Она хорошо помнит это ощущение подвешенности в вакууме — с той поры, когда несколько месяцев прожила в салоне красоты «НоваТы», ожидая, пока чума, убивающая весь остальной мир, пойдет на убыль. А потом — когда прекратились мольбы, плач, стук в дверь, когда никто уже не тащился к зданию и не падал замертво на газоне, просто ожидая Знака, что кто-то еще остался в живых. Момента, когда снова начнется осмысленное время.
Она тогда цеплялась за установленный ежедневный распорядок: следила, чтобы ее тело было как следует накормлено и напоено, заполняла время мелкими делами и старательно вела дневник. Отгоняя голоса, которые пытались пробраться к ней в голову, как они любят делать, когда оказываешься в одиночестве. Отгоняя соблазн убрести прочь, в лес, открыть дверь тому, что должно с ней случиться, или, точнее говоря, с ней покончить. Положить конец.
Это было словно транс или хождение во сне. «Покорись. Сдайся. Смешайся со вселенной. Все равно этим кончится». Словно кто-то или что-то нашептывало, маня ее в темноту: «Иди к нам, иди сюда. Это будет конец. Это будет облегчение. Это будет завершение. Это будет не очень больно».
Возможно, такой шепот слышат уже и другие. Подобные голоса докучают отшельникам в пустыне и заключенным в одиночных камерах. Но, может быть, никто из находящихся рядом с Тоби от этого и не страдает: ведь здесь, в отличие от «НоваТы», нет одиночества, каждый окружен другими людьми. Но все же Тоби ловит себя на том, что каждое утро пересчитывает всех по головам, проверяя, все ли Беззумные Аддамы и бывшие вертоградари на месте; убеждаясь, что никто из них не убрел ночью в лабиринт листьев и ветвей, птичьих песен, песен ветра и тишины.
Кто-то стучит по стенке рядом с ее дверью.
— Ты внутри, о Тоби?
Это мальчик, Черная Борода, пришел ее проведать. Возможно, он сознательно или подсознательно разделяет ее страхи и не хочет, чтобы она вдруг исчезла.
— Да, — отвечает она. — Я здесь. Подожди пока, где стоишь.
Она второпях драпируется очередной простыней. На сегодня пусть будет что-нибудь менее строгое, не с геометрическим, а с цветочным рисунком. Пышные розы. Сплетение лиан. Неужели она тщеславна? Нет, она празднует возрождение жизни — своей собственной. Такое у нее оправдание. Может, она выглядит смешно — как старая овца, что притворяется ягненком? Без зеркала не скажешь. Главное — расправить плечи и шагать уверенно. Она отводит волосы за уши и закручивает в узел. Вот так, чтобы никаких шаловливых прядей. Нужна и доля сдержанности тоже.
— Я отведу тебя к Джимми-Снежнычеловеку, — значительно говорит Черная Борода, когда она выходит к нему готовая. — Чтобы ты ему помогла. С опарышами.
Он горд тем, что выучил такое слово, поэтому повторяет еще раз:
— С опарышами!
Он лучезарно улыбается:
— Опарыши хорошие. Их сотворила Орикс. Они не сделают нам плохо.
Он искоса взглядывает на Тоби, желая убедиться, что запомнил все правильно. Потом снова улыбается.
— И скоро Джимми-Снежнычеловек уже не будет больной!
Он берет Тоби за руку и тянет вперед. Он знает всю последовательность ее действий — он, как маленькая тень, впитывает все, что она делает.
Тоби думает: «Если бы у меня был ребенок — он был бы такой? Нет. Он был бы совсем не такой. Хватит вздыхать о несбыточном».
Джимми все еще спит, но цвет лица у него заметно лучше, и температура нормальная. Тоби вливает в него ложкой воду с медом и грибной эликсир. Нога заживает быстро; скоро опарыши уже не понадобятся.
