— Всё. Мне больше нечего вам рассказать. Ищите в министерстве.
— Ну, что ж… нормального разговора вы не понимаете… жаль…
Пронзительный женский крик прорезал тишину.
— Что вы делаете? — вскочил на ноги Сомов. — Ирина больна…
— Да сядь ты! — толкнул генерала в грудь матрос. — Ничё с ней не станется… поорёт и перестанет…
Сомов оттолкнул его и бросился к двери.
— Держи генерала! — Яков попытался вскочить из кресла и поскользнулся на паркете. — Уйдёт!
Матрос, бросивший на пол бутылку, постарался схватить убегающего, но не преуспел в этом занятии — только полы развевающегося халата мелькнули в двери.
— Стойте! — пронесся по комнатам крик Сомова. — Мерзавцы, что вы с ней делаете?!
Сухо треснули несколько выстрелов. Раскатисто бабахнул карабин.
Ворвавшийся в спальню Нахамсон увидел только последствия этого.
Ничком, обхватив руками окровавленный затылок, лежал на полу один из матросов. На кровати, зарывшись лицом в смятые простыни, стонала женщина. А перед кроватью лежал Сомов. На его халате расплывалось кровавое пятно. Около руки генерала валялся маленький пистолет.
— Что произошло?! — взвизгнул представитель Петросовета. — Вы что тут натворили, идиоты?!
— Да в кровати пошарить хотели… мало ли что она там заныкала? — ответил один из присутствующих, баюкая пораненную руку. — А баба — в крик! Тут этот ворвался — и с порога как стрельнет! Ваську наповал, меня вот в руку поранил… Вот его и…
— Дурачьё… — обхватив голову руками, простонал Яков. — Он же живой нам нужен был! Живой! Понимаете это, остолопы?
— Да ладно тебе… — отмахнулся от Нахамсона вошедший в комнату матрос с бутылкой. — Тут и так добра — неделю гулять можно! Давай, братва, собирай манатки! И быстро!
Заскрипев зубами, Яков бросился к двери. Но, увы — поспешный осмотр столов и шкафов никаких находок не явил.
— Яшка! Ты где там? Сваливать пора, не ровён час… — раздался голос из-за двери.
Выскочив в коридор, Нахамсон увидел троих оставшихся грабителей. Навьюченные узлами, они стояли около входной двери.
— Бабу кончили? Узнает ведь нас!
— Блин! — сплюнул на пол один из матросов. Бросил свои узлы. — Я щас!
Сдергивая с плеча карабин, он направился в спальню. Едва он скрылся за дверью, Яков поднял левую руку.
— А это что за дверца?
Оба оставшихся мародера синхронно повернули головы туда, куда указывала рука.
Ках!
Ках!
Ках!
И два тела повалились на паркет.
Бух!
Грохнул выстрел за дверью спальни. И, передергивая затвор карабина, на её пороге появился матрос.
Пистолет в руке Нахамсона сухо кашлянул — налетчика отбросило назад. Пройдя по комнатам, Яков удостоверился в том, что живых в квартире не осталось.
Бросив на пол прихожей свой пистолет, осторожно приоткрыл дверь. В подъезде стояла мертвая тишина.
Прикрыв дверь за собою, он быстро сбежал вниз по лестнице.
На заснеженных улицах Питера было пусто. Редкие прохожие рисковали выглядывать по ночам в холодные лабиринты улиц и извилистых переулков.
Быстро пробежав по улице, Нахамсон свернул в подворотню. Осмотрев окна дома, удовлетворённо кивнул. И через пять минут уже стоял около массивной двери.
Тук…
Тук-тук…
Тук-тук…
Лязгнули запоры, и дверь приоткрылась.
— Входите.
В небольшой комнате царил полумрак. Низко висящая над столом лампа освещала только сам стол и кисти рук сидящих за ним людей.
— Вы достали документы? — голос хозяина квартиры выдавал в нём иностранца. Судя по акценту, англичанина.
