Мать родила меня, когда ей было всего семнадцать. Я так и не узнала, кто был моим отцом. Было известно только, что он служил военным моряком, вышел в отставку незадолго до того, как они встретились, и вскоре погиб в море. Она никогда не упоминала, успели ли они пожениться, а я и не спрашивала. Да это и не имело ни малейшего значения. Мать любила его столь самозабвенно, что ни один мужчина не смог вытеснить его из ее сердца. Думаю, я бы тоже любила его. Я создала себе образ отца, которого никогда не знала, – с доброй улыбкой, широкими плечами и сильными руками. И когда смотрела в воду, то всегда вспоминала его.
Я должна была бы возненавидеть море за то, что его волны отняли у меня отца. Но этого не случилось. Морские воды зачаровывали меня, и я постоянно слышала их неясный зов. Каждый день после школы я выбирала домой самый длинный путь, чтобы с вершины холма полюбоваться заливом Пьюджет-Саунд. Я наблюдала, как чайки пролетают над головой, ныряя вниз и издавая громкие крики, словно дразнили меня и призывали последовать за ними. Иногда я выбирала какое-нибудь местечко на холме за милю от моего дома и сидела, глядя на пенные волны, разбивающиеся о берег, представляя себе, каково это – плыть по морю далеко за горизонт. Мать обычно говорила, что я дитя воды, хотя никогда не произносила этих слов в присутствии других. Она не доверяла водной стихии, считая ее опасной для нас обеих. Запрещала мне учиться плавать. Тем не менее она мирилась с моей любовью к этому побережью – пока я держалась подальше от воды.
– Ты права, – сказала я, и мои слова потонули в гуле гудка проплывающего мимо судна.
– Надеюсь, ты не плаваешь на каноэ одна? – спросила мать.
Несмотря на то что она боготворит Декса всеми фибрами своей души, ей категорически не нравится, что он живет в плавучем домике. Она просто отказывается признавать, что единственной причиной того, что я до сих пор не умею плавать, является ее собственная боязнь воды. Когда мы только поженились, она умоляла Декса переехать в его дом в районе Квин-Энн Хилл. Но он к тому времени сдал его в аренду, и к тому же если Декс принимает решение, никакая сила в мире не может заставить изменить его.
– Я же всегда надеваю спасательный жилет, если отправляюсь куда-либо на лодке, мама, – заявила я. – И не надо обо мне беспокоиться, ты же знаешь.
– Ну, мать должна беспокоиться о собственном ребенке – это ее обязанность.
Я отдернула штору на окне гостиной и увидела, что на задней палубе, оперев подбородок на руку, сидит Джимми, увлеченный чтением комикса. Интересно, наверное, Наоми уже ищет его. Я подумала: неужели она любит своего ребенка так же сильно, как моя мама любит меня? И быстро задернула штору, чтобы Джимми не успел меня заметить.
* * *Я завернула четыре рулета с корицей в вощеную бумагу и сунула их в рюкзачок. Потом села в каноэ и направилась к домику Колина. Он занимался яхтой, стоя спиной ко мне, но поднял голову, когда услышал звук причаливающего каноэ.
– О, привет, – с улыбкой произнес он, вытирая капельки пота со лба.
– Привет, – ответила я, протягивая ему рулеты с корицей. – Я просто выполняю свое обещание.
Он подошел ко мне, взял пакет в руки и развернул один из сверточков.
– Рулет с корицей?
– Он самый, – с улыбкой ответила я, протягивая руку за веслом. – Ну, мне, пожалуй, пора. Надеюсь, рулетики вам понравятся.
– Подождите, – сказал он. – Не хотите задержаться? Хотя бы ненадолго?
Я с опаской оглянулась, даже не знаю почему. Декса в тот момент дома не было. И какое мне дело, что подумает по этому поводу Наоми или другие обитатели причала?
– Хорошо, – наконец решилась я. – Пожалуй, не откажусь.
Я привязала каноэ к столбику у причала, и Колин подал мне руку, помогая выбраться. Он указал на свою яхту.
– Посидите в ней рядом со мной.
Я изумленно открыла глаза.
– Вы разрешаете?
Он кивнул.
– Я просто хочу ею похвастаться.
Я забралась в яхту вслед за Колином и села рядом с ним на деревянную скамейку.
– Ей предстоит дальний путь, – произнес он задумчиво. – Но, думаю, она с этим справится.
– Вы отлично поработали, – сказала я, поглаживая гладко отполированные поручни.
Он откусил кусочек рулета, а я подумала о том, сколько времени ему понадобится, чтобы закончить работу. Еще месяц? Год?
– Она будет готова к концу лета, – произнес он, словно читая мои мысли.
Тут я поняла, каким же одиноким станет этот причал без Колина, без его яхты, размеренно покачивающейся на воде.
