— Что произошло потом?
— Он выждал. Выждал, пока снова смог ходить. А потом начал действовать. Расправился со всеми. Одни угодили под автомобиль, других зарезали, третьих застрелили. Он потрудился на славу. Основательный парень, этот Коллизи, если уж что-то делает, то на совесть. Его труды не остались без внимания, Коллизи перебросили на Манхэттен, а затем сюда. С тех пор он здесь и живет.
— А Полмисано?
— Этот-то, — пренебрежительно фыркнул Смолл. — Джузеппе Полмисано, он же Джо Домино. Только что вышел из тюрьмы в Атланте, где отсидел шесть лет за торговлю наркотиками. Обычный солдат и не слишком умен. Хочешь знать, почему его иногда зовут Джо Домино?
— Почему?
— Ты заметил, как странно торчит у него левая рука, словно он не может ее разогнуть?
— Заметил.
— Так вот, его поймали как-то ночью, четверо, и сломали ему руку в четырех местах. Каждый по разу. А потом перерезали шею и оставили умирать. Только он не умер, хотя они повредили ему голосовые связки. Поэтому у него такой писклявый голос и он всегда носит свитера с закрытым горлом. На нем была водолазка, не так ли?
— Я подумал, что он просто хочет следовать моде. Смолл покачал головой.
— Нет, он носит их с тех пор, как ему перерезали горло.
Я отпил из бокала, ожидая продолжения. Смолл разглядывал пол, держа свой бокал обеими руками. Мне показалось, что он уже забыл о моем присутствии.
— Почему его прозвали Джо Домино? — я решил напомнить о себе.
Смолл даже вздрогнул от неожиданности.
— Почему? Видишь ли, все это происходило как раз после того, как Уоллес Бири [1]снялся в «Да здравствует Вилья!» Ты его видел?
— Видел.
— Помнишь сцену, когда Бири решает сэкономить патроны и выстраивает своих пленников по три или четыре в затылок друг другу? А затем убивает их всех одной пулей. Так вот, Полмисано, когда поправился, увидел этот фильм, и идея ему понравилась. Он поймал этих четверых, заставил их встать в затылок друг другу и убил всех одним выстрелом из армейского ружья. Они попадали в стороны, как кости домино. Так, во всяком случае, говорили, и его прозвали Джо Домино.
— Интересные у тебя знакомые.
— Тебе известно, откуда я их знаю.
— Да, ты мне рассказывал. А крестный отец Сачетти? Ты его знаешь?
Смол помолчал, уставившись в пол.
— Пожалуй, налью себе еще виски. Тебе добавить?
— Нет, благодарю.
Он поднялся и скрылся на кухне. Вскоре вернулся с полным бокалом, причем виски в нем на этот раз было больше, чем воды. Выпил не меньше половины, закурил.
— Крестный отец, — повторил я.
— В Вашингтоне.
— Совершенно верно. В Вашингтоне.
— Ты помнишь, как-то я рассказывал тебе о моем брате и о том, что он хотел, чтобы я закончил школу и так далее.
— Помню.
— Но я не говорил тебе, почему он этого хотел.
— Нет.
Смолл вздохнул.
— Хочешь верь, хочешь — нет, но я готовился к поступлению в колледж. И поступил бы. Можешь представить себе такое… в Восточном Гарлеме! — он невесело рассмеялся. — Только двое из нас готовились в колледж, я и другой парень — он и есть крестный отец Анджело Сачетти.
— Что-то я упустил нить твоих рассуждений.
— Давным-давно, за семь или восемь лет до твоего рождения, они провели совещание в Атлантик-Сити.
— Они?
Он недовольно посмотрел на меня.
— Ты хочешь, чтобы я назвал их?
— А разве у них есть название?
— Почему бы тебе не спросить у Эдгара Гувера [2]?
— А чего его спрашивать. Он называет их «Коза Ностра».
Смолл улыбнулся.
— Давай и мы придерживаться этого названия, хотя оно и не соответствует действительности. Но вернемся к совещанию.
— В Атлантик-Сити.
— Именно. Там собрались все. Костелло, Лучиано, Вито Геновезе, даже Капоне и его братья. Все, кто играл сколько-нибудь заметную роль. Они собрались вместе и решили, что должны реорганизовать свою деятельность. Поделить страну на районы, прекратить междоусобные войны, улучшить свой образ в глазах общественности. Они захотели стать респектабельными и пришли к выводу, что для этого, среди всего прочего, им нужны ученые люди. Речь зашла о том, кого направить в колледж. Мой брат был там и предложил мою кандидатуру, пообещав, что сломает мне шею, если я вздумаю бросить учиться. Костелло сказал, что и у него есть на примете подходящий парень, с которым он поступит точно так же. Были еще предложения, но в результате они остановили свой выбор на мне и парне, предложенном Костелло.