— Нет, — отрицательно покачал головою Яков. — Генерал оказался настороже. Поддельный мандат позволил нам войти, но Сомов распознал переодетых матросами уголовников. Надо полагать, они как-то сфальшивили. Он начал стрелять… убил двоих. Ответным огнём был убит. Тщательный обыск квартиры никаких результатов не принёс.
— Плохо… теперь пойдёт шум.
— Не пойдёт. Я принял меры — никто ничего не расскажет.
— А… жена генерала?
— Никто.
— Однако… вы решительный молодой человек. Что же мы теперь будем делать?
— После всего случившегося… мне не хотелось бы оставаться в Петросовете. Раз сошло с мандатом, второй… дальше так рисковать опасно.
— Ладно, мы ценим ваше сотрудничество. Подумаем и над этим. Можете идти спать, утром обсудим вашу дальнейшую судьбу…
Тщательно заперев дверь и подперев дверную ручку стулом, Нахамсон стащил с кровати на пол подушку с одеялом. Бросив на пол шинель, расположился сбоку от двери. Мало ли… в комнату не обязательно заходить, стрелять-то можно прямо через дверь. Яков сунул под подушку наган и через несколько минут забылся тревожным сном…
1935 год
Главное управление пограничной и внутренней охраны НКВД СССР
Даурский погранотряд
— Вот, смотри! Это теперь твой участок ответственности, — опершись рукою о стол, начальник разведывательного отдела провел рукою по карте. — Территория — будь здоров! Сопки, реки, тайга — сам черт ногу сломит!
Лейтенант Кожин с интересом рассматривал карту.
— А эти значки?
— Это пикеты. Выставлены в тех местах, где наиболее вероятен прорыв противника с сопредельной стороны.
— И что же — бывают тут такие?
— А ты думал?! Не каждый день, понятно, но пробуют иногда. Думаешь, на той стороне у нас друзей полно? Как же! Спят и видят, как бы куснуть почувствительнее.
Собеседник лейтенанта сел на стул и, вытащив из коробки папиросу, постучал ею об коробку. Чиркнул спичкой.
— Ты кури, если охота.
— Спасибо, — Кожин тоже чиркнул спичкой, прикуривая. — А кто там — на той стороне?
— В основном, конечно, контрабандисты. Как правило — китайцы, у них этот промысел ещё с царских времен отлажен. Но и всякой прочей швали хватает. Хунхузы забредают, но это редко, они больше на своей стороне шалят. А вот казаки… те, бывает, и к нам заглядывают. Не могут, сволочи, простить своего разгрома. Тут ведь и семеновские недобитки окопались, и ещё не пойми кто… Как это у попов говорилось — всякой твари по паре.
— А у нас тут что?
— Да, почитай, ничего и нет. В деревнях народ живет — так он тут уже сто лет живет. В тайге всякие людишки обретаются, так те в деревню только за припасом и заходят. В основном в лесу сидят безвылазно. Среди них тоже есть… всякие. Документов у большинства жителей здесь ещё с давних времен не водилось. По причине ненадобности — отсюда-то никто ведь никуда, окромя как в армию по призыву, не выезжал. Сейчас-то мы это дело поправили, по крайней мере — переписали всех, кто и где живет. Но всё равно… полной ясности нет.
— Так местное население нам не помогает?
— Хм! Ну, как тебе сказать… Помогать-то помогает… только вот особого рвения в этом нет. Контрабандисты-то кому своё добро волокут? Им же и тащат, а уж те далее его налаживают.
— И что же они несут?
— Спирт. Марафет. Порошки разные и прочее добро. Ткани всякие. Даже иголки с нитками! В любой дом зайди — у всех это есть. А спросишь, где взял — ответ один. Мол, на базаре купил.
— Марафет тоже?!
— Нет, тут с этим делом строго — не потребляют. Он весь в глубину страны идет. Но меньше стали его таскать, это уже милиции в плюс — повывели любителей!
