— Сара, — спросила Эрменгарда робко и чуть ли не с ужасом в голосе, — ты… ты мне никогда не говорила… я не хочу быть назойливой, но… ты иногда бываешь голодна?
Это была последняя капля. Больше Сара не могла притворяться. Она отняла руки от лица.
— Да, — отвечала она со страстью. — Да, бываю! Вот сейчас я так голодна, что готова тебя съесть. А когда я слышу бедную Бекки, мне становится еще хуже. Ведь ей еще больше, чем мне, есть хочется.
Эрменгарда открыла рот от ужаса.
— А я-то, — произнесла она горестно, — я-то и не подозревала!
— Я не хотела, чтобы ты знала, — сказала Сара. — Я бы тогда была словно уличная попрошайка. Я знаю, что похожа на уличную попрошайку.
— Вовсе нет! — закричала Эрменгарда. — Вовсе нет! Конечно, платье у тебя немного странное — но на уличную попрошайку ты совсем непохожа. У тебя лицо совершенно другое.
— Мне один маленький мальчик подал однажды монетку, — сказала Сара и невольно засмеялась. — Вот она.
И она вытащила тонкую ленточку, которая висела у нее на шее.
— Он бы мне ее не подал, если бы не решил, что я в ней нуждаюсь. Значит, у меня такой вид!
Монетка словно утешила их. Они немного посмеялись, хотя у обеих в глазах стояли слезы.
— А что это за мальчик? — спросила Эрменгарда, глядя на монетку, словно это был не обыкновенный шестипенсовик, а что-то совершенно поразительное.
— Милый такой малыш, он как раз шел в гости, — сказала Сара. — Он из Большой семьи, знаешь, такой маленький с толстыми ножками, — я его еще Гаем Клэренсом зову. У него, верно, в детской было полным-полно рождественских подарков, корзин с пирогами и всяких вкусностей, а у меня ничего не было, и он это понял.
При этих словах Эрменгарда вдруг подскочила на месте. В ее встревоженном сознании всплыла какая-то мысль.
— Ах, Сара! — вдохновенно вскричала она. — Как глупо, что я об этом не подумала!
— О чем?
— Нет, это чудесно! — отвечала Эрменгарда с волнением. — Как раз сегодня тетушка прислала мне посылку. В ней столько всего вкусного! Я еще ничего не трогала, я за обедом пудинга переела и так волновалась из-за этих книг. — Она торопилась все сказать побыстрее и едва договаривала слова. — Там сладкий пирог, пирожки с мясом, булочки, тартинки,[16] апельсины, а еще смородинная настойка, инжир и шоколад. Я тихонько сбегаю в свою комнату и вмиг все принесу.
Сара чуть не потеряла сознание. Когда от голода кружится голова, даже простое упоминание о пище производит такое странное действие. Она схватила Эрменгарду за руку.
— Ты думаешь… тебе удастся? — вскричала она.
— Конечно, — отвечала Эрменгарда.
Она подбежала к двери… осторожно приоткрыла ее… высунула голову и прислушалась.
— Свет потушен, — сказала она, подходя к Cape. — Все спят. Я пойду тихо-тихо, никто не услышит.
Это было так замечательно, что они обнялись, — глаза у Сары заблестели.
— Эрми! — воскликнула она. — Давай представим себе, что у нас званый вечер! А… ты пригласишь узницу из соседней камеры?
— Да! Да! Давай постучим сейчас же в стену. Тюремщик не услышит.
Сара подошла к стене. Бекки все еще тихо плакала у себя в комнатке. Сара постучала в стену четыре раза.
— Это значит, — пояснила она, — «Иди ко мне через тайный проход под стеной. Мне нужно тебе кое-что сказать».
Бекки стукнула в ответ пять раз.
— Идет, — сказала Сара.
Через секунду дверь отворилась и Бекки вошла в комнату. Глаза у нее были заплаканы, чепчик сбился набок. Увидев Эрменгарду, она растерялась и принялась тереть лицо фартуком.
