– Последние десять вагонов служат нам в качестве складов и используются для перевозки в Сибирь заключенных. Кроме больничного, у нас есть вагоны, приспособленные для перевозки различных разновидностей ангелов, спроектированные так, чтобы удержать любых созданий. Нефилимов мы возим в вагоне под действием высокочастотных электрических токов, повергающих их в оцепенение. Эно находится в вагоне-рефрижераторе; он предназначен для самых буйных ангелов, таких как гибборимы, раифимы и имимы. Как вам известно, низкие температуры замедляют их сердцебиение, уменьшают силу крыльев, сводят к минимуму возможный уровень насилия.
Улыбнувшись, Яна открыла дверь.
– Вы можете даже не узнать Эно.
Они вступили в узкий и темный тамбур перед тюремными вагонами. По пути Бруно останавливался в каждом вагоне, разглядывая арестантов. В одной камере вместе были связаны три ангела – лиган, нестиг и маленький красный мендакс – трое созданий, слову которых нельзя верить ни при каких обстоятельствах. Занятые разговором между собой, они даже не заметили Бруно. В конце поезда, в головной части самого последнего вагона, находилась покрытая изморозью дверь.
– Мой недельный улов, – заметила Яна с ноткой гордости в голосе.
– Впечатляет, – сдержанно отозвался Бруно, стараясь не выдать истинную степень своего восхищения.
– Эно представляет собой чрезвычайную добычу… Из тех, о которых приходится мечтать годы и годы. Не думаю, чтобы мне удалось справиться с ней в одиночку, поэтому должна поблагодарить вас. – Яна остановилась перед промороженной дверью. – А теперь пойдемте, глянем на нашего ангелочка.
Девушка отперла дверь, и Бруно вошел в купе. Было холодно, изо рта вылетали облачка пара, под ногами хрустела изморозь. К полутьме зрение приспособилось не сразу. Он заметил обнаженную ногу Эно, сине-серую кожу. Увидел ее лицо, закрытые глаза, сомкнутые фиолетовые губы. Она спала. Голова ангелицы была обрита, и по черепу змеились толстые синие вены, живые и пульсирующие. Теперь, когда красота была у нее отобрана, Бруно мог с потрясающей ясностью осознавать, насколько она отличается от людей. Опустившись на колени, он услышал, как редко она дышит – дыхание словно застывает в груди. Ощутив странное притяжение, ангелолог провел пальцем по ее щеке… Поезд дернулся, и Эно открыла ящеричные веки. Она пристально посмотрела на него, и Бруно понял, что тварь узнала охотника, что хотела бы заговорить, но не может.
Она приоткрыла рот, и из него вывалился длинный черный язык, раздвоенный на конце, как у змеи. Ему странным образом захотелось привлечь ее к себе, ощутить на шее холодное дыхание, почувствовать, как ангелица будет сопротивляться. Но глаза ее были полны ненависти. Поединок окончен, победил он, Бруно.
Яна наконец промолвила:
– Вы осознаете, насколько опасным заключенным является Эно?
Бруно некоторое время пристально смотрел на узницу. Он охотился на имима в буквальном смысле полжизни. Девушка не имела даже малейшего представления о том, насколько хорошо он осознает, каким опасным созданием может оказаться ангелица…
– Увы, самым превосходным образом, – ответил он, следуя за Яной назад в коридор вагона.
– Как, по-вашему, она будет говорить?
– Не исключено, – заметил Бруно. – Теперь, когда она разлучена с Григори, есть кое-какие шансы добиться от нее показаний.
Достав себе сигарету, Яна протянула пачку Бруно. Обыкновенно тот не курил, однако прошедшие дни трудно было назвать обыкновенными. Взяв сигарету, он затянулся, ощутив, как проясняется голова.
– Должна признать, что впервые воспользовалась в своей охоте помощью иностранного охотника на ангелов, – произнесла она, выпуская дым в сторону от мужчины.
– Ваша команда, похоже, не слишком велика? – осведомился ангелолог.
– В последние пять лет мы проявляли много активности, но всего лишь потому, что нефтяные компании развили бурную деятельность в нашей части света. Старые семейства нефилимов – те, что оставили Россию после революции, – строят здесь особняки и организуют корпорации. Новые олигархи сотрудничают с семейством Григори и копят состояния. Но раньше здесь была только я, время от времени забредавший сюда ангел-анаким и сибирские морозы. – Яна бросила сигарету на металлический пол вагона, огонек ее протаял изморозь. – Если вы ищете нефилимов на западе Сибири, я знаю, где их можно найти. У меня есть дела на всех тварей, отправленных сюда за последние пятьдесят лет.