Смолл помолчал, вновь отпил из бокала.
— Тот парень прошел путь до конца. Что случилось со мной, ты знаешь. Он же закончил школу, Гарвард, а затем и юридический факультет университета Виргинии.
— Он-то и хочет видеть меня в Вашингтоне? — спросил я.
— Он самый.
— Как он стал крестным отцом Сачетти?
— Анджело Сачетти — сын Сонни из Чикаго, а Сонни однажды спас жизнь этому парню.
— Я опять потерял нить.
Смолл тяжело вздохнул.
— Не следует мне рассказывать тебе все это. Не накликать бы на тебя беду.
— Из сказанного тобой следует, что беда уже постучалась мне в дверь.
Он подумал и, похоже, принял решение. А может, просто делал вид, что думал. Точно я сказать не мог.
— Хорошо. Сонни из Чикаго, никто так и не узнал его настоящего имени, появился в Нью-Йорке с годовалым ребенком на одной руке и футляром для скрипки в другой, — он замолчал, скептически взглянул на меня. — Наверное, ты думаешь, что футляр для скрипки — это шутка?
— Я тебе верю.
— Тогда не ухмыляйся.
— Продолжай, Крис.
— Вроде бы жена Сонни, проститутка, не поладила с одной из чикагских банд, и ее выловили из озера Мичиган.
Я не знаю, в чем состоял конфликт. Но Сонни взял свой футляр для скрипки и уложил семерых парней, виновных, по его мнению, в смерти жены. А потом привез сына и «томпсон» [3]в Нью-Йорк. В это же время парень, с которым я ходил в школу, окончил юридический факультет и вернулся в Нью-Йорк, где выполнял мелкие поручения Костелло. Он встретился с Сонни из Чикаго, который также работал на Костелло, и они подружились. Знаешь, почему?
— Не могу даже догадаться, — ответил я.
— Потому что Сонни из Чикаго, всегда аккуратный, ухоженный, выглядел, как студент колледжа. Говорил на правильном английском, строго одевался, а парень, с которым я ходил в школу, получив образование, зазнался, стал снобом. Тебе все понятно?
— Пока да.
— Так вот, парень, который учился в университете, попал в передрягу. У него возникли серьезные осложнения, не с Костелло, но с другим человеком, с кем, неважно. Короче, этого парня едва не отправили в мир иной, но Сонни из Чикаго спас ему жизнь, и он пообещал Сонни, что заплатит долг сторицей.
Смолл в какой уж раз надолго замолчал.
— Ну? — не выдержал я.
— Две недели спустя Сонни поймали на том, что он шельмовал в карточной игре, буквально пригвоздили ножом к стене, да и оставили там. Спасенный Сонни парень узнал об этом и забрал годовалого ребенка к себе. И стал его крестным отцом.
— И этим ребенком был Анджело Сачетти.
— Совершенно верно.
— А почему Сачетти?
— Не знаю, но кто-то однажды сказал мне, что так назывался сорт лапши.
— А что случилось с этим парнем из университета… крестным отцом?
— Его послали в Вашингтон.
— Зачем?
— Зачем кто-то посылает кого-то в Вашингтон? В качестве лоббиста.
— Я должен отметить, что он забыл зарегистрироваться.
— Напрасно ты шутишь.
— А что он там делает?
Смолл скривился, как от зубной боли.
— Скажем, присматривает за их интересами.
— И этот парень воспитывал Анджело Сачетти?
— Во всяком случае, пытался. Может, тебе это не известно, но у него было девять гувернанток и столько же частных учителей. Его выгоняли из четырех школ и трех колледжей. Анджело увлекал только спорт, поэтому он и оказался в Голливуде.
— Его крестный отец замолвил словечко?
— Точно, — ответил Смолл.
— А у крестного отца есть имя и фамилия?
— Раньше его звали Карло Коланеро. Теперь — Чарльз Коул. В определенных кругах он — Чарли Мастак.
— Ты, похоже, в курсе всего.
Смолл махнул рукой в сторону фотографий.
— После нескольких стаканчиков они тарахтят, не переставая. Знают же, что говорят со своим.
— Почему Коул хочет, чтобы я нашел Анджело?
— Ты, похоже, в курсе всего.
