Ибрагим выдернул из заднего кармана пистолет, вовремя возвращённый Кристиной, глянул на хозяина бешеным взглядом, упёр ствол ему в бок.
— Что такое? Почему?
Штаркер закричал неожиданно зычным голосом. Словно боцман парусника, командующего в шторм матросами на реях.
Мгновенно всё стихло.
Катранджи толкнул хозяина:
— Пошли, посмотрим…
Картинка обрисовалась интересная.
Тот, кто назвался Василием, сидел на земле, обеими руками зажимая лицо и тихонько поскуливал. Между пальцами сочилась кровь, и довольно обильно. Над ним стояла Кристина, держа свой «глок» за ствол.
— Что случилось? — спросил Ибрагим, опережая Штаркера.
— Этот придурок попросил у меня посмотреть пистолет, — как отличница на уроке, ответила девушка. — Я дала. Он попросил продать. Я сказала, что могу и подарить, если он расскажет, для чего весь этот цирк и кто его устроил. Он согласился и предложил поговорить в сторонке. И вдруг направил пистолет на меня. Сказал: «Это ты мне, сучка, всё расскажешь, или…» Я захотела отобрать у него оружие, тогда он два раза нажал на спуск. Правда, целил в ногу. Пистолет не выстрелил, я его у него забрала. Всё.
Штаркер обвел гневным взглядом окружающих.
— Так?
Ему ответили, что слов они не слышали, но со стороны примерно так всё и выглядело.
— И что это означает, любезнейший? — Нейтральный вопрос. Но голос турка прозвучал достаточно серьёзно.
— Пока не знаю. Но выясню немедленно… — Движением головы он указал на Василия.
Пока того поднимали под локти, из тени коридора вышла Герта. Перед ней с руками на затылке, спотыкаясь, двигался Иосиф. Штанины с вырванной ширинкой едва держались на поясном ремне, практически по отдельности.
— Нет, милейший, — снова сказал Катранджи, с лёгкой издёвкой, — у вас действительно чёрт знает что происходит… Тебя тоже хотели обидеть? — обратился он к Герте.
— Да они тут все ненормальные какие-то. Только я присела на унитаз, он сорвал крючок и набросился, навалился сверху. Я сначала подумала — насиловать прямо здесь хочет. А он обеими руками — за пистолеты. Я его — за то самое место. Хотела сразу оторвать, но только сжала посильнее. Он даже заплакал. Я отпустила и велела идти сюда. Он пошёл. Это всё.
Разразиться хохотом и скабрёзными криками, как требовала достаточно комичная ситуация, полутора десяткам обитателей Молдаванки помешали стволы в руках у Катранджи и Кристины, но более всего — лица девушек-телохранительниц. Совершенно безмятежные, без малейших признаков злости, агрессивности, хотя бы обычного боевого азарта и высокомерности победительниц. Ничего.
Спокойная удовлетворённость людей, хорошо сделавших обычное, привычное, ничуть не героическое дело. Пробитое колесо на машине заменить, коров подоить…
Ибрагим смотрел на Герту. В её облике — никаких следов только что случившегося эксиденса. Костюм в полном порядке, даже причёска. Значит, хватило нескольких минут, чтобы и с нападавшим справиться, и себя в порядок привести. Прежнее чувство сменилось другим. К восхищению примешивался почти мистический страх. Не на этих девушек направленный, обращённый совсем в другие сферы.
— А я ведь вас предупреждал, — мягко, но с металлом в голосе сказал Ибрагим Штаркеру.
— Я тоже предупреждала бабушку в трамвае, — легко вмешалась в разговор старших Кристина. — Зачем, спросила, на Молдаванке трупы? Передайте, кому положено.
— Она передала, я не сумел правильно объяснить, — сокрушённо склонил голову Хаим. — Этих — убрать, — он брезгливо отмахнул рукой. — Потом разберёмся. А вы, Ибрагим Рифатович, простите, если можете. Пойдёмте, телефонного звонка подождём. Вы, девушки, с нами…
Остальным, якобы гостям, заполнявшим двор, велел продолжать застолье, но — чтобы ни звука.
— Так почему пистолет не выстрелил? — спросил Катранджи Кристину, когда они вчетвером расселись во главе стола, как равные. Ривка и Сима стремительно меняли приборы и тащили очередные подносы с тарелками, мисками, горшочками.
— Я похожа на дуру, дядя Изя? Долго из полной обоймы патроны вытряхнуть? Для чего и в туалет выходила… А разницу в весе без хорошего опыта у чужого ствола не заметить.
Ибрагим довольно кивнул, а Штаркер съёжился.
— Поверьте, Ибрагим Рифатович, ничего такого никому не приказывал. Велел глаз не спускать — это да. Но ни слова больше.
