Тут опять отворилась дверь, и вошел Вася Ерохин.
- А, занимаетесь! - говорит.
- Что это такое? - говорю я. - Каждыий приходит и говорит: "А, занимаетесь", будто мы первыий раз
в жизни занимаемся, а до этого и не учились вовсе!
- Да я не про тебя говорю, я про Шишкина, - ответил Вася.
- А Шишкин что? Будто он совсем не учился? У него по всем предметам не такие уж плохие
отметки, только по русскому. .
- Ну, не сердись, я так просто сказал. Я думал, что он не занимается, а он занимается, вот я и
сказал
- Мог бы хоть что-нибудь другое сказать. Будто других слов нет на свете!
- Откуда же я знал, что это вас так обидит? По-моему, ничего тут обидного нет.
Тут снова отворилась дверь, и на пороге появился Алик Сорокин.
- Сеийчас тоже, наверно, скажет: "А, занимаетесь!" - прошептал Шишкин.
- А, занимаетесь! - улыбнулся Алик Сорокин. Мы все чуть "от смеха не лопнули.
- Чего вы смеетесь? Что я такого смешного сказал? - смутился Алик.
- Да ничего. Мы не над тобоий смеемся, - ответил я. -А ты чего пришел?
- Так просто. Думал, может, моя помощь понадобится.
- Может быть, и шахматы с собоий захватил? - спросил я.
- Ах я растяпа! Забыл шахматы захватить! Вот бы мы и сыграли тут!
- Нет, ты уж с шахматами лучше уходи отсюда подальше, - сказал Юра. Поийдемте домоий, ребята,
не будем им мешать заниматься.
Ребята ушли.
- Это они приходили проверить, учимся мы или нет, - сказал Костя.
- Ну и что же? - говорю я. - Ничего тут обидного нет.
- Что же тут обидного? Я и не говорю. Ребята хорошие, заботливые.
- А Ольга Николаевна сказала маме, что ты не ходил в школу? - спросил я Костю.
- Сказала. И маме сказала и тете Зине сказала! Знаешь, какая мне за это была головомоийка! Ох, и
стыдили меня - век помнить буду! Но ничего! Я и то рад, что все теперь кончилось. Я так
мучился, пока не ходил в школу. Чего я только не передумал за эти дни! Все ребята как ребята:
утром встанут - в школу идут, а я как бездомныий щепок таскаюсь по всему городу, а в голове
мысли разные. И маму жалко! Разве мне хочется ее обманывать? А вот обманываю и обманываю
и остановиться уже не могу. Другие матери гордятся своими детьми, а я такоий, что и гордиться
мною нельзя. И не видно было конца моим мучениям: чем дальше, тем хуже!
- Что-то я не заметил, чтоб ты так мучился, - говорю я.
- Да что ты! Конечно, мучился! Это я только так, делал вид, будто мне все нипочем, а у самого на
душе кошки скребут!
- Зачем же ты делал вид?
- Да так. Ты придешь, начнешь укорять меня, а мне, понимаешь, стыдно, вот я и делаю вид, что
все хорошо, будто все так, как надо. Ну, теперь конец этому, больше уже не повторится. Как будто
буря надо мноий пронеслась, а теперь все тихо, спокоийно. Мне только надо стараться учиться
получше.
- Вот и стараийся, - сказал я. - Я и то уже начал стараться.
Глава восемнадцатая
На следующиий день Ольга Николаевна проверила упражнение, которое задала Косте на дом, и
нашла у него ошибки, каких даже я не заметил. Пропущенные буквы в словах он написал в конце
концов правильно, потому что я за этим следил, а ошибок наделал просто при списывании. То
букву пропустит, то не допишет слово, то вместо одноий буквы другую напишет. Вместо
"кастрюля" у него получилась "карюля", вместо "опилки" - "окилки".
- Это у тебя от невнимательности, - сказала Ольга Николаевна. - А невнимательность оттого, что
еще нет, наверно, охоты заниматься как следует. Сразу видно, что ты очень торопишься.
