Я бесцельно перебирал конверты с письмами, когда в комнату вошел Вострецов.
— Эдик, дорогой, здравствуй! Как твои дела?
Я промолчал.
— Представляешь, удалось решить все вопросы. Их директор — золотой человек, с ним приятно работать. Мы договорились с ним по всем позициям. Кстати, как поживают наши поляки?
— Нормально поживают, — наконец сказал я. — Делов с ними не будет.
Лицо Вострецова побагровело, он крякнул досадливо и высказал предположение:
— Соколовский нам ножку подставил?
— Не в Соколовском дело.
— А в ком?
— А ни в ком! Пошли они все знаешь куда?
— Ну ты подожди, Эдик, подожди. Что-то мне твое настроение не нравится. Наверное, в мое отсутствие произошли события, о которых я не знаю?
Я молчал.
— Эдик! — Вострецов заглянул мне в глаза. — Почему ты молчишь?
— Потому что — все.
— Что — все? — не понял Вострецов.
— Конец.
Я забежал в булочную, чтобы купить домой хлеба, а когда возвращался к машине, кто-то легонько тронул меня за рукав. Я обернулся и увидел Тадеуша. Чуть в стороне я увидел сидящего в «Фиате» Казимира.
— Мы уезжаем, — сказал Тадеуш. — Возвращаемся в Польшу.
— Передавайте привет братскому польскому народу, — буркнул я в ответ.
— Я сегодня видел Соколовского, — продолжал Тадеуш, не обращая внимания на мои слова. — Мы говорили с ним, и я решил, что не буду вести здесь дела.
— Чем же вам Соколовский не угодил? Ну я — понятно, а он?
— Все очень сложно здесь, Эдик, — он называл меня по имени. — Мы тоже славяне, но мы не понимаем вас, вы для нас чужие. Мы пытаемся к вам приноровиться, но у вас какие-то особые правила игры. Свои правила, свои отношения, свои счеты. Как будто мы вошли в большую темную комнату, а там ворочается что-то, а что — не разобрать. И мы, потыкавшись туда-сюда, возвращаемся к себе, бросив эту комнату и то темное и непонятное, что в ней находится.
— А темное и непонятное — это мы? — уточнил я.
— Ты не обижайся, Эдик, но это вы: и ты, и Соколовский, и все здесь вокруг.
Чтобы он не разочаровался во мне, я скорчил гримасу и зарычал. Так, по моему разумению, должен выглядеть русский медведь. Тадеуш молча развернулся и быстро пошел к машине.
Тетя Глаша сидела на скамеечке и при моем появлении всплеснула руками:
— Эдичка, миленький, тебя не узнать. Вот беда-то приключилась — не расхлебаешь теперь.
Она придержала меня за руку:
— Ты бы не оставлял сестру одну в квартире. Не ровен час — беда приключится. Сегодня с утра парень какой-то под вашими окнами шастал, все выглядывал чего-то. Я за занавеску спряталась и гляжу, а он, значит, шасть к вашим окнам и возится там…
— Давно? — Я почувствовал, что сердце мое оборвалось и стремительно падает.
— Да с час уже, наверное. А потом пропал он, куда — не знаю, только не видела я его больше.
Оставив тетю Глашу, я побежал за угол дома. То, что окно нашей спальни открыто, я увидел издали. Еще не веря в то, что со Светкой могло что-то произойти, я схватился руками за подоконник, подтянулся и крикнул в глубину квартиры:
— Света! Света!! — и захлебнулся, услышав тишину. Она была липкая, эта тишина. Как страх. Или как кровь.
Дядя Леша лежал в кровати, размеренно дыша, и его дыхание было единственным, что я слышал в квартире. Руки мои как-то сами собой разжались, и я соскочил на асфальт. Что-то хрустнуло у меня под ногой, я ступил в сторону и увидел на асфальте маленький медальон. Черт на медальоне улыбался мне, как старому знакомому, передавая привет от «волейболиста», Увидев медальон, я с лихорадочной поспешностью залез в окно квартиры и бросился в зал — там Светки не было. Тогда я побежал на кухню — тоже пусто. Оставалась еще ванная — и я остановился перед дверью, боясь ее открыть, но знал, что открывать все равно придется, лучше уж сразу! Я искал в себе решимость так же, как в тот раз, когда тетя Таня лежала с отрубленной головой, — и открыл.
Она лежала в ванне, и боже мой — как же там все было перепачкано кровью! Ее светло-желтое платье было высоко задрано и скрывало голову, и там, где под платьем должна была быть голова, я видел сплошное красное пятно. Я вот так — пятнами — ее и видел: в верхней части — красное пятно, потом желтое пятно — ее платье, а немного ниже — белые трусики. Я потянул ее за подол, потому что знал, как она всегда меня стесняется, — хотел прикрыть ее наготу, но неожиданно из-под платья выкатилась ее голова, и я отпрянул и застыл, упершись спиной в дверной косяк, а Светкина голова молча и требовательно смотрела на меня.
