– Но при этом вы уверены, что это не ваш человек.
– Н-ну… не то чтобы уверен, но думаю, что он, скорее, связан с заказчиком.
– Интуиция?
– Можно назвать и так.
– А не сказал ли звонивший, что предыдущая бомба сработала и так далее?
– Нет… Была и предыдущая бомба?
– Думаю, да. Хотя точно не знаю. Какие требования он выдвинул?
– Хорошие требования. Пятьдесят миллионов долларов на счета каких-то фирм-однодневок… Кипр, Каймановы острова, Андорра…
– Поджог вагона – это предупреждение, второй этап – поджог всего, что осталось внизу?
– Да…
– Понятно… Значит, так: мне нужны будут карты с нанесенными – слушайте: освобожденными и еще загруженными туннелями, местами, где производится погрузка вагонов, типичными маршрутами вагонов, составов – вплоть до пункта назначения. Отчеты МЧС и МПС о происшествиях за последний месяц – в стокилометровой полосе вдоль этого маршрута. Может быть, что-то не совсем обычное… не знаю. Дальше: какие-нибудь документы, пусть самые второстепенные, о контактах с этим чертовым холдингом. И… и… все пока. Да, обязательно держите вертолет наготове, хорошо?
ГЛАВА 14
Ираида, наверное, задремала – потому что в какой-то момент (проснувшись?) всей кожей, всем существом своим остро ощутила нелепость, чуждость, мрачность окружающей обстановки. Это было настолько похоже на те зловещие сны, что преследовали ее на пути в Тамбов, в самом Тамбове и еще несколько дней после, что она не смогла сдержать стон…
Помещение, в котором она сидела, было огромным, перекошенным и состоящим из отдельных, не скрепленных между собой частей. Лампы в колпаках висели в темноте, опираясь на конусы света. Зловещие фигуры, две или три (невозможно понять), тоже будто бы составленные из тяжелых малоподвижных фрагментов, склонялись над массивной столешницей, свободно парящей высоко над полом. На стене, заполняя собой глухой провал, бугрился тяжелый жесткий занавес. Кажется, он частично обволакивал какую-то неподвижную фигуру – вроде бы статую…
И, как идол с профилем индейского вождя, неподвижно сидела Хасановна, зажав зубами янтарный мундштук с погасшей покосившейся папиросой. Стон Ираиды будто бы разбудил ее…
Она со скрежетом развернулась и сказала, еле шевеля сухими губами:
– Коршун… Кор… шуннн…
А Крис обхватил руками голову и опустился на корточки.
– Рядом… Рядом…
Ря… – отлетело от стен. – Доммм… Ря… Домммм…
А потом – словно из жизни, как из киноленты, выхватили кусок – Крис показал на карту и сказал:
– Где-то здесь. Петр Васильевич, направьте туда саперов, пусть ищут. Даже если и полыхнет, место не слишком людное. И вот еще что: выкуп требуют не те, кто заложил бомбу.
– Почему вы так… – начал было генерал, но осекся. Крис не заметил этой реплики.
– Попросите саперов, чтобы хоть какая-то часть от бомбы осталась живой, мне надо на нее посмотреть. Теперь дальше: кто ведет дела с холдингом?
– Техотдел…
– Любого, все равно кого – вызовите и поговорите с ним.
– О чем?
– Да о чем угодно. О видах на урожай, о погоде…
– Сейчас еще утро… подождите, я подумаю. А, сообразил.
Генерал поднял трубку:
– Стас? Проверь, по тревоге Смоленского вызвали? Да, из техотдела. Хорошо. Пусть зайдет ко мне. Да, срочно.
– А вот теперь мою команду надо где-то спрятать, – сказал Крис. – Есть тут подходящее укрытие?
– Найдем, – сказал генерал.
