Джесси взглянула на искалеченное тело мужа. На глаза навернулись слезы, но она сдержалась. Потому что подумала, что Министерство Выживания не одобрило бы эту слабость. Сейчас слезы были бы непозволительной роскошью. Но все-таки ей было жаль Джералда. Он умер, и это прискорбно. Но гораздо печальнее, что она осталась одна в такой дрянной ситуации.
– Вот вроде бы все. Больше добавить нечего, Брайан. Передавай мои наилучшие пожелания Вилларду и Кати. И вот еще, не мог бы ты расстегнуть наручники, прежде чем уйдешь? Я была бы очень тебе признательна.
Брайан не ответил, что было вовсе неудивительно.
Глава 23
Если ты собираешься выжить, Джесс, тогда послушай дружеский совет: перестань ворошить прошлое и подумай о том, что ты намерена делать в будущем… скажем, в ближайшие десять минут. По-моему, это не очень приятно – умирать от жажды здесь на кровати, а ты как считаешь?
Да, действительно неприятно… и жажда – это еще не самое страшное. Самое страшное – это боль. Джесси ощущала себя так, как, наверное, ощущали себя распятые на кресте. Эта мысль не давала ей покоя буквально с первых секунд пробуждения. Тяжелая мысль, гнетущая: распятие на кресте… В университете на курсе истории она читала статью об этом очаровательном старом способе пыток и казни и с удивлением узнала, что это только начало – когда тебе в руки и в ноги вбивают гвозди. Подобно карманным калькуляторам или льготной подписке на журналы, распятие – это настырный подарок судьбы, которого лучше бы избежать.
Самое мерзкое – это судороги и спазмы в мышцах. Джесси прекрасно осознавала, что те боли, которые она испытывала до сих пор – и даже та парализующая судорога, что прекратила первую панику, – это только цветочки по сравнению с тем, что еще ждет впереди. Мучения только начинаются. Постепенно судороги и спазмы будут проявляться все чаще и все интенсивнее. Руки, диафрагма, живот… к вечеру все ее тело превратится в один сплошной спазм. Руки и ноги будут неметь все сильнее, как бы напряженно она ни работала, чтобы восстановить кровообращение. Они все равно будут неметь, но онемение не принесет облегчения: к тому времени судороги доберутся уже до груди и желудка. Ее руки и ноги не были прибиты гвоздями, и она лежала горизонтально, а не висела на кресте у дороги, как побежденные гладиаторы в фильме «Спартак», но от этого было не легче – это только продлит мучения.
И что ты сейчас собираешься делать? Именно сейчас, пока боль еще не настолько сильна и ты еще не потеряла способности рассуждать здраво?
– Я сделаю все что смогу, – прохрипела Джесси. – Так что давай ты сейчас заткнешься и дашь мне спокойно подумать, ага?
Да пожалуйста, думай себе на здоровье.
Начать нужно с самого очевидного и простого решения. Как говорится, не мудрствуя лукаво… а дальше уже будет видно. А какое решение самое очевидное? Ну конечно, ключи. Которые так и лежат на туалетном столике, куда их положил Джералд. Два одинаковых ключа. Джералд был человеком донельзя сентиментальным и называл их «Первый ключ» и «Запасной». (Именно так – с большой буквы; Джесси явственно слышала эти заглавные буквы в голосе мужа.)
Предположим – просто предположим, – что ей удастся пододвинуть кровать к туалетному столику. Но получится ли у нее взять ключ и открыть замки на наручниках? Вот в чем вопрос… Хотя по здравом размышлении Джесси пришлось признать, что здесь два вопроса, а не один. Допустим, она возьмет ключ зубами – и что потом? Все равно у нее не получится вставить его в замок. Эксперимент со стаканом воды уже доказал, что губами она до наручников не дотянется, как бы ни старалась.
Ладно, с ключами проехали. Что у нас дальше по шкале вероятностей?
Минут пять Джесси напряженно думала, прокручивая в уме все возможности, как какой-нибудь кубик Рубика, но не придумала ничего конструктивного. И тут ее рассеянный взгляд наткнулся на телефон, который стоял на журнальном столике у восточного окна. Прежде она не рассматривала такой вариант спасения – как-то сразу решила, что с тем же успехом телефон мог находиться в другой вселенной, – но сейчас ей подумалось, что она несколько поторопилась с выводами. Все-таки телефон стоял ближе к кровати, чем столик с ключами, и аппарат был значительно больше, чем крошечный ключ от наручников.