Я найду его обязательно. И сделаю с ним то же самое. Он хотел свести меня с ума, и ему это удалось. Я пошел на кухню и стал искать нож. Все ножи были кухонные, и ни один из них мне не подходил. Потом я понял, что лучше воспользоваться топором. Порывшись в шкафу, я нашел топор, потрогал лезвие. Топор был — не ахти, но лучшего инструмента «волейболист» и не заслуживал. Достаточно ему будет и этого топора. В дверь я выходить не стал, а пошел в спальню. Я вылезу в окно, как это сделал он, и пойду по его следу. Его след пахнет кровью, и поэтому мне легко будет его найти.
Я уже залез на подоконник, но что-то удивило меня в этой комнате — я даже не понял, что именно. Что-то было здесь не так. Я обвел взглядом спальню и увидел наконец. Дядя Леша сидел на кровати и смотрел на меня, как он обычно это делал, — с заботой и гордостью.
— Ну наконец-то, — сказал я. — А мы вас уже заждались — и тетя Таня, и Света, и я. Все ждем, когда вы в себя придете.
Он смотрел на меня и молчал.
— Вы подождите меня немного, хорошо? Мне надо найти одного парня, этот «волейболист» здорово напакостил, — и я взмахнул топором.
— Это ты про Колю говоришь, про друга Светы? Зря ты о нем так, он хороший парень.
— А вы откуда знаете? — Я не удивился, я просто собирал информацию.
— Он приходил к ней сюда. Она открывала окно, садилась на подоконник, а он оставался на улице. И они говорили, говорили — пока не приходил ты. А я лежал и слушал.
— Вы все слышали?
— Да. И должен тебе сказать, что ты вел себя не лучшим образом. Зачем ты применил свой баллончик?
— Он вел себя грубо.
— Он не знал, что ты ее брат, и хотел потом тебя проучить. Но Светлана рассказала ему, кто ты такой, и он чувствовал себя очень неловко.
— Неужели вы сами все это слышали? Почему же вы не приходили в сознание?
— Я был в сознании, но, если бы я открыл глаза, мне пришлось бы возвращаться в этот мир, а зачем? Я уже хотел уйти от вас, но понял в последний момент, что мне будет очень не хватать вас, и я решил вернуться.
— Зачем?
— Я решил вернуться за вами. Мы должны уйти туда все — вместе нам будет спокойнее.
— Вместе — что? Умереть?
— Да. Я лишь заглянул туда. Там, знаешь, такая труба…
— Не надо. Я знаю.
— Откуда?
— Мне рассказывали.
— Рассказывали — это не то. Надо видеть. Первой я решил забрать свою Татьяну. Но не получилось…
— Так это — вы?!
— Да. Потом я понял, что надо делать что-то такое, чтобы была полная гарантия. И вот видишь — Таня с твоей сестрой уже ждут нас…
Я поднимался медленно-медленно. Для меня ничего не изменилось. Это не «волейболист» сделал, это сделал дядя Леша — ну так какая разница. Светку я ему все равно не прощу.
— Я заглянул туда, в смерть, и понял, что всем нам надо идти туда. Здесь, в этой жизни, нам делать нечего.
«Я сначала оглушу его.»
— Пойми, Эдик, там настоящая жизнь.
Я начал поднимать топор. Дядя Леша сунул руку под одеяло и достал оттуда Светкин баллончик с газом. Я не успел отшатнуться, когда он поднял баллончик на уровень моего лица и пустил газ. Я упал, и последнее, что увидел в этой жестокой, нелепой и бессмысленной жизни, это то, как дядя Леша берет из моих рук топор и пробует пальцем его лезвие.
И я увидел эту трубу! Она уходила куда-то вдаль, и там, в самом ее конце, разливался мягкий и теплый свет. Этот свет нес покой и умиротворение. Тихая музыка, едва слышная, доносилась до меня, и эта музыка была так прекрасна, что я хотел заплакать, но ведь умершие не плачут. Здесь, у входа в трубу, я увидел тетю Таню и Светку.
— Ну наконец-то! — радостно воскликнули они. — Мы уже тебя заждались. Пошли, что ли?
— Подождите, — остановил я их. — Сейчас дядя Леша должен нас нагнать.
И он появился. И нам всем стало радостно, потому что теперь мы снова были вместе.
— Вот здесь я остановился в прошлый раз, — сказал дядя Леша. — Ну что — пойдем? Посмотрим, что там дальше.
И мы переступили порог и пошли. И чем дальше мы шли, тем ярче становился свет. Его было очень много, он слепил глаза, мы шли. Мы шли, и света становилось все больше и больше.