ИЗ ЗАПИСОК ДОКТОРА ИВАНА СТРЕЛЬЦОВА
Про мою клаустрофобию я ничего плохого сказать не могу: она всегда вела себя более чем скромно и довольствовалась совещательным голосом. Но сейчас бедняга, похоже, решила взять реванш за все свое предыдущее бесславное прозябание… Я с огромным трудом сдерживал себя, чтобы не думать о бетонных стенах и потолках, о толще земли над головой, о давящей на все это тяжелой мутной воде… Что-то было написано на моем лице, потому что Сильвестр неспроста подливал мне виски в бокал и пытался разговорить на какую-то интересную тему… и я вроде бы поддерживал разговор, но все равно ничего не понимал из сказанного.
Мы сидели в чем-то вроде комнаты отдыха: диван, старинная радиола, несколько кресел, на стене картина и очень кривая сабля. Я завидовал хронолетчикам: парни беззаветно спали. Хасановна разобрала свой «браунинг» и протирала детали кусочком замши. Ираида выпросила у нее блокнот и что-то рисовала там. Мне показалось, что рука ее дрожит. И смотрит она не на страницу, а сквозь нее.
– Непросты дела твои, господи… – раздумчиво протянул Сильвестр, разглядывая бокал. – Значит, Дора Хасановна, старые это ваши знакомцы, да? И что же там дальше-то происходило, не помните?
– Как не помнить, – Хасановна усмехнулась. – Вернулись гаврики и такой отчет написали, что вывели весь проект из-под крылышка Феликса Эдмундовича и перевели в непосредственное подчинение Рабкрину. В ОГПУ зачистку провели, всех посвященных, а Рабкрину ненужных – в распыл. Да и сам Феликс долго не зажился после этого, через полтора месяца всего заказал Шопена…
– Молочка, говорят, несвежего выпил? – спросил, криво усмехаясь, Сильвестр.
– Может, и молочка, деталей не знаю. Потому как именно в те дни вторую экспедицию послали, на сверку данных. Но – не долетели товарищи наши до цели, и потом Шпац со Стрыйским вычислили, что упали они где-то году в восемьдесят третьем, поздней осенью или зимой. Искать их после пытались, да не нашли. Третью экспедицию только полтора года спустя сладили, к десятой годовщине Революции приурочили – ну и отправили, понятно, в две тысячи семнадцатый год… Один только вернулся живым, да и то скоро от инфлюэнцы сгорел. Но рассказать успел, что там голод, монархия и поповское засилье. Да… Ты, Сильвестр, не обижайся, говорю как есть.
Тот кивнул. Очень серьезно кивнул, без тени усмешки.
– Проект, понятно, запретили и материалы по нему уничтожили, сотрудников всех в расход пустили, один только Панкратов исчез. Долго его потом искали по всей стране, но – сумел укрыться от карающих органов…
– А сама? – тихо спросил Сильвестр.
– Я была секретным комиссаром Рабкрина, и меня санкциям подвергнуть мог только председатель товарищ Потапкин. Пришлось, конечно, некоторое время потрудиться на бумажном фронте, не без того, но потом вновь вернулась к живому делу: техником-электриком в лабораторию спецотдела ОГПУ к товарищу Гопиусу и профессору Барченко. Необыкновенно интересная работа была ими проведена в области некробиотики. Можно сказать, экспериментально доказано было существование души…
И тут меня будто качнуло какой-то волной.
– Хасановна! А эти парни в своем рапорте встречу с тобой отметили?
Она прервала на полуслове свой рассказ и посмотрела сначала на меня, потом на спящих.