— Не бойся меня, Бекки! — воскликнула Эрменгарда.
— Мисс Эрменгарда приглашает тебя на вечер, — сказала Сара. — Она сейчас принесет сюда кое-что очень приятное.
Бекки так разволновалась, что чепец чуть не свалился у нее с головы.
— Это съестное, мисс? — спросила она. — Приятное на вкус?
— Да, — отвечала Сара, — и мы представим себе, что у нас званый вечер.
— Еды будет вволю, — вставила Эрменгарда. — Я сию минуту вернусь!
Она так заторопилась, что, выбегая из комнаты, уронила свою красную шаль. Никто этого не заметил. Бекки не помнила себя от радости.
— Ax, мисс! Мисс! — шептала она. — Я знаю, это вы попросили ее пригласить меня. Я… я прямо заплачу сейчас.
Она подошла к Саре и остановилась, глядя на нее с обожанием.
В глазах у Сары вспыхнул знакомый огонек — воображение заработало. Черная ночь за окном, чердак и холод и грязь на улицах, по которым она только что брела, воспоминание о маленькой попрошайке с голодными глазами — все вдруг преобразилось, словно по волшебству. Это было так чудесно, так весело! Она даже вскрикнула от радости.
— Когда доходишь до самого края, — сказала она, — тебя всегда что-то спасает в последнюю минуту. Словно какое-то волшебство. Я должна это запомнить. Самое плохое никогда не случается!
Она весело тряхнула Бекки.
— Ну хватит, не плачь, — сказала она. — Надо поскорее накрыть на стол.
— Накрыть на стол, мисс? — спросила Бекки, оглядываясь. — А что на него постелить?
Сара обвела глазами чердак.
— Да, вроде бы нечего, — сказала она, усмехаясь. И вдруг увидала на полу красную шаль Эрменгарды.
— Ах нет, шалью! — вскричала она. — Я знаю, Эрменгарда не рассердится. Это будет такая чудесная красная скатерть!
Они выдвинули старый стол на середину комнаты и накрыли его шалью. Красный цвет — такой теплый и нарядный. Комната словно ожила.
— Вот бы еще красный ковер на пол, — воскликнула Сара. — Давай представим себе, что он лежит здесь.
И она окинула голые доски пола восторженным взглядом. Ковер уже лежал на полу.
— Какой он толстый и мягкий! — сказала Сара и тихонько засмеялась знакомым Бекки смехом. Она подняла ногу и осторожно попробовала что-то, лежащее на полу.
— Да, мисс, — отвечала Бекки сосредоточенно и серьезно. Она всегда относилась серьезно к Сариным фантазиям.
— Что же еще? — сказала Сара, останавливаясь и закрывая глаза руками. — Если я подумаю и подожду, что-нибудь придет мне в голову. — И призывно шепнула: — Волшебство мне подскажет.
Сара любила фантазировать и была уверена, что мысли только и ждут, чтобы их «позвали» (так она это называла). Бекки не раз видела, как она стоит и ждет, закрыв глаза руками, а потом вдруг отнимет руки и поглядит на нее просветленным смеющимся взглядом.
Так случилось и сейчас.
— Есть! — воскликнула Сара. — Вот оно! Знаю! Надо поискать в старом сундуке, что остался у меня от тех лет, когда я была принцессой.
Она бросилась в угол и опустилась на колени. Когда-то сундук поставили на чердак — не для Сары, а просто потому, что внизу для него не было места. В сундуке хранилась всякая рухлядь. Впрочем, Сара не сомневалась: что-нибудь она там найдет! Воображение никогда ее не подводило.
В уголке сундука лежал небольшой сверток, такой скромный с виду, что никто не обращал на него внимания; Сара его сохранила. В свертке была дюжина носовых платков, Сара с радостью схватила их и подбежала к столу. Что-то чуть слышно приговаривая, она разложила их на красной скатерти так, чтобы они легли кружевной обшивкой к краю стола, и пригладила ладошкой. Воображение продолжало свою работу.
