Он и раньше сталкивался с подобной трансформацией. Серьезные серийные убийцы прекрасно мимикрировали под окружающую среду. Они прикидывались совершенно другими людьми, надевая на себя маску доброжелательности и обезоруживающей доброты. И как это ни странно, этот прием работал. Джон Уэйн Гейси, убивший тридцать три человека, вообще работал клоуном на вечеринках, парадах и благотворительных мероприятиях. Никто из его друзей и соседей понятия не имел, чем он занимается. Уинтер помнил, каким приветливым мог быть его отец, когда они были в обществе. Альберт Уинтер всегда был улыбчив, всегда шутил. Окажись вы в сложной ситуации – всегда поможет.
Ну а будь вы молодой девушкой, которая подходит ему в жертву, добро пожаловать – он вас отвезет прямо в лес и при лунном свете до смерти погоняет вас с винтовкой с оптическим прицелом.
Поскреби этот фасад – и истинная природа убийцы покажется на свет. Как сейчас.
– Поправьте меня, если я неправ, – снова заулыбался Маккарти. – У меня есть то, что нужно вам, а у вас – то, что нужно мне. Мне нужны гарантии, что меня не переведут из одиночной камеры. И доступ к любым книгам из библиотеки. Без очередей и без предварительных проверок.
– А какой смысл? – спросила Мендоза. – Будь я на твоем месте, я бы лучше попросилась в общую камеру, чтобы зарезали поскорее. А книги? Зачем тебе читать про жизнь, которая тебе больше не светит?
– Вы не я, – покачал он головой. – Я оптимист. Мой стакан всегда наполовину полон.
– Даже здесь? Я тебе не верю.
– По рукам, – решился Уинтер. Мендоза возмущенно смотрела на него, явно не понимая, что он затеял. Он проигнорировал ее взгляд и добавил: – Дай нам ответы на наши вопросы и хоть обчитайся этим туалетным чтивом. Меня твои условия устраивают.
– А почему я должен вам доверять?
– Это как-то уж совсем цинично звучит от человека, утверждающего, что его стакан наполовину полон. – Маккарти ничего не ответил. – Как тебе такой аргумент? Мне гораздо больше нравится мысль, что ты будешь гнить в тюрьме пятьдесят лет, чем если тебя просто прирежут в душе.
– Вы это серьезно говорите?
– Я серьезен, как инфаркт.
Маккарти смотрел на него через стол, взвешивая «за» и «против».
– Ладно, можете считать меня больным, но я это вам рассказываю просто так. У меня нет никакого компромата на Мэдди. Она – человек с другой планеты.
– Отлично, Райан, но нам нужно кое-что поконкретнее.
– Вы раньше говорили про прелюдию на интернет-форуме. И спрашивали, кто из нас лидер, так?
Уинтер кивнул, ожидая продолжения.
– Вы были правы. Лидером была Мэдди, она первая мне написала и вообще была инициатором всего.
Мендоза засмеялась.
– Ну конечно, сейчас он будет разыгрывать эту карту, рассчитывая, что ему скостят приговор на основании частичной ответственности. – Облокотившись на стол, она посмотрела в глаза Маккарти. – Не сработает. Ты сядешь до конца своей никчемной жизни.
– Так вот чего ты пытаешься добиться? – спросил Уинтер. – Ты в самом деле рассчитываешь на частичную ответственность? В игры со мной играешь, Райан?
– Я не играю, зачем мне это? – пожал он плечами.
Уинтер подался вперед, почти нарушая границы личного пространства Маккарти. Он слышал, как Мендоза заерзала на своем стуле.
– Хорошо, я тебя слушаю.
– Встретиться предложила Мэдди. Сначала я не хотел, но она меня убедила. Мы увиделись в баре, и общение у нас пошло как по маслу. Она меня понимала. Так, как никто и никогда.
– Нет, не понимала она тебя.
Маккарти скрестил руки, и наручники тут же загремели. В его глазах промелькнула ярость. Он подался вперед к Уинтеру и снова положил руки на стол.