Если ей удастся пододвинуть кровать к журнальному столику, может быть, у нее получится снять телефонную трубку ногой? И может быть, у нее получится нажать большим пальцем на кнопку вызова оператора – на ту, что в самом нижнем ряду, между кнопками * и #. Конечно, бред полный. Такое бывает только в каком-нибудь идиотском водевиле, но чем черт не шутит…
Нажать на кнопку, дождаться ответа и заорать что есть мочи.
Да, а спустя полчаса за ней приедут спасатели. Идея безумная, да. Но ничуть не безумнее ее придумки свернуть подписную карточку из журнала в соломинку для питья. Главное – она может сработать. И это вернее, чем двигать кровать через всю комнату к туалетному столику – а ведь надо еще придумать, как это сделать, – а потом изобретать способ, как взять ключ и вставить его в замок. В общем, стоит попробовать… Вот только была тут одна небольшая загвоздка: каким-то образом ей нужно сдвинуть кровать вправо, а это задача нелегкая. Кровать из красного дерева весит как минимум триста фунтов. По самым скромным прикидкам.
Но ведь можно хотя бы попробовать, девочка. И кто знает, а вдруг тебе будет приятный сюрприз… ты не забыла, что пол натерли воском к Дню Труда? И уж если изголодавшийся бродячий пес, у которого ребра торчат, сумел сдвинуть тело Джералда, то вполне вероятно, что и ты тоже сдвинешь кровать. Как говорится, попытка не пытка. В конце концов ты ничего не теряешь.
Хорошая мысль.
Джесси сдвинула ноги на левую сторону кровати, а плечи и спину осторожно переместила вправо. Потом она перевернулась на левое бедро. Ступни свесились с кровати… и внезапно ее ноги и туловище соскользнули влево и поехали вниз, как горный обвал, грозящий перейти в неконтролируемую лавину. Ужасная судорога свела всю левую половину тела, выгнутого под таким углом, который сделает не всякий тренированный акробат. Ощущение было такое, как будто кто-то быстро провел по ногам и боку раскаленной зазубренной кочергой.
Короткая цепочка между браслетами наручников на правой руке натянулась, и на мгновение боль в левом боку растворилась в другой вспышке боли – в правой руке и плече. Впечатление было такое, словно кто-то пытается выкрутить ей руку. Да что там выкрутить – вырвать. Теперь я знаю, что чувствует рождественская индейка, когда ей отрывают ножки, подумала Джесси.
Левая пятка коснулась пола; правая зависла в трех дюймах над полом. Тело выгнулось влево под совершенно неестественным углом, а правая рука до предела ушла назад. Туго натянутая цепочка безжалостно поблескивала в лучах утреннего солнца.
И вдруг Джесси подумалось, что она сейчас умрет. Вот в таком вот положении. Просто не выдержит боли. Она будет лежать здесь, постепенно теряя чувствительность, и в конце концов ее уставшее сердце проиграет битву и больше не сможет снабжать тело кровью – ее изломанное и растянутое тело. Ее опять охватила паника, и она принялась громко кричать о помощи, позабыв, что поблизости нет никого, кроме бродячего пса, обожравшегося адвокатом. Она отчаянно потянулась правой рукой к столбику кровати, но ей не хватило какого-то дюйма, чтобы схватиться рукой за опору.
– Помогите! Пожалуйста, помогите!
Нет ответа. В тихой, залитой солнцем спальне не было других звуков, кроме тех, которые издавала сама Джесси: хриплые крики, тяжелое сбивчивое дыхание, бешеный стук сердца. Она была совершенно одна, и если не сумеет взобраться обратно на кровать, она точно умрет здесь – как человек, подвешенный на крюке в мясной лавке. И действовать надо быстрее, потому что ее ягодицы продолжали скользить к краю кровати и тело смещалось, выкручивая правую руку под совсем уже невозможным углом. Как говорится, на грани срыва.
Совершенно не задумываясь о своих действиях, и уж тем более их не просчитывая (разве что тело, истерзанное болью, само знало, что надо делать), Джесси уперлась в пол левой пяткой и что есть сил оттолкнулась. Это была единственная точка опоры, которая еще оставалась у ее скрюченного болью тела, и – слава Богу – маневр удался. Нижняя часть тела выгнулась дугой, цепь между браслетами наручников на правой руке провисла, и Джесси схватилась за столбик кровати с горячечным рвением утопающего, вцепившегося в спасательный круг. Потом она подтянула себя назад, не обращая внимания на боль, рвущую спину и плечи. Как только ноги поднялись обратно на кровать, она отшатнулась подальше от края, как если бы опустила ногу в бассейн с акулами и заметила это как раз вовремя, чтобы ей не оттяпали пальцы.