— Это тарелки, — говорила Сара. — Они золотые. А это роскошно расшитые салфетки. Их вышивали монахини в испанских монастырях.
— Неужели, мисс? — прошептала, воспаряя, Бекки.
— Нужно только себе все представить. Если хорошенько представить, то все и увидишь!
— Понимаю, мисс, — сказала Бекки.
Сара отошла к сундуку, а Бекки попыталась осуществить это предложение. Ей так хотелось увидеть все, о чем говорила Сара!
Случайно оглянувшись, Сара с изумлением посмотрела на Бекки. Та стояла возле стола и строила, зажмурившись, какие-то странные гримасы. Руки ее были опущены и плотно прижаты к бокам. Казалось, она пытается поднять огромную тяжесть.
— Что с тобой, Бекки? — воскликнула Сара. — Что ты делаешь?
Бекки вздрогнула и открыла глаза.
— Я… старалась… «переставить», мисс, — отвечала она застенчиво. — Я хотела все увидеть, как вы. И уже почти увидала. — И она с надеждой улыбнулась. — Только на это надо много силы.
— Должно быть, это с непривычки, — утешила ее Сара. — А попрактикуешься, будет легко. Вот увидишь! А пока я буду просто тебе все описывать. Вот смотри!
И она подняла старую украшенную цветами шляпу, которую выудила с самого дна сундука.
— Вот цветы, чтобы украсить стол, — сказала Сара и оторвала со шляпы гирлянду цветов. — Чувствуешь, как они пахнут? Дай-ка мне кружку с умывальника, Бекки. И захвати мыльницу — мы ее поставим посредине.
Бекки почтительно подала ей кружку и мыльницу.
— А что это будет, мисс? — спросила она. — Кажись, они из глины… только я знаю, что это не так.
— Вот цветы, чтобы украсить стол, — сказала Сара и оторвала со шляпы гирлянду цветов. — Чувствуешь, как они пахнут? Дай-ка мне кружку с умывальника, Бекки. И захвати мыльницу — мы ее поставим посредине.
Бекки почтительно подала ей кружку и мыльницу.
— А что это будет, мисс? — спросила она. — Кажись, они из глины… только я знаю, что это не так.
— Это резной кувшин, — отвечала Сара, обвивая гирляндой кружку. — А это, — и она с нежностью склонилась над мыльницей и положила в нее несколько роз, — это чаша из чистейшего алебастра, украшенная драгоценными камнями.
Она легонько касалась вещей руками — на губах у нее играла счастливая улыбка; казалось, она говорит как во сне.
— Ох, до чего красиво! — прошептала Бекки.
— Надо еще что-нибудь для конфет, — задумчиво проговорила Сара. — А-а, знаю! — И она снова подбежала к сундуку. — Вспомнила! Я видела там кое-что…
Это был всего лишь моток шерсти, завернутый в тонкую красную с белыми полосами бумагу. Сара вмиг свернула из бумаги тарелочки для конфет и поставила их на стол вместе с подсвечником, обвитым оставшимися цветами.
Потом отступила на шаг и окинула стол взглядом. В ее глазах это был уже не старый стол, накрытый красной шалью, на котором была разложена всякая рухлядь из старого сундука, а нечто совсем иное, нечто чудесное. Бекки, полюбовавшись на украшения, сказала, обводя чердак взволнованным взглядом:
— Здесь все еще Бастилия, мисс, или… или уже что-то другое?
— Конечно другое! — ответила Сара. — Совсем, совсем другое! Теперь это пиршественная зала.
— Ах, батюшки! — охнула Бекки. — Шерстяная зала!
И с еще большим изумлением оглядела окружающее ее великолепие.