– Как скажете.
– Дай-ка я угадаю. Вам обоим нравились одни и те же фильмы, музыка, сериалы. Да? – Маккарти подозрительно посмотрел на Уинтера и облизал губы. – Она просто зеркалила тебя, Райан. Ты говоришь ей, что любишь «Клан Сопрано», и она тут же говорит, что это ее любимый сериал. Чуть позже она, памятуя о сериале, говорит, что один из ее любимых фильмов – «Крестный отец», просто так говорит, без особой причины. Если на это ты не ловишься, она дальше пробует «Славные парни», и тут ты говоришь: «О боже, это же мой самый любимый фильм всех времен и народов!» Она, может, и ненавидит этот фильм, но это неважно. Важно только то, что тебе он нравится и ты думаешь, что и ей тоже. Так какой у тебя любимый фильм?
– Не «Славные парни», не переживайте.
– Не он. Значит, либо «Подозрительные лица», либо «Побег из Шоушенка».
Уинтер не сводил глаз с Маккарти.
– Значит, все-таки «Побег из Шоушенка». Но этот фильм выбился в лидеры только недавно, верно? По понятным причинам.
Маккарти сидел с мрачным видом. Губы его были сжаты настолько, что превратились в ниточку.
– У нас были особенные отношения. Мне все равно, что вы думаете.
Уинтер покачал головой:
– Ты был влюблен в нее, да? – Маккарти молчал. – Вот это да! Это она так тебя зацепила?
Маккарти покраснел и встал.
– Сядь, – приказала Мендоза.
Маккарти смотрел на них, они – на него. Уинтер успел досчитать про себя до тридцати трех, и Маккарти сел.
– Что-то я не совсем понимаю, Райан: ты разве не гей? – спросила Мендоза, дождавшись, пока он усядется.
Маккарти молчал, и Мендоза повернулась к Уинтеру:
– Как это может быть? Он бисексуал?
Уинтер адресовал свой ответ Маккарти:
– Здесь речь ведь идет не о сексе, а о власти, я прав, Райан? Ведь когда мужчины на коленях просят пощады, это отличное ощущение, правда? Ты, наверное, чувствовал себя богом. Ну а с Амелией у тебя была любовь, так? Только не было никакой любви. Ты верил, что она тебя любит, и она поддерживала в тебе эту веру. Вся власть была в ее руках, правильно? Ты же сам сказал, она вела в вашем танце. Тебе хочется верить, что все было наоборот, но это неправда. И знаешь что? Она ведь до сих пор все делает так, как хочет она. Подумай об этом. Ты тут сидишь, а она наслаждается жизнью. Вряд ли она вообще сейчас вспоминает о тебе. Вот как сильно она тебя любила, Райан. И если уж на то пошло, уважения у нее к тебе ровно столько же, сколько у тебя было к жертвам.
– Все, хватит, – сказал Маккарти.
– Да, ты прав, хватит. – И Уинтер опять отбил по столу барабанную дробь.
Он встал и пошел к двери. Через пару секунд после того, как он по ней постучал, дверь отперли снаружи. Потом она раскрылась настежь, и в проеме появился тот же охранник, что и привел их сюда. Мендоза вышла первой, но Уинтер решил еще на несколько мгновений задержаться.
– Последний вопрос, Райан. Где вы с Мэдди встречались в Нью-Йорке?
– У меня.
– Это неправда. Ты предлагал ей этот вариант, но она не согласилась. Не обижайся, но она гораздо умнее тебя и планирует все свои действия. Она не стала бы оставлять какие-то доказательства связи с тобой и не пошла бы к тебе, так как там ее могли бы увидеть соседи. Во-вторых, на твоей территории психологическое преимущество было бы у тебя: твой дом, твои правила. А это ее бы не устроило. Так что попробуй-ка еще раз ответить на этот вопрос, но теперь представь себе, насколько сильно я могу осложнить твою жизнь, если ты опять соврешь.
