Ну что ж, послушаем.
– Зачем вы настаивали на встрече со мной, коммандер?
3.
– ...Здешние эскулапы старались вывести его комы, – говорил Донелли, – и кое-каких успехов достигли, но очень трудно вылечить человека, чье сердце работает в одном временном потоке, а мозг, например, – в другом. В отличающемся совсем незначительно, на доли секунды, – но в другом... Конечно же, когда Харпер на третий день после спасения заговорил, никто про это не знал. Правильнее даже сказать – не заговорил, но начал бредить. Содержимого кратких периодов интенсивного бреда хватило, чтобы датчане приняли кое-какие меры: положили рядом с больным диктофон, включающийся от звука голоса, и назначали в его палату лишь персонал, не владеющий английским. И сообщили в Копенгаген, в посольство.
– В посольстве, как я понимаю, отнеслись поначалу к бреду Харпера именно как к бреду, – сказал Лесник полуутвердительно. И в самом деле, иначе трудно понять разрыв почти в неделю – между получением сообщения и бурной реакцией на него американцев.
– А как еще можно отнестись к бессвязным словам самозванца, никогда не числившегося в списках ВМФ? – пожал плечами коммандер. – Но диктофонные записи бреда человечек из посольства всё же забрал, и с большим запозданием их решили прослушать, прежде чем стереть... И вот, вперемешку с обращениями к любимой девушке и воспоминаниями о какой-то грандиозной пьянке в Норфолке, Говард Харпер произнес несколько слов, которые заставили изучать все им сказанное куда как тщательно. Каждую фразу, каждое слово сейчас толкуют на все лады – еще бы, послание из будущего! Сколько споров вызвало обрывочное упоминание о некоем «придурочном Дикки», выигравшем выборы 2036 года... Дружеский совет, мистер Вальдманн: если доживете до тридцать шестого, и в кармане заваляются какие-то деньги – поставьте их в политическом тотализаторе на кандидата в президенты по имени Ричард Милоски, каким бы придурком он не казался. Хотя, конечно, речь могла идти о выборах конгрессмена, сенатора или губернатора штата.
Лесника возможность разбогатеть на знании грядущих событий не привлекала. И спросил он о другом:
– Какие именно слова Харпера заставили отнестись к нему серьезно?
– Он назвал корабль, на котором служил... Эсминец «Тускарора».
Донелли сделал паузу, внимательно глядя на Лесника. Словно хотел понять, говорит ли что-либо собеседнику это название.
Название как название... Вполне в духе штатовцев – непонятно почему, но любят они увековечивать память о своих заклятых врагах. Имя индейского вождя Джеронимо, много лет успешно воевавшего с армией США, например, стало боевым кличем американских десантников. А восстание племени тускарора, насколько помнил Лесник, было одной из самых кровопролитных индейских войн...
– Этот корабль, – продолжил коммандер, – в 2042-м выведут из подчинения командующего Атлантическим флотом, переоборудуют в плавучий полигон-лабораторию и передадут NEADO – что означает эта аббревиатура, понятия не имею. Все дело в том, что «Тускарора» будет заложена на Бостонской верфи через год, сейчас в постройке находятся два ее систер-шипа. Название существующего в проекте судна знает лишь десяток человек в мире – и в это число никоим образом не входят самозванцы, болтающиеся в шлюпках по Северному морю в компании мертвецов...
– А теперь главный вопрос, коммандер: зачем вы все это рассказываете? Причем именно мне?
Донелли улыбнулся самыми кончиками губ.
– Ответ прост, проще не бывает: вы единственный знакомый мне шпион. К тому же мы полюбопытствовали – через провайдерскую фирму – чем вы интересовались в последние сутки в Интернете. И поняли, что объяснять все издалека, от Адама и Евы, – вернее, от Филадельфийского эксперимента сорок второго года, – не придется... Уж не знаю, на кого вы работаете: на «Моссад» или КГБ, на китайцев или немцев... В настоящий момент это совершенно неважно.
Лесник не совсем понял логику собеседника: важно лишь разгласить государственную тайну? И совершенно неважно – кому?
Донелли пояснил:
– Получилось так, что проблема в некотором роде стала собственностью флота. Парни из госдепа и Лэнгли поначалу абсолютно не заинтересовались лжелейтенантом лже-Харпером. Сейчас кое-какая информация к ним просочилась, но уже поздно – дело касается исключительно ВМФ, а флот подпускает чужаков – даже «наших» чужаков – к своим секретам не слишком-то охотно.
И при всем при этом американские моряки сливают информацию невиданной важности первому встречному, причем «чужому» чужаку, пользуясь терминологией коммандера Донелли... Чудеса.
«Морского дьявола» прямо поставленный вопрос не смутил.