— Пиршественная зала, — поправила ее Сара. — Большая такая комната, где устраивают пиры. В ней сводчатый потолок и галерея для музыкантов, и огромный камин, в котором пылают дубовые поленья. Ее ярко освещают восковые свечи — они сияют повсюду.
— Ах, батюшки, мисс Сара! — снова воскликнула Бекки.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату с тяжелой корзиной в руках вошла Эрменгарда. При виде накрытого красной скатертью стола, украшенного цветами и белыми салфетками, она радостно вскрикнула. Войти с темной лестницы в такую комнату было очень приятно. Это было просто великолепно!
— Ах, Сара! — вскричала Эрменгарда. — Ты самая умная из всех девочек, которых я знаю!
— Правда, красиво? — откликнулась Сара. — Эти вещи я взяла из своего сундука. Это мне Волшебство подсказало, где искать.
— Погодите, мисс Эрменгарда, — воскликнула Бекки, — пусть она вам расскажет, что это такое. Ведь это не просто так… ах, мисс, — и она повернулась к Cape, — скажите!
И Сара рассказала, да так, что Эрменгарда все увидела: и золотые тарелки… и зал со сводами… и пылающие в камине поленья… и сияющие свечи. А потом из корзинки появились пироги с глазурью, фрукты, конфеты и смородинная настойка. Пир обещал быть на славу!
— Это настоящий званый ужин! — воскликнула Эрменгарда.
— Королевский! — прошептала Бекки.
Вдруг Эрменгарду осенило.
— А знаешь что, Сара, — сказала она. — Представь себе, что ты принцесса и задаешь нам пир.
— Нет, это ты задаешь нам пир, — возразила Сара, — и принцессой должна быть ты, а мы будем твоими фрейлинами.
— Я не сумею, — не соглашалась Эрменгарда, — и потом, я такая толстая. Нет, принцессой должна быть ты.
— Ну хорошо, если ты так хочешь, — уступила Сара.
Внезапно ей в голову пришла какая-то мысль — она подбежала к камину.
— Здесь столько бумаги и всякого хлама, — воскликнула она. — Если его поджечь, он вспыхнет и погорит хоть несколько минут. А мы представим себе, что в нем все время горит настоящий огонь.
Она чиркнула спичкой и подожгла бумагу — яркое пламя осветило всю комнату.
— Когда он потухнет, — сказала Сара, — нам уже будет все равно, настоящий он или нет.
Она стояла, освещенная пляшущими языками пламени, и улыбалась.
— Правда, все совсем как настоящее? — произнесла она наконец. — А теперь можно начинать.
Сара двинулась к столу, величественным жестом пригласив Эрменгарду и Бекки следовать за ней. Видение полностью овладело ею.
— Прекрасные дамы, прошу вас занять места, — говорила она счастливым мечтательным голосом. — Отправляясь в дальнюю дорогу, король, мой достопочтенный родитель, наказал мне пригласить вас на ужин.
Она повернула голову и глянула в угол комнаты.
— Сюда, музыканты! Играйте на своих виолах и трубах! У принцесс, — торопливо пояснила она Эрменгарде и Бекки, — на пирах всегда играли музыканты. Представьте себе, что в том углу — галерея для музыкантов. Что ж, начнем!
Но только принцесса и фрейлины взяли по куску пирога и собрались поднести их ко рту, как вдруг вскочили, прислушались и побледнели.
Кто-то поднимался по лестнице. Нет, им это не пригрезилось! Они узнали тяжелую гневную поступь и поняли, что это конец.
— Это… хозяйка! — задыхаясь, прошептала Бекки и уронила на пол кусок пирога.
— Да, — поразилась Сара. Глаза ее широко открылись — такие огромные на маленьком бледном личике. — Она узнала про нас!
Одним ударом руки мисс Минчин распахнула дверь. Она тоже была бледна — только от ярости. Она окинула взглядом испуганные лица девочек, пиршественный стол и догоравшую в камине бумагу.