– Полагаю, вы после этого уедете? – спросила я, отводя взгляд.
– Да, – ответил он. – Я отведу ее в Сан-Франциско. Мой заказчик примет ее там.
– А вам разве не грустно с ней расставаться? – спросила я, восхищаясь деревянными деталями носовой части, где доски были подогнаны столь плотно, что щелей между ними почти не было заметно. – Это, наверное, все равно что отдать своего ребенка приемным родителям.
Он пристально посмотрел на меня, и я заметила знакомый блеск в его глазах. Что это – грусть? Сожаление?
– Конечно, – наконец ответил он. – Но я стараюсь к ней не привязываться. Расставаться всегда тяжело, поэтому лучше помнить, что все хорошее всегда заканчивается.
Я кивнула и отвела глаза в сторону.
– Между прочим, – внезапно произнес Колин, – а не хотите ли ко мне присоединиться?
Я отрицательно покачала головой.
– Нет, я не смогу.
– Но почему же?
– Ну, – замешкалась я. – Понимаете, я…
– Вот видите? У вас нет настоящей причины. – Он поднялся и начал распускать паруса.
– Сейчас покатаемся.
Он поправил снасти и направил лодку к центру озера. Реющие в полную высоту паруса выглядели просто великолепно, и я с благоговением наблюдала, как уверенно и точно он управляет яхтой, совершая сложные маневры.
Когда мы достигли центра озера, он обернулся ко мне.
– Хотите попробовать?
Я в ужасе потрясла головой.
– Нет! Я не умею.
– А я вас научу, – сказал он с лукавой улыбкой. – На самом деле все очень просто.
– Ну… Хорошо, – сказала я, шагнув к нему.
Колин взял мою руку и положил на длинную деревянную рукоятку.
– Это называется румпель, – сказал он, плотно прижимая мою руку своей. – С его помощью управляют судном.
Он отошел назад и улыбнулся.
– Это же самое прекрасное чувство в мире, не так ли?
– Согласна, – сказала я. Ветер растрепал мои волосы, но мне не было до этого дела. Я позабыла обо всем на свете, меня охватил азарт, и никакая сила в мире не могла бы остановить меня.
– Куда пойдем? – спросил Колин. Его глаза искрились, и мои, подозреваю, тоже. В этот момент я наслаждалась жизнью.
– Поплывем на Карибы, – неожиданно сказала я.
Колин весело кивнул.
– Итак, леди хочет плыть на Карибы, что ж, значит, туда мы и направимся.
– Я если мы вдруг потерпим кораблекрушение? – спросила я.
– И нас прибьет к необитаемому острову, – продолжил Колин.
Я кивнула.
– А я не умею плавать.
– Зато я умею, – сказал он, снова взявшись за румпель. – Мы спасемся! Кроме того, у нас в запасе есть рулеты с корицей, которые не дадут нам умереть с голоду.
Я уселась на скамью рядом с ним.
– А чем занимается ваш муж? – неожиданно спросил Колин.
– Он художник, – ответила я, невольно напрягаясь при упоминании Декса. – Пишет картины.
– Понятно, – протянул он.
– Это вас удивляет?
– Понимаете, – сказал он, потирая подбородок, – мне казалось, он занимается бизнесом. Его так часто не бывает дома.
– Декс очень популярный художник, – сказала я гораздо более вызывающим тоном, чем мне бы хотелось. – У него мастерская в центре города. Ему приходится очень много работать.
– Послушайте, – улыбаясь, сказал он. – Я прошу прощения. Я вовсе не хотел, чтобы мои слова прозвучали осуждающе, просто…
Я скрестила на груди руки.
– Что?
Все мои страхи вылезли наружу: а вдруг он хочет сказать, что мы не подходим друг другу? Что мой муж гораздо более утонченный и образованный, чем я?
Колин пожал плечами.
– Я имею в виду… – Он снова на мгновение замолчал. – Как бы это точнее выразить? – Он глубоко вздохнул. – Если бы у меня была такая жена, как вы, я бы никогда не покидал ее так надолго.
Мои щеки залила краска смущения.
– О, спасибо за комплимент.
Я развязала и снова завязала шарф и повернулась к нему.
– Знаете, чего не хватает вашей лодке? – спросила я, пытаясь сменить тему разговора.
– Чего же?
– Подушек.
– Конечно, – сказал он. – в следующий раз, когда мы отправимся в плавание, я непременно захвачу подушки с дивана.
– Не стоит, – сказала я, – я могу их для вас сшить. В кладовке есть поролоновые блоки и ткань. Непонятно, для чего они нужны, но они валяются там целую вечность. Если эти запасы еще не съела моль, я могу сшить отличные подушки.
Колин покачал головой.
– Не смею вас так утруждать.
Я хотела сказать ему, что боюсь, что рано или поздно сойду с ума в этом маленьком плавучем домике, слоняясь целый день без дела, без цели, но постеснялась.