– Дело в том, – объяснил он, – что и «Тускарора», и ее экипаж, и пассажиры-ученые, и сам Говард Харпер попали в заколдованный круг. Во временную петлю. Потому что решение расконсервировать филадельфийские наработки было принято, – вернее, вскоре будет принято, – именно вследствие обнаружения в Северном море шлюпки с «Тускароры». Огромные деньги в течение сорока лет будут выбрасываться на ветер, и Гренландский эксперимент 2046 года в случае неудачи подпишет окончательный приговор проекту.
– Гренландский? – не понял Лесник.
– Именно. Харпер в своем бреду, естественно, не обрисовывал геополитическую ситуацию в середине двадцать первого века, но, похоже, нашему флоту почему-то закрыт доступ в большинство европейских морей... Хуже того, из некоторых обмолвок лейтенанта можно сделать вывод: в сороковых годах на территории США будет существовать второе, враждебное государство... Точь-в-точь как перед Гражданской войной. Понимаете теперь, отчего мы хотим положить конец играм со временем?
– Мы – это кто? Командование ВМФ США? Или только Атлантического флота? Или всего лишь группа имеющих свое особое мнение офицеров?
– Извините, но на этот вопрос я отвечать не стану, – отрезал Донелли. – Вам достаточно знать, что у людей, принимающих решения, появилось подозрение: сорок лет спустя мир окажется в состоянии хаоса и анархии – именно вследствие попыток воздействовать на настоящее и будущее путем изменения прошлого. Причем, скорее всего, такие попытки предпринимали не одни лишь авторы эксперимента.
– Каким образом?
– Ну... «Тускарора» превратилась – вернее сказать, превратится – в своего рода взбесившийся лифт, только мечущийся не между этажами, а между эпохами. Лифт без лифтера и со сломанной панелью управления, останавливающийся на том или ином этаже совершенно непредсказуемо... Можно попытаться вскочить или выскочить в него на ходу – с очень большим риском сломать шею. Можно случайно войти во время очередной остановки – и выйти очень далеко от своего «этажа». А еще можно вычислить закономерности движения – и попытаться использовать в своих интересах.
Всё складывалось идеально, как элементы мозаики-пазла. Так вот зачем Юхану Азиди материалы по ядерному проекту... Безбилетный пассажир взбесившегося лифта... Не его ли попытку имели в виду люди, пославшие Донелли? Или у них есть информация о других межвременных «зайцах»? Вероятнее второй вариант, слишком уж вольготно чувствует себя сейчас арабо-датский судовладелец, никак не похоже, что он угодил в разработку флотских спецслужб... Для проверки Лесник спросил:
– Моряков, обнаруживших шлюпку с Харпером, списали на берег с вашей подачи?
Коммандер покачал головой.
– Нет. Мы всего лишь распустили слух о некоей малоизвестной болезни, поразившей спасшихся при кораблекрушении... Все остальное – самодеятельность судовой компании.
Так оно или нет, но дальше привлекать внимание к Юхану Азиди не стоит. И Лесник поспешил увести разговор в сторону от судовладельца, спросив:
– Если эксперимент проводился у берегов Гренландии, то как шлюпка Харпера смогла доплыть сюда, в Северное море?
Прежде чем ответить, «тюлень» демонстративно взглянул на часы. Однако объяснил:
– Я ведь не физик, занимающийся проблемами времени и пространства... Но на флот работает достаточно яйцеголовых, и они утверждают, что любой хронопутешественник одновременно с перемещением во времени должен перемещаться и в пространстве, иначе по прибытию в нужную эпоху просто-напросто обнаружит себя висящим в космической пустоте – в той точке, где находилась Земля в момент его старта. Ведь движется не только наша планета по орбите, но и Солнце, и вся Галактика... Однако аппаратура «Тускароры» имеет, судя по всему, некий побочный эффект, что-то вроде бокового лепестка у диаграммы направленности радара – и забрасывает попавшие в «лепесток» суда не пойми куда, и в пространстве, и во времени... Именно так шлюпка с остатками экипажа очутилась в нашем времени в Северном море. Впрочем, всё это лишь догадки и предположения.
– Подробности катастрофы хоть как-то прояснились из бреда Харпера?
– Подробности катастрофы хоть как-то прояснились из бреда Харпера?
– Более чем смутно. Гораздо больше рассказала папка с бумагами, взятая им в шлюпку... Но из документов, в ней находившихся, можно понять, лишь что собирались сделать яйцеголовые. А что из этого получилось... Ничего хорошего.
