— Или посещала магазин «Изобилие» много раз, поскольку живет рядом и просто покупает там продукты, — добавил я.
— Не факт, — не согласился со мной Володька. — Когда тыпростопосещаешь магазин, разве ты обращаешь внимание на камеры? Высматриваешь, где они установлены? Ну, конечно, при условии, если ты пришел в магазин покупать, а не воровать. Нет, дружок, камер ты не замечаешь. Да тебе, собственно, и наплевать, где эти камеры стоят… И потом, имеются и скрытые камеры.
— Да, ты прав, — кивнул я.
— Ну, вот, — продолжил Володька. — Выходит, если мы будем отсматривать все записи день за днем, начиная, скажем, с начала года, настоящего лица отравительницы мы все равно не увидим. Да, она посещала магазин «Изобилие», возможно, даже работала там, но опять-таки меняла внешность и одежду. Какая она настоящая, мы не увидим. — Коробов немного помолчал. — Ладно, давай, что еще заметил…
— Второй раз подозрительная девица посетила продуктовый магазин «Изобилие» в обеденное время, между двенадцатью и часом дня. На сей раз на ней был светлый парик с роскошными волосами, джинсы и та же летняя курточка. Это-то и зацепило поначалу мое внимание. Она не торопилась отовариться, даже приседала на корточки у полок с кефиром и ряженкой, чтобы якобы выбрать товар получше, хотя он был везде по одной цене и одного времени изготовления и привоза. Времени, чтобы ввести из шприца раствор сакситоксина, у нее имелось вполне достаточно… Ну а в шестом часу вечера она пришла в магазин снова. Только была уже в кудрявом парике, легкой блузке и короткой юбке. А главное, с клатчем, где и лежал шприц с отравой…
— Это все? — спросил Коробов.
— Да, это все, что я заметил.
— Как думаешь, зачем она это делала?
— Ну, если она хотела отравить кого-то конкретно… — не очень решительно начал я, — того, кто ходит в этот магазин каждый день и покупает кисломолочные продукты, то она весьма рисковала не выполнить свой план. А вдруг этот кто-то возьмет с полки, к примеру, не проколотый пакет с молоком?
— Это раз, — констатировал Володька.
— Кроме того, она должна была знать, что ее цель обязательно появится в магазине, а это значит, что цель ей должна быть довольно знакома, — продолжал рассуждать я вслух.
— Это два, — согласился Володька.
— А еще дозы сакситоксина, которые она заряжала в кисломолочные продукты, не смертельны для здоровых людей с нормальным весом тела. Либо девица рассчитывала отравить конкретно болезненных и худых Кулимова или старика Храмова…
— Кулимова я исключаю, — перебил меня Коробов.
— Тогда я начну снова, — недовольно посмотрел я на Володьку. — Значит так: либо девица рассчитывала отравить конкретно старика Храмова, зная, что доза для него окажется смертельной, либо хотела отравить кого-то другого, кому такой малой дозы сакситоксина тоже бы хватило, чтобы отойти в мир иной. Но для этого цель должна быть ей не просто знакома, а знакома весьма и весьма хорошо.
— Это три, — произнес Володька и добавил: — А в-четвертых, эта девица-отравительница вполне может являться агентом торговой сети «Анфиса». Она, портя продукты конкуренту, просто выполняла поручение своего босса. И вообще, я тебя вовсе не затем сюда позвал, чтобы устраивать мозговой штурм относительно этого группового отравления в Измайлове.
— Я уже догадался, — усмехнулся я.
— Догадался? — покосился на меня Коробов. — Тогда давай выпьем.
— Давай, — охотно согласился я.
Блин, до чего же хороша эта водка «Белуга». Конечно, когда она не паленая…
Глава 6. Еще один нюанс, или Измайловский маньяк
Никогда не стоит строить далекоидущие планы, так как это нервирует Провидение, которое обязательно внесет в задуманное собственные коррективы. И результат не всегда бывает позитивным. Прямо скажу, чаще всего случается как раз наоборот! Казалось бы, вот, наконец, удача свалилась прямо на голову, остался всего-то шажочек, чтобы поднять синюю птицу за самый хвост, как вдруг неожиданно под колесо попадает брошенный кем-то камень, и ты болезненно падаешь с седла, поднимаешься с разбитой физиономией. А все потому, что не вовремя размечтался и позабыл о существовании векторных величин, на которые просто не в состоянии хоть как-то повлиять.