— А назад контрабандисты что несут?
— Золото. Иногда монеты царские попадаются. Но в основном — песок и самородки. Деньги наши попадаются, но нечасто.
— А откуда берут?
— Иногда отсюда, в тайге его тайком моют. В иных случаях — привозят ещё откуда-то. У нас здесь с оперативным обеспечением трудно. Население местное нас не то чтобы не любит — этого нет, но… как бы тебе сказать… не жалует. На словах все вежливые да уважительные, а вот на деле никто помогать не рвется. Здешние места — каторжные, сюда ещё Николашка всяких душегубов, опосля каторги, ссылал на вечное поселение, так что память у них тут осталась прежняя. Да и уклад жизни соответствующий. Мол, не тронь меня — и я тебя не трону. Засядут за своими заборами — и всё тут. Промеж себя, ясен пень, у них иначе дело обстоит. Примут и обогреют, да в беде помогут. А к властям отношение… в общем — сам все увидишь.
— Стало быть, мне в основном на свои силы и рассчитывать?
— Да. Именно так. На заставе тридцать восемь бойцов да два младших командира. Вот и все твои наличные силы.
— А что мало-то так?
— Так и у других не лучше. В отряде мангруппа — шестьдесят сабель. Да броневик один, ещё с революционных времен. Две пушки есть. Медвежий угол — что ты хочешь?! Подкрепление нам обещано… да когда его ждать?
— Понятно… а с вашей стороны как? Хоть какая-то информация о той стороне будет? Или так и сидеть всю дорогу настороже?
— А тебя сюда зачем прислали? Скажут сидеть — будешь даже спать вполглаза, с поста не отлучаясь никуда! — начальник разведотдела пригасил папиросу. — Ладно… не тушуйся… Мы тоже здесь не лаптем щи хлебаем. Не скажу чтобы много, но кое-что нам оттуда попадает. Мы же пикеты не просто так выставляем. Да меняем их частенько тоже не потому, что так левая пятка пожелала. То, что будет надобно, до сведения доведём своевременно. Твое дело — опосля этого не зевнуть. Усёк?
— А тебя сюда зачем прислали? Скажут сидеть — будешь даже спать вполглаза, с поста не отлучаясь никуда! — начальник разведотдела пригасил папиросу. — Ладно… не тушуйся… Мы тоже здесь не лаптем щи хлебаем. Не скажу чтобы много, но кое-что нам оттуда попадает. Мы же пикеты не просто так выставляем. Да меняем их частенько тоже не потому, что так левая пятка пожелала. То, что будет надобно, до сведения доведём своевременно. Твое дело — опосля этого не зевнуть. Усёк?
— Понял.
— А раз понял — собирайся. В комендатуре с утра ваш старшина штаны просиживает. Хотел ещё вчера отъехать, да я придержал — узнал о твоём прибытии. Вот он на заставу-то и проводит. В канцелярию зайди, там тебе документы по всей форме уже, небось, выписали.
Выйдя из комендатуры, Кожин огляделся по сторонам. Его внимание привлекли три завьюченные лошади, стоявшие у коновязи. Завьюченные — стало быть, груз везут и неблизко, да не по самой лучшей дороге. Вполне вероятно, что как раз на заставу и собираются. А раз так, где-то и старшина должен рядом быть. Только где? А вот сейчас и выясним…
Подойдя к коновязи, лейтенант поставил на землю свой чемодан и решительно принялся отвязывать лошадь.
— Эй-эй, не балуй там! — топот ног раздался откуда-то с правой стороны. — Ох! Извините, товарищ лейтенант! — осёкся кричавший, увидев знаки различия Кожина.
Обернувшись, лейтенант разглядел веснушчатого красноармейца, растерянно переминавшегося с ноги на ногу.
— А старшина ваш где, товарищ красноармеец?