Сначала Уинтер подумал, что Маккарти ничего не скажет. Он выглядел абсолютно сломанным. Уинтер вдруг понял, какие у него были отношения с Амелией. Он по-своему любил ее, но она держала его на расстоянии, уделяла ему ровно столько внимания, сколько требовалось для поддержания его интереса, но не больше, потому что не хотела, чтобы он расслабился. Власть была в ее руках, она принимала все решения.
Если подумать, любовь создает много проблем. Нет никакой гарантии, что ты вызовешь ответное чувство, причем на том уровне, на котором тебе нужно. Маккарти пришлось это испытать на своем горьком опыте.
– Мы встречались в отеле.
– Каждый раз в одном и том же?
Он кивнул.
– Да, в «Гиперионе». Это в Нижнем Ист-Сайде.
51
Они вышли на улицу и какое-то время просто стояли, вдыхая свободу и греясь под лучами вечернего солнца. Уинтер достал сигарету и сделал глубокую затяжку, выдохнув клуб дыма. Как же он ненавидел тюрьмы. У него от них начиналась клаустрофобия. Отец провел там два десятилетия, и большую их часть – в ожидании смертной казни. Каждый день похож на предыдущий, и мир ограничивается стенами и решетками. Час за часом, день за днем, год за годом, и в конце этого туннеля – смертная казнь. Райан Маккарти сказал, что его стакан наполовину полон, но Уинтер в это не верил. Как это возможно в таком месте?
Он перевел взгляд на город, поднимающийся за рекой, как призрак из влажной дымки. Он вспомнил разговор с Маккарти и фотографию. Амелия оставила ее рядом с телом Юджина, чтобы он ее нашел. Значит, она хотела, чтобы они сразу же направились в тюрьму и побеседовали с Маккарти. И она знала Райана достаточно хорошо, чтобы предвидеть его реакции, предвидеть, что он выдаст им название отеля.
– Надо ехать в «Гиперион», – сказал он Мендозе.
– Зачем? Амелии же там не будет.
– Не будет, но она будет где-то поблизости наблюдать за нами. Она рассыпает для нас крошки, показывая, куда идти.
Уинтер докурил и затушил сигарету ботинком.
– Амелия – типичная психопатка из учебника. С одним-единственным исключением – у нее есть комплекс Макиавелли. Посмотри на то, как она работает. Она довела Маккарти до нужной кондиции, а потом отошла и стала наблюдать. С Нельсоном она наверняка проделала то же самое. Она не пряталась в кустах, когда были убиты Риды, она была на передовой, подначивая брата. Вот какая у нее тактика: она дергает за ниточки и заставляет кукол танцевать под свою дудочку.
– Нас она тоже заставляет танцевать под дудочку. Ты же это понимаешь?
– Она пытается заставить.
– Не только пытается, Уинтер. Вспомни свою первую встречу с ней. Она знала, кто ты, она выбрала место. Уже тогда она сама творила реальность. Подкинула газету, зная, что ты сорвешься в Хартвуд. Там она оставила фотографию с Райаном, потому что знала, что мы окажемся здесь. Вопрос ведь все тот же: при чем здесь ты?
Уинтер смотрел на город, словно надеясь найти в высотках из бетона и стали ответы на свои вопросы. Когда очередной кусочек пазла встал на свое место, он не смог сдержать улыбки.
– Это все месть. Которая стара как мир. Я причастен к аресту Райана Маккарти, и она мне мстит.
– Логично. Она столько в него вложила, он послушно выполнял ее желания, а потом его вдруг ловят. Конец Райану, конец ее игре. И ей срочно потребовалась новая игра.
Уинтер кивнул:
– Она сейчас разъярена, но воевать в открытую она не будет. Мы уже это знаем. Она в ярости, но она лишь вдохнула поглубже и спрятала свою ярость глубоко-глубоко. И так ей пришлось делать не один раз, прежде чем она снова не обрела способность ясно мыслить. А потом она придумала, как исправить все то, что ей кажется несправедливым. Маккарти – это теперь прошлое, на него уже никак не повлиять. Но зато она может влиять на будущее. И вот тут-то появляюсь я.