Лесник спросил о намерениях американских хронофизиков. Коммандер ответил весьма сжато и уклончиво, избегая вдаваться в подробности. Причем воспользовался типично флотской аналогией – сравнил прыжок во времени с подъемом якоря корабля. Известно, что наибольшая нагрузка и на цепь, и на брашпиль происходит не во время собственно подъема, но при отрыве якоря от грунта. Так и «Тускаррора» затратила невообразимое количество энергии, чтобы «оторваться» от своего времени, дальнейший же процесс куда менее энергоемок... Хроноаппаратура эсминца выдержала предельную нагрузку, и продолжает работать по программе эксперемента, – слабым звеном оказались люди. Как именно погибла большая часть экипажа и ученые, Донелли не знал. Почему остался жив Харпер, не знал тоже. Но был уверен, что после стартового выплеска чего-то неизвестного, но смертельного, – последующее нахождение на борту эсминца относительно безопасно...
– К огромному моему сожалению, – добавил коммандер со вздохом.
«Чем же так насолили Америке межвременные безбилетники? – подумал Лесник. – Ворвались с ручным пулеметом на подписание Декларации независимости?»
Коммандер вновь взглянул на часы.
– Похоже, возле Гренландии скоро начнутся весьма масштабные маневры Атлантического флота, – предположил Лесник.
– Уже начались, – кивнул Донелли. – И если проклятый призрак хоть на пару минут попадет в наши прицелы – на этом его эпопея завершится. Но беда в том, что аппаратурой «Тускароры» никто не управляет, Харпер и его матросы – единственные, кто уцелел, лишь за счет того, что их боевой пост находился на максимальном удалении от хроноустановки. И куда эсминец совершит свой следующий скачок во времени и пространстве, никому не известно... И если он окажется в зоне действия вашего флота – постарайтесь удержаться от соблазна и не протянуть руку к такой заманчивой игрушке. Тут ведь можно лишиться не просто руки, но всего своего будущего.
Разговор явно приближался к концу – Патрик Донелли сообщил всё, что хотел сообщить.
Напоследок Лесник не удержался от шпильки:
– Скажите, коммандер, а зачем вы нацепили чужую нашивку – эмблему «тюленей»? Даже если бы я не заметил, что она значительно новее, чем остальные ваши знаки различия – неужели вы рассчитывали, что вас можно и в самом деле принять за «морского дьявола»? Это с вашей-то манерой излагать мысли, куда более подходящей преподавателю Вест-Пойнта, чем подводному душегубу...
Донелли пожал плечами.
– Ну, во-первых, я имею-таки некоторое отношение к «тюленям» – прослужил четыре года в аналитическом отделе SBS4. А во-вторых, после попытки вашей напарницы расстрелять нашу машину хотелось в самом начале беседы дать понять, что непродуманные силовые акции с вашей стороны могут принести неприятные последствия. А теперь, мистер Вальдманн, нам пора прощаться. Напоследок еще один маленький дружеский совет: смените свой псевдоним, однажды уже засветившийся в Штатах. А то мало ли кому придет в голову порыться в архивах – вдруг да натолкнутся на дело «Алабамских вудуистов» девяносто восьмого года...
4.
– Как улов? – спросила Диана. – Мне уж казалось, что этот тип все-таки решил от тебя избавиться – заболтав до смерти.
– Улов знатный! Вот, взгляни, – Лесник положил на сидение машины полученное от коммандера изображение плывущего по волнам корабля, явно распечатанное на цветном принтере.
– Что это? – Госпожа особый агент удостоила картинку лишь беглого взгляда. – Я не любительница Айвазовского и прочих маринистов.
– Это эсминец «Тускарора», который будет построен и спущен на воду в Бостоне спустя несколько лет, – пояснил Лесник с ангельским терпением. – Или его брат-близнец, неважно. А на обороте цифры, которых мне очень не хватало... Координаты некоей точки у берегов Гренландии. И график включений некоей установки...
– Прекрати изъясняться загадками! Мы не на шоу Максима Галкина! Объясни по-человечески, в чем дело!
– Объясняю: лейтенант Говард Харпер, покидая корабль, прихватил с собой очень важный документ: программу эксперимента, график включений и выключений исследуемой аппаратуры. Донелли предполагает, что бумагу эту лейтенанту передал один из умирающих хронофизиков, но как было дело, теперь едва ли установишь. А нам с тобой очень повезло, что один старомодный аристократ-исследователь полностью игнорирует компьютеры и не выкладывает в сеть результаты своих изысканий. А другие исследователи – вполне современные аналитики – предпочитает не дышать архивной пылью, и пользуется исключительно электронными базами данных. Мы же совместим оба метода, и...
– И что? Не томи уж!
– ...И совершим небольшое морское путешествие. Ты, часом, не страдаешь морской болезнью?
