Ответ пришел с головокружительной скоростью. «Ты почти вовремя», — раздался слева чей-то голос. Язвительность, которая в нем слышалась, была ему знакома, но она как-то не вписывалась в то, что с ним произошло, и от чего у него оставались довольно путаные впечатления.
Тони перекатил голову набок. Это движение пробудило боль. Казалось, заныло все тело. Он застонал и открыл глаза. Тут он и вспомнил, почему лучше было оставить их закрытыми.
— Если уж я здесь, ты мог бы, по крайней мере, как вежливый человек, поддержать разговор.
Она поджала губы. Закрыла ноутбук, опустила его на стол и положила ногу на ногу. Никогда она не любила свои ноги, рассеянно подумал Тони.
— Извини, — хрипло произнес он. — Видно, это из-за лекарств.
Он потянулся к стакану с водой, стоявшему на передвижном столике, но вода оказалась вне пределов досягаемости. Она не шелохнулась. Он сделал попытку принять сидячее положение, как идиот вдруг забыв, почему он валяется на больничной койке. Левая нога, отягощенная мощной хирургической шиной, пошевельнулась совсем чуть-чуть, однако произвела такой взрыв боли, от которого у него перехватило дыхание. Вместе с болью явилось и воспоминание. Вот Ллойд Аллен кидается на него, бормоча что-то невразумительное. Блик на голубой стали. Мгновение парализующей боли, а дальше — ничего. С тех пор — лишь проблески сознания. Что-то говорят врачи, говорят медсестры, бормочет телевизор. А тут еще и она, раздраженная и нетерпеливая.
— Воды, — выдавил он.
Она испустила вздох оскорбленный женщины, на которую взваливают непосильную работу, и подняла стакан, приложив трубочку к его пересохшим губам. Он стал мелкими глотками сосать жидкость, наслаждаясь самим этим ощущением — когда рот вновь наполняется влагой. Пососать, подержать во рту, проглотить. Он повторял этот процесс, пока не выпил полстакана, а потом снова уронил голову на подушку.
— Тебе не обязательно тут быть, — проговорил он. — Мне отлично.
Она фыркнула:
— Ты же не думаешь, что я явилась сюда добровольно? «Брэдфилд кросс» — в моей базе.
То, что она по-прежнему пытается его унизить, было неудивительно, однако его это все равно мучило.
— Значит, все только для видимости, да? — произнес он, не в состоянии скрыть горечь.
— А как же, когда на карту поставлен мой доход и моя репутация? — Она хмуро глянула на него. Глаза, так похожие на его собственные, оценивающе сощурились. — И не прикидывайся, будто ты меня не одобряешь, Тони. Держу пари, никто из твоих коллег даже не догадывается, что происходит в твоем грязном умишке.
— У меня был хороший учитель.
Он отвернулся, притворяясь, что смотрит по телевизору утреннее шоу.
— Ну ладно, нам незачем долго беседовать. У меня много работы, и я уверена, что мы сумеем через кого-то передать тебе сюда какое-нибудь чтение. Я буду сюда заглядывать еще день-другой, пока тебя не поставят на ноги. А потом перестану тебе мешать.
Он услышал, как она шевельнулась в кресле и начала постукивать по клавиатуре.
— Как ты узнала? — спросил он.
— Очевидно, я записана в твое личное дело как ближайший родственник. Либо ты уже двадцать лет не вносил в него изменений, либо ты по-прежнему такой, каким был всегда. А одна умненькая старшая медсестра узнала меня, едва я вошла. Так что я вынуждена торчать тут столько, сколько требуют приличия.
— Кто бы мог подумать, что ты как-то связана с Брэдфилдом.
— Надеялся, что ты тут в безопасности, а? В отличие от тебя, Тони, я — олицетворенная история успеха. У меня связи по всей стране. Мой бизнес процветает. — От этого хвастовства лицо у нее ненадолго смягчилось.
— Тебе правда не обязательно тут быть, — повторил он. — Скажу им — я тебя отослал.
Он говорил быстро, язык у него слегка заплетался, слова путались: он пытался сэкономить усилия на их произнесение.
— И почему, интересно, я должна поверить, что ты сообщишь обо мне правду? Нет уж, благодарю. Я исполняю свой долг.
Тони уставился в стену. «Я исполняю свой долг». Существует ли в английском языке более тоскливая фраза?
Деревянной палочкой-мешалкой Элинор Блессинг добавила взбитые сливки в чашку с мокко. До «Старбакса» было всего две минуты ходьбы от задних дверей «Брэдфилд кросс», и ей подумалось, что подошвы младших врачей, накачивающихся кофеином, чтобы побороть сон, уже протоптали борозду в тротуаре. Но сегодня утром она пыталась не столько поддерживать в себе бодрость, сколько просто держаться кое от чего подальше.
Серые глаза ее смотрели куда-то в пространство. В голове теснились мысли. Она старалась понять, что ей делать. Она уже достаточно долго пробыла стажером у Томаса Денби, чтобы составить о нем вполне четкое представление. По-видимому, это лучший диагност из всех, с кем ей доводилось работать, к тому же выдающийся клиницист. В отличие от многих консультантов, которых она повидала в своей жизни, он уважительно обращался с младшими врачами и студентами. Он поощрял их активность во время обходов. Задавая студентам вопросы, на правильные ответы он реагировал благодарно, а на неверные — разочарованно, и это разочарование куда сильнее подкрепляло их желание учиться, чем сарказм других врачей.
Однако, подобно хорошему адвокату, Денби обычно предлагал лишь такие вопросы, на которые он и без того знал ответ. Будет ли он столь же благожелателен, если кто-то из его подчиненных распутает проблему, которую он не сумел решить сам? Скажет ли он спасибо человеку, который выдвинет предположение, которого сам он не рассматривал? Особенно если окажется, что предположение справедливо?
Пожалуй, его это все равно обрадует, и неважно, кто выдвинул гипотезу. Потому что диагноз — первый шаг на пути к тому, чтобы помочь пациенту. Разумеется, кроме тех случаев, когда это диагноз безнадежный. «Бесперспективно, неоперабельно, неизлечимо». Никто не хочет такого диагноза.
Особенно когда твой пациент — Робби Бишоп.
Кэрол подумала: когда настолько хорошо знаешь все закоулки больницы, в этом есть что-то угнетающее. По служебным надобностям ей в свое время приходилось частенько бывать в разных отделениях «Брэдфилд кросс». Но тут есть одно преимущество: знаешь, на какую из стоянок, забитых машинами, лучше всего поставить свою.
Дежурная медсестра у мужской хирургической палаты узнала ее. Они несколько раз встречались во время операции и послеоперационной реабилитации одного насильника, чьей жертве чудом удалось обратить его нож против него же. Обе они не без удовольствия наблюдали за его страданиями.
— Вы инспектор Джордан, точно? — спросила она.
— Верно. Я ищу пациента по имени Хилл. Тони Хилл, знаете?
Медсестра удивилась:
— По-моему, у вас слишком высокая должность, чтобы лично снимать показания.
На мгновение Кэрол задумалась: как ей объяснить, какое отношение она имеет к Тони. «Он мой коллега» — недостаточно, «квартирный хозяин» — только запутает, «друг» — одновременно и больше, и меньше правды. Она пожала плечами:
— Он кормит моего кота.
Сестра хихикнула:
— Нам всем нужен такой помощничек. — Она указала на коридор справа. — Пройдете мимо четырехместных палат, в самом конце будет дверь налево. Он там.
Кэрол грызло беспокойство, пока она шагала по коридору. У нужной двери она остановилась. Как это будет? Что она там обнаружит? У нее было мало опыта в обращении с увечными. По собственному же опыту она знала, что когда ей было больно самой, то меньше всего она хотела видеть рядом с собой кого-то из близких. Их жалость почему-то заставляла ее чувствовать себя виноватой, к тому же она не хотела выставлять напоказ свою уязвимость.
Она готова была побиться об заклад, что и Тони ощущает то же самое. Она вспомнила предыдущий случай, когда навещала его в больнице. Тогда они еще плохо знали друг друга, но она помнила, что это была не самая непринужденная их встреча. Что ж, если окажется, что он хочет побыть один, она не станет вертеться рядом. Просто заглянет, чтобы он понял: она за него волнуется. А потом светски откланяется, убедившись, что пациент знает: если он пожелает, она вернется.
Знакомый, чуть хрипловатый голос:
— Входите.
Кэрол усмехнулась. Значит, не так все и плохо. Толкнула дверь и вошла.
Она тут же поняла, что в помещении есть кто-то еще, но поначалу смотрела только на лежащего на койке Тони. Трехдневная щетина подчеркивала цвет кожи. Казалось, он сильно сбросил вес, что при его худобе вряд ли было возможно. Но глаза у него сверкали ярко, и улыбка была самая что ни на есть настоящая. Хитроумное приспособление из растяжек и тросов охватывало его закованную в лубок ногу, поднимая ее под углом, который едва ли можно было назвать удобным для здорового человека.
— Кэрол… — заговорил он, но тут его прервали.
— Кэрол… — заговорил он, но тут его прервали.
— Вы, должно быть, его девушка, та самая, — произнесла женщина, сидящая в углу палаты. Акцент у нее был слабый, но совершенно точно местный. — Почему так долго?
Кэрол с удивлением посмотрела на нее. Чуть за шестьдесят, хорошо сохранилась, видимо, очень следит за собой, чтобы годы не взяли свое. Волосы мастерски покрашены в золотисто-каштановый цвет, косметика наложена скромно и вполне безупречно. Синие глаза смотрят оценивающе, а различимые на лице морщинки не свидетельствуют, пожалуй, о доброте, скорее, наоборот. Худощавая. Одета в деловой костюм, недешевый, судя по всему. Кэрол такой явно не по карману.
— Простите? — переспросила она.
Ее не так уж часто заставали врасплох подобным образом. Даже преступники редко бывают настолько беспардонны.
— Это не моя девушка, — с неприкрытым раздражением заметил Тони. — Это старший детектив-инспектор Кэрол Джордан.
Брови женщины поднялись.
— Получается, вы меня ввели в заблуждение. — Легкая усмешка, без малейшего намека на юмор. — Но, как бы там ни было, если вы явились сюда не затем, чтобы его арестовать, тогда зачем же старший инспектор полиции возится с этим бесполезным делом?
— Мама, — проворчал Тони сквозь стиснутые зубы, скорчив Кэрол досадливо-умоляющую гримасу. — Кэрол, это моя мать. Кэрол Джордан, Ванесса Хилл.
Ни одна из женщин не пошевельнулась, чтобы пожать другой руку. Кэрол подавила удивление. Да, они мало говорили друг с другом о своих родных, но у нее почему-то успело сложиться ясное впечатление, что мать Тони давно умерла.
— Очень приятно, — произнесла она и снова повернулась к Тони: — Как ты?
— Накачали лекарствами по самую макушку. Но сегодня я, по крайней мере, могу бодрствовать больше пяти минут подряд.
— А нога? Что они про нее говорят? — Она увидела, как Ванесса Хилл убирает свой ноутбук в яркий пластмассовый футляр.
— Видимо, нормальный одиночный перелом. Они сделали что могли, чтобы его выправить… — Чем дальше, тем тише он говорил. — Ты что, уходишь, мама? — спросил он, когда Ванесса обошла койку, взяв пальто, а футляр с ноутбуком повесив на плечо.
— На редкость справедливое наблюдение: я ухожу. Пришла твоя девушка, она о тебе позаботится. Гора с плеч.
Ванесса Хилл прошла к двери.
— Она не моя девушка! — крикнул Тони. — Она моя жилица, моя коллега, мой друг. И вообще она женщина, а не девушка.
— Как бы там ни было, — отозвалась Ванесса, — я же тебя не бросаю. Я передаю тебя в хорошие руки. — Она небрежно махнула рукой на прощание и вышла.
Кэрол с открытым ртом смотрела ей вслед.
— Ничего себе, — только и вымолвила она, поворачиваясь к Тони. — Она всегда такая?
Он уронил голову на подушку, избегая ее взгляда.
— С другими, пожалуй, нет, — признал он устало. — У нее очень успешный бизнес, консалтинговые услуги для кадровых служб. Трудно поверить, но она курирует решения по подбору, подготовке и увольнению персонала в нескольких крупнейших компаниях страны. Думаю, со мной она проявляет исключительно профессиональные качества.
— Я начинаю понимать, почему ты о ней никогда не говорил. — Кэрол выволокла из угла кресло и села рядом с кроватью.
— Вообще-то я ее почти не вижу. Даже на Рождество и в дни рождения. — Он вздохнул. — И в детстве я ее мало видел.
— А твой папа? Она тоже с ним вела себя так грубо?
— Хороший вопрос. Видишь ли, я понятия не имею, кто мой отец. Она всегда отказывалась что-нибудь мне о нем сообщать. Знаю только, что женаты они не были. Не передашь мне пульт управления койкой? — Он натянуто улыбнулся. — Ты избавила меня от еще одного дня в обществе матери. В благодарность я должен хотя бы сесть в кровати.
— Я пришла, как только узнала. Прости. Мне никто не сообщил. — Она протянула ему пульт, и он понажимал на кнопки, пока не расположился полусидя. Устраиваясь в новой позе, поморщился. — Каждый думал, что мне сообщил кто-то другой, — пояснила она. — Жаль, что ты не сказал мне сам.
— Я же знал, что тебе нужно отдохнуть в выходные, — ответил он. — И потом, в любом случае существует масса услуг, о которых я могу тебя попросить. Незачем спешить. Вот когда я по-настоящему буду в них нуждаться… — Челюсть у него вдруг отвисла, глаза расширились. — Черт возьми, — произнес он. — Ты заходила домой или сразу поехала на работу?
Странный вопрос. Но, судя по его тону, он ждал немедленного ответа.
— Прямо на работу. А что такое?
Он закрыл лицо руками.
— Прости меня, прости. Я совсем позабыл про Нельсона.
Кэрол расхохоталась:
— Ну и ну! Какой-то псих калечит тебе ногу пожарным топором, ты все выходные валяешься в хирургии и еще беспокоишься, что не покормил моего кота! У него есть в двери специальный проход, он может вылезти и поохотиться на мелкую живность, если его замучает голод. — Она дотянулась до его руки, похлопала. — Не думай о моем коте. Лучше расскажи про свое колено.
— Его заштопали, но из-за раны нельзя наложить гипс как полагается. Хирург говорит — сначала надо убедиться, что она нормально заживает и что нет заражения. А уж тогда они смогут наложить гипс, и не исключено, что к концу недели я попытаюсь перемещаться с помощью ходунков. Если буду хорошо себя вести, — ехидно добавил он.
— И сколько ты собираешься пробыть в больнице?
— Не меньше недели. Зависит от того, насколько успешно я буду передвигаться. Они меня не выпустят, пока я не освоюсь с ходунками. — Он помахал рукой. — И, видимо, пока не смогу обходиться без инъекций морфия.
Кэрол с сочувственным выражением лица заметила:
— Будешь знать, как строить из себя героя.