– У вас колоссальное поле деятельности, – проговорил Бруно, удивляясь ее способности управляться со столь большим потоком информации.
– Я слышала о тех методах, которыми вы пользуетесь у себя в Париже. Мы пользуемся совершенно другой методикой. Эно – нечто особенное. В основном мои обязанности заканчиваются тогда, когда я доставляю тварей в тюрьму. Как только они оказываются за решеткой, я растворяюсь в пространстве. В Паноптикуме мне делать совершенно нечего.
– В Паноптикуме?
– В тюрьме, сооруженной по принципу паноптикума Джереми Бентама, – сказала Яна. – Она обладает классической округлой структурой, что позволяет охране следить за каждым из пленных ангелов. Также наша тюрьма приспособлена к местным условиям и потребностям.
Бруно попытался представить подобное заведение, его размер и предназначение. Мысль о числе ангелов, которых можно поместить там, пробудила в нем чисто профессиональную зависть.
– А вы можете провести меня внутрь?
– Ну, так просто туда не зайти, – проговорила Яна. – Наша тюрьма представляет собой самое крупное и надежно охраняемое ангелологическое пенитенциарное учреждение на свете. Оно также находится в Челябинске, посреди области радиоактивного заражения, считающейся одним из самых грязных мест на планете. Там много российских ангелологов и военных. Хотя я числюсь в системе и имею ограниченный доступ в тюрьму, после начала перестройки мне сняли допуск. Чтобы получить доступ во внутренние круги тюрьмы, вам придется заручиться поддержкой кого-нибудь еще.
Бруно пристально посмотрел на женщину.
– А Мерлин Годвин работает в этой тюрьме? – спросил он.
Вопрос, конечно, был задан навскидку. Однако роль Годвина в Паноптикуме была всего лишь упомянута, но не объяснена в фильме. Бруно следовало прояснить участие его персоны в деле.
– Ну конечно, – ответила Яна. – Он уже более тридцати лет является директором нашего сибирского проекта.
Ангелолог продумывал варианты. Он мог умолчать обо всем, что видел в фильме Анджелы Валко и узнал в Эрмитаже. Но мог и довериться Яне и попросить у нее помощи.
– А вы что-нибудь знаете о таком месте, которое называется Ангелополис?
Лицо девушки побледнело.
– Где вы услышали о нем?
– Так, значит, это не просто легенда, – с любопытством заметил Бруно.
– Не совсем, – проговорила Яна, предварительно глубоко вздохнув, чтобы успокоиться. – Ангелополис является тайной для тех из нас, кто не имеет допуска во внутренние части тюрьмы. О нем ходят разные слухи. Одни говорят, что тюрьма является местом крупного эксперимента, другие думают, что там расположена какая-то необычная генетическая лаборатория, третьи считают, что Годвин клонирует низшие ангелические жизненные формы, чтобы сделать из них слуг для нефилимов. Узнать, что на самом деле творится внутри, попросту невозможно. Как я уже намекнула, периметр охраняется очень плотно. Я проработала здесь двадцать лет и дальше первого КПП ни разу не заходила. – Задумавшись, Яна раскурила другую сигарету. – Что вам известно о нем?
– Не слишком много, – признался охотник. – Мне известно только, что доктор Мерлин Годвин некоторое время работал с Григори и, думаю, работает с ними до сих пор.
– А вы читали его личное дело? – спросила девушка.
– Нет, к сожалению, не пришлось, – ответил Бруно.
Яна закатила к небу глаза, явно подразумевая, что не верит ему.
– Честно говорю, – ответил собеседник, ощущая, как краснеет. – Не представилось такой возможности.
Яна извлекла компьютер из рюкзака и раскрыла прямо на полу коридора. После того как она достала оттуда переносный дефибриллятор и ошейник для ангелов, Бруно не удивился бы, если б она вынула из этой явно бездонной котомки, например, немецкую овчарку.
– Конечно, наша сеть не столь продвинута в техническом отношении, как ваша, но доступ к ней у меня есть. И если там присутствует какая-то информация о Годвине, мы ее немедленно узнаем.
Бруно смотрел, как Яна подключалась к внутренней сети российского отделения Общества и начала просматривать ангелологическую базу данных, похоже содержавшую все на свете, начиная с информации о врагах и мерах безопасности и заканчивая персоналом Общества.
Девушка возилась с клавиатурой несколько минут. Наконец, после всей писанины, на экране появилась информация о Мерлине Бранвелле Годвине – столь же емкая и лаконичная, как дело Эно в его смартфоне.