— Джимми-Снежнычеловек идет, — сообщают ей Дети Коростеля. Сегодня утром при нем дежурят четверо, трое мужчин и женщина. — Он идет очень быстро, у себя в голове. Скоро он будет здесь.
— Сегодня? — спрашивает она.
— Сегодня, завтра. Скоро, — они улыбаются ей.
— Не беспокойся, о Тоби, — говорит женщина. — Джимми-Снежнычеловек теперь в безопасности. Коростель посылает его обратно к нам.
— И Орикс тоже, — говорит самый высокий из мужчин. Кажется, его зовут Авраам Линкольн. Тоби нужно постараться запомнить их имена. — Она тоже его посылает.
— Она приказала своим Детям его не трогать, — говорит женщина (Императрица Жозефина?).
— Несмотря на то что у него слабая моча, и Дети Орикс сначала не понимали, что им нельзя его есть.
— Наша моча сильная. Моча наших мужчин. Дети Орикс понимают такую мочу.
— Те Дети Орикс, у которых острые зубы, едят тех, у кого слабая моча.
— И Дети Орикс, у которых клыки, тоже иногда их едят.
— И Дети Орикс, которые подобны медведям — те, у которых большие острые когти. Мы не видели медведя. Зеб однажды съел медведя, он знает, что такое медведь.
— Но Орикс велела им не есть его.
— Велела им не трогать Джимми-Снежнычеловека.
— Коростель послал Джимми-Снежнычеловека, чтобы он о нас заботился. И Орикс тоже его послала.
— Да, и Орикс тоже, — соглашаются остальные. Один из них начинает петь.
Девичьи секреты
За завтраком сегодня оживленно.
Белоклювый Дятел, Дюгонь, Майна и Колибри уже поели и с головой ушли в спор об эпигенетике. В какой степени поведение Детей Коростеля обусловлено генами, а в какой — культурой? Есть ли у них вообще что-то такое, что можно назвать культурой, отдельное от экспрессии генов? Или они скорее похожи на муравьев? А как же пение? Да, это, несомненно, некая форма коммуникации, но что оно собой представляет — просто обозначение своего участка, как у птиц, или его можно считать искусством? Это ни в коем случае не может быть искусство, говорит Белоклювый Дятел. Майна заявляет, что Коростель не мог объяснить это пение и был против него, но устранить пение не удалось, так как в результате получались существа, лишенные эмоций, неспособные возбудиться и недолговечные.
Цикл спаривания, конечно, обусловлен генетикой, как и изменения окраски женского живота и гениталий при течке, а также соответствующие процессы у мужчин, говорит Колибри. И всего, что ведет к полисексуальным актам. У оленей или овец это называлось бы гоном, говорит Белоклювый Дятел. А будет ли меняться поведение Детей Коростеля при изменении внешних обстоятельств? К сожалению, в куполе «Пародиз» не было возможности проверить. Все соглашаются, что это прискорбно. Можно было бы сделать несколько вариаций и провести эксперименты, говорит Дюгонь. Но Коростель правил железной рукой, объясняет Майна, и был ужасно догматичен: даже слышать не желал ни о каких возможных улучшениях, кроме тех, что придумал сам. И уж конечно, он не хотел, чтобы его лучший труд испортили добавкой потенциально некачественных атрибутов, говорит Колибри, ведь он планировал продавать Детей за безумные деньги. Во всяком случае, он так говорил, замечает Майна.
— Конечно, он нам врал всю дорогу, — это Белоклювый Дятел.
— Это правда, но он умел добиться результатов, — отзывается Дюгонь. — Сволочь.
— Важный вопрос тут не «как», а «зачем», — говорит Белоклювый Дятел, глядя в небо, словно Коростель и вправду сидит там и готов в ответ поразить их громом. — Зачем он это сделал? Зачем смертельный вирус в таблетках «Нега-Плюс»? Зачем уничтожать человечество?