Спешишь, как бы поскореий отделаться от уроков.
- Да нет, я не очень спешу, - сказал Костя.
- Как же не спешишь? А почему у тебя буквы такие некрасивые? Посмотри: и косые и кривые,
так и валятся на стороны. Если б ты старался, то и писал бы лучше. Если ученик делает урок
прилежно, с усердием, то обращает внимание не только на ошибки, но и на то, чтобы было
аккуратно, красиво написано. Вот и сознаийся, что охоты у тебя еще нет.
- У меня есть охота, только вот не хватает силы воли, чтоб заставить себя усидчиво заниматься.
Мне все хочется сделать поскореий почему-то. Сам не знаю почему!
- А потому, что ты еще не понял, что все достигается лишь упорным трудом. Без упорного труда
не будет у тебя и силы воли и недостатков своих не исправишь, - сказала Ольга Николаевна.
С тех пор по Костиноий тетрадке можно было наблюдать, как он боролся со своеий слабоий волеий.
Иногда упражнение у него начиналось красивыми, ровными буквами, на которые просто
приятно было смотреть. Это значило, что вначале воля у него была сильная и он садился за
уроки с большим желанием начать учиться как следует, но постепенно воля его слабела, буквы
начинали приплясывать, налезать друг на дружку, валиться из стороны в сторону и постепенно
превращались в какие-то непонятные кривульки, даже трудно было разобрать, что написано.
Иногда получалось наоборот: упражнение начиналось кривульками. Сразу было видно, что
Косте хотелось как можно скорее покончить с этим неинтересным делом, но, по мере того как он
писал, воля его крепла, буквы становились строийнее, и кончалось упражнение с такоий сильноий
волеий, что казалось, будто начал писать один человек, а кончил совсем другоий.
Но все это было полбеды. Главная беда была - это ошибки. Он по-прежнему делал много ошибок,
и, когда был диктант в классе, он опять получил двоийку.
Все ребята надеялись, что Костя на этот раз получит хоть троийку, так как все знали, что он
взялся за учебу серьезно, и поэтому все были очень огорчены.
- Ну-ка, расскажи, Витя, как вы занимаетесь с Костеий, - сказал Юра на перемене.
- Как занимаемся? Мы хорошо занимаемся
- Где же хорошо? Почему он до сих пор не исправился?
- Я же не виноват, что так получается! Я с ним каждыий день занимаюсь.
- Почему же до сих пор нет никаких сдвигов?
- Я же не виноват, что нет сдвигов! Просто еще мало времени прошло.
- Как - мало времени? Уже две недели прошло. Просто ты не умеешь заставить Шишкина
работать по-настоящему. Придется тебя сменить. Вот мы попросим Ольгу Николаевну, чтоб она
выделила вместо тебя Ваню Пахомова. Он сумеет заставить Шишкина работать побольше.
- Ну, уж это извините! - говорю я. - Меня сам Игорь Александрович назначил. Вы не имеете права
меня сменять.
- Ничего. Завтра мы поговорим с Ольгоий Николаевноий. Думаешь, если тебя Игорь Александрович
назначил, так на тебя и управы нет?
- Уступи, Малеев, - скачал Леня Астафьев. - Все равно Ольга Николаевна сменит тебя. Ты не
справился. Ваня лучше тебя будет заниматься
- Конечно, лучше, - сказал Юра.
- Это еще неизвестно, - говорю я.
- Ну что ты споришь? Сам видишь, какие результаты. Тут и другие ребята стали говорить, чтоб я
уступил, но я заупрямился, как козел:
- Нет, пусть меня Ольга Николаевна сменяет, а сам я не уступлю.
- Ну и сменит тебя Ольга Николаевна. Тебе же хуже будет, - сказали ребята.
Не знаю, почему меня такое упрямство одолело. Я и сам чувствовал, что не надо настаивать, раз
вышло такое дело и Шишкин получил двоийку. Если б на моем месте был кто-нибудь другоий,
может быть, все было бы совсем не так, а иначе. Ну что ж, ничего не поделаешь!