— Ваша забота, — небрежно ответил Катранджи.
— Имейте в виду, — минуя его, прямо обратилась Кристина к Хаиму, — минут через пять сюда могут подъехать ещё две наших девушки и два других человека. Ошибка не повторится?
— Да ни боже мой! — интересно, как кадровый еврей легко употребляет присказки совсем другой конфессии. Впрочем, на то она и Одесса: здесь смешалось то, чему смешиваться вроде как совсем нельзя.
Телефон зазвонил резко, пронзительно и отрывисто, как это принято в международной связи. Катранджи снял трубку, выслушал доклад с той стороны.
— Хорошо, — и отсоединился. — Первый экзамен вы выдержали, Штаркер. Подождём результатов второго. Скажите, кстати, у вас найдётся место, где мы сможем побеседовать с вами и кое с кем ещё по-настоящему конфиденциально? Без малейших опасений?
— Да здесь и можем. С гарантией… — и осёкся, встретившись взглядом не с Катранджи даже, с Кристиной.
Звук подъехавших с до предела сброшенными оборотами моторов автомобилей за общим шумом не расслышал никто, кроме неё и Герты.
Девушка перевела свои глубокие, чарующие глаза на Ибрагима и с потешной миной глубоко вздохнула. Только что руками не развела.
Калитка открылась, в неё вошли Уваров и Окладников, во всем блеске военной формы. Тремя шагами сзади — Анастасия и Марина.
— Вот и вся ваша гарантия, — спокойно констатировал Катранджи. — Если это, допустим, жандармерия, вы нас защитили?
— Если бы это была жандармерия или полиция — я бы вас точно защитил. Вернее сказать — они бы сюда без предупреждения и не приехали. А если приехали и вошли без шума — их заслуга, но немножко и наша…
— Умеешь ты выкручиваться, — отпускающе махнул рукой Ибрагим. — Но нам как раз такие нравятся. Присаживайтесь, господа офицеры, — он даже встал навстречу Уварову. — И прекрасные дамы. От всей души благодарю за ваши труды. — Сказать «благодарю за службу» он права не имел.
— Не говоря о высоких материях, прошу иметь в виду, что моё слово, данное милейшим девушкам, украшению нашего стола, распространяется и на вас. Независимо от долга службы.
Уваров посмотрел на Анастасию, на Кристину. Первая пожала плечами, вторая кивнула. Всё в порядке мол, знаю, о чём речь.
Телефон зазвонил снова. Уже — по местной линии. Ибрагим указал глазами Штаркеру — бери, это тебя.
Тот сколько-то времени слушал, отвечая междометиями, потом, вытерев пот со лба, ответил:
— Спасибо и на этом. А как там дальше повернётся… Передаю трубку.
С Сенатором Катранджи говорил совсем недолго. Назвал несколько сочетаний цифр, пару раз хмыкнул в ответ на какие-то слова.
— Одним словом — на всё вам полчаса. Тогда и продолжим.
Удовлетворённо и даже расслабленно вздохнул, опустив трубку на рычаг. Чего ему теперь опасаться? С ним уже четыре девушки и два боевых офицера. И главный смотрящий Одессы скоро приедет. Глядишь, с его помощью он размотает все непонятки раньше генерала. Легче будет дальше вести переговоры с Игорем Викторовичем, а там, глядишь, и с самим Императором.
— Вам, господин подполковник, эта форма идёт больше, чем смокинг метрдотеля, — повернулся он к Уварову.
Тот кивнул по-гвардейски, несколько утрированно благодаря за комплимент.
— Вы бы позвонили вашему шефу, — сказал Катранджи, — что у нас всё в порядке и он может не беспокоиться. А то ведь переживает, наверное.
— Непременно будет исполнено, — снова наклонил голову Валерий.
— Пока присаживайтесь, закусите, чем бог послал, — тоном хозяина предложил Ибрагим. — Теперь я окончательно почувствовал, что основные неприятности позади. Можно и поразвлечься. Тем более — у вас всех есть все основания быть довольными сегодняшним днём…
Кристина загадочно улыбнулась всем сразу, а Уварову почти фривольно подмигнула, наслаждаясь мгновенно посуровевшим лицом Анастасии.
Лазарь Менделевич Эфроимсон оказался мужчиной возрастом около пятидесяти лет, явно за собой следящим. Крупный, но не толстый, подтянутый, в очень недешёвом костюме, регулярно посещающий хорошего парикмахера. Пышная каштановая шевелюра без намёка на седину модно подстрижена и уложена волосок к волоску.
Весьма приличный господин. Со всеми присутствующими поздоровался с достоинством, без подобострастия, не выразив ни малейшего удивления пестротой собравшейся компании, хотя удивиться было чему. Два офицера армейской и морской пехоты, четыре девушки-красавицы и неопрятный жлоб, он же заграничный миллиардер (и не только), в окружении колоритной молдаванской публики.