Чертовщина
Гостиницу я увидел сразу, как только завернул за угол. Она стояла в конце небольшой площади, как бы замыкая ее: небольшое двухэтажное здание желтого цвета. Над входом красовалась вывеска: «Гостиница „Центральная“». Хвостик у буквы «р» отсутствовал.
И он появился. И нам всем стало радостно, потому что теперь мы снова были вместе.
— Вот здесь я остановился в прошлый раз, — сказал дядя Леша. — Ну что — пойдем? Посмотрим, что там дальше.
И мы переступили порог и пошли. И чем дальше мы шли, тем ярче становился свет. Его было очень много, он слепил глаза, мы шли. Мы шли, и света становилось все больше и больше.
Чертовщина
Гостиницу я увидел сразу, как только завернул за угол. Она стояла в конце небольшой площади, как бы замыкая ее: небольшое двухэтажное здание желтого цвета. Над входом красовалась вывеска: «Гостиница „Центральная“». Хвостик у буквы «р» отсутствовал.
Я пересек площадь и очутился перед выщербленным крыльцом гостиницы. Потеки на ее стенах и обвалившаяся местами штукатурка не оставляли никаких надежд на приличные апартаменты. Мне сразу вспомнились десятки подобных гостиниц в других маленьких городках.
Сидевший на лавочке человек кавказского вида поднялся мне навстречу:
— Извините, у вас не будет монеты — позвонить?
Я порылся в карманах и извлек пригоршню мелочи.
— Вах, — обрадовался он, — вы очень меня выручили. Спасибо, — и побежал к телефону-автомату.
В гостинице было тихо, ослепительно блестели свежевыкрашенные полы, и даже дорожка в коридоре не была вытерта.
— Что вы хотите? — услышал я голос за спиной.
Обернувшись, я увидел женщину средних лет и средней внешности — типичного гостиничного администратора, что подтвердила и табличка на двери за ее спиной.
— У вас можно поселиться дня на три? — поинтересовался я, стараясь заранее прочесть ответ в ее глазах, спрятанных за затемненными стеклами очков.
Мог бы и не стараться. Она ответила так, как ответил бы любой, уважающий себя администратор гостиницы на ее месте:
— Свободных номеров нет.
— Что же делать? — задал я глупый вопрос. — Мне негде остановиться.
Она ничего не ответила.
— А как в других гостиницах с местами? — продолжал я.
— У нас в городе больше нет гостиниц, — отчеканила женщина.
— Как это «нет»? — удивился я. — В любом, уважающем себя городке есть Дом колхозника.
— Но вы же не колхозник, — с обезоруживающей логикой пояснила администратор.
Хлопнула дверь. Кавказец, судя по всему, имел очень приятный разговор по телефону, потому что был чертовски весел. Мотивчик, который он напевал себе под нос, отдаленно напоминал «Сулико». Увидев нас, он смолк, и после раздумья, длившегося ровно мгновение, все понял:
— Тебя, дорогой, что — не селят?
Я промолчал, не зная, надо ли отвечать.
— Не селят, — сделал вывод кавказец. — Ах, Лилия Константиновна, что же вы делаете?
То, что администратора зовут Лилия, я лишь догадался, потому что кавказец произнес это имя как Лыла.
При виде кавказца у Лылы немного смягчилось выражение лица.
— Что я вам скажу, Лыла Константиновна, — продолжал кавказец. — Давайте только зайдем к вам, я не могу говорить об этом в коридоре, — он обернулся ко мне. — Извини, дорогой, я буквально на пару слов.
Лыла под напором кавказца отступила в глубину своего кабинета, и я услышал, как он начал негромко, но с жаром что-то ей объяснять. Она иногда вставляла ответные реплики, но с каждым разом все неувереннее и неувереннее, и спустя минуту кавказец выглянул в коридор с видом победителя:
— Заходи, дорогой, сейчас добрая душа Лыла Константиновна тебя поселит.
Лыла была все так же строга, но теперь я ее совсем не боялся.
— Резо, у меня место только одно — в твоем номере, — предупредила Лыла кавказца.
— Ах, Лыла Константиновна, — развел тот руками. — Чего не сделаешь ради хорошего человека.
— Ваш паспорт, — хмуро произнесла Лыла.
Она изучила мою фотографию, после чего заполнила карточку постояльца. Резо стоял у дверей, поигрывая ключом.
— Восьмая комната, — сказала Лыла. — Резо вас проводит.
—. Пошли, дорогой. — Резо пропустил меня вперед. — Надолго сюда?
— Дня на три.
— Командировка?
— Угу, — кивнул я. — Здесь есть небольшой заводик. «Точприбор» называется.
Мы поднялись на второй этаж.
— Ты тоже здесь в командировке?
— Да, вроде того, — неопределенно Ответил Резо. — Можно это так назвать.
