– Ферзь, да брось ты, обманывает торгаш: присмотрись, не те это щенки, а собака тут для виду сидит, дураков обманывает, – вмешался Ерш.
Я сначала чуть было не возмутился, но быстро понял, к чему это он.
– И то… Что скажешь на это, уважаемый? – вновь обратился я к продавцу.
Тот побагровел еще во время краткой речи Ерша, а сейчас от него можно было смело прикуривать.
– Здравы будьте! – внезапно для меня, выговорил багровый хозяин. Я думал, минимум матом пуганет. – Смотри лучше, глаза-то, поди, дома забыл? На лапы смотри им! На грудь, на холку! Полтора месяца всего щенкам, ты видал ли таких? Поди, дома вошь на аркане да блоха на цепи, а туда же! Не ее щенки! Да жаль, она слов твоих не поняла, а то бы гнала до Киева! Не понимаешь в собаках, не суйся! Выискался тут… Тебе какого посмотреть? – без малейшей паузы обратился он уже ко мне.
– Мне вот этого, с белым ремнем. Волчьей масти, – сказал я, не отрывая взгляда от щенка.
– А ты, уважаемый, вижу, понимаешь толк, – удивленно, как мне показалось, протянул хозяин и подал мне щенка.
Щенок на ладонях потянул как пушечное ядро – небольшой пока размер, но литое тело. Хорош! Я посмотрел прикус, лапы, чтобы не было «прибылых» пальцев, прощупал грудь, осмотрел глаза и уши. Потом поставил щенка обратно в корзину и больно потрепал за ухо. Щенок грозно сказал мне «Ррррррь!» и тем самым покорил меня окончательно. Я негромко свистнул, и щенок поднял мордочку. Не глухой. Я выпрямился, полез было за мошной, забыв спросить даже и цену, но Ерш пнул меня незаметно по ноге и спросил громко:
– Похож ли на собаку-то?
– Этот-то? Этот один и похож. Сколько просишь, хозяин?
– Да чтобы лишнего не просить, пять кун всего! – отвечал хозяин степенно, покручивая вислый ус.
Я снова было полез в карман, но Ерш снова пнул меня по сапогу и громко сказал:
– Да ты ополоумел, дядя! За пять кун я всех твоих щенят куплю, суку и тебя в додачу!
– Да за пять кун я его от сердца с кровью отрываю, Бога побойся! – завопил и хозяин.
И начался отчаянный торг. Я в нем участия не принимал, так как легко бы расстался с запрошенными пятью кунами, но Ерш думал иначе, и думаю, что и купец думал иначе тоже. Время тянулось и тянулось, я не слушал выкриков Ерша и хозяина, думал о своем. Наконец, хозяин протянул мне широкую ладонь, а Ерш, выглядевший нарочито расстроенным, молвил:
– Бей!
Я покладисто ударил хозяина по руке и полез за кошелем.
– Три куны! – сказал мне Ерш.
Оно и к лучшему, а то я цену-то и прослушал. Я отсчитал хозяину те монеты, которые, как я помнил, мне показал Ерш. Тот внимательно следил за моими действиями, видимо, большой надежды на меня не клал, но я угадал с оплатой. Ерш и хозяин кивнули, и хозяин невесть откуда вытащил большой, заткнутый тряпкой кувшин.
– Смочим собачку, люди добрые, – предложил он, доставая берестяные стаканчики, Ерш взял один, хозяин другой, а я, вытаскивая щенка из корзины, отказался, сославшись на зарок. Ерш и хозяин выпили, мы распрощались, и я вместе с кулачником пошел вдоль рядов, неся юного меделяна за пазухой. Тот громко сопел и царапался. Под мышкой я нес березовый веник, а в свободной руке, прижав ее к бедру, кадушку с яблоками. Ерш проводил меня до выхода с торжища и сказал на прощание:
– Меня сыскать очень просто, Ферзь. Хоть на торжище спроси, где дом Ерша-кузнеца, тебе всякий скажет. Буду рад тебя повидать иль помочь чем.
– Меня найти тоже невелика трудность, – усмехнулся я.