– Ну, вот.
– Нашли что-нибудь?
– Читайте сами, – проговорила она, поворачивая к нему ноутбук. – Можете прочесть текст в французском, английском и русском вариантах… Выбирайте.
Бруно нажал нужную клавишу и начал читать английский вариант. Годвин, родившийся в Ньюкасле в 1950 году, получил диплом по химии в Кембридже и в 1982 году поступил в академию, где занимался рядом секретных проектов. Удостаивался престижных наград и отличий. Однако больше всей этой биографической информации внимание Бруно привлекло приложенное к тексту фото. Годвин оказался худощавым человечком, наделенным ярко-рыжими волосами, длинным и острым носом и пронзительным взглядом черных глаз.
– Не так уж много информации, – произнес Бруно.
– В публичном доступе только самые общие сведения, – проговорила Яна, лукаво посмотрев на него. – К подобной информации может подключиться едва ли не каждый.
Она вновь забарабанила по клавиатуре; на экране в быстрой последовательности вспыхивали и гасли окна, и мужчина едва успевал следить за ними. Внезапно она остановилась.
– Странно. Существовал и другой блок информации о Мерлине Годвине – созданное в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году тайное досье, однако оно было удалено.
– Как такое возможно?
– Кто-то, обладающий соответствующим допуском, вошел в базу и стер досье, – проговорила Яна.
– Стереть тайное досье не так уж просто.
– Очевидно, ему пришлось потрудиться.
– Неужели теперь нет никакой надежды?
– В нашей сети ничто полностью не исчезает, – заметила она. – Возможно, документ хранился в секретном архиве и, скорее всего, был зашифрован. Значит, где-то должны найтись его следы… – Девушка вновь обратилась к ноутбуку. – Посмотрим, что я могу сделать.
Компьютер щелкнул, и строчки кириллического текста уступили место побежавшим по экрану цифрам двоичного кода. Яна распрямилась, и Бруно понял, что она все-таки нашла нечто чрезвычайно интересное.
Смолян, Родопы, Болгария
Азову казалось, что они вознеслись высоко над населенным миром, в некое удаленное и потайное место. Стоит сделать всего только шаг, и они пропадут в горном ущелье и никогда не вернутся к людям. Их окружало безмолвие. Старик обернулся через плечо, с опаской посмотрев на улицу. Он точно знал, что за ними никто не шпионит, однако никак не мог избавиться от ощущения, что за ними следят, что в любой момент они могут оказаться в опасности.
Лунный свет отражался на дорожках из крупного щебня. Закрытые магазинчики и кафе с зашторенными витринами прятались в тенях. Из тесаного камня вырастали старинные строения. Шагая с Верой и Светой по площади, Азов подумал, что не только само основание городка вытесано из камня, но в стенах каждого здания имелись прожилки, напоминающие о материнской породе. Окинув взглядом Смолян, он увидел нисходящие вниз ущелья и долины; каждая новая глубина была подобна полотну, впитавшему чернильную ночь.
Они шли по лабиринту поднимавшихся изогнутых улочек. Оказавшись в тупике, Азов остановился, оглянулся и повернул назад. Ему случалось бывать в доме Валко, но днем, при дневном свете; и путаное переплетение улиц ввело старика в заблуждение. Впрочем, он быстро исправился.
– Пришли, – проговорил он, резко остановившись перед очень высокой и узкой черной дверью посреди дряхлого оштукатуренного фасада.
Трехэтажный дом находился в ряду прочих строений. Уличные окна были прикрыты голубыми ставнями. Азов взял в руку бронзовый молоточек и ударил в металлический лист.
– Назовите себя.
Знакомый голос вывел ученого из задумчивости. Посмотрев вверх, он заметил седовласого мужчину в очках, одетого, насколько можно судить издалека, в камуфляжную куртку. В руке человек держал ружье.
– Кстати, какого черта вы делаете у моей двери в половине четвертого ночи?
– Доктор Валко, – ответил Азов спокойным тоном, – вас беспокоит Христо Азов из ангелологического аванпоста на острове Святого Ивана. Простите нас великодушно за то, что нагрянули не вовремя и без предупреждения, но нам нужно поговорить с вами по срочному делу.
Рафаэль Валко прищурился, стараясь рассмотреть лица всех присутствующих. Увидев наконец Азова, он явно смягчился.
– Друг мой, что вы делаете здесь?
– Об этом нам будет лучше поговорить в доме, – ответил Азов, глянув через плечо на выбежавшую из тени черную кошку.
