Хоро вернулась такой же бесстрастной, как и прежде. Встав рядом с Лоуренсом, она сказала:
– В конце концов все к лучшему.
– А? – переспросил Лоуренс. Но Хоро продолжала смотреть на продающийся пустой дом.
Видимо, она имела в виду хлеб.
Из заботы о Хоро Лоуренс вывел ее гулять, водил по площади, а потом по торговому кварталу. Но, несомненно, лучше всего помогали улучшить ее настроение сладости.
Его все еще не прояснившаяся до конца голова крутила эту мысль, когда Хоро наступила ему на ногу.
И не просто наступила, а вдавила свою ногу в его.
В конечном итоге, пока Лоуренс водил ее там-сям, положение дел в городе отвлекло его, и он про нее забыл. Более того, хоть изначально Лоуренс взял с собой Хоро, чтобы ее взбодрить, но, увидев продающуюся лавку, он позабыл обо всем на свете, да настолько, что не заметил, как у него забрали драгоценный кошель; естественно, он позабыл и о Хоро.
Конечно, Хоро была сердита. И извиниться он не мог никак.
– Думаю, ты про меня забыл и там, где стучали по металлу.
Да, она заметила.
Лоуренс невольно втянул голову в плечи.
– Ты вышел в город и стал совсем как щенок. Что вот это, что вон то, что происходит здесь, а что вон там?
Мед на куске хлеба в ее руке, такой же горячий, как и сам хлеб, медленно стекал. В обычной ситуации Хоро не позволила бы пропасть даже капле, но на этот кусок она даже не смотрела.
Настолько рассержена она была.
Лоуренс ничего не ответил.
Извинись он сейчас, это лишь завершит образ бессовестного дурня.
Если Лоуренс был щенком, все, что ему оставалось, – ждать, пока гнев Хоро поутихнет и она перестанет его ругать.
В конце концов Хоро смилостивилась и убрала ногу с ноги Лоуренса.
И после короткой паузы взяла его за руку.
Как-то неуверенно взяла, точно борясь с редкой для себя стеснительностью.
– Я говорю, в конце концов все к лучшему.
– ?..
Лоуренс смотрел на Хоро, не понимая.
Хоро откусила от своего хлеба. У нее снова был раздраженный вид.
– Ты хочешь, чтобы я сказала больше?
Она снова наступила ему на ногу. Лоуренс развернулся вперед.
Однако Хоро его не отпустила. Ее щеки заметно покраснели – и вовсе не от холода.
Она разом откусила половину куска и засопела – возможно, оттого, что он был все еще горячий.
– Ты счастлив, как глупый песик, – произнесла Хоро, наигранно вздохнула, выпустив клуб белого тумана, и снова засопела. На Лоуренса она не смотрела, но он чувствовал, что это стоит ей серьезных усилий.
И в молчании глядя на профиль Хоро, Лоуренс увидел нечто куда более сладкое, чем мед на ее хлебе.
Хоро гналась за именем своего старого товарища по стае, но вместо того, чтобы встретиться с этим существом, получила лишь оставленное им послание.
Это было очень печально; вне всяких сомнений, сейчас в ее сердце творилось много такого, что могла понять лишь она сама.
Лоуренс же мог сделать ничтожно мало.
Чтобы он, живущий здесь и сейчас, мог восторжествовать над Миюри, оставшимся лишь в ее воспоминаниях, все, что ему надо было сделать, – каким-то образом приковать к себе ее интерес и двигаться вперед.
Конечно, хоть эта лавка и была недорога, купить ее прямо сейчас Лоуренс не мог. Он слишком мало знал о городе; более того, здесь было самое подбрюшье компании Дива. По правде сказать, он даже жалел, что город оказался таким оживленным.
Но сейчас ему вовсе не требовалось сказать что-то практичное. Любая фантазия сгодится; ему нужны были слова, полные надежды.
В конце концов Лоуренс придумал, что сказать.
– Прости, но давай вернемся на постоялый двор.
Хоро подняла глаза и недоуменно посмотрела на него.
– Я давно не рисовал, хочу нарисовать эту лавку.
Края ее губ чуть приподнялись. Однако он не ошибся.
Едва Лоуренс так подумал, уголки глаз Хоро тронула улыбка, а потом разошлась по всему лицу, точно хорошо замешанное тесто, в которое добавили масло.
– А может, ты хочешь ее купить?
Судя по этому ее вопросу, Лоуренсу действительно стоило бы говорить практично. Он и не думал, что Хоро может одобрить покупку лавки в этом городе.
Мысленно посмеявшись над собой, Лоуренс ответил, тщательно выбирая слова:
– Когда покупаешь что-то слишком дешево, есть риск впустую потратить деньги. Сначала я должен успокоиться.
Это не была полная ложь, однако уши Хоро под капюшоном дернулись, и она сделала непонятное лицо.