– Не смею вас так утруждать.
Я хотела сказать ему, что боюсь, что рано или поздно сойду с ума в этом маленьком плавучем домике, слоняясь целый день без дела, без цели, но постеснялась.
– Не забывайте, я сама вызвалась, – сказала я.
– Ну, если вы так же хорошо шьете, как готовите, – ответил он, – я не в силах отказаться.
Я решила перейти на нос. Проходя по правому борту, я почувствовала на себе взгляд Колина и обернулась, но потеряла равновесие и со всей силы ударилась головой о тяжелое деревянное основание паруса. В глазах у меня потемнело, я почувствовала тупую боль, а потом пошатнулась и словно провалилась в какую-то черноту.
Глава 14
Ада
Алекс встретил меня у входа в мой плавучий домик ровно в пять.
– Приглашаю вас на ужин, – просто сказал он.
Я бросила взгляд на свой наряд – легинсы и тонкий свитер, что вряд ли подходило для выхода в ресторан.
– Мне надо переодеться.
– Не стоит, – сказал он с улыбкой. – Вы выглядите идеально. Не забывайте, это же Сиэтл. Жители этого города даже в самые престижные места ходят в джинсах и свитерах.
Я усмехнулась.
– Хорошо, тогда возьму сумку.
Я побежала в дом, собрала волосы в конский хвост, наложила на губы немного блеска, схватила сумку и вышла на палубу.
Алекс взял меня под руку, и мы пошли по причалу к улице, вьющейся по высокому берегу озера.
– Ресторанчик Серафины прямо на холме, – сообщил он. – Надеюсь, вы не возражаете против небольшой прогулки пешком.
– Разумеется, не возражаю, – ответила я. – Я всегда старалась ходить пешком в Нью-Йорке и привыкла к этому.
Маленький ресторанчик ютился на Истлейк-авеню. Алекс придержал дверь, пропуская меня внутрь. Из помещения на улицу доносились приглушенные звуки джаза. Группа из трех музыкантов сидела на крохотной сцене в центре небольшого зала, и саксофонист весело подмигнул мне, пока мы ждали, когда к нам подойдет официантка.
– Мы хотим поужинать, – сказал Алекс.
Официантка приветливо сопроводила нас к столику у окна. Я оглядела зал и убедилась, что Алекс был прав. За столиком напротив сидела пара. Он был одет в хлопчатобумажные шорты и сандалии, а джинсовая юбка его спутницы казалась изрядно потрепанной. Да, это не Нью-Йорк. Теперь я могла воочию убедиться, что такое полное отсутствие условностей.
– Здесь просто великолепные ньокки, – сказал он. – А еще баклажаны и равиоли с тыквой. Впрочем, как и все остальное в меню.
Я улыбнулась.
– Мне нравится простая итальянская еда. Мой муж родом из большой итальянской семьи.
Я внимательно наблюдала за выражением лица Алекса, ища признаки того, что его смущает данная тема, но он лишь с интересом посмотрел на меня.
– Наверняка у него была чудесная итальянская бабушка, кухня которой всегда пахнет чесноком, базиликом и тушеными помидорами.
– Вы не ошиблись, – сказала я. – Это точный портрет кухни его бабушки.
Тут подоспела официантка, которая поставила передо мной бокал кьянти, и я отпила чуть-чуть, весьма удивленная тем, что не испытывала ни малейшего дискомфорта, обсуждая Джеймса с новым знакомым.
– А вы? – спросила я. – Вы, наверное, тоже выросли в семье, где любили хорошо поесть?
– Вовсе нет, если только вы не имеете в виду покупное печенье с кремовой начинкой, болонскую копченую колбасу и сэндвичи.
– То же самое можно сказать и обо мне, – смеясь, сказала я. – Мы ведь дети восьмидесятых. Удивительно, что мы еще не умерли от рака при такой-то еде!
Я посмотрела на Алекса.
– А что ваши родители думают о том, что вы сменили род деятельности и стали фотографом для кулинарных книг?
Выражение его лица внезапно изменилось. Он стал более серьезным и сдержанным.
– Это долгая история, – ответил Алекс, отпивая минеральную воду из стакана.
– Понимаю, – сказала я, уважая его право на личные тайны, которых и у самой было предостаточно. К тому же сейчас, видимо, не время было затрагивать такие личные темы.
Официантка принесла блюдо с итальянской закуской-ассорти, и я положила оливку «Каламата» в рот. Ее насыщенный, довольно резкий вкус словно вернул меня в то воскресное утро, когда бабушка Санторини угощала нас поздним завтраком на своей уютной кухне в Нью-Йорке.
Двенадцать лет назадБабушка Санторини ставит передо мной целую миску дымящейся горячей пасты. Макароны приготовлены вручную, и соус тоже, причем использовались только помидоры Сан-Марцано, которые она собственноручно выращивала в терракотовых горшках на балконе.