Ерш улыбнулся в ответ, и мы расстались. Я же степенно прошествовал было домой, но опомнился, вернулся на торг и купил там мяса, костной муки, овощей и крупы. Теперь я напоминал передвижную лавку. Хорошо, что щенок сидел за пазухой смирно, кажется спал. Со всем этим добром я неспешно двинулся к родному дому.
– Епишкин козырек! – простенал я, когда уже добрался до дома с отваливающимися руками. – Я снова баб забыл купить!
– Не ругайся! – сурово крикнул Дед и замер посреди избы. – Что это?! Ты никак собаку в дом приволок?! Ты чего это удумал-то?!
– Не сердись, Дед, щенок мал еще для двора, а дорогой. Позволь уж, пусть пока в избе поживет, он маленький еще! – просительно проговорил я. Дед оттаял:
– Не положено оно, конечно… Ну да ладно, чай, пол не протопчет. А почем платил? – спросил он.
– Три куны за шельмеца отдал! – честно ответил я.
– Оно, конечно, собака вроде бы как такого не стоит, – отвечал Дед, подойдя к щенку, которого я поставил на пол. – Но эта собака стоит дороже. Намного. Буду присматривать за кутенком, ты удачно куны потратил, Ферзь, уж мне поверь, а коли не веришь, давай я Дворового позову?
– Что ты, что ты, Дед, верю, конечно, – замахал я руками.
Щенок тем временем сидел у моих ног и на Деда негромко гудел. Получалось очень смешно – одно дело, когда гудит его мамка, другое дело, когда щенок. Дед ухмыльнулся и шагнул ближе, и щенок тут же бросился на него, с рыканьем и вздыбив шерсть. Дед остался стоять, но дальше не шел. Понимал собаку. Я похлопал легонько вернувшегося к ноге щенка и успокаивающе сказал:
– Тихо, тихо, это не чужой, это Дед, он в доме хозяин! – Щенок с сомнением посмотрел на меня.
– Чует нежитя и хозяина выбрал уже. Добро! – одобрительно сказал Дед.
– А что они, не любят нежитей? – удивился я.
– Так кошка нас видит, а собака только чует, вот представь, что ты точно чуешь кого-то, а не видишь, небось сам брехать начнешь? – отвечал Дед.
– Верно, Дед. А не станет он на тебя охотится? – засмеялся я.
– Да не должен, глаза умные, не похож на пустолайку, – совершенно серьезно ответил Дед. – Как кликать щеня станешь? Учти, имя даже собаке не зря дается!
– Графом стану звать, – ответил я. – Всегда хотел собаку Графом назвать.
– А что слово значит? – заинтересовался Дед.
– Титул, дед. Еще не князь, но уже не боярин, – сказал я задумчиво.
– Ишь ты. Плюнь-ка ему в морду три раза, – внезапно велел Дед.
– Это с какого пятерика? – поразился я.
– А чтоб не сглазили щеня твое! – рассердился Дед.
– А, понял. Спасибо, Дед, за науку. Лошадкам всегда плевал, а вот о щенке не подумал, – искренне отвечал я, поднял к себе Графа и честно наплевал ему в морду, на что тот в ответ чихнул.
Потом я занялся готовкой, Дед мне помогал, и вскоре все мы сели за стол, а щенок уткнулся в миску со своей кормежкой.
А баб я снова не купил! Завтра уж… Завтра точно куплю!
Глава XIV
Утро мое снова началось с незапланированного умывания и пения Графа у пустой миски. Я-то думал, что он всю ночь скулить будет, оторванный от родного дома, даже тряпицу прихватил из корзины, чтобы ему сунуть для моральной поддержки. Тряпицу он растерзал еще с вечера, а спать повалился как убитый, и до утра его было не слышно. Судя по всему, сантиментов пустых Граф был лишен начисто.