– Я рассчитывал на то, что еще раз увижу вас, – проговорил Валко. – Но надеялся получить от вас какое-то предупреждение – письмо или хотя бы переданную через кого-то записку. Неразумно приезжать ко мне столь внезапно. Вы рискуете не только своей жизнью, но и моей.
Опустив ружье, он проговорил:
– Входите. Вам лучше уйти с улицы… Не угадаешь, кто или что здесь может следить за вами.
Последовав за Валко, они вступили в тесный, мощенный камнем коридор. Исследователь остановился, поднял задвижку на железной двери и вывел гостей в просторный цветущий сад. Двор оказался полной противоположностью узкому переулку. Большое пространство было уставлено фонарями и ограждено высокими каменными стенами, защищавшими сад от внешнего мира. Если б Азов не бывал прежде в доме Валко, то никогда не сумел бы догадаться о существовании внутри столь прекрасного двора. Зелень здесь росла повсюду. Возле стен высились ветвистые плодовые деревья; цветы всякого вида и цвета благоухали в глиняных горшках; лианы оплетали решетки, усики вились под бледным лунным светом. Благоухание гардений, роз и лаванды наполняло воздух. В центре сада булькал каменный фонтан, и по мере того, как они все глубже и глубже продвигались в этот ароматный цветочный парадиз, к Азову начала возвращаться легкость духа. Здесь, посреди необычайно пышной растительности, он чувствовал себя как дома.
Даже издали старик угадывал растения в похожем на оранжерею сооружении в дальнем конце двора. Стекла, заключенные в железный каркас, поднимались, увеличиваясь, к причудливому викторианскому куполу. Сооружение вздымалось ввысь гранеными панелями, хрустально сверкавшими под ночным небом. К удивлению Азова, за оранжереей располагались солнечные батареи, нацеленные на юг. Внутри постройки мерцали нечеткие огоньки, словно бы там, во влажном воздухе, клубился туман. Когда они подошли поближе, мужчина увидел прижавшиеся к стеклам листья – и невольно вспомнил те тысячи семян, какие он собирал и хранил. Остров Святого Ивана и его работа – все теперь казалось невероятно далеко.
Валко отпер дверь в оранжерею, и все вошли внутрь. Холодный горный воздух превратился во влажное, полное цветочных ароматов марево. Над головами светились ультрафиолетовые лампы. Негромко шумел питаемый солнечными панелями генератор.
На столах цвела всевозможная флора. Из крупных керамических горшков поднимался целый лес плодовых растений. Азов остановился, чтобы рассмотреть дерево, и заметил на нем плоды. Они были похожи на грушу, но странного цвета, присущего скорее винограду. Темно-красного с фиолетовым отливом. Наклонившись поближе, словно к бутону лилии, он вдохнул аромат, пряный и густой, скорее похожий на чай из корицы и кардамона, чем на запах плода.
– Понюхайте-ка, – подозвал он к себе Веру.
Вдохнув, она посмотрела на незнакомое с виду дерево и спросила:
– А что это за вид?
Валко улыбнулся, явно довольный произведенным впечатлением.
– Все растения, которые вы видите в оранжерее, были забыты на тысячи лет. Цветы, стоящие на столе, овощи, растущие в дальнем конце оранжереи, плод, ароматом которого вы только что насладились, – все эти растения погибли во время Потопа. Согласно моим первоначальным планам, оранжерея должна была вместить более двух тысяч допотопных растений.
Приглядевшись внимательнее, Азов заметил, что растения отчасти знакомы ему. Они сохраняли основные свойства знакомой флоры, но, прикасаясь к листьям, он понимал, что именно эти разновидности не видал никогда. Листья обладали бо́льшим блеском, плоды – бо́льшим благоуханием. На ветвях висели яблоки идеальной сферической формы, их кожица сияла ярко-розовым. Сорвав яблоко с дерева, Валко предложил его ученому:
– Попробуйте.
Старик повертел плод в руке. Кожица была безупречная и блестящая, словно резиновый мячик. Черешок отливал радужной синевой.
– Не волнуйтесь, – заметил Валко, – из Эдема нас уже выгнали.
Азов откусил от яблока. Странный вкус изумил его. Он рассчитывал ощутить сладость, вроде той, что присуща любому из съеденных им прежде плодов. Но вместо этого почувствовал странный и неприятный вкус, травяную терпкость, напомнившую о лекарственных бальзамах. Он едва не выронил яблоко, но заметил цвет мякоти. Она оказалась того же синего цвета, что и черешок, фосфоресцирующей, как бы освещенной изнутри.