Смолл махнул рукой в сторону фотографий.
— После нескольких стаканчиков они тарахтят, не переставая. Знают же, что говорят со своим.
— Почему Коул хочет, чтобы я нашел Анджело?
— Понятия не имею. Анджело не принимал в его делах никакого участия. Два года назад поступило известие, что он умер, но я не заметил, чтобы кто-то сильно горевал. А сейчас ты говоришь, что он жив.
— И они хотят, чтобы я его нашел.
— Не они. Чарльз Коул, и при встрече с ним я советую тебе поставить свои условия.
— Ты думаешь, я с ним встречусь?
Смолл замолчал, но ненадолго.
— Коул всегда добивается выполнения своих пожеланий.
— У тебя есть предложения?
— Конечно. Измени фамилию и исчезни. Поиски пропавшего наследника — лишь предлог. Похоже, заварилась серьезная каша, иначе они не прислали бы Коллизи, да и он сам не стал бы заниматься пустяками. Если же ты не исчезнешь, они найдут способ переправить тебя в Вашингтон.
Я задумался. Смолл пристально смотрел на меня.
— Пожалуй, я отвечу «нет».
— Они не понимают, что это означает.
— Да что они могут сделать?
— Только одно.
— Что же?
— Что конкретно, не знаю, но ты будешь просто мечтать о том, чтобы сказать «да».
Глава 5
Кто-то постарался на славу. Изрезали все покрышки «форда» и «ягуара», разодрали в клочья брезентовый откидывающийся верх, у заднего бампера обеих машин на полу стояли пустые канистры из-под сиропа. Тут же лежали крышки от заправочных горловин. «Кадиллак» остался нетронутым.
Когда я приехал следующим утром, Триппет ходил вокруг «форда», засунув руки в карманы брюк, и отдавал распоряжения Сиднею Дюрану, одному из наших молодых длинноволосых механиков, который разве что не плакал от отчаяния. Я видел, что расстроен и Триппет, иначе он никогда не сунул бы руки в карманы.
— У нас побывали ночные гости, — приветствовал он меня.
— Я знаю. Каков урон?
— Шины и верх уничтожены, но это не беда, их легко заменить. Я надеюсь, что мы сможем очистить баки, но они включили двигатели, чтобы сироп попал в топливную систему. Сироп еще хуже, чем сахар.
— Мерзавцы, — прокомментировал Сидней.
— Загляни в салон, — предложил Триппет.
— Сидения?
— Именно.
Я заглянул. Да, они не спешили. Мягкую кожу резали бритвой или острым ножом. Аккуратные вертикальные разрезы через каждые два дюйма. Затем не менее аккуратные горизонтальные. Профессиональный вандализм.
— А мой кабинет?
— Ничего не тронуто, так же, как и «кадиллак».
— «Кадиллак» тронуть они не могли.
Триппет изумленно воззрился на меня, затем повернулся к Сиднею.
— Будь другом, приведи Джека и Рамона, и откатите эти машины в мастерскую.
Сидней откинул со лба прядь белокурых волос, бросил на улицу сердитый взгляд, словно надеялся, что вандалы стоят у витрины, наблюдая за нашей реакцией, и пробормотал пару фраз о том, что бы он сделал с этими сволочами, попадись они ему в руки.
— Мы бы тебе помогли, — заверил его я. — Но сначала давай уберем эти две машины. Они — не слишком хорошая реклама нашей фирмы.
— Вы, похоже, не удивлены, — констатировал Триппет, когда Сидней скрылся за дверью.
— Я думаю, кто-то хочет мне кое-что сказать. Учитывая, с кем мы имеем дело, они оказались более вежливыми, чем можно было ожидать.
— Кто?
— Я не знаю, кто это сделал, но, возможно, могу сказать, кто отдал такой приказ.
— Ваши друзья?
— Новые знакомые. Давайте выпьем чашечку кофе, и я вам все расскажу.
Мы пошли в кафе быстрого обслуживания, расположенное за углом, где варили сносный кофе, и после того, как официантка обслужила нас, я рассказал Триппету о Коллизи и Полмисано, о том, кто они такие и чего от меня хотят.
— То, что они сделали с «фордом» и «ягуаром», всего лишь дружеский намек, — заключил я. — Если я буду упорствовать, они все сломают или сожгут.
— А если вы не измените решения?
— Возможно, сломают руку или ногу.
— Но тогда вы не сможете сделать то, что они хотят.
— Я говорю не о своих руке или ноге, но о ваших.
— Честно говоря, не могу себе этого представить.