— Я подозревала, что здесь что-то творится, — вскричала она, — но такой дерзости я не ожидала. Лавиния была права!
Значит, это Лавиния догадалась об их тайне и выдала их. Мисс Минчин шагнула к Бекки и отвесила ей вторую пощечину.
— Наглая девчонка! — прошептала она. — Чтобы утром тебя здесь не было!
Сара не двигалась, лишь еще больше побледнела; глаза у нее еще больше расширились. Эрменгарда разразилась слезами.
— Ах, не прогоняйте ее, — всхлипывала она. — Это мне тетушка прислала корзинку. Мы… просто… устроили ужин.
— Вижу, — отвечала мисс Минчин уничтожающе. — А во главе стола, конечно, сидела принцесса Сара.
Обернувшись к Саре, она гневно воскликнула:
— Это все ваша затея, я знаю! Эрменгарде такое и в голову бы не пришло. И вы же, конечно, украсили стол… этим хламом. — И, топнув ногой, приказала Бекки: — Ступай к себе в комнату!
Бекки, закрыв лицо фартуком, скользнула в дверь, сотрясаясь от рыданий.
Мисс Минчин снова обернулась к Саре:
— А вами я займусь завтра. Вы у меня завтра останетесь без завтрака, без обеда и без ужина!
— Я и сегодня не обедала и не ужинала, — слабо возразила Сара.
— Тем лучше! В другой раз будете вести себя прилично. Что вы стоите? Сложите все в корзинку.
И мисс Минчин принялась сама бросать все в корзинку. Вдруг она заметила новые книги, присланные Эрменгарде.
— Эрменгарда, как вы могли принести свои чудесные новые книжки на этот грязный чердак?! Заберите их и отправляйтесь в постель. Вы останетесь завтра в постели весь день — а я напишу вашему отцу. Что бы он сказал, если бы знал, где вы провели сегодняшний вечер?
Заметив серьезный сосредоточенный взгляд Сары, она снова гневно обернулась к ней:
— О чем это вы задумались? Почему вы на меня так смотрите?
— Я думала, — ответила Сара, как когда-то в памятный день в классной комнате.
— О чем это вы думали?
Это и вправду походило на давнюю сцену в классной. Сара и теперь говорила не дерзко, а спокойно и грустно.
— Я думала о том, — проговорила она тихо, — что бы сказал мой папа, если бы знал, где я была сегодня вечером.
Мисс Минчин снова пришла в ярость и снова не стала себя сдерживать. Она бросилась к Саре и, схватив ее за плечи, изо всех сил тряхнула.
— Дерзкая, непослушная девчонка! — вскричала она. — Да как вы смеете?! Как вы смеете?!
Она схватила книги, смела со стола в корзину остатки великолепного угощения, сунула корзину Эрменгарде и вытолкнула ее за дверь.
— А теперь можете думать сколько вам будет угодно, — сказала она. — Сию же минуту в постель!
И она захлопнула дверь за собой и за бедной спотыкающейся Эрменгардой. Сара осталась одна.
Прекрасный сон кончился. В камине погасла последняя искра, остался один лишь пепел; стол опустел; золотые тарелки и роскошно вышитые салфетки и гирлянды снова стали старым хламом и рассыпались по полу; музыканты исчезли, виолы и трубы смолкли. Лишь Эмили сидела, глядя прямо перед собой. Сара подошла и подняла ее дрожащими руками.
— От званого ужина ничего не осталось, Эмили, — сказала она. — Гости ушли, и принцессы уж больше нет. Остались лишь узники в Бастилии.
Она села и закрыла лицо руками. Не знаю, что бы случилось, если бы она в тот миг глянула в окно. Возможно, эта глава кончилась бы совсем по-другому. Взгляни она в окно, она бы очень удивилась. Она увидела бы то самое темное лицо, которое заглядывало в комнату раньше, когда она говорила с Эрменгардой.