— Может, он был непоправимо испорчен, — предполагает Дюгонь.
— Чисто ради аргумента — и ради объективности — возможно, он считал, что непоправимо испорчена вся планета, — говорит Майна. — Истощение биосферы, бешеное потепление и все такое.
— А если Дети Коростеля — это предложенное им решение проблемы, он должен был знать, что им потребуется какая-то защита от таких, как мы, с нашими агрессивными, а иногда и кровожадными повадками, — говорит Белоклювый Дятел. — Вид Homo Sapiens Sapiens — жадные конкистадоры-насильники. А в некоторых отношениях…
— Между прочим, наш вид произвел на свет Бетховена, — замечает Дюгонь. — И все мировые религии, и всякое такое. От этих ничего подобного точно не дождешься.
Рядом стоит Белая Осока — она внимательно вглядывается в говорящих, но, кажется, не слушает. Если кто и слышит голоса, то скорее всего она, думает Тоби. Она хорошенькая — возможно, самая красивая среди беззумных аддамиток. Вчера она предложила начать утреннюю группу йоги и медитации, но на призыв никто не откликнулся. На ней серая простыня с белыми лилиями; черные волосы уложены в высокий узел.
Аманда сидит в торце стола. Она по-прежнему бледная и вялая; Голубянка и Рен суетятся вокруг нее, уговаривая поесть.
Ребекка сидит с чашкой напитка, который они сговорились называть «кофе». Тоби садится рядом, и Ребекка поворачивается к ней.
— Сегодня опять ветчина. И оладьи из кудзу. А, да, еще, если хочешь, есть «Чоко-Нутрино».
— «Чоко-Нутрино»? — восклицает Тоби. — Где вы их достали?
Хлопья «Чоко-Нутрино» были отчаянной попыткой создать съедобные сухие завтраки для детей после того, как на Земле перестали расти какао-бобы. По слухам, «Чоко-Нутрино» делались на основе жженой сои.
Ребекка сидит с чашкой напитка, который они сговорились называть «кофе». Тоби садится рядом, и Ребекка поворачивается к ней.
— Сегодня опять ветчина. И оладьи из кудзу. А, да, еще, если хочешь, есть «Чоко-Нутрино».
— «Чоко-Нутрино»? — восклицает Тоби. — Где вы их достали?
Хлопья «Чоко-Нутрино» были отчаянной попыткой создать съедобные сухие завтраки для детей после того, как на Земле перестали расти какао-бобы. По слухам, «Чоко-Нутрино» делались на основе жженой сои.
— Зеб, Черный Носорог и эти где-то их восторгли, — объясняет Ребекка. — И Шекки. Не сказать, что они свежие — даже не спрашивай, какой у них срок годности, так что, наверное, лучше съесть их сразу.
— Думаешь? — говорит Тоби.
«Чоко-Нутрино» насыпаны в миску. Они похожи на мелкие камушки, бурые, какие-то инопланетные. Гранулы с Марса. Раньше люди ели такое каждый день, думает Тоби. И принимали как должное.
— Кафе «Последний шанс», — замечает Ребекка. — Потешить тоску по прошлому. Да, я тоже когда-то считала их ужасной гадостью, но с молоком париковец, в общем, неплохо. И еще в них добавлены витамины и минералы. Так на коробке написано. Так что какое-то время нам не придется есть грязь.
— Грязь? — переспрашивает Тоби.
— Ну да, ради микроэлементов.
Иногда Тоби не может понять, серьезно говорит Ребекка или шутит.
Тоби решает ограничиться ветчиной и оладьями.
— А где все остальные? — спрашивает она, стараясь себя не выдать. Ребекка начинает перечислять: Крозье уже поел и пошел выгонять париковец на пастбище. Нарвал и Шеклтон с ним, прикрывают ему спину, у них на всех один пистолет-распылитель. Черный Носорог и Катуро ночью стояли на часах, а теперь отсыпаются.
