– Я занималась балетом.
– Находка! Вы наш алмаз! Из вас сделают настоящий бриллиант! Главное, запомните, вести себя надо раскованно, а то некоторые при виде обнаженных мужиков начинают краснеть, потеть… Короче, ведут себя ужасно непрофессионально.
– Обнаженных?
– Естественно, дорогая. Мюзикл-то эротический.
– Что?!
– Тише, тише, не стоит привлекать внимание. Ой, вы побледнели… Может, водички?
– Куда я попала? – рыжеволосая покрылась испариной.
– На кастинг эротического шоу-мюзикла «Снегурочка в плену у семи богатырей».
Рыжую как ветром сдуло. Через пару минут уносила ноги и толстушка.
В четверть второго, с пятнадцатиминутным опозданием, в помещении появились трое: седовласый старик – Павел Сергеевич, длинноногая шатенка Оля и пузатый господин – Юрий Игнатович.
Растерянная Елена хлопала ресницами и, кивнув в сторону Розалии и компании, тихо прошептала:
– Это все, что осталось.
Подружки, склонив головы, мило улыбались.
– Отменить к чертям! – взвизгнула Ольга.
– Поддерживаю, – пробасил Юрий.
– Ни в коем случае, – хорошо поставленным голосом заявил Глебов. – Дамы, прошу, следуйте за нами.
Всех провели в пеналообразную комнату, где Павел Сергеевич, откашлявшись, поинтересовался возрастом Снегурок.
– Семьдесят, – ответила Венера.
– Пятьдесят семь, – не моргнув глазом соврала Ирма Моисеевна.
– Сорок шесть, – подытожила Розалия. – Будет в апреле.
Затем она, не дав троице опомниться, взяла своих престарелых подруг за руки и скомандовала:
– Девочки, не подведите!
Комната заполнилась пением.
– «Хорошие девчата, заветные подруги, приветливые лица, огоньки веселых глаз!.. Лишь мы затянем песню, как все скворцы в округе голосами своими поддерживают нас…» – выводили Снегурки.
Глебов онемел, а Розалия вошла в раж.
– Конечно, не хватает минусовочки, но, по-моему, и так неплохо. А? Что скажете? Это еще не все, у нас есть и сольные номера. Венерка, действуй.
Венера Александровна отделилась от подруг и голосом, которым обычно деревенские старухи поют на лавочках, заголосила:
– «Ка-а-ак хоте-е-ла меня мать да-а за пе-ервого отдать! А тот первый – ох, да неверный, ой, не отдай меня мать… Мать… Мать…»
Спеть Ирме Моисеевне помешала реплика Юрия Игнатовича:
– Новости утром никто не смотрел? Из клиники не сбегали три душевнобольные тетеньки?
– Я смотрела, – подала голос Венера. – Ничего такого не передавали.
Павлу Сергеевичу выпала честь объяснить пенсионеркам, что к его большому – просто огромному! – сожалению им придется отказать от роли.
Понурые Ирма с Венерой вышли, а Розалия, к столь же большому удивлению Катки, захлопала в ладоши.
– Йес! Все идет по плану!
– Простите, что?
– Не обращайте внимания, просто я сама подбирала подругам репертуар, изначально зная, что вам он не понравится.
Катарина отшатнулась.
– Так вы специально…
– Именно! Дружба дружбой, а в шоу-бизнес входят по одному. Я права?
– Но вы тоже нам не подходите, – резанул Глебов.
– Котенок, ты же не видел моего сольника. Уверяю, ничего общего с этими деревенскими мотивами он не имеет. Кстати, у вас здесь нет шеста?
Ольга припала губами к стакану с водой. Юрий Игнатович начал обмахиваться тонкой папкой.
– Дело не в вашем репертуаре, – миролюбиво вещал Глебов. – Вы очень, повторяю, очень артистичная женщина. Более того, эффектная, грациозная, сексуальная…
– Так какого хрена вам надо?
– Меня не устраивает ваш рост.
– Что?
– Моя покойная супруга, которая хотела играть роль Снегурочки, была женщиной миниатюрной. Рост ее едва дотягивал до отметки сто шестьдесят сантиметров.
– А вы, даже если с вас каблуки снять, все равно на дециметр выше будете, – прикинула на глаз Ольга.
– Значит, мой рост не угодил?