– Нет… Скрыли, значит. Они вообще не упоминали об остановке в девяносто восьмом году. Вот ведь… уклонисты скользкие…
– Постой-постой-постой… Крис, который встречался с ними в будущем, не упомянул про все это, – я махнул рукой, как бы очерчивая круг, – они тоже не упоминают про встречу с нами… ладно, это можно объяснить какими-то конспиративными моментами, но – последняя-то экспедиция вернулась не из того будущего, в котором побывали они! А значит…
– Это значит, что все меняется, – тихо и медленно проговорила Ираида. – Я тоже это поняла, да не знала, как сказать. Но перемены происходят только от каких-то непрямых действий… наверное. От тех, которые целят совсем в другую сторону…
– Спокойно, – сказал я, помахивая руками, – спокойно…
У меня был, наверное, идиотский вид. Но какой еще вид может быть у человека, которому показалось, что вот сейчас он все объяснит и все на свете поймет, – и показалось, и показалось, и еще раз показалось… А потом спряталось.
– Уточним, – сказал Сильвестр.
Он допил виски, подошел к спящим, присмотрелся к ним и тронул за плечо Маркова. Тот распахнул глаза:
– Что?!
– Ш-ш… – приложил палец к губам Сильвестр. – Мы тут на коллизию наткнулись. Ну-ка, ответь: вы там, в будущем, последовательность исторических событий освоили?
– А как же. За этим и посылали нас…
– Была в две тысячи семнадцатом году монархия с поповским засильем?
– Да ну, что ты, батя! Нет, конечно. В семнадцатом власть была у Народного Конгресса во главе с генералом Расторгуевым… А что?
– Все нормально, боец. Спи дальше. Похоже на то, что гражданскую войну и интервенцию вы уже предотвратили. Не знаю, правда, как…
– Неужели просто напугав этого клоуна? – привстала Ира-ида.
– Да какое тут может быть «спи»! – возмутился Марков. – Когда такое происходит!..
– Ничего не происходит, – сказал я. – Умствования сплошные. Хасановна, на пару слов – приватно?
Мы вышли в боковой коридор – кафельный, полутемный, похожий на бесконечную душевую. И пахло здесь как-то похоже: дезинфекцией, сыростью и мылом.
Мы вышли в боковой коридор – кафельный, полутемный, похожий на бесконечную душевую. И пахло здесь как-то похоже: дезинфекцией, сыростью и мылом.
– Этих ребят тоже пустили в распыл? – спросил я шепотом, поднося огонек к жуткой ее папиросе.
Хасановна покачала головой.
– Это они и есть – пропавшие. В восемьдесят третьем.
– То есть – это именно их искали тогда по баням и магазинам?
– Да.
– А нашли?
– Вот этого я не знаю… – До какого года просуществовал Рабкрин?
Она мрачно усмехнулась.
– Можно сказать, что к сороковому он был уже безвластен. И безопасен для Кобы. Формально же – существует и по сей день… Вам лучше всего этого не знать, Иван Петрович. На всякий случай. Хотя… – перебила она себя; губы ее, и без того тонкие, поджались еще больше. – Возможно, что терять нам уже нечего.
Тут по главному, ярко освещенному коридору мягко зазвучали шаги, и мимо нас прошли несколько мужчин в дорогих гражданских костюмах. Идущий впереди – седоватый, залысый, с мягким дрябловатым лицом – чуть прихрамывал. Двое из свиты были с портфелями, один – со сложенным зонтом. Кто-то покосился на нас, курильщиков, но так, мельком, по обязанности, без интереса. Они уже прошли, когда я почувствовал, что Хасановна изо всех сил сжимает мой локоть.
Я посмотрел на нее и впервые увидел на ее лице страх.
– Это же Панкратов, – прошептала она. – Сам… здесь…
– Я восхищен! – Илья Кронидович сидел в кресле очень свободно и в то же время с достоинством, как старый дипломат на даче. – Даже не ожидал, Петр Васильевич, что вы примените столь нестандартный подход. Как-никак, лженаука парапсихология не поощряется ныне… или я ошибаюсь?
– Не поощряется, но и не возбраняется, – сказал генерал. – Взгляды начальства стали заметно шире. Справедливости ради скажу, что и в прежние времена исследования такие велись… впрочем, результатами их мы не имели возможности пользоваться. Все уходило соседям.