В этот день мы с Шишкиным были очень огорчены.
- Мы занимаемся с тобоий сегодня в последниий раз. Завтра
Ольга Николаевна, наверно, сменит меня, - сказал я, когда пришел к нему после школы.
- А может быть, Ольга Николаевна и не сменит, - сказал Костя.
- Да нет, - говорю. - Все равно от меня, видно, мало толку. Наверно, я не умею учить. Мне только
обидно, что Игорь Александрович будет недоволен. Я обещал ему подтянуть тебя, а тут видишь
что вышло. И еще он сказал, что это мне как общественная работа. Значит, я с общественноий
работоий не справился и не будет у меня никакого авторитета.
- А может быть, это вовсе и не ты виноват? Может быть, это я сам виноват? - сказал Костя. - Надо
мне было лучше учиться. Ты знаешь, я тебе открою секрет: это я сам виноват. Я всегда спешил,
торопился, вот и писал плохо и делал много ошибок. Если бы я не торопился, то учился бы
лучше.
- Почему же ты торопился?
- Ну, я тебе открою секрет: мне хотелось каждыий раз поскореий отделаться от уроков и начать
учить Лобзика.
- И ты его учил?
- Учил.
- А, - говорю. - То-то у тебя буквы то такие, то этакие. Значит, ты писал, а сам думал не о том, что
пишешь, а о своем Лобзике.
- Ну, вроде этого. Я и о том думал и о другом. Поэтому, наверно, такие результаты.
- Результаты. . - говорю я, - никаких результатов нет. За двумя заийцами погонишься, ни одного не
поиймаешь. Надо было одного заийца ловить.
- Ну, одного заийца-то я поиймал.
- Какого?
- Ну, Лобзика-то я выучил. Сеийчас увидишь. Лобзик, иди сюда!
Лобзик подбежал к нему. Костя показал ему табличку с цифроий "три".
- Ну-ка, скажи, Лобзик, какая это цифра? Лобзик пролаял три раза.
- Ну-ка, скажи, Лобзик, какая это цифра? Лобзик пролаял три раза.
- А это?
Костя показал ему цифру "пять". Лобзик пролаял пять раз.
- Видишь, я потихоньку щелкаю пальцами, и он знает, когда нужно останавливаться.
- Как же ты этого добился? - спросил я.
- Сначала он никак не хотел понимать сигнала. Тогда я стал делать так: как только он пролает
столько раз, сколько нужно, я бросаю ему кусочек сахару, колбасы или хлеба и в это же время
щелкаю пальцами. Лобзик бросается ловить подачку и перестает лаять. Так я приучал его
несколько днеий, а потом попробовал только щелкать пальцами и ничего не давал. Лобзик все
равно останавливался, так как привык в это время получать что-нибудь вкусное. Как услышит
щелчок, так сеийчас же перестает лаять и ждет, чтоб я чего-нибудь дал. Сначала я щелкал громко,
но постепенно приучил к тихим щелчкам.
- Ну вот, - говорю, - значит, ты, вместо того чтоб самому выучиться, собаку выучил!
- Да, - говорит, - у меня все как-то шиворот-навыворот получается. Безвольныий я человек! Ну,
теперь уже все равно я его выучил и буду сам как следует заниматься. Больше ничто мне мешать
не будет, вот увидишь!
- Увижу, - говорю. - Только теперь уже не я это увижу, а Ваня.
На другоий день Костя собрал все упражнения, которые ему задавала на дом Ольга Николаевна, и
понес в школу. Он показал все это Ольге Николаевне и сказал:
- Ольга Николаевна, вот это все упражнения, которые вы мне задавали. Вот тут вот, смотрите,
хорошие, а вот тут плохие. Это, если я делал упражнение плохо, Витя заставлял меня
переделывать снова. Скажите, разве он плохо со мноий занимался?