— А Американская Лисица? — спрашивает Тоби.
— Она не торопится. Решила поспать подольше. Я слышала, как она зажигала в кустах прошлой ночью. С одним-двумя джентльменами, пришедшими ее навестить.
Ребекка улыбается, и эта улыбка словно говорит: «Как и ты».
Зеба по-прежнему нет. Тоби старается не вертеть головой слишком очевидным образом. Может, он тоже наверстывает упущенный сон?
Когда Тоби допивает горький кофе, появляется Американская Лисица. Сегодня на ней светлая кисейная кофточка, шорты и широкополая шляпа — все в пастельно-зеленых и розовых тонах. Волосы заплетены в косички и закреплены пластмассовыми заколочками «Хелло китти». В общем, она косит под школьницу. В прежние времена ей бы это ни за что не сошло с рук, думает Тоби. Она была высококвалифицированным дизайнером генов, так что побоялась бы насмешек и потери статуса, и одевалась бы как взрослый человек — сообщая этой манерой одеваться о своем положении в обществе. Но сейчас положение и само общество отошли в прошлое — так о чем же сообщает костюм Американской Лисицы?
Не надо так, говорит себе Тоби. В конце концов, Американская Лисица мужественный человек: она была подпольным осведомителем группы Беззумных Аддамов, прежде чем их всех захватил в плен Коростель и сделал рабами в белых халатах под куполом «Пародиз». Почти всех.
Кроме Зеба: его Коростель так и не смог загнать в угол. Зеб слишком хорошо заметал следы.
— Здравствуйте все! — говорит Американская Лисица. Она тянет руки вверх, отчего ее груди приподнимаются и нацеливаются на Белоклювого Дятла. — У-ы-а-а, как спать хочется! Надеюсь, вы все хорошо провели ночь. Я-то глаз не сомкнула! Нужно что-то делать с этими комарами.
— У нас есть еще прыскалка, — говорит Ребекка. — Цитрусовая.
— Она выдыхается. Тогда комары начинают кусать, я просыпаюсь и слышу, как люди разговаривают и всякое такое, как в этих мотелях с картонными стенами, где записывались под чужой фамилией.
Она снова улыбается Белоклювому Дятлу, игнорируя Дюгоня, который смотрит на нее, плотно сжав губы. Что это — неодобрение или жгучая похоть? У некоторых мужчин трудно отличить одно от другого, думает Тоби.
— Я считаю, нам нужно установить запрет на использование голосовых связок по ночам, — продолжает Американская Лисица, косясь на Тоби. Этот косой взгляд говорит: «Я тебя слышала. Если уж тебе надо, всем на смех, трясти замшелыми костями в койке, то хотя бы затыкай глотку». Тоби чувствует, что краснеет.
— Милая дама, — говорит Белоклювый Дятел, — я надеюсь, что это не наши, порой жаркие, ночные дискуссии вас разбудили. Мы с Дюгонем, Майной и…
— О, это были не вы, и это была не дискуссия, — отвечает Американская Лисица. — Ой, «Чоко-Нутрино»! Я однажды выблевала целую миску таких, давным-давно, когда у меня еще бывало похмелье.
Аманда встает из-за стола, зажимает рот рукой и спешит прочь. Рен бежит за ней.
— С этой девушкой что-то не в порядке, — замечает Американская Лисица. — Как будто ей спинной мозг удалили или еще что. Она всегда была такая тормозная?
— Ты же знаешь, что ей пришлось вынести, — говорит Ребекка, слегка хмурясь.
— Да, да, но пора ей уже взять себя в руки. Делать что-нибудь полезное, как все остальные.