— Отошел на минутку, товарищ лейтенант! Газеты получает — как раз свежие привезли.
— А вы, как я понимаю, при лошадях?
— Красноармеец Федотченко, товарищ лейтенант! А вы, простите, не наш ли командир новый будете? А то товарищ старшина мне приказал во все глаза смотреть — мол, говорит, не упусти!
— Так и есть, товарищ Федотченко. Назначен к вам командиром заставы. А вы откуда будете?
— С-под Смоленска я, товарищ лейтенант! Тут уж второй год служу.
— И как служба?
— По-всякому бывает, товарищ лейтенант. Иной раз и по трое суток неспамши сидим… А иногда — тихо, хоть ворон считай.
— Стреляют здесь?
— Случается. Дак вы и сами всё вскорости увидите! А вот и старшина!
От крыльца комендатуры к ним направлялся коренастый мужик. «Форма подогнанная, сидит ладно — отметил лейтенант, — сверхсрочник скорее всего». В руках подходивший нес пачку газет и журналов, перевязанную бечевкой.
Подойдя ближе, старшина бросил куда-то к виску лопатообразную ладонь.
— Старшина Храмов, товарищ лейтенант! — представился он. — А вы, товарищ лейтенант, не иначе как наш новый командир?
— Точно так, товарищ старшина, — кивнул Кожин. — Вот мои документы, ознакомьтесь.
— Всё правильно, товарищ лейтенант, — прочитав удостоверение, пробасил старшина. — Вещи ваши где забрать прикажете?
— Вот они все — ткнул ногою чемодан лейтенант. — Можем ехать хоть сейчас.
— Федотченко! Прибери чемодан! И вот это, — поднял Храмов с земли пачку, — во вьюки убери. Отложишь там, как обычно…
— Разрешите исполнять, товарищ лейтенант? — обернулся к новому командиру красноармеец.
— Выполняйте!
— Коня я вам привёл, товарищ лейтенант. Он с другой стороны здания, там тенёк… Все наши кони там привязаны, здесь только вьючные, тут грузить их ближе, — старшина протянул в ту сторону здоровенную ручищу. — Пойдемте?
Конь оказался хорош! Статный и холеный, он прядал ушами и настороженно косился глазом на нового хозяина.
— С норовом… — одобрительно проворчал Храмов. — Но — добрый коняка! Орликом кличут. Прежний наш командир оченно его ценил!
— А что с ним стало-то? — не поворачивая головы, спросил Кожин. — Отъехал куда? Или перевели?
Уже заканчивая фразу, он понял, что сморозил что-то не то. По тому, как помрачнел собеседник, стало ясно, что предположения были неверными.
— Так… погиб наш командир…
— Как это?
— Вот так и погиб. Выехал вечером на проверку, да назад никто не возвратился. Втроём они выезжали-то, ещё два бойца с ним были.
— Так… может, ещё…
— Не может. На второй день обнаружили его спутников — их в ручье притопили. Камней сверху навалили, чтобы сразу их не сыскали. А на четвертый день — и командира нашего нашли. Аккурат напротив заставы. К дереву привязали да штыком прикололи. Мучали его перед смертью сильно, руки-ноги поломаны были. Огнем жгли…
— И… кто ж его так?
— Дак… известно кто… хунхузы — их это повадки так над людьми изгаляться-то… Да и значок на дереве выжгли — тавро атамана главного.
— Что за знак такой?
— На заставу приедем — покажу. У него так все лошади отмечены, да и люди тоже.
— И что же — не искали их?
— А чего искать-то? Известно, где бандит тот обитает. Да загвоздка в том, что это уже на той стороне! Не то бы ему быстро икнулось…
Искоса глянув на старшину, Кожин понял — смерть хунхуза была бы нелегкой.
— А как же конь?
— Так как раз в тот день командир его не взял — перековать надо было коня-то! Вот на подменной лошади и уехал…торопился сильно и не стал ждать-то.
— За что ж так вашего командира-то?
