— Считай, что твоей заслуги в этом нет, — сказал Зеб. — Меня чуть не линчевали из-за этих дебильных гиковских штанов.
На самом деле он был страшно рад, что Адам живой, но не собирался в этом признаваться.
— Я в этих ебаных тряпках выглядел как ебаный уебан, — добавил он, нарочно громоздя одну непристойность на другую.
Но Адам не обратил внимания.
— Ты принес? — спросил он.
— Надо полагать, ты имеешь в виду этого долбаного слона, — сказал Зеб. Он отдал брату шахматную фигуру. Адам крутанул голову слона, и она снялась. Он перевернул фигурку вверх дном: из нее вывалились шесть таблеток, две черных, две белых и две красных. Адам осмотрел их, засунул обратно в слона и навернул голову на место.
— Спасибо, — сказал он. — Нам придется придумать для этого очень надежное хранилище.
— Что это? — спросил Зеб.
— Чистое зло, если Пилар права, — сказал Адам. — Но ценное чистое зло. И очень секретное. Именно поэтому погиб отец Гленна.
— Зачем они? Пилюли для суперсекса?
— Гораздо хитрее. Они используют витаминные добавки и анальгетики, которые продаются без рецепта, как векторы для доставки болезней — тех, производство лекарств для которых корпорация контролирует. То, что в белых таблетках, по правде распространяется среди населения. Случайным образом, так что никто не заподозрит источник болезни. Корпорация делает деньги на всем: сначала на витаминах, потом на лекарствах от болезни и наконец — на госпитализации, когда болезнь становится неизлечимой. А она становится, потому что в лекарства, которыми ее лечат, тоже добавлена эта дрянь. Прекрасная схема по перекачке денег населения в карманы корпорации.
— Ясно. Это белые. А красные и черные?
— Мы не знаем, — ответил Адам. — Они экспериментальные. Может, другие болезни. Может, более быстродействующая формула. Мы даже не очень понимаем, как это можно безопасным образом проверить.
Зеб обдумал услышанное.
— Масштабная схема, — сказал он. — Интересно, сколько понадобилось мозгов, чтобы ее разработать.
— Этим занималась небольшая целевая группа в составе «Здравайзера». Управлялась она с самой верхушки. Они использовали отца Гленна. Он думал, что работает над вектором для целенаправленной доставки средства от рака. Но когда он понял, что происходит, и осознал весь масштаб, то не мог с этим смириться. Он успел передать таблетки Пилар, прежде чем…
— Черт! Они и ее тоже убили?
— Нет, — сказал Адам. — Они даже не знают, что она знает. Во всяком случае, мы на это надеемся. Ее просто перевели в «Здравайзер-Центральный», это на восточном побережье.
— Можно мне пива? — спросил Зеб. Ответа он дожидаться не стал. Сделал первый освежающий глоток и продолжил: — Ну хорошо, теперь, когда эта дрянь попала к тебе, что дальше? Ты собираешься продать ее на сером рынке? Заграничные корпорации наверняка отвалят за нее кучу денег.
— Нет, — сказал Адам. — Мы не можем на такое пойти. Это против наших принципов. Все, что мы можем сделать в нашем мире, сейчас — это узнать, чего нужно бояться. Мы будем предупреждать других людей об опасности витаминных добавок, по возможности, но если попытаемся опубликовать информацию, нам просто не поверят. Сочтут параноиками. А потом с нами со всеми произойдут прискорбные несчастные случаи. Прессу контролируют корпорации, а все так называемые независимые контролирующие организации независимы только на бумаге. Так что мы будем хранить эти таблетки в секрете, пока не сможем их изучить безопасным образом.
— Кто это «мы»? — спросил Зеб.
— Чего не знаешь, того не выдашь, — ответил Адам. — Так надежней для всех, в том числе для тебя самого.