– Понятно, понятно… А вы, Кристофор Мартович, позвольте узнать – тоже через научные исследования к этому пришли или природный дар имеете?
Крис пожал плечами:
– Не все ли равно?
– Кристофор Мартович имеет наилучшие рекомендации, – сказал генерал. – К его услугам прибегали… – он замолчал на секунду. – Очень многие. Я думаю, если вам понадобится что-то найти…
– Боюсь, что потерянное мной не под силу найти никому, – сказал Илья Кронидович и встал. – Вы принимаете чеки? – спросил он Криса.
– Да, конечно…
– Сумму проставите сами, – он подписал чек и протянул его, глядя Крису прямо в глаза. Крис, чуть помешкав, чек взял.
Панкратов повернулся и пошел к выходу из кабинета. У двери, уже подхваченный свитой, остановился, повернулся к Крису.
– Бомбу вы нашли. А самих террористов искать будете?
– Не умею, – сказал Крис. – Только неодушевленные предметы. Да и какой в этом смысл – ведь для следствия и суда мои показания только говорение слов?..
Панкратов как-то странно усмехнулся:
– Досадно, крайне досадно. Возможно, Петр Васильевич рассчитывал на большее?
– Найдем сами, – сказал, не разжимая зубов, генерал. – Обычными методами.
– Больших вам успехов, – усмешливо поклонился Панкратов и вышел наконец.
Крис несколько секунд сидел неподвижно. А потом в кабинет буквально ворвались доктор, Хасановна и за ними – Ираида.
– Кристофор Мартович! – почти закричала Хасановна. – Вы знаете, кто это был?
– Знаю…
– Панкратов!
– Да, Хасановна. Панкратов. Сам. Илья Кронидович. Вот мы с ним, наконец, и посмотрели друг на друга. Я ему понравился, и он возжелал меня купить… Петр Васильевич, а как бы нам попасть домой? Желательно поскорее.
– Сейчас распоряжусь… Что-то не так, Кристофор Мартович?
– Просто устал. Нельзя ли кофе – покрепче?
– Можно. Стас! Кофе принеси! Коньяку?
– Желательно…
Кофе был растворимый, но дорогой – и было его много. Жгучая коньячно-кофеиновая смесь с трудом проникала в спавшиеся извилины. Там она производила трудно предсказуемые действия.
Сильвестр не удержался и зевнул, забыв перекрестить рот. Терешков смотрел на Хасановну, не в силах убрать с лица выражение экзистенциального ужаса. А доктор вдруг понял, что держит в своей руке руку Ираиды. Ираида старательно глядела мимо всех. Глаза ее светились, и румянец со щек уже переползал на шею.
Знавшая о любви лишь по анекдотам да по «Гэндзи-моногатари», она только сейчас внезапно поняла, что такое непонятное распирало ее весь этот месяц…
Дома их ждала очень озадаченная охрана и пространная записка от Альберта Мартовича: «тамбовский вудуист» Рудик Батц умер в изоляторе Бутырской тюрьмы от гнойного менингита, развившегося вследствие открытых проникающих переломов верхней челюсти, вовремя не распознанных. Перед смертью, несмотря на шины и бессознательное состояние, он заговорил – и наговорил целую кассету, благо магнитофон, включающийся на голос, сработал. К сожалению, понять что-либо в его речи было невозможно: Рудик изъяснялся на неизвестном науке языке.
Такие феномены известны и даже весьма распространены. Другое дело, что, пока Рудик произносил свой монолог, с каталки в коридоре встал умерший несколько часов назад зэк, закутался в простыню, сначала пробрался в раздаточную и съел две буханки хлеба, а потом спустился к посту охраны и попросил закурить…
Поэтому, собственно, «братец Майкрофт» и не принял участия в предутренних бдениях под Учинским водохранилищем.
Кассета с записью прилагалась.
Озадаченность охраны списали на этот визит. Ошибочно. Но ребята были вымуштрованные и сами с откровениями не лезли.