– Должна предупредить, сожаление об ушедшей из-под носа покупке хуже горького вина.
– Конечно. Ты лучше всех знаешь, как я отношусь к таким вещам, верно?
Глаза Хоро чуть расширились от удивления, губы изогнулись в зловредной усмешке.
Увидев эту усмешку, Лоуренс подивился, не повторил ли он ту же ошибку, что тогда, в ренозском проулке.
Впрочем, человек растет, накапливая жизненный опыт.
Лоуренс осознал, что по-прежнему держит в руке хлеб, купленный Хоро для него, и откусил.
Вкус должен был быть такой же, как у ее губ.
Словно почувствовав эту мысль Лоуренса, Хоро вздохнула и зашагала прочь, потянув его за собой.
– Какой же ты все-таки дурень.
Конечно, это она сказать не забыла.
***
Сколько раз он рисовал свою воображаемую лавку, он сам не знал. Он даже не впервые делал это при Хоро.
Однако впервые они рисовали вместе.
Это само по себе было приятно, но по-настоящему обрадовало его то, что Хоро вновь стала прежней.
– Не думаю, что сюда будет доставать солнечный свет.
Хоро высказывала свое мнение по размещению мебели и даже по размеру окон.
Сперва Лоуренс думал, что она принуждает себя выглядеть веселой, но, глядя, как она раз за разом говорит «О, вот так гораздо смелее», «О, твой вкус как у дурня» и тому подобное, он решил, что такие вещи ей нравились с самого начала.
Внезапно он подивился, строят ли волки свои жилища.
– Вот тут самое солнечное место… да. Здесь я буду спать, самое подходящее место.
Комната на втором этаже, где больше всего солнца, обычно достается хозяину лавки. От этой мысли Лоуренс вдруг переключился на действительность и наморщил нос.
Конечно, это всё фантазии.
И тем не менее вид и планировка здания, которое они рисовали, были как у той лавки на продажу – лавки, которая взаправду существовала. Сам того не ожидая, Лоуренс оказался настроен довольно серьезно.
– Вообще-то здесь хозяину полагается…
Хоро, явно не слушая жалобы Лоуренса, обращенные наполовину к нему самому, продолжала рисовать, добавляя то одну деталь, то другую.
Если предаваться мечтам, когда нужно заниматься делом, это может выйти боком.
Едва Лоуренс об этом подумал, начисто забыв, что собирался подбадривать Хоро, сама Хоро произнесла:
– А для меня место в твоей лавке есть?
– А…
«Конечно же, есть?» – говорило ее невинно улыбающееся лицо.
Ответить Лоуренсу было нечего.
Внезапно ему захотелось сказать хоть что-нибудь, даже если это заставит Хоро огрызнуться на него.
Но едва он попытался, как Хоро нажала ему на язык своим тонким пальчиком.
– Если ты ляпнешь что-нибудь странное, весь мой труд пойдет насмарку.
Лоуренс подивился, в какой степени она шутила, а в какой была серьезна.
Если говорить о том, сколько времени кто-то занимал сердце Хоро, то разница между Миюри из прошлого и Лоуренсом из настоящего была поистине громадна.
Хоро принуждала себя.
Лоуренс говорил и говорил себе, что любая улыбка в конце концов станет искренней – дай только время.
Пристально глядя Хоро в глаза, он кивнул.
И повел перо к спальне на втором этаже.
– А… – вырвалось у удивленной Хоро. Тогда Лоуренс сказал:
– Если будущее торгового дома в одних руках туманно, то две пары рук не лучше ли?
Лоуренсу эта фраза показалась довольно слабой, но все же он пририсовал столик в углу комнаты.
Хоро фыркнула.
Они решали, куда какую мебель ставить, какие товары будут в их вымышленной лавке. Она казалась настолько реальной, что можно прикоснуться, и в то же время невероятно идиллической.
Хоро и Лоуренс переговаривались – иногда смеясь, а иногда и огрызаясь.
И все равно время от времени, после того как они вместе решали что-то, Хоро вдруг замолкала и молча смотрела полными радости глазами.
У нее было такое покойное лицо, словно она и впрямь была в этой идеальной лавке, проводя день за днем под восходящим и заходящим весенним солнышком.
Наконец ее лицо стало сонным, и она погрузилась в дрему.
Конечно, Лоуренс не стал ее будить, но и в постель не отнес.
Он продолжил работать, улыбаясь Хоро. Та время от времени просыпалась и вытирала рот.
Внезапно Лоуренс осознал кое-что.
Всякий раз, когда Хоро просыпалась, у нее было немного беспокойное выражение лица. Сначала Лоуренс думал, что это от неудобства краткого сна, но вскоре почувствовал, что дело немного в другом. Проснувшись, Хоро смотрела на Лоуренса какое-то время, точно пытаясь уяснить для себя, он приснился ей или нет, а потом расслаблялась и снова засыпала.