История Зеба и Женщин-Змей
— Как мне все это объяснить Детям Коростеля? — спрашивает Тоби. — Девочек из «Чешуек» в змеиных костюмах?
— Можно просто пропустить.
— Не думаю. Этот кусок прямо просится в историю. Он как-то подходит: женщина, которая одновременно змея. Он подходит и к моей медитации, и к непонятной истории с этим животным. Оно… она, кажется, в самом деле со мной разговаривала. И с Черной Бородой тоже.
— Ты думаешь, в этой твари есть что-то от человека? Женщина-Свинья? По-моему, ты переела кислоты.
Он хмыкает.
— Ну, не совсем, но…
— Наверно, ты переложила пейотля в эту свою смесь. Или что ты туда кладешь.
— Может быть. Конечно, ты прав.
История сама разворачивается у Тоби в голове. Тоби как будто даже не думает о ней, не управляет ею. Она не контролирует сюжет: только слушает. Странно — всего несколько растительных молекул, и такое сильное воздействие на человеческий мозг. И такое длительное.
Это история про Зеба и Женщин-Змей. Женщины-Змеи появляются в этой истории не сразу. Они появляются позже. Важные вещи часто появляются в историях позже, ближе к концу. Но иногда они появляются и с самого начала. Или в середине.
Но я уже рассказала вам начало, так что сейчас мы находимся в середине истории. И Зеб тоже находится в середине истории про Зеба. Он находится в середине своей собственной истории.
Меня в этой части истории нет. Мы еще не дошли до той части, в которой появляюсь я. Но я жду — далеко в будущем. Я жду, пока история Зеба сольется с моей. С историей Тоби. С той, в которой я нахожусь прямо сейчас вместе с вами.
Пилар, которая теперь живет в бузинном кусте и разговаривает с нами через пчел, когда-то жила в виде старой женщины. Она дала Зебу одну особенную, важную вещь и велела ему беречь эту вещь. Это была маленькая вещь, как семечко. Но если бы человек съел это семечко, он бы очень сильно заболел. Но некоторые плохие люди из хаоса говорили всем остальным людям, что если те съедят это семечко, то станут счастливы. И только Пилар, Зеб и еще несколько человек знали правду.
Почему плохие люди это делали? Из-за Денег. Деньги — это невидимые помощники вроде Бля. Эти люди думали, что Деньги им помогут лучше, чем Бля. Но они ошибались. Деньги им никак не помогли. Как раз когда Деньги нужнее всего, они очень быстро уходят. А вот Бля всегда с тобой.
И вот Зеб взял семечко и ушел через дверь, потому что если бы плохие люди знали, что семечко у него, они бы догнали его и отобрали семечко, а потом сделали бы с ним что-нибудь очень плохое. И Зеб торопился, но так, чтобы снаружи не было видно, что он торопится, и он сказал: «О Бля», и Бля очень быстро прилетел ему на помощь, как он всегда прилетает, когда его зовешь; и он показал Зебу, как добраться до дома, где жили Женщины-Змеи. И Женщины-Змеи открыли дверь и приняли Зеба в свой дом.
Женщины-Змеи, они… Вы видели змей, и женщин тоже видели. Женщины-Змеи были похожи сразу и на змей, и на женщин. И еще в том доме жило несколько Женщин-Птиц и Женщин-Цветов. И они спрятали Зеба в огромной… очень большой… раковине. Нет, в большом диване. Нет, может быть, они спрятали его в большой, огромной… розе. Очень большой светящейся розе.
Да, в розе, которая светилась. Никто не стал бы искать Зеба внутри розы.
И Адам, брат Зеба, тоже был внутри розы. Это было хорошо. Они были очень рады видеть друг друга, потому что Зеб был помощником Адама, а Адам — помощником Зеба.
Женщины-Змеи иногда кусали людей, но Зеба они не кусали. Он им нравился. Они делали для него особенный напиток под названием «коктейль из шампанского». И танцевали для него особенный танец. Когда они танцевали, они очень сильно извивались, потому что они же змеи.