Провидение вообще материя очень тонкая и не терпит, когда его поторапливают, а то и вовсе им пренебрегают…
Я думал, что разовым посещением больных, что отравились, купив молочка, сметаны, ряженки или кефира в продуктовом магазине «Изобилие» девятого августа, мои хождения по этим двум клиникам в Измайловском районе все и закончится. Ан нет, не тут-то было! Следовало обойти больных еще раз и постараться выяснить, нет ли среди них того, кто сильно мешал жить кому-либо из своих врагов, а, возможно, и из хороших знакомых или родственников. Поскольку мне не светило что-либо выяснить о производстве сакситоксина ни в Институте микробиологии РАН, ни в НИИ эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи, ни в НИИ эпидемиологии и микробиологии Роспотребнадзора, ни, тем паче, в НИИ микробиологии Министерства обороны. Разработки этого токсина, если они и велись в каком-либо из институтов, были наверняка засекреченными. А кто расскажет государственную тайну журналисту?
Появился еще один нюанс. Первая передача про отравление жителей Измайлова (конечно, без упоминания о сакситоксине, как о том меня просил Володька), вышедшая в эфир тринадцатого августа, вызвала резонанс телевизионной публики весьма неожиданный. Помимо шквала возмущенных звонков относительно качества продуктов, продающихся в наших магазинах, и предложений сажать в тюрьму и даже вешать за ноги производителей, выпускающих заведомо некачественный товар, было еще четыре интересных звоночка. Звонили трое мужчин и одна женщина, которые также отравились молоком и сметаной, купив их девятого августа в магазине «Изобилие» на Измайловском бульваре. Только они попросту не пожелали ложиться в больницу и лечились простыми и доступными средствами: ставили себе клизмы, промывая желудок, литрами пили раствор марганцовки, которая вызывала рвоту, лежали в теплых ваннах и горстями глотали активированный уголь.
Эта четверка вновь открывшихся пострадавших оставила свои телефоны, а женщина сообщила еще и свой домашний адрес: 2-я Прядильная, дом 6. С этими отравившимися также надлежало встретиться и поговорить о наличии у них врагов, друзей и родственников, желающих их смерти. Так что заниматься мне было чем, и даже более.
Сначала я созвонился с «новенькими». Никто из них побеседовать со мной на телекамеру не отказался, поскольку все четверо регулярно смотрели наш телеканал «Авокадо», и он им нравился. Равно как и я сам.
Две беседы состоялись у нас прямо на улице, поскольку двое из пострадавших, Поповских Леонид Борисович и Игнатенко Кирилл Петрович, уже выходили из дома на улицу, чтобы прогуляться.
Леонид Борисович Поповских назначил мне встречу в Измайловском парке на площадке возле музыкальной беседки. Мы с моим бессменным оператором Степой нашли его на одной из скамеек, вернее, это он с лавочки помахал нам рукой: дескать, вот он я, тут. Подгребай!
Степа настроил камеру, сделал несколько общих планов, я прикрепил на лацкан пиджака Леонида Борисовича микрофон-петличку, и съемки начались. Конечно, я произнес вступительное слово…
— Мы с вами находимся в Измайловском парке возле музыкальной беседки. Как видите, людей здесь сейчас немного, поскольку время рабочее, но и мы пришли сюда не слушать духовой оркестр, тем более что его сегодня и нет. У нас назначена рабочая встреча с двадцать пятым потерпевшим, получившим острое пищевое отравление девятого августа. Зовут его Леонид Борисович. Он также живет в Измайлове и покупает продовольственные продукты в магазине «Изобилие» на Измайловском бульваре. Просто, отравившись, он не пожелал ложиться в больницу, а решил лечиться в домашних условиях. Что, как видите, дало положительные результаты. Однако наш телеканал «Авокадо» не советует игнорировать квалифицированную врачебную помощь в подобных случаях, поскольку помощь специалиста никогда не бывает лишней… Итак, — обратился я непосредственно к Поповских, — что из кисломолочных продуктов вы употребляли девятого августа?
— Я пил кефир, — начал Леонид Борисович. — Непосредственно перед сном. Мне школьный друг посоветовал каждый вечер пить, он врач известный, дескать, кефир вредную микрофлору убивает и способствует продлению жизни… И буквально по прошествии получаса у меня начались боли в животе, рвота и, простите, жестокий понос. Потом стала кружиться голова, и все время хотелось пить. Я выпил, наверное, литра три воды, что в какой-то степени помогло мне избежать осложнений. Пил чай с лимоном. Глотал активированный уголь. Сидел в горячей ванне. Словом, делал все, что предписывается делать в подобных случаях.
