роботессы иногда прибегают к такому приему, чтобы подольститься к человеку, который их интересует.
— Вы думаете, это возможно? — возбужденно спросил Зейн. — Клянусь святым Хенком, это так! Огромное спасибо, няня! Мне будет над чем поразмыслить.
— Пожалуйста. Я бы не очень беспокоилась и по поводу ее второго недостатка. Во всяком случае, древняя мудрость учит, что самые пуританские женщины оказываются потом самыми сексуальными, иногда даже чересчур. О Боже, время перевернуть мою братию и поменять соединения.
Девушка стала переставлять серебряные яйца с полки на полку, пристраивая их даже на большом столе, который находился в комнате. Во время этой процедуры она старалась наклонять яйца под каким-нибудь иным углом.
— Для чего вы это делаете? — удивился Гаспар.
— Изменяю давление в мозговых тканях и придаю немного разнообразия, — бросила няня через плечо. — Увы, это одно из правил Цуки.
— А, Цукерторт?
— О да, мистер Дэниел Цукерторт разработал целый свод правил, регулирующих уход за мозгами, их отношения друг с другом. Можно сказать, это своеобразная библия «Детской», как мы еще называем эту комнату. И поскольку у нас не было летальных случаев — которых и не должно быть, — нервные ткани, согласно Цуки, практически бессмертны. Нетрудно догадаться, что мы строго придерживаемся каждой буквы этой библии.
Зейн Горт, какое-то время очень внимательно наблюдавший за девушкой, несколько неуверенно предложил:
— Извините, но… не могли бы вы дать мне подержать одно?
Няня Бишоп порывисто обернулась, и лицо ее расплылось в улыбке.
— Отчего же, конечно, — просто сказала она, вручая роботу серебряное яйцо, которое в тот момент держала в руках.
Зейн прижал его к стальной груди и, тихо гудя, застыл как статуя. Вся эта сцена производила по меньшей мере странное впечатление, но Гаспар неожиданно поймал себя на том, что у него из головы не выходят загадочные слова Зейна о воспроизводстве роботов. Родить роботу роботенка, зачав и выносив его, подобно биологическим существам, в собственной утробе, казалось верхом невозможного или, во всяком случае, пределом инженерного абсурда, и все же…
— Если бы робот и человек могли жить вместе, — мягко произнес Зейн, — их отпрыск вполне мог бы быть таким, ну, хотя бы в начальной стадии, как вы думаете? — И он начал нежно укачивать яйцо, напевая колыбельную Шуберта.
— Хватит уже, — решительно и вместе с тем обеспокоенно заявила няня Бишоп. — Вы же знаете, что они вовсе не дети, а очень старые люди.
Зейн кивнул и осторожно, под наблюдением няни, водрузил яйцо на черный воротник-подставку. Взгляд робота блуждал по полкам, уставленным другими яйцеглавами.
— Старики или дети, они все равно выглядят как мост между человеком и роботом, — печально изрек он, — если только…
Тут послышались нечленораздельные крики, визг и топот ног. Мисс Блашес стрелой влетела в Инкубатор. Неистово увернувшись от объятий Зейна, она в истерике бросилась к няне Бишоп, которая, морщась от боли, все же выдержала хватку алюминиевых рук.
За мисс Блашес проскользнул Поп Зенгвелл, размахивая своим кадуцеем и выкрикивая хриплым голосом:
— Изыди именем Анубиса! Никаких роботов-репортеров!
— Зенгвелл! — властно окликнула няня Бишоп. Бородатый старец дернулся, будто рыба, пойманная на крючок — Убирайся отсюда, — ледяным гоном приказала девушка, — пока воздух не пропитался твоим перегаром, а спирт не отравил яйцеглавов. Это не робот-репортер. У тебя просто белая горячка. Зейн, вы забыли закрыть внутреннюю дверь.
— Извините.
Поп Зенгвелл моргнул, пытаясь разглядеть что-нибудь, глаза его превратились в щелки.
— Но, мисс Бишоп, — заскулил он, — только вчера вы приказали мне выслеживать роботов-репортеров… — Его голос становился все глуше по мере того, как он переводил взгляд с лица няни Бишоп на тело мисс Блашес. Казалось, он только сейчас увидел роботессу.
— На этот раз розовые роботы! — в отчаянии застонал Зенгвелл и, вынув из бокового кармана огромную фляжку, сделал вид, будто выбрасывает ее, но вместо этого поднес к губам и выскользнул обратно в приемную.
Няня Бишоп оторвалась от мисс Блашес.
— Возьмите себя в руки, — резко сказала она. — Что случилось в Рокет Хауз?
— Насколько мне известно, ничего, — обиженно ответила розовая роботесса. — Просто этот пьяный старик напугал меня.
— Но вы же сказали Зейну, что будете нянчить Полпинты и остальных.
— По-моему, я так и делала, — продолжала мисс Блашес тем же капризным тоном, — но потом мистер Каллингем заявил, будто я нарушаю процесс ведения конференции, и отправил меня в коридор. Мистер Флэксмен приказал мне охранять снаружи дверь с разбитым электрозамком, чтобы никто не мог ворваться вовнутрь. Я оставила дверь приоткрытой и смогла наблюдать за ними. — Поколебавшись, она добавила: — Знаете, няня, ох, не думайте, ничего не произошло, но мне показалось, что эти три мозга не очень-то счастливы в Рокет Хауз.
— Что вы имеете в виду?! — отрывисто спросила девушка.
— Ну, они звучали не очень счастливо, — припомнила роботесса.
— Что вы подразумеваете под «звучали»? — продолжала допытываться няня Бишоп. — Если они там скулили и говорили жалобные речи, то удивляться нечему. Я их хорошо знаю. Они будут долго ныть и жаловаться, прежде чем признаются, что им снова хочется стать писателями.
— Об этом мне ничего не известно, — сказала роботесса, — но как только один из них начинает что-либо возражать, мистер Флэксмен отключает его динамик, уж это-то я видела.
— Иногда так приходится делать, — неуверенно произнесла няня Бишоп. — Но если эти двое только… Они же поклялись, что будут соблюдать правила Цуки, я им оставила экземпляр. Что вы еще там видели, мисс Блашес?