Они были очень добрые. Потому что такими их сотворила Орикс. И они были ее Детьми, потому что они были частично змеями. Поэтому они не имели отношения к Коростелю. Почти никакого.
И еще Женщины-Змеи позволили Зебу спать в большой-большой кровати, блестящей и зеленой. Они сказали, что Бля тоже может там спать, потому что в кровати было очень много места.
И Зеб сказал «Спасибо», потому что Женщины-Змеи были к нему очень добры. И к его невидимому помощнику тоже. И Зеб стал чувствовать себя гораздо лучше.
Нет, они над ним не мурлыкали. Змеи не умеют мурлыкать. Но они… Они извивались. Да, вот что они делали: извивались. И еще сокращались, вот что они еще делали. У змей мускулы очень хорошо подходят для сокращения.
И Зеб очень-очень устал, поэтому сразу же уснул. И Женщины-Змеи, Женщины-Птицы и Женщины-Цветы заботились о нем и сделали так, чтобы, пока он спал, с ним не случилось ничего плохого. Они сказали, что будут защищать его и спрячут, даже если за ним придут плохие люди.
И плохие люди в самом деле пришли. Но это уже другая часть истории.
А теперь я тоже очень-очень устала. И собираюсь спать.
Спокойной ночи.
Вот что она расскажет Детям Коростеля, когда придет время для очередной истории.
Поросенок
Поросенок
Пророк
Наутро после паломничества к бузинному кусту следы смеси для усиленной медитации еще не выветрились из организма Тоби. Мир чуть ярче обычного, а сетчатый экран, на котором намалеваны составляющие его разноцветные пятна, чуть прозрачней. Тоби надевает нейтральную простыню — спокойную светло-голубую, без рисунка, — наскоро умывается у колонки и добирается до общего стола.
По-видимому, все уже поели и разошлись. Белая Осока и Голубянка убирают тарелки.
— Кажется, там еще что-то осталось, — говорит Голубянка.
— А что давали? — спрашивает Тоби.
— Оладьи из кудзу с ветчиной, — отвечает Белая Осока.
Тоби всю ночь снились сны: сны с участием поросят. Невинных, очаровательных, пухленьких, чистеньких и менее диких, чем те, которых она видела наяву. Одни поросята летали — порхали на белых, словно марлевых, стрекозиных крылышках; другие вещали на иностранных языках; третьи даже пели, подпрыгивая, стройными рядами, как в древнем мультфильме или пошедшем вразнос мюзикле. Поросята на обоях, повторяющиеся снова и снова, переплетенные лианами. Все счастливые, все живые.
Жители уничтоженной цивилизации, частью которой Тоби была когда-то, давным-давно, любили образы животных, наделенные человеческими чертами. Уютные плюшевые мишки пастельных цветов, сжимающие в лапах сердечки-валентинки. Милые мягкие львы. Очаровательные танцующие пингвины. И еще дальше в глубь времен: смешная розовая свинья со щелью в спине, копилка. Они попадались в антикварных магазинах.
Тоби решает, что не осилит ветчину после целой ночи танцующих поросят. И после вчерашнего: сообщение свиноматки все еще свербит у Тоби в голове, хоть она и не взялась бы выразить его словами. Оно было больше похоже на ток. Ток воды, электрический ток. Длинная инфразвуковая волна. Винегрет из биохимии мозга. Или, как когда-то говорил Фило из вертоградарей: «Кому нужен телевизор?» Вероятно, он в свое время перестарался со всенощными бдениями и усиленными медитациями.
— Я, пожалуй, обойдусь, — говорит Тоби. — Разогретое оно уже не то. Пойду раздобуду кофе.
— Ты не заболела? — спрашивает Белая Осока.