Покормив собаку, я прихватил меч и вышел на воздух, позаниматься. Щенок увязался за мной и теперь важно ходил вокруг меня, всем своим видом давая понять, что такая ерунда, как игры и прыжки, не для столь взрослой и могучей собаки, как он. Продержался он секунд тридцать, а потом бросился прыгать вокруг меня, но кусаться, кстати, не кусался. Необычный щенок. Так что занятия вышли обоюдными – я занимался с мечом, а Граф нападал на меня и свирепо рычал. Понятно. В следующий раз щенка оставлю в доме, это не занятия, а смех один. Занятия, тем не менее, я довел до конца. Затем прошел в конюшню и попросил Дворового собаку мою не обижать, а следить и холить. Все было проделано честь по чести, и в конюшне кто-то негромко сказал: «Добро». Я не увидел говорившего, зато Граф пришел в страшное возбуждение и азартно теперь нюхал все углы, бегая вокруг лошадей, так что я боялся, что жеребец или кобыла, если и не специально, то случайно наступят на мою могучую собаку. Обошлось, лошади пофыркивали, но вели себя пристойно. Дворового Граф не нашел и вернулся ко мне пристыженный и недоумевающий, как это он, такая опытная собака, не нашел источник звука и запаха? Тут кто хочешь станет недоумевать! Могучая собака моя грустно шла за мной по пятам, пока я возвращался в дом. Дальше наглый щенок снова зарычал на Деда, но Дед прошипел что-то, и Граф сразу притих.
– Что ты ему сказал, Дед? – заинтересовался я.
– Все тебе скажи… Тебе это знать по чести не положено. Вернее, по роду – человек ты, – отвечал мне вредный старик.
– Ну, дожил. Теперь родом попрекают. Лошадей, значит, мне можно уговаривать, а собак – рылом не вышел? – обиделся я.
– Ну, в общем… Раз уж так у нас тут все вверх ногами, и собаки в избе, и ты сам не пойми кто, и нежить у нас не прячется, а за столом с хозяином сидит, то слушай.
И Дед прямо в ухо прошипел несколько слов. Или, точнее, слогов. Это не был язык в привычном мне понимании, эти слова казались и набором букв, и простым обрамлением для какого-то нечеловеческого смысла. Тянуло от них временами, когда человек еще не стал так активно заселять землю и привносить свое, людское, в стройный мир, бывший до него. Я поежился. Но слова Деда запомнил накрепко.
– Ежишься? Крепок! – одобрил важный старичина. – Некоторые ваши, как дорвутся до языка нашего, так просто без памяти падают. Не всяк этот язык снесет. Но, если хочешь, я ему немного тебя подучу, ты потянешь. Да или нет? – Дед стал непривычно краток и даже суров, напомнив мне моего Тайра.
– Добро, Дед. Учи, – тут же согласился я.
– Позже чуток. Много сразу не стоит. Или не запомнишь, или худо станет, – сказал деловитый старец, накрывая на стол.
– Только Графу со стола ничего не давай, – сказал я ему.
– Ну поучи меня, поучи, – засмеялся старик.
– Не сердись, Дед, я по привычке, – опомнился я.
Пока мы ели, Граф вертелся рядом, ставил лапы мне на ноги, грозно тявкал и под конец исполнил народную песню меделянов в миноре. Никто не обратил на него никакого внимания, и могучая собака ушла от стола и влезла на лавку, где и заснула. С горя.
– Надо бы ему место найти, нечего ему по всему дому шарахаться, – строго сказал Дед.
– Верно. Собаке место нужно. Вот найду какую-нибудь ветошь, свалю в углу, сам туда придет. А с лавок, Дед, гоняй, баловство это. И я буду гонять, пока дома буду.
– Добро. Раз уж пустили в дом, то нечего баловать щеня. А то на голову сядет. А как подрастет, и вовсе будет беда. Это не дворняжка с шапку величиной. Такой кобель за кабана потянет.
– Так ты знаешь таких собак? – обрадовался я, а Дед засмеялся.
– Да тут много ума не надо, но таких собак я знаю. Я все зверье знаю, а кого не знаю, так увижу и сразу знать буду. Но я что, вот Дворовый знает и тех, кого и нет уже, и тех, кто потом будет, в домашнем зверье он толк знает.
– А лучше всех кто в зверье понимает? Леший? – жадно спросил я.