— Скажите, а вы допускаете возможность, что часть кисломолочных продуктов в магазине была специально отравлена? — спросил я.
— Теперь вполне допускаю, — ответил Леонид Борисович. — Со мной никогда такого не было.
— То есть, возможно, что дело не в некачественных продуктах, а в отравлении части продуктов каким-то отравляющим веществом? — задал я уточняющий вопрос.
— Именно так, — кивнул Поповских. — Количество отравившихся — а их уже около тридцати человек, говорит само за себя.
— А зачем кому-то надо было травить столько людей, как вы думаете? — задал я следующий вопрос.
— Ну, выяснять это должно следствие, — слегка улыбнулся Леонид Борисович.
— А вы? — заинтересованно спросил я. — Неужели вы не задавались этим вопросом? Особенно после нашей передачи, посвященной групповому отравлению в Измайлове, что шла по телевизору в среду?
— Задавался, конечно, — ответил Поповских, — я ведь сам пострадавший.
— И какие у вас версии?
— На действия какого-нибудь очередного измайловского маньяка это как-то не похоже, — начал рассуждать вслух Леонид Борисович, чего я от него и добивался. — Скорее всего это может быть действие, произведенное из хулиганских побуждений человеком с нездоровой психикой. Или же постарались конкуренты магазина «Изобилие», чтобы покупатели испугались и перестали ходить в этот магазин, предпочтя ему другие продуктовые магазины. Больше версий я не вижу…
— А если двадцать восемь человек отравили из-за какого-то одного человека? — осторожно спросил я.
— То есть преступник поставил себе задачу отравить какого-то конкретного человека, а остальные двадцать семь человек отравлены, так сказать, за компанию? — прищурившись, посмотрел на меня Леонид Борисович и задумчиво почесал висок. — Не слишком ли это все как-то… — Он замолчал, не зная, какое слово лучше подобрать.
— Натянуто, вы хотели сказать? Слишком заумно и сложно? — помог я ему.
— Ну, да… сложно, — согласился Леонид Борисович.
— Мне кажется, не слишком. Например, кто-то намеревался отравить вас, причем до смерти, а остальные жители Измайлово просто отравлены малыми дозами, чтобы увести следствие в сторону.
— Но у меня нет таких врагов, которые могли пойти на такое, — удивленно проговорил Поповских. — Во всяком случае, я их не знаю.
— Ну, если у вас нет таких врагов, это не значит, что их нет у других пострадавших, — заметил я.
— А у вас у самого какие версии? — неожиданно для меня спросил Леонид Борисович.
Поменяться ролями и из интервьюера превратиться в интервьюируемого было для передачи неплохой фишкой, поэтому я охотно ответил:
— Такие же, как и у вас. Только я не исключаю, что вся эта акция с отравлением жителей Измайлова затеяна с целью уничтожить какого-то конкретного человека. Так что групповое отравление — это, возможно, лишь видимая часть какого-то преступления.
И тут я понял, что дал маху. Надо было сделать выборку кадров с видеокамер магазина, где фигурирует изменяющая свой облик девица. Взять с собой ноутбук и показывать эти кадры всем опрашиваемым. А вдруг кто-нибудь узнает в ней знакомую или даже родственницу? Потом можно будет выяснить, как ее зовут, где живет, род занятий. Опрошу этих четверых, сделаю такую выборку. И в больницы пойду уже с ноутбуком…
— И последний вопрос, Леонид Борисович, — решил я как-то восполнить свой промах. — Скажите, среди ваших знакомых или родственников есть девушка… среднего роста лет двадцати — двадцати пяти?
— Среди родственников нет, а вот среди знакомых такие девушки у меня были, — ответил Поповских. И добавил, широко улыбнувшись: — Когда мне самому было двадцать — двадцать пять.
По его погрустневшим глазам было понятно, что ему есть что вспомнить.
* * *Вторым из пострадавших, с кем мы побеседовали на лавочке возле его дома на 9-й Парковой, был Игнатенко Кирилл Петрович. Спокойный, плотный пожилой мужчина лет шестидесяти, весьма популярный среди жителей его дома, поскольку беседовали мы в окружении довольно многочисленного числа его соседей. А может, он был и не столь популярен, и интерес к нашей беседе был вызван наличием Степиной видеокамеры, не суть! Важно то, что беседа превратилась в обсуждение некоторых значимых событий и насущных проблем москвичей, в частности, жителей района Измайлово, что для моей программы было совсем не лишним.