Наконец ей удалось принять прежнее полусидячее положение: руки раскинуты в стороны, лопатки лежат на мокрой от пота подушке в сбившейся наволочке. Джесси опустила голову на деревянную перекладину. Она никак не могла отдышаться. Голая грудь блестела от пота. И это было ужасно – Джесси не могла позволить себе терять влагу. Она закрыла глаза и болезненно рассмеялась.
Это было волнующе, правда, Джесс? Незабываемые впечатления… Так твое сердце не билось, наверное, с восемьдесят пятого года, когда ты целовалась с Томми Дельгуидасом на рождественской вечеринке и всерьез собиралась залечь с ним в постель. Попытка не пытка – ты так, кажется, думала? Ну, теперь ты знаешь, что это не так.
Да. И она знает еще одну вещь.
Да? И какую же, лапушка?
– Я знаю, что мне не добраться до этого долбаного телефона, – сказала она вслух.
Да, все правильно. Когда она только что оттолкнулась пяткой от пола, она это сделала исключительно из-за паники. Если бы Джесси не запаниковала, ей бы в жизни не удалось оттолкнуться так сильно. Но при этом кровать не сдвинулась ни на дюйм. И теперь – уже задним числом – она сообразила, что это было и к лучшему. Если бы кровать сдвинулась, Джесси бы не удалось взобраться обратно. Тем более что кровать бы сдвигалась вправо, и если бы Джесси каким-то чудом удалось передвинуть кровать к окну, где стоял телефон, то она бы…
– Я бы болталась с другой стороны кровати. – Джесси не знала, плакать ей или смеяться. – Мать моя женщина, легче меня пристрелить, чтобы не мучилась.
Да, дела невеселые, – произнес у нее в голове один из НЛО-голосов, которого ей сейчас только и не хватало. – На самом деле есть у меня подозрение, что шоу Джесси Берлингейм только что благополучно накрылось. Ваше эфирное время вышло.
– Нет, так не пойдет, – хрипло проговорила Джесси. – Придумай еще что-нибудь.
Тут уже ничего не придумаешь. Вариантов было немного с самого начала, и ты перепробовала их все.
Она закрыла глаза и ей снова представилась – уже во второй раз с начала этого кошмара наяву – игровая площадка за фальмутской средней школой на Централ-авеню. Только на этот раз Джесси увидела не двух девочек на качелях-доске. Она увидела мальчика – брата Вилла, – который выделывал всякие трюки на турнике.
Джесси открыла глаза, сползла чуть ниже и запрокинула голову, чтобы получше рассмотреть горизонтальную перекладину в изголовье. Вилл, в частности, делал такую штуку: зависал на руках, потом резко подтягивал ноги, забрасывал их себе за плечи, перекувыркивался назад и приземлялся на ноги с другой стороны турника. Брат выполнял это сложное упражнение без всяких видимых усилий. Иногда Джесси казалось, что он кувыркается так, что его запрокинутые ноги проходят между расставленных рук.
Предположим, что я тоже сумею так перекувырнуться. Через эту проклятую перекладину. И…
– И приземлиться на ноги, – прошептала она.
Затея, конечно, опасная, но вполне осуществимая. Только сначала придется отодвинуть кровать от стены – потому что нельзя сделать сальто назад, если сзади нет места, куда приземлиться, – но Джесси подумала, что у нее должно получиться. Сперва нужно снять полочку (а это будет несложно, потому что она не прикручена, а просто лежит на кронштейнах), а потом запрокинуть ноги и упереться ступнями в стену над изголовьем. Ей не удалось сдвинуть кровать в сторону, но если отталкиваться от стены…
– Принцип рычага: тот же вес, но зато выигрыш в силе, – пробормотала она. – Законы физики в действии.
Она уже потянулась к полочке левой рукой, собираясь приподнять ее за край и сбросить с кронштейнов, но тут ее взгляд упал на наручники – и весь запал разом иссяк. Эти проклятые полицейские наручники с их убийственно короткими цепочками… Если бы Джералд пристегнул их к кровати немного повыше – хотя бы между первой и второй перекладинами, – тогда Джесси, наверное, решилась бы провернуть этот опасный трюк. Вполне вероятно, что она сломала бы оба запястья, но она уже дошла до того состояния, когда сломанные запястья казались вполне приемлемой платой за освобождение… в конце концов кости срастутся, правильно? Однако Джералд пристегнул наручники между второй и третьей перекладинами, а это было слишком низко. Если она попытается перекувырнуться назад, дело не ограничится сломанными запястьями; она себе вывернет оба плеча. Да что там вывернет… их просто вырвет из суставов под весом ее тела.