– Тут это… – Марков повозил костяшками по отросшей скрипучей щетине. – Поедем мы, Дора Хасановна. Ну, то есть…
– Мозгами помозговать нужно, – сказал Терешков и покраснел.
– Панкратова разоблачить бы… – потер Марков уголок рта. – Говоришь, ряху сытую сделал себе? Толстые сигары курит?
– Может, маскируется? – предположил Терешков.
– Ты добрый, Терешков, – сказал Марков зло. – И эта твоя доброта неконструктивна.
– Не потому, что я добрый. А потому, что… ну… надо бы потолковать с ним, разъяснить ситуацию…
– А я не знаю – чего мы ждем? Дора Хасановна, чего мы ждем? Мы что, не знаем, где находится Панкратов? Знаем. Что, он не захочет пропустить нас к себе? Не верю. Захочет…
– Отец Сильвестр не велел активничать, – напомнил Терешков. – Мировой катаклизм может быть.
– Да-да. Тихой сапой. По метру в год. Эх, ученые!.. – Марков стукнул себя свертком по раскрытой ладони. – Будем тихой сапой. Ну, может, поручения какие будут, а, Дора Хасановна? Сбегать куда? Так, чтобы без больших потрясений. За керосином не надо?
– Не за керосином, – сказал подошедший Крис. – Но – почти. В Хибины и обратно. Как вам такой маршрут?
– На мотоциклетках? – с готовностью отозвался Терешков…
ГЛАВА 15
Чуть освежась коротким сном и холодным душем, Крис вызвал машину и в сопровождении одного охранника уехал зачем-то в Остров, небольшой подмосковный поселок. Вскоре после его отъезда засобирался на службу и Сильвестр.
– Хорошо тут у вас, – сказал он с непонятной грустью. Потом вынул из-под рясы что-то продолговатое, завернутое в тряпицу, и подал доктору: – Вот. Долго сомневался, но решил вот – вам оставить. Мне-то он ни к чему. А вам… вдруг пригодится?
– Кадуцей? – уже поняв, что к чему, все же переспросил доктор.
– Он самый. Может, и знаете вы, да скажу: не самый добрый это символ. Видно, медики римские большими циниками были, что взяли его в покровители: означает он ключ к некоей двери: между живым и неживым, правым и неправым, добрым и злым. Прошедшим и грядущим… Бог римский Янус из кадуцея взошел. И крест, на котором Христа распяли, – тоже из кадуцея…
Он ушел, и в ту же секунду возник Коломиец – словно сработал свой трюк артист-трансформатор.
– Евгений Феодосьевич… – начала было Хасановна, но он плюхнулся в кресло для гостей, хлопнул по подлокотнику так, что звук в панике заметался по комнате, и велел:
– Выкладывайте. Все.
– Э-э… – начал доктор. – Что-то слу…
Коломиец взглядом заткнул ему рот, но потом дернул щекой и коротко рассказал, что обнаружила утренняя смена охраны. Видимо, ночной смене досталось по полной выкладке. У одного из ребят клочьями выпадали волосы, а второй – бывший сержант-контрактник, прошедший Чечню без единой морщинки на лбу, – был вроде бы нормален, но все время куда-то искоса поглядывал, хихикая, и не замечал, что обмочился.
Просто чудо еще, что они не взорвали дом: газ на кухне был открыт, и лишь благодаря выбитой ураганом форточке его не скопилось достаточно…
Рассказать «ночники» не могли ничего.
Время от времени то там, то здесь с охраной происходили необъяснимые случаи. Скажем, в прошлом году в банке «Рос-стех» охранники вынесли и отдали кому-то мешок с тремя сотнями тысяч долларов; или в позапрошлом двое ребят из маленького агентства «Гиант», охранявшие реконструируемый домик, вдруг воспылали взаимной страстью и допустили кражу японских черных лаковых стеновых панелей на какую-то чудовищную, не укладывающуюся в голове сумму…