– Лесных – да. А есть ведь и степные, и в горах которые живут, так что одного, который бы всех знал, трудно сыскать, – степенно отвечал Дед.
– А скажи мне, Дед, не ведома ли тебе сова, что ростом мало не с меня будет? – негромко спросил я.
Реакция Деда превзошла мои самые смелые ожидания.
– Откуда ты про нее знаешь? – севшим голосом спросил Дед, пожирая меня глазами. – Откуда ты знаешь про такую сову? Слыхал ли от кого?
– Да нет. Не слыхал. Лично знаком. Она меня сюда и перекинула, из моего мира. И из моего времени, – отвечал я, наблюдая за домовым.
– Знаком? Имя называл?! – почти шептал домовой, а глаза его горели все ярче.
– Она и так его знает. Ферзем зовет, – отвечал я, стараясь выглядеть как можно наивнее.
– Ты мне зубы не заговаривай! Ферзь – фигурка в игре, не более, так никого звать не могут. Имя свое говорил? – напряженно допытывался нежить.
– Нет, не говорил. А что? – уточнил я.
– То ли умный, то ли везучий, а оно и так и сяк хорошо. И не говори, коли еще встретишь. Аль ты домой хочешь, Ферзь?
– Дед, теперь ты мне зубы не заговаривай, куда я там хочу и как. То мое дело. Ты на вопрос ответь, кто такая сова эта? – насел я на нежитя. Но где сел, там и слез.
– Не мое это дело, не прогневайся, Ферзь. А я не знаю пока, можно тебе говорить или нет. Рад бы, но, право слово, не могу, – в голосе нежитя прозвучали просительные нотки, и я отстал. Чего душу вынимать из него? Но вопросы мои не кончались на этом, был еще один, не менее важный, как я подозревал, от него с некоторых пор стала здорово зависеть моя жизнь.
– А вот скажи мне, Дед, отчего так? Сюда меня принесла сова, о которой ты говорить не желаешь. В лесу я встретил лешего, которого, как я понял, никто не видит. В «черную» люди нос боялись сунуть, но почему никто не говорил, не то не помнили, не то не знали, а мы с тобой сразу и увиделись, и договорились. Дворовый тоже мне ответил сразу же. Я ведь так понимаю, что вас теперь не все видят?
– Не все, – согласился Дед, жуя краюшку хлеба.
– Но я вижу. Я думал, из-за того, что все почти на Руси уже христиане, но и в мое время вы с людьми общались, не со всеми и редко, но тогда я уже ничего не понимаю.
– Идешь верно, потом с пути сбиваешься, – спокойно отвечал Дед.
– Где? В чем неверно? – жадно спросил я.
– О крещении верно. А дальше не совсем. Еще век назад все куда проще было между людьми и нежитью. Все свои законы блюли, все чужие порядки уважали. Но память людская коротка. Вот и о «черной» уже сказки рассказывают, а еще пятьдесят лет назад тут люди жили, обычные колдуны. Все позабывали. И боятся. Когда не знаешь, всего боишься. Пока новая вера на Руси не твердо встала, нам места нет – люди наотрез отказываются от старого, уповая на новое. Как всегда, в общем. Потом, через годы, люди снова вернутся и к нам – отказавшись от старых богов, от нас они вряд ли откажутся. Придут, приняв нового бога. Тогда будет найдена золотая середина. – Домовой примолк, а я подумал лишний раз, что консерватизм вещь очень и очень хорошая. В данном случае она придавала этому домовому уверенности в будущем. Мало? На мой взгляд, достаточно.
– Понятно. То есть со мной нежить просто пообщаться рада? – уточнил я.
– Не вся, не всегда. Ты особо не радуйся, нежить нежити рознь, – успокоил Дед.
– То есть всякое может статься? – Почему-то я даже расстроился. Только уже было вообразил себя единственным и неповторимым, застрахованным от нежитей, Ферзем, как на тебе.
– Может. Некоторые нежити не могут превозмочь своей ненависти к человеку. Лесные особенно неласковы до вас. Не забывай и не лезь на рожон, – серьезно сказал Дед.
– Понятно, Дед. Видимо, то же самое и с водяными нежитями, и полевыми, и прочими, что не с людского двора.