Уинтер замолчал и снова посмотрел на небоскребы. Отовсюду доносились звуки. Сзади – тюремный грохот и лязганье, отдаленный шум – из простирающегося перед ними города, крики птиц – сверху. Все было тихим, как будто туман создавал воздушную подушку, заглушающую звук. Лучше всего было слышно дыхание Мендозы, которая стояла в метре от Уинтера. С реки дул легкий ветер, принося с собой неприятный запах, источник которого сложно было распознать.
– Ясность, – наконец произнес Уинтер. – Вот что ей важно. Она не сдвинется с места, пока ясно не увидит картину предстоящего. Когда злость и разочарование уходят, что она видит?
– Что все идет к чертям. И поэтому ей нужно найти виновного.
– Именно. Она знает, что всю игру ей испортили копы, но она не может выйти на войну против всей нью-йоркской полиции. Ей нужны конкретные личности. Она проводит собственное расследование и натыкается на мое имя. Вот тебе и конкретная личность.
Мендоза ничего не говорила, обдумывая услышанное.
– Ей важен контроль, – сказала она. – Когда она его теряет, она из кожи вон лезет, чтобы его вернуть. Отсюда вопрос: как нам заполучить контроль над ситуацией?
Теперь задумался Уинтер:
– Ее слабость – в самоуверенности. Так мы ее и поймаем. Будем идти по ее приманке, но держать глаза открытыми. В какой-то момент она обязательно ошибется. И тогда нам нужно быть наготове.
Они пошли к машине, стоящей на парковке. Мендоза подошла к водительской двери и протянула руку.
– Ключи.
– Но я вожу лучше тебя.
– Мы договорились, что ты ведешь до Нью-Йорка. Мы в Нью-Йорке, поэтому давай ключи, или я тебя застрелю.
– Угроза эффективна только тогда, когда тот, кому ты угрожаешь, верит, что ты можешь привести ее в исполнение.
Мендоза расстегнула куртку, вынула пистолет и направила его в голову Уинтера.
– Давай ключи.
Уинтер выгнул шею, чтобы посмотреть на курок.
– У тебя пистолет на предохранителе.
– Не доводи меня, Уинтер! Просто отдай мне эти чертовы ключи.
52
Шестиэтажное здание отеля «Гиперион» явно видало лучшие времена. Его владельцы были бы только рады, если бы клиенты считали его ист-сайдским, но на самом деле он находился в восточной части Гарлема. Припарковаться было решительно невозможно, поэтому им пришлось оставить «БМВ» в целых четырех кварталах от отеля и идти до него пешком. Где-то на полпути к отелю телефон Уинтера зазвонил. Он посмотрел на номер, но отвечать на звонок не стал. Номер был незнакомый.
– Ты что, не будешь брать трубку? – спросила Мендоза.
Уинтер не обратил на ее вопрос никакого внимания.
– Что бы ни происходило в следующие несколько минут, смотри только прямо и не останавливайся. Кивни, если ты меня поняла.
Мендоза, подозрительно щурясь, продолжила идти.
– В чем дело, Уинтер?
– Я все тебе расскажу, просто не сейчас.
Мендозе явно хотелось поспорить, но она лишь кивнула. Уинтер вывел ее на самую середину тротуара, задевая встречных прохожих и не обращая внимания ни на столкновения, ни на оскорбления в его адрес. Его сейчас волновал только мобильный телефон и количество гудков без ответа, в течение которых абонент будет ждать. Четырнадцать. Через пять секунд телефон зазвонил опять, и Уинтер улыбнулся.
– Что происходит? – снова спросила Мендоза.