Если обстановка до конца непонятна, но находишься всё-таки на своей территории, некоторая доля непринуждённой наглости не повредит. Как задел на будущее, если всё пойдёт, как представляется, и позиция, с которой нетрудно отступить в противоположном случае.
— И что же у нас такого приключилось, если пришлось договариваться о встрече аж через Иерусалим? — спросил он, устраиваясь на стуле между Штаркером и Катранджи. Остальные участники застолья, «местные жители», исчезли так быстро и бесшумно, словно их тут никогда и не было. Только Ривка и Сима задержались на несколько минут, чтобы в очередной раз убрать со столов лишнюю посуду и подать гостям свежие приборы.
Уваров с Окладниковым сидели по правую руку от Ибрагима, девушки — по левую от Штаркера. В результате новоприбывший оказался под прицелом шести пар глаз. Если юные валькирии не выражали взглядами ничего, кроме любопытства по поводу очередного явления природы, то от офицеров Эфроимсон предпочёл бы оказаться как можно дальше.
Подполковник в форме строевого пехотного офицера смотрел на него с улыбочкой, очень нехорошей. С ней же он мог бы приказать своим солдатам расстрелять его, и кого угодно другого, небрежно похлопывая стеком по голенищу сапога. А второй, капитан Очаковской морской пехоты, земляк, можно сказать, даже не пытался как-то маскировать свои чувства. Видно было, что он давно и тяжело ненавидит всех, принадлежащих к миру Молдаванки и окрестностей. Или были у него на то какие-то личные причины (что совсем не исключено), или он просто считал всех, избравших не тот жизненный путь, которым следовал сам, отребьем человечества, не заслуживающим права на жизнь.
Лазарю Менделевичу стало зябко на душе. Очень наглядно в карих глазах морского пехотинца высвечивалась библейская истина: «Все мы в этой жизни лишь прохожие». Он, всесильный хозяин Одессы и прилегающих территорий, тот, кому беспрекословно подчиняются около ста тысяч человек, весь мир «деловых», «фреев» и «шестёрок», а также все, хоть раз имевшие неосторожность соприкоснуться с этим великолепным тайным миром, в глазах капитана с жалким жалованьем — дерьмо. Скомандуют ему, или скомандует он сам — «пленных не брать!», и никакими деньгами, никакими мольбами от этого беспощадного приказа не откупишься.
И ещё одно понял Эфроимсон — эти два офицера сегодня были в бою. Именно там, на бульваре и возле Потёмкинской лестницы. Он уже знал, что среди убитых восемь нападавших и трое — государственных людей, неважно, какой служебной принадлежности. До тех пор, пока не отомстят за товарищей, эти вояки не успокоятся.
Значит, он сделает всё, чтобы такая туча ушла с его горизонта.
— У вас бы лучше спросить, уважаемый, — ответил на вопрос смотрящего Катранджи. — Когда последний раз в центре города у вас случался такой шухер?
— Да и не припомню, честно говоря. Лет тридцать назад что-то похожее было, так аж на самой Пересыпи, а в центре — с Гражданской войны не случалось, пожалуй.
— Договоримся следующим образом. — Ибрагим, давая понять, что обо всех предыдущих недоразумениях забыл и желает начать отношения с чистого листа, поднял свою рюмку и жестом предложил всем сделать то же самое. — Вы, Лазарь Менделевич, вы, Хаим Мотлевич, с помощью всех ваших людей за два дня выясните, что и как в вашем прекрасном городе случилось без вашего ведома (непорядок, согласитесь), установите виновных и причастных, после чего объясните происшедшее мне. Так, чтобы я правильно понял, с одного раза. До кого сумеете дотянуться — возьмите и спрячьте в надёжном месте. Мы с подполковником посмотрим и решим — что с ними дальше делать.
Он посмотрел на Уварова. Тот одобрительно кивнул, не тратя время на слова.
— Российские власти, безусловно, предпримут все необходимые, с их точки зрения, меры, я не сомневаюсь… Но меня интересует то, что сумеете найти вы. От этого будет зависеть вся дальнейшая наша с вами совместная деятельность. Или — на ваше место найдутся другие персонажи. Вы видите, насколько сегодня тесны мои отношения с государственной властью? Я это не стесняюсь говорить при очень высоких людях из Москвы. Советую оценить. На этом встречу высоких договаривающихся сторон считаю оконченной. Господин подполковник, — обратился он к Валерию, как к старшему здесь по званию, — скажите Лазарю Менделевичу, где нас можно будет разыскать в пределах обозначенного мной срока.
Уваров назвал несколько номеров телефона. Этого достаточно.
— Тогда мы поехали. Счастливо оставаться.