Внезапно Лоуренс осознал кое-что.
Всякий раз, когда Хоро просыпалась, у нее было немного беспокойное выражение лица. Сначала Лоуренс думал, что это от неудобства краткого сна, но вскоре почувствовал, что дело немного в другом. Проснувшись, Хоро смотрела на Лоуренса какое-то время, точно пытаясь уяснить для себя, он приснился ей или нет, а потом расслаблялась и снова засыпала.
Осознав, что Хоро старалась убедиться, что он, Лоуренс, по-прежнему здесь, рисовать он больше не смог.
Хоро прожила на свете много веков, по сравнению с которыми время, проведенное ею с Лоуренсом, было просто крохотным. Несомненно, ей оно казалось настолько коротким, что стоит ей заснуть, и оно пролетит совсем. Тем более – сразу после вечного прощания с прежним товарищем по стае, с которым, как Хоро была убеждена, она когда-нибудь встретится.
Вот почему Хоро хотела держать глаза открытыми подольше.
«У меня мало времени», – много раз говорил ей Лоуренс. «Я должен вернуться к своему торговому пути – я не могу путешествовать с тобой вечно», – много раз говорил ей Лоуренс.
Но по-настоящему не хватало времени как раз Хоро.
Она ведь жила очень долго. То время, которое она могла провести с ним, и то, что она могла делать вместе с ним, было просто ничтожным на фоне всего того, что она сможет сделать за, несомненно, колоссальное время, отведенное ей в будущем. Каким бы драгоценным ни было ее время сейчас, какая бы гора вещей ни воздвиглась на этом складе, все равно придет день, когда она все это потеряет.
Вот почему он хотел быть с ней хоть чуть-чуть больше. Хоть чуть-чуть дольше. Ведь время, которое она могла провести с Лоуренсом, было таким кратким.
Лоуренс отложил перо и погладил челку посапывающей рядом Хоро. Ее брови чуть нахмурились, уши дернулись, но она не пробудилась.
Лоуренс с болью смотрел на ее спящее лицо. Ему как будто что-то давило на грудь.
Они приехали в этот город, чтобы разузнать о банде наемников Миюри и о планах компании Дива. Однако они совершенно не намеревались исправлять, тормозить или нарушать эти планы.
Лоуренс хотел бы иметь возможность делать это, но реальность была такова, что возможностью он не обладал. Лоуренс был всего лишь торговцем. Хоро, конечно, была сильна, но противник – могущественная компания с целой армией наготове.
Более того, мастер сражений, возглавляющий банду Миюри, боялся, что Лоуренс и Хоро встанут против компании Дива. Значит, исход был настолько очевиден, что даже дурню было ясно: бросать вызов Диве – абсурд.
Лоуренс пообещал Хоро сделать для нее все, что в его силах. Но даже если Йойтсу угрожало вторжение, уж конечно, Хоро сама не захотела бы, чтобы Лоуренс ставил на кон свою жизнь. И, хотя доподлинно он этого не знал, но предполагал, что Хоро и сама не стала бы драться за Йойтсу. Впрочем, вполне могла бы приложить усилия, чтобы осложнить вторгшимся жизнь.
Иногда ему казалось просто обидным, что, хотя ее истинным обличьем была гигантская волчица, она путешествовала по уголкам и закоулкам такого огромного мира в облике такой хрупкой девушки и в компании такого приземленного торговца, как он. Похоже, она отчаянно пыталась держаться в ритме окружающего мира.
Кроме того, она путешествовала в поисках своей родины и следов своих старых товарищей. Это, безусловно, нельзя было назвать продвижением вперед; скорее, это была попытка увидеть последствия поступков, которые все равно нельзя изменить.
Можно назвать это попыткой как-то возместить то, что она провела несколько веков в пшеничных полях захолустной деревушки, но ведь не вина Хоро, что мир так сильно изменился за это время.
Размышляя, Лоуренс вновь погладил челку Хоро.
Что они в действительности могут сделать в этом городе? Разнюхать планы компании Дива, а потом поднять руки перед всей громадностью этих планов? Или, осознав всю абсурдность этих нацеленных на быструю прибыль планов, молча дрожать от ярости?
В любом случае, поделать ничего было нельзя.
Тем белым утром в монастыре Уинфилда, играясь с искрящимся снегом, Хоро говорила.
Сейчас, по крайней мере, они могут знать, что происходит.
И это все, что они могут.
Лоуренс искренне сожалел, что он не какой-нибудь герой из героической легенды. Хоро была ему неописуемо дорога, а он ничего не мог для нее сделать; это заставляло его задуматься, есть ли в его жизни вообще какой-то смысл.
Спящее лицо Хоро выглядело уставшим от плача.