И попробуй потом еще сдвинуть эту кровать с обоими сломанными запястьями и вывернутыми плечами… Ничего себе развлечение.
– Нет уж, спасибо, – прохрипела она.
Давай подведем итоги, Джесс. Ты здесь застряла. Можешь меня называть голосом безысходности или отчаяния, если тебе от этого будет легче или если тебе так проще сохранить рассудок… а я всеми руками-ногами за то, чтобы ты его сохраняла как можно дольше… но на самом деле я голос правды. А правда сейчас заключается в том, что ты тут застряла.
Джесси резко повернула голову набок, не желая слушать этот доморощенный голос правды, но оказалось, что она не может его заглушить – точно так же, как не могла заглушить все остальные призрачные голоса.
Это настоящие полицейские наручники, а не какие-нибудь игрушки с мягкой подкладочкой под браслетами, которые можно открыть самой, просто дернув рукой, если кого-то вдруг занесет и он начнет заходить слишком далеко. Ты здесь прикована по-настоящему, и ты не какой-нибудь гуттаперчевый акробат из цирка, который может завязывать свое тело узлом, и не какой-нибудь эскейпист типа Гарри Гудини или Дэвида Копперфильда. Я ничего не придумываю, я говорю все как есть. И вот что я тебе скажу: положение у тебя безвыходное.
Ей вдруг вспомнилось, что с ней было, когда отец ушел из ее комнаты в день затмения. Она бросилась на постель и рыдала, пока ей не стало казаться, что сейчас ее сердце просто не выдержит и разорвется… ну и пусть бы оно разорвалось. Так, наверное, было бы лучше. Для всех. И вот теперь, когда ее губы уже дрожали, а глаза щипало от слез, она была очень похожа на ту несчастную девочку, которая плакала у себя в спальне в тот день, когда на небе погасло солнце: обессиленная, смущенная, испуганная и потерянная. Да, прежде всего – потерянная.
Джесси расплакалась, но ее хватило только на две-три слезинки. Должно быть, сработали защитные механизмы: ее организму сейчас нельзя было терять ни капли влаги. Но она все равно плакала, без слез, и ее рыдания были сухими, как ощущение наждачной бумаги, забившей горло.
Глава 24
Редактора и ведущие телепрограммы «Сегодня» в Нью-Йорке отработали очередной день и теперь отдыхают до завтра. На дочернем канале NBC, вещавшем на южный и западный регионы штата Мэн, началось местное ток-шоу (дородная тетушка – этакая добрая и уютная мамочка – в клетчатом переднике демонстрировала, как легко приготовить бобы в скороварке), потом показывали игру, участники которой отпускали дурацкие и совсем не смешные шутки и вопили почти в оргазмическом экстазе, когда выигрывали машины, моторные лодки и блестящие красные пылесосы. А в летнем домике Берлингеймов на берегу озера Кашвакамак новоявленная вдова снова уснула тревожным и беспокойным сном. И ей снова приснился кошмар – очень яркий и убедительный, как будто все происходило наяву.
Там, во сне, Джесси снова лежала в темноте, и какой-то человек, мужчина – или существо, притворявшееся человеком, – снова стоял в углу спальни и смотрел на нее. Это был не отец и не муж. Это был незнакомец; тот самый, который преследует тебя в кошмарных снах и самых болезненных, самых параноидальных видениях, – порождение твоих самых глубинных страхов. Это было то самое воплощение темного ужаса, которое Нора Кэллиган – с ее полезными советами на все случаи жизни и мягкой, практичной натурой – никогда не принимала в расчет. Это черное существо нельзя победить никакой логикой. Оно просто есть, и оно выбирает тебя в жертву.
Но ты меня знаешь, сказал незнакомец с длинным белым лицом. Потом наклонился и взялся за ручку сумки, что стояла на полу у его ног. Даже не сумки, а маленького чемоданчика. Джесси заметила, причем без всякого удивления, что ручка была сделана из челюстной кости, а сам чемоданчик – из человеческой кожи. Незнакомец поднял его с пола, щелкнул замочками и открыл крышку. И снова Джесси увидела кости и драгоценности; и вновь незнакомец запустил руку в глубь чемоданчика и принялся медленно помешивать его содержимое, и опять Джесси услышала те же страшные звуки – тихое клацанье и позвякивание.
Нет, я не знаю тебя, – сказала она. – Я не знаю, кто ты. Не знаю, не знаю!
Я Смерть, ясное дело, и сегодня вечером я вернусь. Только сегодня я вряд ли буду просто стоять в углу и смотреть. Сегодня я на тебя наброшусь … вот так!