– Посыпать пармезаном? – спрашивает она, держа в руках большой кусок белого сыра и терку.
– Да, спасибо, – отвечаю я.
Джеймс подмигивает мне и снова наполняет мой бокал вином.
– Надо ее откормить, чтобы она могла родить тебе ребенка, – неожиданно заявляет бабушка, обращаясь к Джеймсу.
Я заливаюсь краской.
– Слышишь, Ада? – говорит Джеймс, легонько толкая меня в бок. – Бабушка хочет правнуков.
Я улыбаюсь и принимаюсь за еду. Это моя первая встреча с бабушкой Джеймса, и я сразу же влюбляюсь в нее. Ее шелковистые седые волосы убраны в пучок, а на талии красуется белоснежный фартук. Все вокруг создает необычайно теплую, доброжелательную атмосферу – кухня, ее улыбка, ласковые руки и необыкновенная доброта. Мне хотелось бы быть такой же в семьдесят пять лет.
– Тебе понравилось угощение? – спрашивает она, подвигая миску с пастой поближе ко мне. – Поешь еще.
– Спасибо, – отвечаю я. – Очень понравилось.
– Джеймс, дорогой, – говорит она. – Сходи, пожалуйста, к черному входу и принеси полено – надо подбавить огоньку.
Он опускает салфетку на стол и послушно поднимается из-за стола.
– А ты хочешь детей? – спрашивает бабушка, когда мы остаемся одни.
– Да, – отвечаю я в недоумении. – Очень хочу.
– Вот и хорошо, – довольно констатирует она. – У вас будут прекрасные малыши.
Мои щеки пылают, и сложно сказать, от вина ли это, или от того, что я обсуждаю проблемы деторождения с бабушкой моего возлюбленного.
– Он ведь тебя любит, – продолжает бабушка, хитро улыбаясь. – Я заметила, как он на тебя смотрит. Влюбленными глазами!
Произнося эти слова, она подносит к губам золотой медальон на шее.
* * *– Все в порядке? – спросил Алекс.
– Да, – ответила я. – Простите, я просто задумалась… Дело в том, что этот ресторан напомнил мне о…
– Понятно, воспоминания… – сказал он.
Я молча кивнула.
Маленький оркестр заиграл приятную мелодию. Мне показалось, что это был Стэн Гетц, но названия песни я так и не вспомнила. Я бросила взгляд на Алекса, он был так доброжелателен и заботлив! Мне захотелось рассказать ему все – прямо сейчас. Но не успела я открыть рот, как он сам заговорил.
– Мне надо кое-что вам поведать, – произнес он. – О моей жизни.
И вместо того чтобы изливать душу, я стала слушать его рассказ.
Глава 15
Пенни
Я открыла глаза и услышала писк каких-то приборов. Где я? Осмотревшись, я увидела белые стены. Все вокруг было ослепительно-белым. Женщина в белой одежде, очевидно медицинская сестра, склонилась надо мной.
– Доброе утро, дорогая, – сказала она, беря меня за запястье, чтобы пощупать пульс.
– Слава богу! Ваш муж будет счастлив увидеться с вами. Вы заставили нас поволноваться. Пойду позову его.
Значит, Декс здесь? Представляю, как он был напуган, узнав, что я оказалась на больничной койке. Слезы подступили к моим глазам. Что случилось? Я забеспокоилась и ощупала на своей голове повязку.
Дверь открылась, и на пороге снова появилась сиделка, на сей раз в сопровождении Колина.
– Дорогая! – воскликнул он, подбегая к кровати.
– Ничего не понимаю, – сказала я. – Я думала…
– А я уже решил, что потерял тебя, – сказал он, целуя мой лоб с многозначительным видом, словно просил меня подыграть ему.
– Доктор Хэнсон сейчас подойдет и осмотрит вас, – прощебетала сиделка. – А пока можете поговорить со своим мужем.
Я послушно кивнула, и она вышла из палаты.
– Что случилось? Почему она считает, что ты мой муж?
– Они так решили, когда я привез тебя сюда, – объяснил Колин. – А когда я понял, что в это крыло больницы не пускают никого, кроме родственников пациентов, то решил поддержать это заблуждение.
– А где Декстер? – спросила я.
– Понятия не имею. – Он выглядел смущенным, и было совершенно очевидно, что он что-то от меня скрывает.
– Что это значит?
– Ну, я пытался его разыскать, отправился на площадь Пионеров. – Он растерянно потер лоб. – Но его там не оказалось, Пенни.
– Ничего не понимаю, – повторила я. – Может быть, он просто куда-то вышел? Возможно, пообедать с заказчиком? А может, отправился домой? А ты заходил в наш плавучий домик? Он наверняка там.