Даже раздраженная улыбка – уже хорошо. Даже страдальческая улыбка – уже хорошо.
Лоуренсу хотелось бы сделать так, чтобы завтра Хоро думала о чем-нибудь другом.
Чтобы она не сидела перед очагом, вспоминая раны прошлого и пряча их за улыбающимся лицом. Нет, Лоуренс хотел, чтобы ее глаза сверкали под утренним солнцем, а лицо светилось предвкушением того, что ей готовит новый день.
Поразмыслив, он понял, что его выбор небогат.
Все, что он сделал сегодня, было ради того, чтобы Хоро улыбалась.
Значит, ему оставалось и дальше стараться изо всех сил во имя того же.
Лоуренс поднял наконец-то окончательно уснувшую Хоро и отнес на кровать. Затем повторил в обратном порядке все то, что делал утром, когда одевал ее, чтобы выйти на улицу. Хоро действительно была сейчас беззащитна, ее тело было мягким и теплым, как у кошки. Лоуренс почувствовал приступы вины, но сумел их подавить.
Возможно, потому что кое-что другое давило ему на сердце еще сильнее.
Погладив спящую Хоро по щеке, Лоуренс надел плащ и направился к выходу из комнаты. Сделав несколько шагов, остановился, вернулся к столу, взял лист с рисунком и, убедившись, что чернила высохли, положил рядом с Хоро. Его позабавило, что от запаха чернил нос Хоро сморщился и она пробормотала что-то невнятное.
Он вышел из комнаты и зашагал по коридору.
Добравшись до лестницы, он направился вверх, не вниз.
С того момента, когда Лоуренс прошел мимо кое-кого, возвращаясь к себе в комнату, подходящих шагов он не слышал – значит, этот кое-кто, скорее всего, по-прежнему был у себя.
Не в силах даже чуть-чуть скрыть напряжение, Лоуренс прокашлялся и постучал в дверь.
Открыл ее крупный мужчина с короткими седыми волосами и бородкой.
Заместитель главы банды наемников Миюри.
Глава 3
Заместителя звали Макс Мойзи.
Рукопожатие с ним принесло Лоуренсу странное ощущение.
Глядя на этого человека поверх груды бумаг и пергаментов, наваленных перед ним на столе, Лоуренс понял, что эта рука привыкла держать перо не меньше, чем меч.
– Говоришь, хочешь узнать у меня о положении дел в городе?
Когда Лоуренс задал свой вопрос, глаза Мойзи чуть расширились, а потом, когда он принялся обдумывать ответ, забегали, как у маленького зверька.
Рувард, очевидно, не объяснил ему, кто такие Лоуренс и Хоро на самом деле, но Мойзи явно понял и сам.
Даже если это было не так – в любом случае, он отложил свои дела и отнесся к Лоуренсу как к почетному гостю, точно ему приказали.
– Да. Сегодня я немного побродил по городу, и как торговцу мне здесь многое очень интересно.
В особенности – каменная плита с выбитой надписью, что ремесленников здесь ни в чем не ограничивают.
Людей ставит выше зверей то, что, где бы и в каких бы условиях они ни жили, у них есть законы.
Эти слова Лоуренс услышал в каком-то городе. Их оставил знаменитый правитель и военачальник.
В любом городе, который Лоуренс посещал по торговым делам, налагаемые на ремесленников ограничения имели вполне определенный смысл, и отнюдь не потому, что ремесленники их ненавидели, или по каким-то другим причинам.
– Да… некоторые вещи в этом городе сильно отличаются от того, что в других городах.
От того, что человек вроде Мойзи – большой, немолодой, опытный и сильный – обращался к нему очень вежливо, Лоуренсу было чуть не по себе. Почетный гость – это ладно, но Мойзи вел себя с Лоуренсом не как с юнцом, а скорее как с особой королевской крови.
Теперь Лоуренс понял, почему Хоро терпеть не могла, когда с ней обращались как с богиней.
– В ремесленном квартале я видел каменную плиту с надписью, что город никак не ограничивает ремесленников.
При этих словах Лоуренса его собеседник отвел взгляд от груды бумаг на столе и посмотрел на него.
И – словно булыжник внезапно утратил форму – его грубое лицо расплылось в широкой улыбке.
– Понятно. Вот почему вы двое стояли столбом перед той лавкой на продажу.
Должно быть, их видел кто-то из банды.
Лоуренс почувствовал, что его лицо заливается краской, однако он не мог позволить брошенной в него правде сбить его с ног. Хотя бы ради того, чтобы и впредь показывать Хоро уверенное, улыбающееся лицо.
Разнюхивание планов компании Дива было нужно в конечном счете лишь для того, чтобы подтвердить их опасения. Однако у Лоуренса была и иная причина явиться в этот город: проверить, возможно ли здесь устроить лавку.