Тоби охватывает гнев. Американская Лисица никогда сама не вызывается на работы по хозяйству, да и больболистов в глаза не видала; небось не так заговорила бы, если бы это ее использовали как простибота, водили на веревке, как собаку, практически выпотрошили. Аманда стоит десятерых таких, как она. Но Тоби знает, что помимо всего этого злится из-за попавших в цель намеков Американской Лисицы, не говоря уже о прозрачной кофточке и миленьких шортиках. И грудях, наставленных, как пушки, на собеседника, и подчеркнуто девчачьих косичках. Ей очень хочется сказать: «Они не идут к твоим морщинкам. Весь этот загар даром не проходит».
Американская Лисица снова улыбается, но эта улыбка обращена не к Тоби, а к кому-то у нее за спиной. Улыбка по полной программе, с демонстрацией зубов и ямочек на щеках.
— Привет, — говорит она гораздо более нежным голосом. Тоби поворачивается: это Черный Носорог и Катуро.
И Зеб. Ну конечно, как же еще.
— Всем доброе утро, — говорит ровным голосом Зеб: Американской Лисице не достается особого приветствия. Впрочем, Тоби его тоже не достается: ночь — это одно, день — другое. — Кому-нибудь что-нибудь нужно? Мы хотим быстренько выскочить по окрестностям часа на два, просто на разведку. Будем проходить мимо магазинов.
Он не объясняет настоящую цель вылазки — это излишне. Все знают, что он будет искать следы больболистов. Он идет в разведку.
— Пищевую соду, — говорит Ребекка. — Или пекарский порошок, все равно. Я не знаю, что буду делать, когда он у меня кончится. Если будете проходить возле мини-супер…
— А вы знаете, что пищевую соду получают из минерала под названием трона, залежи которого находятся в Вайоминге? — говорит Белоклювый Дятел. — Получали.
— Ах, Белоклювый Дятел, — Американская Лисица дарит его улыбкой. — Когда ты рядом, кому нужна Википедия?
Белоклювый Дятел ухмыляется в ответ: он думает, что это комплимент.
— Дрожжи, — говорит Колибри. — Дикая закваска, если у вас еще есть мука. Так можно делать кислое тесто.
— Наверно, — отвечает Ребекка.
— Я тоже хочу пойти, — говорит Американская Лисица Зебу. — Мне надо в аптеку.
Воцаряется молчание. Все смотрят на нее.
— Просто скажи нам, что тебе нужно, — говорит Черный Носорог. Он свирепо хмурится, глядя на ее голые ноги. — Мы принесем.
— Девичьи секреты, — говорит она. — Вы не будете знать, где искать.
Она бросает взгляд на Рен и Голубянку, которые у пруда отмывают Аманду губкой.
— Я для всех наберу, не только для себя.
Снова пауза. Средства женской гигиены, думает Тоби. В этом есть резон: запас в кладовой убывает. Никому не хочется обходиться обрывками простыней. Или мхом. Хотя рано или поздно и до этого дойдет.
— Плохой план, — говорит Зеб. — Те двое все еще где-то там. У них есть пистолет-распылитель. Это троекратные больболисты, от их эмпатических контуров уже ничего не осталось. Ты не хочешь попасть к ним в лапы. Они не заморачиваются условностями. Ты видишь, в каком состоянии Аманда. Ей еще повезло, что она не осталась без почек.
— Я совершенно согласен. Вам действительно не стоит покидать границы нашего уютного маленького анклава. Я пойду, — галантно предлагает Белоклювый Дятел. — Если вы доверите мне свой список покупок, и…
— Но ведь вы будете со мной, — говорит Американская Лисица Зебу. — И защитите меня. Мне будет так спокойно и безопасно!
Она хлопает ресницами.
Зеб спрашивает Ребекку:
— Кофе есть? Или как там называется эта дрянь?
— Все будет в порядке! Я переоденусь, — Американская Лисица меняет тон на деловой. — Я пойду быстро и не буду вам мешать. Я, знаете ли, умею обращаться с пистолетом-распылителем!
Последние слова она произносит врастяжку, держа очи долу. Потом снова напускает на себя бойкость: