Пока Лэнгдон исследовал тёмные закоулки своей памяти, он снова увидел женщину в вуали. Она стояла на берегу кроваво-красной реки, окружённая телами. Зловоние смерти вернулось.
Лэнгдона охватило внезапное инстинктивное чувство угрозы… не только для себя… но и для каждого. Пиканье кардиомонитора быстро ускорилось. Его мышцы напряглись и он попытался сесть.
Доктор Брукс быстро приложила твёрдую руку к грудине Лэнгдона, заставляя его откинуться. Она бросила взгляд на бородатого врача, который подошёл к рядом стоящей стойке и начал что-то подготавливать.
Доктор Брукс нависла над Лэнгдоном и теперь прошептала:
— Мистер Лэнгдон, тревога распространена при черепно-мозговых травмах, но Вам нужно держать спой пульс под контролем. Никакого движения. Никакого волнения. Просто лежите неподвижно и отдыхайте. С Вами все будет в порядке. Ваша память понемногу вернётся.
Врач вернулся уже со шприцем, который он вручил доктору Брукс. Она ввела его содержимое Лэнгдону внутривенно.
— Просто лёгкое успокоительное, чтобы снизить напряжение, — объяснила она, — оно поможет справиться с болью. — Она встала, собираясь уйти. — С вами будет все в порядке, мистер Лэнгдон. Просто поспите. Если вам что-нибудь понадобится, жмите кнопку на вашей кровати.
Она выключила свет и вышла вместе с бородатым врачом.
В темноте Лэнгдон почувствовал, как лекарство проникло в его организм, почти незамедлительно увлекая тело назад в глубокий колодец, из которого он выплыл. Он боролся с чувством сна, заставляя глаза оставаться открытыми в темноте палаты. Он попытался сесть, но его тело как-будто превратилось в цемент.
Как только Лэнгдон сместился, он снова оказался лицом к окну. Огни погасли, а в тёмном стекле его отражение исчезло, сменившись святящимся вдалеке небом.
Среди очертаний шпилей и куполов один величественный фасад преобладал в поле зрения Лэнгдона. Строение было впечатляющей каменной крепостью с зубчатым парапетом и трёхсотфутовой башней, которая расширялась возле верхушки, выпячивая наружу массивную парапетную стену с бойницами.
Лэнгдон резко сел в постели, боль взорвалась в его голове. Он поборол жгучую пульсацию и пристально посмотрел на башню.
Лэнгдон хорошо разбирался в средневековой архитектуре.
Эта башня была единственной в мире.
К сожалению, она также располагалось в четырёх тысячах миль от Массачусетса.
За его окном, скрытая в тенях Виа Торрегалли, крепко сложённая женщина без усилий слезла со своего мотоцикла BMW и двинулась вперёд с энергией пантеры, преследующей добычу. Её взгляд был острым. Её коротко подстриженные волосы — уложенные в виде шипов — выделялись на фоне поднятого воротника её чёрного кожаного костюма для езды. Она проверила своё оружие с глушителем и смерила взглядом окно, где Роберт Лэнгдон только что погасил свет.
Незадолго до этого вечера ее основная миссия была ужасным образом провалена.
Воркование единственного голубя изменило всё.
Теперь она пришла, чтобы это исправить.
Глава 2
Я ВО ФЛОРЕНЦИИ?
Голова Роберта Лэнгдона болезненно пульсировала. Сейчас он сидел на больничной койке и тыкал пальцем по кнопке вызова врача. Несмотря на действие успокоительного, его сердце билось изо всех сил.
Доктор Брукс поспешила вернуться, ее конский хвост подпрыгивал при ходьбе.
— Вы в порядке?
Лэнгдон озадаченно покачал головой:
— Я в… Италии?
— Хорошо, — сказала доктор. — Вы начинаете вспоминать.
— Нет! — Лэнгдон указал на внушительное строение вдалеке. — Я узнаю Палаццо Веккьо.
Доктор Брукс снова включила свет и силуэт Флоренции исчез. Она подошла к кровати, спокойно шепча.
— Мистер Лэнгдон, незачем беспокоиться. Вы страдаете от лёгкой амнезии, но доктор Маркони подтвердил, что функции Вашего мозга в порядке.
Также подбежал бородатый врач, очевидно услышавший кнопку вызова. Он проверил кардиомонитор Лэнгдона, пока молодой врач говорила с ним на быстром, беглом итальянском — что-то насчёт того как Лэнгдон был agitato[1], узнав что он в Италии.
Взволнован? Подумал Лэнгдон сердито. Даже ошеломлен! Адреналин бушевал в его организме, сражаясь с успокоительным.
— Что со мной произошло? — требовал он. — Какой сейчас день?
— Все в порядке, — сказала она. — Сейчас утро понедельника, восемнадцатое марта.
Понедельник. Лэнгдон напряг свою больную голову, пытаясь вспомнить последние образы — холод и темнота — дорога в одиночестве по гарвадскому кампусу на цикл вечерних субботних лекций. Это было два дня назад? Острая паника охватила его, когда он попытался вспомнить, что вообще было на лекции или после нее. Ничего. Частота сигналов кардиомонитора ускорилась.
Почесав бороду, старший доктор продолжил налаживать оборудование, пока доктор Брукс снова не села рядом с Лэнгдоном.
— Вы поправитесь, — заверила она, говоря спокойным голосом. — Мы обнаружили у вас ретроградную амнезию, что обычно при травме головы. Ваши воспоминания в течение нескольких дней могут быть искажены или утеряны, но скоро все восстановится. — Она сделала паузу. — Вы помните мое имя? Я сказала его, когда пришла.
Лэнгдон задумался на мгновение.
— Сиенна. Доктор Сиенна Брукс.
Она улыбнулась.
— Видите? Вы уже формируете новые воспоминания.
Боль в голове Лэнгдона была почти невыносимой, и все вокруг расплылось.
— Что… произошло? Как я сюда попал?
— Я думаю, Вам надо отдохнуть и, может быть…
— Как я сюда попал? — требовательно спросил Лэнгдон, и ритм его сердца на мониторе ускорился.
— Хорошо, только успокойтесь, — сказала доктор Брукс, перемениваясь нервным взглядом со своим коллегой. — Я расскажу вам. — Ее голос стал более серьезным. — Мистер Лэнгдон, три часа назад, вы завалились в наше отделение скорой помощи с кровоточащей раной в голове и тут же упали на пол. Никто не имел понятия, кто вы и как сюда попали. Вы что-то бормотали на английском, поэтому доктор Маркони попросил меня помочь. Я из Великобритании, а сюда приехала в отпуск.
Лэнгдон почувствовал себя очнувшимся в картине Макса Эрнста. Какого черта я делаю в Италии? Обычно Лэнгдон приезжал сюда каждый июнь на художественную конференцию, но сейчас был март.
От успокоительного становилось все тяжелее, и он почувствовал себя, как будто земное притяжение пытается все сильнее придавить его к матрацу. Лэнгдон боролся с этим, и держал голову, пытаясь оставаться бдительным.
Доктор Брукс наклонилась к нему, словно ангел.
— Пожалуйста, мистер Лэнгдон, — прошептала она. — Травма головы требует осторожного обращения в первые сутки. Вам необходим отдых, или вы можете серьезно пострадать.
Внезапно по внутренней связи раздался потрескивающий голос:
— Доктор Маркони?
Бородатый доктор нажал кнопку на стене и ответил:
— Si?
Голос по внутренний связи говорил на быстром итальянском. Лэнгдон не понял, что, но увидел, как доктора обменялись удивленными взглядами. Или тревожными?
— Memento, — ответил Маркони, заканчивая разговор.
— Что происходит? — спросил Лэнгдон.
Глаза доктора Брукс, казалось, немного сузились.
— Это был администратор отделения интенсивной терапии. К вам посетитель.
Луч надежды прорезался сквозь неуверенность Лэнгдона.
— Это отличные новости! Возможно, этот человек знает, что со мной произошло.
Она выглядела неуверенной.
— Странно, что кто-то пришел к вам. У нас нет вашего имени и вы даже еще не зарегистрированы.
Борясь с успокоительным, Лэнгдон неуклюже принял вертикальное положение.
— Если он знает, что я здесь, то должен знать, что произошло!
Доктор Брукс посмотрела на доктора Маркони, который покачал головой и постучал по своим часам. Она повернулась обратно к Лэнгдону.
— Это отделение интенсивной терапии, — объяснила она. — Никому нельзя входить до девяти утра. Сейчас доктор Маркони выйдет и узнает, кто этот посетитель и чего он или она хочет.
— Как насчет того, чего хочу я? — спросил Лэнгдон.
Доктор Брукс терпеливо улыбнулась и понизила голос, наклоняясь ближе.
— Мистер Лэнгдон, есть некоторые вещи, о которых вы не знаете… о том, что с вами случилось. И прежде чем вы поговорите с кем-нибудь, думаю, будет справедливо, чтобы вы знали обо всех фактах. К сожалению, я не думаю, что сейчас вы достаточно сильны, чтобы…
— Каких фактах? — потребовал Лэнгдон, пытаясь держаться выше. Катетер в его руке сдавило, и он почувствовал себя, как будто его тело стало весить несколько сотен фунтов. — Все, что мне известно, это то, что я в больнице во Флоренции и что я прибыл, повторяя слова «Очень жаль…».
Ему на ум пришла пугающая мысль.
Ему на ум пришла пугающая мысль.
— Я виноват в дорожном происшествии? — спросил Лэнгдон. — Я кого-нибудь покалечил?
— Нет, нет, — сказала она. — Я так не думаю.
— Тогда что? — настаивал Лэнгдон, свирепо глядя на обоих докторов. — Я имею право знать, что происходит!
Последовало длительное молчание, затем доктор Маркони неохотно кивнул своей молодой привлекательной коллеге. Доктор Брукс выдохнула и подвинулась ближе к его краю кровати.
— Хорошо, позвольте мне рассказать вам, что я знаю… а вы спокойно выслушаете меня, идет?
Лэнгдон кивнул, движение головой сразу же вызвало боль по всему черепу. Он проигнорировал это, желая получить ответы.
— Во-первых, дело в том, что… ваша рана головы не была вызвана несчастным случаем.
— Что ж, это облегчение.
— Не совсем. На самом деле, она была вызвана пулей.
Кардиомонитор Лэнгдона запульсировал быстрее.
— Прошу прощения?
Доктор Брукс продолжила неуклонно и быстро.
— Пуля пробила верх вашего черепа и вполне вероятно привела к сотрясению мозга. Вам очень повезло, что вы выжили. Дюймом ниже и… Она покачала головой.
Лэнгдон смотрел на нее в неверии. Кто-то в меня стрелял?
В холле вспыхнул спор и раздались сердитые голоса. Звучало как-будто кто бы ни прибыл навестить Лэнгдона — он не хотел ждать. Почти сразу Лэнгдон услышал как тяжёлая дверь далеко в конце коридора распахнулась. Он смотрел пока не увидел фигуру, приближающуюся по проходу.
Женщина была полностью одета в чёрную кожу. Она была в хорошей форме и сильная, с шипастыми волосами. Она двигалась легко, как будто её ноги не касались земли и она направлялась прямиком в палату Лэнгдона.
Не колеблясь, доктор Маркони ступил в открытый дверной проём, чтобы преградить путь непрошеной гостье. «Ferma!»[2], — скомандовал он, протянув ладонь жестом полицейского.
Незнакомка, не сбавляя шагу, вынула пистолет с глушителем. Прицелилась доктору Маркони прямо в грудь и выстрелила.
Последовал характерный хлопок.
Лэнгдон с ужасом наблюдал, как доктор Маркони пошатнулся, задом ввалился в комнату, прижимая руку к груди, упал на пол; его белый халат быстро пропитался кровью.
Глава 3
В пяти милях от побережья Италии роскошная 237-футовая яхта «Обман» плыла в предрассветном тумане, который поднимался от мягко вращающейся зыби Адриатики. Стальной корпус корабля был разукрашен в темно-серый цвет, отчетливо придавая ему недружелюбную ауру военного судна.
Ценой свыше 300 миллионов долларов США, судно могло похвастаться всеми привычными удобствами: спа, бассейном, кинотеатром, персональной подводной лодкой и вертолетной площадкой. Однако, комфорт корабля не особо интересовал его владельца, который, получив яхту пять лет назад, выкинул из нее все лишнее и установил хорошо защищенный, армейский, электронный командный центр.
Подключённая к трем выделенными спутниковым линиям связи и к дополнительному массиву наземных ретрансляционных станций, аппаратная судна «Мендасиум» имела штат из чуть ли не двух десятков людей — технических специалистов, аналитиков, координаторов операций — которые жили на борту и находились в постоянном контакте с принадлежавшими организации различными наземными операционными центрами.
В бортовую систему охраны судна входили небольшой взвод обученных солдат, две системы обнаружения ракет и арсенал из самых последних моделей вооружения. С прочим вспомогательным персоналом — поварами, уборщиками и прислугой, общее количество людей на борту переваливало за сорок. Судно «Мендасиум» было, в результате, передвижным офисным сооружением, из которого её владелец управлял своей империей.
Известный своим работникам только как «хозяин», это был маленький, низкорослый человек со смуглой кожей и глубоко посаженными глазами. Его невзрачная внешность и прямолинейные манеры, пожалуй, хорошо вязались с человеком, сколотившим обширное состояние на предоставлении особого набора тайных услуг теневым представителям неформальных общественных групп.
Его называли по-разному — бездушным наемником, посредником греха, пособником дьявола — но он не был никем из перечисленного. Хозяин просто обеспечивал своих клиентов возможностью следовать их амбициям без последствий; то, что человечество было греховно по природе, было не его проблемой.
Не обращая внимания на критиков и их этические возражения, хозяин направил свой компас на неподвижную звезду. Он построил свою репутацию — и репутацию Консорциума — на двух золотых правилах.
Никогда не давай обещания, которое не сможешь выполнить.
И никогда не лги клиенту.
Ни при каких обстоятельствах.
В своей профессиональной деятельности хозяин никогда не нарушал обещаний и в сделке не давал обратного хода. Его слово было весомым — абсолютной гарантией — и хотя, конечно, бывали контракты, о заключении которых он сожалел, никогда не рассматривалось вариантов из них выйти.
Этим утром, выйдя на частный балкон из своей каюты, хозяин смотрел на вспененное море и пытался успокоиться, не обращая внимание на боль в желудке.
Решения, которые мы принимаем в прошлом, строят наше настоящее.
Судя по прошлым решениям, он мог преодолевать почти любое минное поле и всегда преуспевать. Сегодня, однако, когда он пристально посмотрел из окна на отдаленные огни итальянского материка, он почувствовал себя на краю. И это было нетипично для него.
Год назад на этом самом судне он принял решение, последствия которого ныне угрожали всему, что он выстроил. Я согласился оказать услугу не тому человеку. В то время хозяин никак не мог об этом знать, и всё же, теперь тот просчёт привёл к шквалу непредвиденных проблем, вынудив его направить на места своих лучших агентов с приказами «чего бы это ни стоило» удержать на плаву его накренившийся корабль.
В данный момент хозяин ожидал вестей, в частности, от одного из своих оперативных агентов.
Вайента, думал он, представляя мускулистого эксперта с волосами в виде шипов. Вайента, которая служила ему безупречно до этой миссии, вчера вечером сделала ошибку, которая имела страшные последствия. Прошедшие шесть часов были схваткой, отчаянной попыткой восстановить контроль над ситуацией.
Вайента утверждала, что ее ошибка была результатом простой неудачи — неуместное воркование голубя.
Хозяин, однако, не верил в удачу. Все, что он делал, было организовано, чтобы уничтожить хаотичность и исключить случайность. Контроль был отличительной чертой военного полицейского — предвидение каждой возможности, предупреждение каждого ответа и формирование действительности на пути к желаемому результату. У него был безупречный послужной список успехов, и умение хранить тайну, и благодаря этому появилась потрясающая клиентура — миллиардеры, политики, шейхи и даже целые правительства.
На востоке первый слабый утренний свет начал поглощать самые низкие звезды на горизонте. На палубе стоял хозяин и терпеливо ждал донесения от Вайенты, что ее миссия прошла точно как запланировано.
Глава 4
На какое-то мгновение Лэнгдону показалось, что время остановилось.
Доктор Маркони лежал на полу, из его груди текла кровь. Борясь с успокоительным, Лэнгдон поднял глаза на убийцу с ирокезом, которая шагала по коридору, преодолевая последние несколько метров до открытой двери. Приблизившись к порогу, она глянула в сторону Лэнгдона и мгновенно развернула свое оружие в его направлении… целясь в голову.
«Я сейчас умру, — подумал Лэнгдон. — Здесь и сейчас».
В маленькой комнате оглушающе прозвучал выстрел.
Лэнгдон отпрянул, уверенный, что его застрелили, но звук не был порожден пистолетом женщины. Это был стук захлопнувшейся тяжелой металлической двери: Доктор Брукс бросилась на нее всем телом и защелкнула замок.
С расширившимися от страха глазами доктор Брукс мгновенно развернулась и присела рядом со своим лежащем в крови коллеге, проверяя ему пульс. Доктор Маркони закашлялся кровью, и она потекла по его щеке в бороду. После этого доктор больше не двигался.
— Enrico, no! Ti prego! — закричала Брукс.
Снаружи в металлическую обивку двери стали биться пули. Из коридора послышались крики тревоги.
Каким-то образом тело Лэнгдона начало двигаться, паника и инстинкт пересилили успокоительное. Пока он неуклюже выбирался из постели, жгучая боль разрывал правую руку. На мгновение он подумал, что одна из пуль прошла сквозь дверь и попала в него, но, глянув вниз, он понял, что на его руке сломалась капельница. Пластиковый катетер торчал из предплечья, и из трубки текла теплая кровь.
Теперь Лэнгдон полностью очнулся.
Согнувшись у тела Маркони, доктор Брукс продолжала искать пульс, а ее глаза застилались слезами. Потом, будто внутри нее щелкнул переключатель, она поднялась и повернулась к Лэнгдону. Выражение ее лица изменилось прямо у Лэнгдона на глазах, молодые черты ожесточились уверенным самообладанием опытного врача, имеющего дело с кризисом заболевания.