Он отпер дверь. Мои опасения не подтвердились: Номер был вполне приличный, в углу даже стоял телевизор.
— Вот это — твоя кровать, — показал мне Резо. — Устраивайся.
Кроме телевизора и двух кроватей в номере были стол, два стула и две тумбочки.
— Тут даже душ есть, — с гордостью сообщил Резо. — Во всей гостинице душ есть только у нас и в номере под нами.
— Это что, «люкс»? — поинтересовался я.
— «Люкс», — подтвердил Резо. — Все, как у людей.
Я подошел к окну. Площадь, по которой я шел десять минут назад, была пуста.
— Какой-то пустой город, — сказал я, вспомнив улицы, по которым шел от вокзала до гостиницы.
— Все на работе, — пожал плечами Резо и, подумав немного, добавил: — Наверное.
Людей не было видно даже возле магазинов, которых я насчитал на площади четыре: «Гастроном», «Обувь», «Одежда», «Книги». Я вздохнул.
— Ты прямо сейчас на завод? — поинтересовался Резо.
— Уже вечер, — покачал я головой. — Завтра с утра.
— Тогда, может, сходим поужинать? Здесь поблизости есть ресторан.
— Если только чуть-чуть попозже. Сейчас я не хочу.
— В семь, — подвел итог дискуссии Резо.
— В семь, — согласился я. — А пока пройдусь по городу.
— Здесь нет ничего примечательного, — просветил меня Резо. — Единственное хорошее место — ресторан.
А я и не надеялся увидеть здесь что-нибудь примечательное, Таких городков за время многочисленных командировок я перевидел множество, и все они были для меня на одно лицо. Поэтому единственным местом, которое я хотел посетить, был книжный магазин, в котором месяц назад мой коллега приобрел несколько отличных книг.
Я пересёк скучную площадь, в очередной раз подивившись отсутствию людей, и подошел к книжному магазину. За пыльными стеклами витрины виднелись стеллажи с книгами. Дверь открылась, и высокий мужчина средних лет, одетый как-то не по-провинциальному — в отличный джинсовый костюм и черную фирменную рубашку, — посторонился, пропуская меня. Я вошел, и дверь тут же захлопнулась за мной. Встретившийся мне незнакомец мелькнул за окном и пропал, оставив меня наедине с пожилой продавщицей и сотнями книг на полках. Продавщица даже не взглянула в мою сторону, и я одиноко побрел вдоль стеллажей, без особого интереса скользя взглядом по запыленным обложкам книг. Одуревшая муха залетела в паутину и теперь противно жужжала, не понимая, что ей уже никогда не выпутаться. Я совершил круг почета и опять очутился у двери. С книгами мне не повезло. Резо был прав: здесь только ресторан может считаться местом, достойным внимания. Я открыл дверь и обернулся. Продавщица сидела все в той же позе, глядя в никуда. Возможно, она даже не заметила моего минутного пребывания в ее владениях. Это было тем более странно, что люди здесь встречались очень редко и я должен был вызвать у нее хотя бы инстинктивный интерес. Только теперь я понял, почему Резо согласился на мое вселение в его номер: я был человеком из его мира, пришельцем с Большой земли, и он был рад моему появлению. Он отличный парень, этот Резо, и все понимает.
Ресторанчик, в который мы пришли, больше смахивал на столовую. Он и на самом деле работал днем как простая столовая — это сразу было видно. Довольно разношерстная публика пока еще чинно сидела за столиками, еще приглушенно звучали разговоры и никто не бил посуду. Вечер только начинался. Мы с Резо заняли столик у окна. Резо здесь знали.
— С чего начнем? — спросил он.
— Вот тут котлеты «Космос», — неуверенно сказал я, глядя в меню, — потом еще салат из помидоров…
— Понятно, — кивнул Резо и повернулся на стуле, ища глазами официанта: — Саша, можно тебя?
Саша, разбитной малый с нахальным лицом, неспешно подошел к нам, выразив своей походкой две взаимоисключающие идеи: во-первых, он здесь хозяин и в гробу видел всех этих посетителей, и, во-вторых, он бесконечно уважает всех присутствующих. Ну, если не всех, то хотя бы нас с Резо. Или только одного Резо. Но уважает.
— Саша, нам как обычно. — Резо говорил негромко, глядя официанту прямо в глаза. — Мы сегодня вдвоем.
— Хорошо, — сказал понятливый Саша и отвел взгляд.
Через пять минут стол был заставлен блюдами. Правда, я не увидел котлеты «Космос» и салата из помидоров, но это с лихвой окупалось присутствием прочих блюд.
— У них здесь неплохой выбор, — удивился я.
— Угу, — хмыкнул Резо. — Только они забывают вносить все блюда в меню.
Несколько музыкантов в углу, посовещавшись, грянули удалую песню.