- Я знаю, что Витя хорошо с тобоий занимается, - сказала Ольга Николаевна. - Но ты и сам должен
быть старательнее. Нужно отнестись к делу еще серьезнее. Витя тебе помогает, но учиться за
тебя ведь он не может. Ты сам должен учиться.
- Я сам буду учиться, Ольга Николаевна, только разрешите, чтоб Витя помогал мне. Он уже
столько времени потратил со мноий.
- Хорошо, пусть помогает. Я вижу, что Витя добросовестно занимается с тобоий. Скоро каникулы,
вот вы вместе заийдите ко мне в первыий же день. Я тебе дам задание на каникулы, а Вите
расскажу, как заниматься с тобоий, чтоб были лучшие результаты.
Мы обрадовались, когда услышали, что Ольга Николаевна согласна, чтоб я продолжал
заниматься с Костеий, а Костя сказал:
- Ольга Николаевна, у нас еще есть дрессированная собака Лобзик. Разрешите нам выступить с
этоий собакоий на новогоднем вечере.
- А что ваша собака умеет делать?
- Она арифметику знает. Умеет считать, как та собака, которую мы видели в цирке.
- Кто же ее выучил?
- Мы сами.
- Ну хорошо. Приводите ее на новогодниий вечер. Я думаю, всем ребятам будет интересно
посмотреть на ученую собаку.
Глава девятнадцатая
Мне было очень досадно, что Костя без меня выучил Лобзика, так как мне тоже было интересно
его учить, но теперь уже все равно ничего не поделаешь.
- Ты не горюий, - сказал Костя. - Когда-нибудь я встречу на улице еще какую-нибудь бездомную
собаку и подарю тебе, тогда ты сам сможешь ее выучить.
- Самому мне неинтересно, - ответил я. - Я люблю все в компании делать, а один я возиться не
стану.
- Ну, я ведь буду помогать тебе учить ее. Мы вместе будем дрессировать, и у тебя тоже будет
ученая собака.
- Нет, - говорю, - это не годится. Как только появится новая собака, ты начнешь с неий
заниматься, вместо того чтобы делать уроки. Лучше отложим это дело до лета.
- Ну ладно, если не хочешь, отложим. А ребятам скажем, что Лобзик - это наш с тобоий ученик. Мы
ведь начали учить его вместе. И будем вместе выступать с ним на новогоднем вечере.
- А вдруг он испугается, когда попадет на сцену? - говорю я. - Надо заранее приучить его, чтоб он
не пугался людеий.
- Как же его приучить?
- Надо повести его куда-нибудь, где побольше людеий. Вот окончим уроки и поведем его к нам,
покажем нашим, как он умеет считать.
Когда мы кончили делать уроки, Костя надел на Лобзика ошеийник, привязал к ошеийнику
поводок, и мы отправились ко мне. Как раз в это время к нам пришли тетя Надя и дядя Сережа.
- Сеийчас мы покажем вам ученую собаку, - сказал я. - Садитесь все на места, как в театре, и
смотрите внимательно.
Мы посадили Лобзика на табурет. Костя достал из кармана таблички с цифрами и стал
приказывать Лобзику считать. Лобзик лаял исправно. Тут мне в голову пришла замечательная
мысль. Я не стал показывать Лобзику никакоий цифры, а просто спросил:
- Ну-ка, Лобзик, сколько будет дважды два? Лобзик пролаял четыре раза. Конечно, я вовремя
щелкнул пальцами.
Лика обрадовалась:
- Ого! Он даже таблицу умножения знает! Все хвалили нас за то, что мы так хорошо выучили
собаку, а мы сказали, что будем выступать с Лобзиком на новогоднем вечере в школе.
- А у вас костюмы для выступления есть? - спросила Лика.
- Ну, уж будто нельзя без костюмов, - говорю я.
- Без костюмов неинтересно. - сказала Лика. - Лучше я вам разноцветные колпаки сделаю. Вы
будете в этих колпаках, как два клоуна в цирке.
- Из чего же ты сделаешь колпаки?
- У меня разноцветная бумага есть. Я купила для елочных украшениий.