Уинтер ничего не ответил и продолжал идти. Телефон продолжал звонить, раздражая своей настойчивостью. Десять гудков. До «Гипериона» оставалось полтора квартала. Прямо напротив него был другой отель. С архитектурной точки зрения он отличался, но во всем остальном они были идентичны: те же три звезды, то же расположение, та же клиентура. Двенадцать гудков, тринадцать. Звонок оборвался на пятнадцатом.
– Это Амелия, – сказал Уинтер, подняв руку с телефоном.
– Так чего ж ты не берешь трубку? – спросила Мендоза, остановившись как вкопанная посреди тротуара.
– Продолжай идти, – ответил он на ходу.
– Я должна знать, что происходит, и прямо сейчас, – сказала Мендоза, нагоняя его. – Если хочешь, чтобы я тебе помогала, ты должен мне объяснить, в чем дело.
– Мы возвращаем себе контроль над происходящим. Амелия находится в отеле напротив «Гипериона». Другого варианта нет, ведь мой мобильный зазвонил ровно тогда, когда мы вошли в зону его прямой видимости. И это идеальное место для наблюдения.
Не успел он закончить, как Мендоза чуть ли не побежала по тротуару. Мобильный Уинтера снова зазвонил. Он стал считать гудки и дождался тринадцатого. Затем остановился и ответил на звонок.
– Привет, Амелия, как дела?
– Привет, Джефферсон, – ответила она немного погодя. – Как ты узнал, что это я?
Он надеялся, что она придет в бешенство из-за того, что он не отвечал на звонок, но, судя по голосу, она была спокойна как никогда. Он стал смотреть на ее отель, пытаясь догадаться, за каким из окон она спряталась.
– Номер незнакомый, я подумал, что это звонит очередной продавец очередного ненужного товара. Он мог перезвонить во второй раз, но в третий не стал бы. И тогда я задал себе два вопроса: кому я так срочно понадобился и чьего номера у меня нет? Под эти два критерия подходишь только ты.
– Какой ты умный.
– Не особо. Это не высшая математика.
– Скромность тебе не к лицу.
– Был бы умный, изобрел бы лекарство от рака или продолжил дело Эйнштейна и открыл бы всеобщую теорию всего. А рациональное вычисление того, кто тебе звонит, это не ум. Это дешевый фокус. Так чего тебе нужно, Амелия? Или тебе больше нравится Мэдди?
– А, так ты виделся с Райаном? Как у него дела?
Ее голос изменился. Уинтеру показалось, что она говорит на ходу, и темп ее шагов определяет темп речи. Уинтер стал пытаться услышать ее шаги, но не услышал. Возможно, их заглушал мягкий ковер. А значит, она все еще в отеле. Он услышал, что на ее стороне открылась дверь, и темп речи снова изменился, как будто она спускается по лестнице. Чтобы не упустить Амелию, Мендозе нужно было прибавить шаг.
– Думаю, у Райана бывали времена и получше. Тюремная жизнь – явно не для него. А тебе вот очень нравится быть кукловодом, да?
– Ты даже себе не представляешь, насколько.
– Ну так просвети меня.
– С радостью, но только это надолго. Давай встретимся, Джефферсон.
– Зачем?
– А что, нужна причина?
– Конечно, нужна. Мы же с тобой не друзья, чтобы вместе обедать и болтать. Ты убийца, а я должен тебя поймать.
– Чувствую, ты так и не отошел от смерти повара. Как его, кстати, звали – Оскар?
– Омар.
– Бедный Омар. Но сам посуди, если бы я его тогда не прикончила, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Как видишь, его смерть была абсолютно необходима.
– Зачем ты хочешь встретиться, Амелия?
– Это секрет.
И тут в трубке раздался оглушительный вой сирены. Уинтер тут же убрал телефон от уха – старый трюк, но очень полезный. Когда он снова поднес телефон к уху, фоновый шум сменился. Сейчас это было лязганье металла и легкое эхо. Она была в кухне. Плохие новости. Мендоза ищет ее в номерах, а Амелия уже спустилась вниз и ускользает с черного хода.