— Нет, я в порядке, — отвечает Тоби. Она осторожно шагает по дорожке, ведущей к кухне, стараясь не наступать на те места, где камушки растворяются и идут рябью. На кухне она обнаруживает Ребекку, которая пьет суррогат кофе. С ней — малыш Черная Борода: он лежит на полу, на животе, и пишет. Карандаш он позаимствовал у Тоби, и тетрадь тоже свистнул у нее. Но слово «свистнул» в данном случае не имеет смысла — понятие личной собственности у Детей Коростеля отсутствует.
— Ты не просыпалась, — говорит он безо всякого упрека. — Ты ночью путешествовала очень далеко.
— Видала? — говорит Ребекка. — Малыш просто гений.
— Что ты пишешь? — спрашивает Тоби.
— Я пишу имена, о Тоби.
И правда, он пишет имена. ТОБИ. ЗЕБ. КАРАСТЕЛ. РЕБЕКА. ОРИКС. ДЖЫМИСНЕЖНЫЧИЛАВЕК.
— Он их собирает. Имена. Кто идет потом? — спрашивает Ребекка у Черной Бороды.
— Потом я напишу Аманду, — серьезно отвечает Черная Борода. — И Рен. Чтобы они со мной говорили.
Он вскакивает с пола и уносится прочь, сжимая в руках письменные принадлежности Тоби. «Как мне теперь их вернуть?» — думает она.
— Миленькая, у тебя замученный вид, — говорит Ребекка. — Бурно провела ночь?
— Я перестаралась, — отвечает Тоби. — Со смесью для усиленной медитации. Грибов переложила.
— Бывает. Пей больше воды. Сейчас я тебе заварю сосновой хвои с клевером.
— Вчера я видела гигантскую свинью, — говорит Тоби. — Свиноматку, с детенышами.
— Чем больше, тем веселее, — отзывается Ребекка. — Лишь бы у нас были пистолеты-распылители. У меня уже кончается бекон.
— Нет, погоди. Она… она на меня очень странно посмотрела. Мне показалось, она знает, что я убила ее мужа. Давно, еще в «НоваТы».
— Да-а-а, ты и правда перестаралась с грибами, — замечает Ребекка. — Я однажды в таком состоянии вела беседу с собственным лифчиком. Так что же, она злилась, что ты убила ее…? Блин, не могу я называть его мужем! Это же свиньи, блин!
— Она была, безусловно, не рада, — отвечает Тоби. — Но, как мне показалось, скорее печальна, чем зла.
— Они умнее обычных свиней, даже и без снадобья для усиленных медитаций. Это уж точно. Кстати, Джимми сегодня вышел к завтраку. Никаких ему больше подносов с едой в постель. Он хорошо себя чувствует, но просил, чтобы ты посмотрела его ногу.
У Джимми теперь собственный закуток. Новый, в пристройке к саманному дому, которую наконец-то завершили. Мазаные стены еще чуточку пахнут сыростью; но окно у Джимми больше, чем в старой части здания, и в него вделана сетка, а на окне занавеска с ярким рисунком: мультипликационные рыбы. У самок большие пухлые губы и длинные загнутые ресницы. Самцы играют на гитарах, а на ударных у них осьминог. Не самое подходящее зрелище для Тоби в ее теперешнем состоянии.
— А эти откуда взялись? — спрашивает Тоби у Джимми, который сидит на выступе-кровати, спустив ноги на пол. Ноги у него еще тонкие, мышцы атрофированы; ему надо заново наращивать мускулы. — Занавески?
— Почем я знаю? — отвечает Джимми. — Рен и Вакулла… то есть Голубянка. Они решили, что мне нужен веселенький интерьер. И теперь тут как в детском садике.
У него на кровати все то же одеяльце с кошками, скрипками и тарелками.
— Ты хотел, чтобы я посмотрела твою ногу?
— Да. Она зудит. Просто до безумия. Очень не хочется думать, что часть опарышей забралась внутрь.