Началось все с моего короткого вступления и первого вопроса, который звучал так:
— Что, на ваш взгляд, послужило причиной вашего отравления?
— Сначала я не знал, что и подумать, — забасил Кирилл Петрович. — По сути, в такую жару, какая была в первой декаде августа, отравиться можно было чем угодно: мясом, рыбой, молочными продуктами. Достаточно всего крохотного кусочка испорченного, — показал он на ноготь мизинца, — чтобы слечь. Но после вашей передачи я понял, что отравился молоком, купленным в магазине «Изобилие» на Измайловском проспекте. Многие наши жители отовариваются в этом магазине, и не было случая, чтобы кто-то купил там испорченный, несвежий или некачественный товар.
— Это так? — обратился я к собравшимся жителям дома, что обступили нас полукругом.
— Да, магазин хороший, — ответила женщина в цветастом платье, и Степа перевел объектив видеокамеры на нее. — Продукты всегда были там свежие. И недорого по сравнению с другими магазинами. Ведь сейчас что делается? Взвинтят цены, чтобы прибыль получить, а на людей им плевать! А тут по-божески было. Система скидок имелась. Сейчас, наверное, мы будем ходить в другие магазины…
— Правильно сделали, что магазин закрыли, пес его задери! — выразил свое мнение мужчина в светлом летнем пиджаке и шляпе в мелких дырочках. — Нечего подсовывать нам испорченные продукты. Сначала магазин сделал себе репутацию… хорошего магазина, а потом стал этим пользоваться…
Степа зафиксировал и этого недовольного мужчину.
— А его скоро откроют? — задала мне вопрос женщина в домашнем халате, вышедшая, очевидно, из дома посмотреть, как будут снимать для телевидения ее соседа. — Уж больно жаль-то…
— Не знаю, скоро ли откроют этот магазин, но, возможно, дело и не в магазине, — заявил я.
— А в чем? — спросила меня женщина в цветастом платье. Она явно хотела попасть в экран телевизора, поэтому была активна и задавала вопросы хорошо поставленным голосом.
— А в том, что, вполне возможно, часть кисломолочных продуктов была в магазине специально отравлена путем введения в них посредством шприца какого-то токсичного вещества, хорошо растворяющегося в жидкостях. Это вещество и послужило причиной, вызвавшей острое пищевое отравление у двадцати восьми человек, двадцать семь из которых являются жителями района Измайлово, — сказал я.
— Так это, наверное, дело рук Измайловского маньяка, — уверенно предположила женщина в домашнем халате. — Он у нас еще прошлой осенью завелся, почти год как орудует в Измайловском парке, и его все поймать никак не могут. Сначала он женщину молодую хватил топором по макушке и в лес оттащил, еще живую, чтобы, значит, истязать и всячески издеваться, а потом мужика из Ростова топором изрубил и на мусорку отнес едва ли не к станции метро…
— Ну, у нас если и маньяк, то специфический, — заметил я. — Он никого топором не рубит, никого не мучает. Просто продукты отравляет, причем так, чтобы отравившиеся не умерли…
— Не похож на маньяка, больно милосердный, — произнес дядька в шляпе.
— Но я слышал, двое-то померли, — сказал мужчина в летнем пиджаке и шляпе с дырочками.
— Скорее всего здесь он просто не рассчитал дозы, — ответил я. И невольно поймал себя на том, что выступаю в роли адвоката дьявола. — Или хотел убить именно тех, которые померли.
— Значит, это какой-то новый маньяк, — сказала женщина в халате. — У нас в Измайлове едва ли не каждый год новые маньяки появляются. Страшно гулять по парку стало. Не ровен час, изнасилуют или убьют…
— Это вседозволенность их породила. Демократия, пес ее задери, — подхватил мужчина в шляпе, передернувшись при слове «демократия». — Первый маньяк у нас объявился в девяносто третьем. Потом в девяносто пятом, в девяносто седьмом. Их ловят, и в психушку. А потом они выходят и снова за свое дело принимаются. В тюрьму их надо сажать. Пожизненно, пес их задери.
— А что, маньяки у нас в Измайлове людей уже травили. Эти двое, что орудовали в нашем парке в две тысячи пятом, осенью, — вмешался в разговор средних лет мужчина с выправкой военного человека, — угощали бомжей отравленной водкой. Была целая серия таких смертельных отравлений. Помните, в парке тогда бомжей не осталось? «Чистильщиками» они себя называли, отравители эти…
— Так ведь их поймали и посадили на пятнадцать лет, — сказал Кирилл Петрович.