– Тут лучше лишний раз поберечься, ты теперь для нас как гривна беспризорная – всякому охота заполучить, – опять же серьезно сказал Дед.
– А есть ли слово или вещь какая, чтобы нежить не трогала? – Мне все еще не хотелось думать, что я из необыкновенного стал обыкновенным, да еще и особо интересующим нежить.
– Для каждой нежити свои слова и свои вещи. Языку я тебя помаленьку стану учить, глядишь, пригодится, – утешил Дед, – дело твое воинское, куда пошлют, загодя не скажешь, а снова «черную» осиротить мне бы не хотелось.
– Ясно. То есть для тебя, Дворового и Банника я тут очень даже кстати и на радость?
– Ну ты не особо-то нос задирай, Ферзь, – Дед смутился и сделал вид, что страшно занят. Я внутренне ликовал.
– Понял я тебя, Дед, – отвечал я, собираясь.
– Далеко ли, Ферзь? – поинтересовался нежить.
– Надо до Ратьши дойти, есть у меня идейка во дворе додзе поставить, но на его деньги, – честно ответил я.
– Чего поставить? Или кого? – не понял Дед.
– Думаю попросить уных сюда отпускать заниматься, Дед, – мне неохота по двору княжьему шнырять. Там и дружинники, и варяги, а сам знаешь, что всем сразу зуд свои советы давать, когда ты что-то делаешь, в чем и они понимают или им кажется так.
– Тут ты прав, Ферзь. Советчиков много, а дела стоят. А Дворового ты про додзе твое спросил?
– Пока нет. Спрошу сейчас. Как думаешь, откажет? – Я забеспокоился.
– Не должен, вы с ним вроде как в мире пока. Опять же лошадок ты по вежеству поставил, псину тоже попросил не обижать, нежить уважение ценит. Поди, поди, поспрошай его, ему понравится!
Я покорно пошел на конюшню и громко произнес:
– Дворовый, а Дворовый! Я с просьбицей до тебя. Мне бы на дворе постройку сделать да юношей сюда привести надобно, учить их стану. Позволяешь?
– Ставь, только пристроек не зори, – голос Дворового был резче, строже, чем у домового.
– Спасибо тебе, дядюшка Дворовый, – поклонился я, и что-то прошелестело мне в ответ. Я пошел со двора в дом, положил на плечо меч и отправился к княжьим теремам.
Княжий двор встретил меня обычной суетой, только поклоны челяди, которую было несложно отличить, отличались глубиной и уважительностью. Видимо, Фарлоф достал всех хуже грыжи. Дружинники чинно кивали мне, я отвечал тем же, а варяги делали вид, что не замечают, но не хамили, а меня обоюдное игнорирование устраивало. Все же интересно. Я в самом деле наставник уных или я бультерьер? Или я и то и другое? В свободное, значит, время, бультерьер? А в остальное – мудрый пестун уных Ярослава Мудрого. Или Хромого, надо думать, что «Мудрого» ему народ даст чуть позже, да и народ ли это дал… Дали в теремах, а в народ спустилось, могло быть такое? Вполне, вполне. Да и какая разница, если прозвище ему пристало, как собственная кожа? Он бы и сейчас его не посрамил.
Тут я заметил государственного человека Поспела и поманил его пальцем. Тот подбежал, поклонился и сказал:
– Здрав будь, Ферзь. Аль дело какое тут?
– И ты здрав будь, Поспел. Дело малое, тут ты угадал. Мне бы Ратьшу повидать, Поспелка.
– А Ратьша нынче не тут, он домой ушел, только ранним утром и был, – отвечал Поспел, расстроившись за меня.
– А показать его дом сможешь? Отпустят тебя со двора? – наклонился я к Поспелке.
– Как скажу, что с тобой, так куда хошь отпустят. Не то что к Ратьше, – гордо заявил Поспел и убежал в терем, получать разрешение.
До двора Ратьши оказалось неблизко. Странно, я был уверен, что такой человек, как Ратьша, живет близко к князю. Спросить, что ли? А что, возьму да спрошу. С меня станется.