Теперь, считал Валерий, опасаться им в Одессе больше нечего. Их автомобили сопроводил довольно приличный кортеж из трёх легковых машин и десятка очень крутых мотоциклистов, ехавших, впрочем, не кучей и не строем, а вразбивку, перекрывая сразу несколько кварталов впереди и позади. Эти крупные, наглые, устрашающего вида парни на тысячекубовых кроссовых «Днепрах» и «Уралах» способны были внушить уважение инспекторам дорожной полиции в любом чине, не говоря о мирных автовладельцах. Им и было поручено почти демонстративно обозначить патрулирование дома, где остановились Чекменёв, Катранджи, и Уваров с девушками. До особого распоряжения «молдаванским мальчикам» постов покидать было не велено, но никто не запрещал им сменяться по свободному графику. Так что центр Одессы имел удовольствие всю ночь слушать рокот сотни мощных мотоциклов, хаотически перемещавшихся по улицам и переулкам. Но — никаких безобразий. И с заполнившими город военными разъездами у них недоразумений не возникало.
Настенные часы отбили полночь. Катранджи смыл с помощью Кристины и Марины идиотский грим, принял душ и отправился спать в отведённую ему комнату. Девушки вчетвером устроились в соседней. Только после этого Уваров, сам уставший до невозможности, не меньше, чем после варшавского рейда, с ощущением песка из пустыни Кара-Кум в глазах, доложил генералу факты минувшего вечера и свои предварительные соображения на грядущий день.
— Позвольте и мне, Игорь Викторович, минут триста ухо придавить. Могу даже, как в карауле, не раздеваясь. Расстегну две верхние пуговицы и сапоги стяну до середины голенища.
— Не надоело дурака валять? Или мне теперь до конца дней, твоих или моих, предстоит выслушивать вариации на тему всех бывших, действующих и проектируемых уставов?
— Это уж как сложится, ваше высокопревосходительство. Жизнь у нас с вами, конечно, не слишком комфортная, так нас ведь на службу никто силком не тащил…
Чекменёв понял, что так действительно всю жизнь и будет. Не даст ему спокойной жизни граф Уваров. Если… Если только не настоять перед Императором, чтобы спровадил тот наглеца, в соответствии с титулом и заслугами, военным агентом[69] в какую-нибудь Бразилию или Аргентину. Должность там генеральская, а личные контакты будут сведены максимум до одного-двух в год. В худшем случае.
— Да, иди, конечно. Я тоже посплю. Пока тебя не было, я связался с Тархановым. Завтра он прилетает во главе спецгруппы. С особыми полномочиями.
— Куда уж особее, чем есть? — безразлично спросил Валерий, которому начальственные игры смертельно (в буквальном смысле) надоели.
— Бывают, бывают, — заверил его генерал. — Ты давай, иди, но до прибытия Тарханова расскажешь мне всё про твоих девушек. Тут вы меня в тупик поставили, честно признаю… Могли бы и раньше доложить про столь ценное приобретение.
— Это не ко мне вопрос… Круг моих полномочий вы знаете.
— Как не знать. И круг знаю, и твои возможности знаю. Давай лучше, завари себе и мне кофе или чай по-адмиральски и по-быстрому изложи, что с этими девицами и как, откуда взялись… Минут в десять уложишься, и спи, сколько влезет…
…Уваров рассказал генералу не так уж много, лишь самую суть, могущую представлять интерес на его уровне компетенции. Но всё равно доклад подполковника Игоря Викторовича заинтересовал весьма и весьма. С разных точек зрения. Пусть он официально отошёл от дел, но не случайно его пост начальника Разведупра оставался вакантным. Ставить на него любого, пусть даже вполне надёжного, проверенного и лично ему преданного человека он не хотел. Лучше оставить как есть. Тарханов — первый зам. Стрельников — второй с правами первого. Есть ещё три по разным вопросам. Как-то так сложилось, что были все уверены, будто фактический начальник в природе существует, но вроде поручика Киже — фигуры в данный момент не имеющий. Бубнов — возглавляет отдел спецконтроля, формально тому же Тарханову подчинённый, но на деле — скорее Ляхову. Сам Ляхов — по-прежнему слушатель Академии, он же императорский флигель-адъютант, он же куратор Тарханова по линии вновь восстановленного в прежнем качестве военно-исторического клуба «Пересвет».
Сильно всё закручено и запутано (для посторонних, чтобы труднее вмешиваться было), но схема работает. Причём — что главное — помимо всех перестраиваемых под нового самодержца и вновь создаваемых общегосударственных структур. Нет, Византия из нашего естества никуда не девается, невзирая на почти трёхсотлетние попытки устроить жизнь в общеевропейском духе. Никак не выходит и не может выйти — не в Швейцариях живём!