— Контрабандистов он сильно прижал. Последние месяцы редко какая неделя без задержания обходилась. Вот и поломал он на той стороне кое-кому дело налаженное. Ему уж и письма подбрасывали, и просто с той стороны кричали. Мол, охолони малость. Да только не хотел он слушать никого. Вот так оно и получилось.
— Ну, ничего. И при мне этим гадам легче не будет. А до хунхуза твоего доберемся. Дай только срок.
Кожин вместе со спутниками был в пути уже четвертый час. Через пару часов после выезда из селения дорога стала ощутимо хуже, и он понял, почему старшина взял вьючных коней вместо телеги. Нет, она бы тоже прошла, дорога не настолько уж плоха. Но тогда всем сопровождающим пришлось бы постоянно слезать с коней, расчищая путь от упавших деревьев.
— Как же тут местные-то ездят, а, старшина? — проворчал лейтенант, очередной раз объезжая выворотень.
— А какие тут местные, товарищ лейтенант? Здесь около заставы всех живущих по пальцам пересчитать можно, нисколько не затрудняясь.
— Что, неужто так мало народа?
— Да посчитайте сами. Деревня здесь только одна, полтора десятка дворов. Да хуторов по тайге разбросано штук пять. Вот и все население. Туда, откуда мы с вами едем, выбираются несколько раз в год. В основном, на базар.
— А живут-то они как?
— Так все свое: поле какое-никакое есть, мед в лесу, мясо — там же. Живут тем, что зверя бьют да пушнину сдают. А отвозят ее в центр два-три раза в год. Там же порох берут, припас, товар всякий. Незачем им туда ездить.
— Да, глухие у вас места.
— У соседей — так еще и хужей бывает! Вообще бывает так, что ни верхом, ни пешком не пройти. У нас-то еще хоть как-то ехать можно. Оттого и прут контрабандисты мимо нас. Удобно им. Да и к населенке поближе, чем от соседей-то. Угораздило же нас на этом месте службу нести! — в сердцах сплюнул старшина. — На соседних заставах одного нарушителя в месяц поймают — и то праздник. А у нас так и прут, будто им тут медом намазано.
— Гордиться надо, товарищ старшина, что государство доверило вам охранять столь ответственный участок границы! Не каждого сюда поставят.
Старшина покосился на командира.
— Все так, товарищ лейтенант, все так…
После этой реплики старшина потерял охоту к продолжению разговора. И дальше они ехали молча.
Через час пути кавалькада поднялась на гребень холма. Старшина остановил коня.
— Здесь привал, товарищ командир. Тут мы обычно чай готовим.
— А что, до заставы далеко еще?
— Часа два. Это ежели повезет.
— Как это — повезет?
— Река, бывает, разольется. Деревья попадают. Дальше-то уж совсем места глухие пойдут. Объехать стороной тут никак невозможно. На заставу приедем уже затемно. Где ж там перекусывать? А на голодное брюхо и дорога дольше кажется.
Надо думать, именно последний аргумент и являлся в данном случае решающим. А вовсе не трудность дальнейшего пути. Во всяком случае, судя по многочисленным кострищам, подобные чаепития устраивались тут регулярно. Федотченко сноровисто развел костер, притащив из кустов охапку нарубленных веток, и подвесил над ним закопченный котелок, который он достал из дупла стоящего рядом дерева.
— Здесь порядок такой, товарищ лейтенант, — пояснил старшина Кожину. — Уезжать будем — котелок назад положим да чаю щепотку оставим. Другой кто поедет, и он тако же поступит. Тайга… спокон веку тут подобное повелось…
Чаепитие и перекус много времени не заняли, и вскоре небольшой отряд продолжил путь.
Поднявшись на гребень очередной сопки, Орлик втянул ноздрями воздух и всхрапнул, что-то почуяв. Передвинув поудобнее кобуру, Кожин, стараясь делать это незаметно, расстегнул клапан.