— Ничего в этом не было героического, — возразил Тони. — Герои — это парни, которые старались вытащить оттуда своего товарища. А я просто выполнял отвлекающий маневр. — Веки его дрогнули. — Чтоб я еще когда-нибудь работал сверхурочно…
— Тебе из дома ничего не нужно привезти?
— Может, только несколько футболок. В них будет уютнее, чем в этих больничных халатах. И несколько пар трусов. Интересно, удастся ли нам протащить их через шину.
— А как насчет чтения?
— Хорошая мысль. У меня на столике возле кровати лежит пара книг, на которые я должен дать рецензии. Ты их легко узнаешь, у них на обложке листки-наклейки. Да, и еще мой ноутбук, пожалуйста.
Кэрол весело покачала головой:
— А тебе не кажется, что лучше бы использовать возможность и развлечься? Полистать что-нибудь легкое?
Он глянул на нее так, словно она вдруг заговорила по-исландски:
— Зачем?
— Вряд ли все ждут, что ты сейчас кинешься работать, Тони. К тому же не исключено — ты вдруг обнаружишь, что тебе труднее сосредоточиться, чем ты думал.
Он нахмурился.
— Ты считаешь, я не умею расслабляться, — заметил он полушутя.
— Я не считаю, я знаю. И я это понимаю, я сама такая.
— Я умею отдыхать. Я смотрю футбол. И играю на компьютере.
Кэрол засмеялась:
— Видела я, как ты смотришь футбол. И как ты играешь на компьютере. Ни в том ни в другом случае к этой деятельности неприменим термин «отдых».
— Глупости. Но если уж ты принесешь мне ноутбук, то захвати и Лару… — Он подмигнул.
— Ах ты, бедняжка. Где мне ее искать?
— У меня в кабинете. На крайней полке, до которой дотянешься левой рукой, если встанешь на стул. — Он подавил зевок. — А теперь тебе пора. Мне нужно спать, а тебе — руководить Группой расследования особо важных преступлений.
Кэрол поднялась.
— Группа расследования особо важных преступлений, у которой нет никаких особо важных преступлений, чтобы их расследовать. Не то чтобы я жаловалась, — поспешно добавила она. — Мне совсем не помешает спокойный денек на работе. — Она снова похлопала его по руке. — Я сегодня вечером заскочу. Если тебе еще что-нибудь понадобится, звони.
Она двинулась обратно по коридору, уже вынимая телефон, чтобы включить его, как только выйдет из здания больницы. Когда она проходила мимо поста, медсестра, с которой она перед этим разговаривала, подмигнула ей:
— Долго же вы обсуждали кормление кота.
— Что вы имеете в виду? — Кэрол замедлила шаг.
— По словам его мамаши, он для вас делает и кое-что еще. — Она широко улыбнулась, понимающе глядя на нее.
— А вы не верьте всему, что слышите. Разве ваша мать знает о вас все?
Сестра безразлично пожала плечами:
— Возражение принято.
Кэрол выудила из сумочки визитку:
— Я еще вернусь. Вот моя карточка. Если ему что-нибудь потребуется, сообщите мне. Может быть, я сумею помочь.
— Конечно-конечно. Хороших специалистов по кормлению котов не так-то легко найти.
Юсеф Азиз посмотрел на автомобильные часы. Все в порядке, он укладывается. Никто не ждет, чтобы он вернулся с девятичасовой встречи в Блэкберне задолго до ланча. Все знают, на что похоже в понедельник утром дорожное движение через Пеннинские горы[3]. Но они не знают, что он перенес встречу на восемь. Да, он выехал из Брэдфилда чуть раньше. Пришлось сказать матери, что нарочно выезжает заранее, чтобы не опоздать на встречу с новым важным клиентом. Он чувствовал себя немного неловко: мать всегда ставит его пунктуальность в пример его младшему брату. Но Раджу это как с гуся вода. Мать сама испортила младшего сына, вот теперь пускай и пожинает плоды.