— Я вас понимаю.
— Мне кажется, мы должны позвонить в полицию.
— Мне тоже.
Триппет потянулся к маленькому кувшинчику молока и вылил его содержимое в свою чашку. Сделал то же самое и с моим кувшинчиком. Добавил три ложки сахара, помешал.
— А что они сделают, снимут отпечатки пальцев? — спросил он.
— Не знаю. Возможно, начнут расспрашивать в округе, не видел ли кто-нибудь что-либо необычное в три часа ночи. К примеру, как кто-то режет шины острым ножом.
— Да, толку от них не будет, — согласился Триппет. — Но мы все равно должны позвонить им, чтобы ублажить страховую компанию.
— Это точно, — я пригубил кофе. Сегодня его сварили даже лучше, чем обычно. — Коллизи скорее всего зайдет ко мне в три часа или позвонит. Ему захочется узнать о моем решении.
— И что вы собираетесь сказать ему?
— Нет. Или есть другие предложения?
Триппет внимательно разглядывал кофейную ложечку.
— Я не так уж огорчен уничтожением моей личной собственности, Эдвард. Это риск, на который решается каждый предприниматель, ступивший в джунгли бизнеса, — он положил ложечку на стол и посмотрел на меня. — Мне это не нравится, но я не разъярен, как Сидней. Однако принуждением от меня ничего не добиться.
— Значит, вы согласны с моим «нет»?
— Абсолютно.
— Отлично. Когда мы вернемся, надо сразу позвонить в полицию и страховую компанию.
— Я это сделаю, — кивнул Триппет.
— Тогда у вас будет еще одно дело.
— Какое же?
— Проверьте, уплачены ли взносы по противопожарной страховке.
Коллизи позвонил в пять минут четвертого. Помнится, я записал время, полагая, что это может мне понадобиться. Во время разговора я делал короткие пометки. И напрасно. Коллизи не сказал ничего такого, что я не смог бы запомнить.
— Вы можете взять билет на стойке «Юнайтед» [4]в аэропорту, мистер Которн, — услышал я вместо приветствия. — Самолет вылетает завтра утром, в десять пятнадцать. У вас, разумеется, первый класс. Там же получите конверт с дальнейшими инструкциями и деньги на расходы.
— Мне они не нужны.
Последовала короткая пауза, затем я услышал, как мне показалось, короткий вздох. А может, Коллизи просто выдохнул дым от своей овальной сигареты.
— Моя задача — отправить вас в Вашингтон, чтобы вы повидались с этим человеком. Вашингтону не отвечают «нет».
— Другого ответа не будет.
— Должно быть, мои доводы не показались вам убедительными.
— Наоборот. Утром я нашел ваше послание. Прекрасная работа.
Вновь последовала пауза.
— Полагаю, придется придумать что-то еще, чтобы убедить-таки вас.
— И не пытайтесь, — и я бросил трубку.
Я нажал кнопку под столом, и в мастерской загудел клаксон. Вошел Триппет в белом комбинезоне с надписью «Les Voitures Anciennes» на спине. Такие же комбинезоны были у всех наших сотрудников. Я думаю, они ходили в них даже на свидание.
— Он позвонил.
— И?
— Сказал, что постарается что-нибудь придумать, чтобы убедить меня.
— Намекнул хоть, что это может быть?
— Нет.
Триппет вытащил из кармана пачку сигарет и предложил мне. Он всегда предлагал мне сигареты, а я всегда отказывался. Но из вежливости он не мог просто достать пачку сигарет и закурить.
— Я сомневаюсь, что они рискнут появиться здесь вечером или ночью.
— Почему?
— Полиция. Следующие несколько дней за нами будут приглядывать.
— Что еще сказали в полиции?
— Поинтересовались, кто мог это сделать… может, недовольный покупатель. Я заверил их, что недовольных покупателей у нас нет.
Когда приезжала полиция, я был на ленче с перспективным клиентом, владельцем сети закусочных, где посетителей кормили главным образом гамбургерами за двадцать центов. Он хотел, чтобы мы восстановили для него «стац DV-32 беакэт» выпуска 1933 года, который он нашел в чьем-то гараже в Сан-Франциско. Мы подъезжали к одной из его закусочных, он притормозил, и я было испугался, не собирается ли он покормить меня здесь, но оказалось, он хотел посмотреть, как там идет дело. Ели мы в «Скандии» на бульваре Заходящего солнца, и за столом он показал мне фотографии автомобиля. Я посмотрел на них, покивал и вернул назад.