Диана ответить не успела – именно в этот момент громыхнул первый оглушительный раскат грома. На Эсбьерг обрушилась гроза.
5.
– Ну и как это понимать? – недоуменно воззрился Лесник на экран персика. Понять текст, состоявший в основном из знаков препинания, и в самом деле было не просто.
Диана бросила взгляд на часы и посоветовала:
– Смени дату в настройках дешифратора на двадцать пятое июля. В Москве уже первый час ночи.
Недолгое время спустя шифровка от Юзефа приобрела куда более читаемый вид. Но Диана все равно недоумевала:
– Странно... Сначала шеф заставляет нас бросить все дела и заняться Харпером, выискивая малейшие признаки хроноаномалий. А теперь, когда мы поднесли ему на блюдечке не то что признаки – фактически бесхозную машину времени, болтающуюся в Северном море – такое равнодушие...
Лесник молчал.
– Отправь ему еще раз отчет о встрече с Донелли, – предложила Диана. – Вдруг произошел какой-то сбой из-за чертовой грозы...
За гостиничным окном продолжали сверкать молнии, ливень барабанил в стекло.
Лесник не возражал. Вскоре на экране персика появилось подтверждение: зашифрованный отчет Конторой получен. Приоритет «четыре стрелы» означал, что информация должна оказаться у обер-инквизитора немедленно... Потянулись минуты ожидания – вновь никакого ответа.
– Если бы стряслось нечто экстраординарное, – медленно заговорила Диана, – заставившее шефа бросить все прочие дела, нас бы наверняка отозвали обратно... Ничего не понимаю...
Лесник молчал. Он по возвращении после беседы с Донелли стал вообще на редкость молчаливым.
Когда окончательно стало ясно, что никаких новых указаний от Юзефа не поступит, Диана нехотя признала:
– Похоже, придется и в самом деле вдвоем выполнять твой авантюрный план – самим искать «Тускарору»...
Лесник молча кивнул. За окном громыхала гроза.
Дела минувших дней – IV
Северное море, октябрь 1904 года
– Скажите, Николай Иванович, – начал разговор Буланский, разлив по бокалам искристое шардонэ (от коньяка Старцев категорически отказался). – Ведь вопреки всем слухам о своем несносном характере адмирал вел себя в общении с вами в эти дни отменно учтиво, не так ли?
– Зиновий Петрович ничем не погрешил против правил вежливости, – осторожно сказал Старцев. – Но я не понимаю, какое...
– Сейчас поймете, – перебил Буланский. – Дело в том, что и со мной он был на редкость приветлив – что вдвойне удивительно: мало того, что я навязанный ему попутчик, так еще из чужого ведомства...
Название ведомства вновь не прозвучало. Старцев молча ждал продолжения, решив пока воздержаться от прямых вопросов. Умение молчать и слушать – немаловажное качество для контрразведчика.
– И мне кажется, – продолжал Богдан Савельевич, – что на самом-то деле адмирал был взбешен моим и вашим назначением. И с радостью ухватился за удобный предлог, позволяющий от нас избавиться. Хотя бы на время. Но может статься, что и навсегда. Мало ли на море случайностей? – как вы, моряки, любите их называть... Особенно когда эти случайности плавают по ночам с погашенными огнями.
Старцев проглотил вертевшийся на кончике языка соленый флотский ответ на подобные фразочки сухопутных крыс: плавает, дескать, дерьмо в проруби, а корабли – ходят... Спросил лишь:
– Вы хотите сказать, что вся операция по захвату придумана лишь как средство избавиться от нас с вами?!
В тоне капитан-лейтенанта сквозило глубочайшее недоверие. Буланский улыбнулся и отхлебнул вино – совсем немного, лишь для проформы. Бокал его за все время разговора остался почти не тронутым.
– Полноте, Николай Иванович! Адмирал, без сомнения, не в восторге от нашего присутствия – но не настолько же... Нет, выход из сложившейся ситуации он нашел правильный. Возможно, единственно правильный. Но выбранные исполнители... Ваше в настоящий момент главное дело, – никак не геройские абордажи, но тихая и вдумчивая работа с людьми в собственной каюте. Не стрельба, но разговоры. Создание агентурной сети, как среди офицеров, так и среди людей, на ступень ближе стоящих к матросам – баталеров, кондукторов, телеграфистов, боцманов... Тогда и только тогда можно загодя, до прибытия в Японское море, профилактировать все слабые звенья в экипаже «Суворова». Плюс, естественно, координация аналогичных действий ваших коллег на остальных судах эскадры. А на абордаж любого другого флотского офицера отправить недолго. Да и к моему заданию ночные подвиги никоим образом не относятся. Хотя более чем любопытственно было бы взглянуть вблизи на эти самые «призраки»...