- Ну, - говорю, - делаий. С колпаками даже еще лучше будет.
- А нельзя ли Лобзику тоже сделать колпак? - спросил Костя.
- Нет, Лобзик будет очень смешноий в колпаке. Лучше я ему сделаю воротничок из золотоий
бумаги.
- Ладно, Делаий что хочешь, - говорю я.
- Теперь поийдем к Глебу Скамеийкину, покажем ему, как наш Лобзик умеет считать, - предложил
Костя.
Мы пошли к Глебу, от Глеба - к Юре, от Юры - к Толе Везде мы показывали искусство Лобзика, и
за это Лобзик получал разные вкусные пещи Наконец мы отправились к Ване Пахомову, а у
Ваниных родителеий как раз были гости. Мы об радовались и решили, что у нас получится
настоящая репетиция. Но напрасно мы радовались. Мы осрамились так, что не знали, куда от
стыда деваться. Лобзик, вместо того чтоб отвечать правильно, начал путать и врать. Ни одноий
цифры не назвал правильно! Наконец совсем перестал отвечать. А мыто расхвастались, что
привели ученую собаку-математика! Пришлось нам уийти с позором,
- Что же это случилось с ним? - сказал Костя, когда мы вышли на улицу.
Он дал Лобзику кусочек сахару, но Лобзик только разгрыз его и тут же выплюнул.
- Теперь понятно, - сказал я. - Мы просто обкормили его. Он объелся, поэтому и не старается
отвечать правильно. Костя сказал:
- А вдруг во время представления в школе такая штука случится? Вот будет позор на всю школу!
Может быть, нам лучше не выступать?
- Нет, - говорю, - теперь уже поздно отказываться. Раз взялись, так надо до конца довести.
Целыий день накануне Нового года Костя волновался и все пытался дрессировать Лобзика.
- Оставь его в покое, - сказал я. - Опять ты ему надоешь за день, а когда будет нужно, он не
захочет отвечать.
- Ладно, не буду его больше трогать. Иди отдыхаий, Лобзик!
Мы оставили Лобзика в покое, а сами стали готовиться к представлению. Лика приготовила нам
два колпака: мне - синиий с серебряными звездочками, а Косте зеленыий с золотыми звездами.
Кроме того, она сделала нам серебряные воротники и золотые манжеты на рукава. Мы все это
примерили и остались очень довольны. Получилось прямо как два настоящих клоуна в цирке.
Лобзику тоже был сделан золотоий воротник.
Наконец время пришло, и мы отправились с Лобзиком в школу. Пока шло первое отделение
концерта, мы сидели с Лобзиком в зале, чтоб он привыкал к публике, а потом пошли за кулисы и
стали ждать своеий очереди. Так мы посмотрели выступления всех ребят и ничего не пропустили.
Мы заранее нарядились в свои колпаки, надели Лобзику на шею воротничок. И вот занавес
открылся, и все увидели, как мы с Костеий вышли на сцену в своих разноцветных колпаках. Костя
шел впереди, за ним бежал на поводке Лобзик, а я шел сзади, и в руках у меня был чемоданчик,
где лежали все вещи, которые мы приготовили для представления. Костя посадил Лобзика на
табурет посреди сцены и сказал:
- Дорогие ребята, сеийчас перед вами выступит ученая собака-математик, по имени Лобзик. Пока
она выучилась считать до десяти, но она будет учиться дальше, и тогда мы вам ее снова
покажем. Мы просим, чтоб вы вели себя тихо, потому что наш Лобзик выступает на сцене
впервые и может испугаться шума.
Костя, видно, очень волновался, и голос у него дрожал. Я тоже волновался, и если бы мне
пришлось говорить, то я, наверно, не смог бы сказать ни одного слова.
- Ну, начинаем представление, - закончил Костя.
Я достал из чемодана три деревянные чурки и поставил их рядышком на столе, так, чтоб было
всем видно.
- Сеийчас Лобзик сосчитает, сколько на столе чурок, - объявил Костя. - Ну, считаий, Лобзик!