— Если бы они туда забрались, то давно бы уже пробурили ход наружу, — успокаивает его Тоби.
— Ну спасибо, — отвечает Джимми. Шрам красный, но рана затянулась. Тоби осматривает ногу: воспаления нет, ступня не горячая.
— Это нормально, — говорит она. — Зуд — это не страшно. Я тебе принесу лекарство.
Компресс: бальзамин, хвощ, красный клевер, думает она. Хвощ, наверное, проще всего найти.
— Я слыхал, ты повстречалась со свиноидом, — говорит Джимми. — И у вас вышел разговор.
— Кто тебе сказал?
— Дети Коростеля, кто еще? Они у меня вместо радио. Похоже, Черная Борода представил им подробнейший отчет. Они считают, что тебе не следовало убивать того хряка, но прощают тебя, потому что, может быть, тебе разрешила Орикс. Ты знаешь, что у этих свиней в мозгу — ткани префронтальной коры мозга человека? Факт. Инфа сто процентов — я с ними вырос.
— А откуда Дети Коростеля знают? — осторожно интересуется Тоби. — Ну, что я застрелила этого кабана?
— Свиноидиха сказала Черной Бороде. Не надо на меня так смотреть — я только передаю то, что мне рассказали. И вообще, если верить Рен, у меня были галлюцинации, так что вот. Может, не стоит мне доверять на предмет того, что реально и что нет.
Он криво ухмыляется ей.
— Можно я присяду? — спрашивает Тоби.
— Будь как дома. По примеру тысячи других посетителей. Эти чертовы Дети Коростеля шляются сюда все время, как им в голову стукнет. Они хотят, чтобы я им наплел еще всякого дерьма про Коростеля. Они думают, что я его пророк, бля. Что он со мной разговаривает через наручные часы. Конечно, я сам виноват, бля, ведь я же сам это придумал.
— И что ты им говоришь про Коростеля?
— Говорю, чтобы они пошли спросили тебя, — отвечает Джимми.
— Меня?
— Теперь ты по нему главный специалист. А мне нужно поспать.
— Но ведь… они говорят, ты знал Коростеля. Лично. Когда он еще пребывал на Земле.
— Можно подумать, это большая честь, — Джимми кисло фыркает.
— Это придает тебе определенный авторитет в их глазах.
— Это все равно что иметь авторитет в глазах… бля, мне так хреново — я не знаю даже, с кем их сравнить. В глазах у отмели мидий. У залежи устриц. У стаи додо. Что я хочу сказать, вот. Потому что я устал. Мои пророческие способности полностью исчерпаны. Если честно, эти чертовы Дети Коростеля уже давно выжали меня досуха. Я не хочу больше никогда в жизни вспоминать о Коростеле или слушать всякую херню о том, какой он хороший и добрый и всемогущий, и как он сотворил их в Яйце, а потом любезно снес с лица земли всех остальных, чтобы его Детям было хорошо. И как Орикс заведует всеми животными и летает в обличье совы, и даже если ее не видно, она всегда тут и слышит их.
— Насколько я понимаю, — говорит Тоби, — это согласуется с тем, что ты рассказывал им раньше. Для них это все равно что святое писание.
— Да, бля, я знаю, что это я рассказывал им раньше! Они задавали вопросы, типа, откуда они взялись и что это за гниющие мертвецы кругом. Я должен был им что-нибудь ответить.
— И сочинил красивый сюжет, — говорит Тоби.
— Ну, бля, не мог же я сказать им правду. Так что — да. И да, я мог бы придумать что-нибудь поумнее, и да, я не из мозговитых, и да, Коростель, должно быть, думал, что у меня ай-кью как у баклажана, потому что разыграл меня, как по нотам. Поэтому меня блевать тянет, когда они опять заводят свою волынку про Коростеля и принимаются петь ему хвалы, бля, каждый раз, когда слышат его имя.