– Не сердитесь, но таковы мои условия. Рост – основной критерий, по которому я буду отбирать претенденток.
Свекрища приблизилась к Глебову вплотную. Его глаза оказались на уровне ее бюста.
– Ладно, дед, тебе твой фортель боком выйдет. Не хотела я сюда тащиться, так невестка настояла. Ну ничего, вы обо мне еще услышите, на коленях приползете.
Дернув Катку за руку, свекровь прошипела:
– Пошли отсюда. Меня мутит от одного вида этого старпера.
Не рискуя попасть в немилость к Розалии, Копейкина держала рот на замке.
Прежде чем сесть в машину, свекровь осмотрелась по сторонам. Заметив вылезающего из «Лексуса» грузного мужика в дорогой дубленке, она бросилась к нему.
– Зайчик, птенчик, не одолжишь сотовый на пару секунд? Здесь женщине плохо с сердцем, надо вызвать «Скорую».
Не ожидая подвоха, мужик протянул мобильник. Пока он вытаскивал из салона многочисленные пакеты с покупками, Розалия Станиславовна, набрав «ноль два», возвестила:
– В здании номер… по улице… заложена бомба. Рванет через тридцать минут. Поторопитесь.
Отсоединившись, она вернула телефон законному владельцу.
– Спасибо, котик. Целую крепко, три раза.
Усевшись на переднее сиденье «Фиата», она проорала:
– Ката, дави на газ! Делаем ноги!
ГЛАВА 6
Руфина Маратовна долго держала платок у глаз, прежде чем с ее ярко накрашенных уст слетели едва слышные слова:
– Как же все неправдоподобно и нелепо. Вы себе даже не представляете, в каком шоке я пребывала после вашего звонка. Как ножом по сердцу резанули.
– Вы дружили с Савушкиной?
– Дружили? – Полякова горько усмехнулась. – Да мы считались лучшими подружками – всегда вместе, всегда рядом. Аллочка была очень, очень жизнерадостным человеком. А как любила праздники! Ее дом всегда был открыт для гостей! Многим не по душе, когда в квартире постоянно шум-гам и суета, а Алла обожала устраивать ужины. Приходили все: и друзья, и знакомые, и соседи. До поры до времени…
– Она всегда любила выпить?
– Ни капли в рот не брала. Ни капельки! Пила исключительно соки или компоты.
– Руфина Маратовна, мы с вами говорим об одном человеке или о разных? Алла Денисовна Савушкина была известной выпивохой, не упускающей мало-мальскую возможность опустошить бутылочку.
– Выпивоха… – передразнила Полякова. – Да что вы о ней знаете, об Аллочке-то? О ее жизни, личной драме, всевозможных передрягах? Ничего. Поэтому не гневите бога. Ибо сказано: не судите, да не судимы будете.
– Я никого не осуждаю. И вы совершенно правы, о Савушкиной мне известно лишь то, что она жила в коммуналке, соседствуя с моими знакомыми – четой Клюевых. Нигде не работала, пила и, как мне кажется, влачила жалкое существование.
– С недавних пор, – повторила Руфина. – В ту убогую комнатушку, которую язык не поворачивается назвать жилищем, Алла перебралась из шикарных шестикомнатных апартаментов.
Катка вспомнила слова Таньки-Фонарика.
– Выходит, бывшая роскошная квартира – не пьяные бредни приятелей-алкоголиков, а правда?
– Сущая правда.
– Тогда ответьте: куда подевались апартаменты, с какой стати Савушкина совершила столь нелепое географическое перемещение?
– Судьбинушка-проказница так распорядилась. Некоторые прыгают из грязи в князи, а Алла наоборот – с высот упала на самое дно. Опустилась ниже некуда.
– По причине?
– По причине людской ненависти, зависти и злобы. До девяносто седьмого года Алла Денисовна была генеральным директором фирмы, имела три магазина и стабильный доход, которого с лихвой хватило бы на несколько жизней.
Перед глазами возникла кожаная записная книжка с перечеркнутыми телефонами, найденная мной в комнате Савушкиной.
– Алла родилась в обеспеченной семье, – продолжала Полякова. – Отец генерал, мать в райкоме должность занимала. Жили в самом центре Москвы. Квартира – шик. Сталинский дом, не то что нынешние коробки. С пеленок за Аллой няньки да гувернантки ухаживали плюс в семье были шофер и кухарка. По тем временам – роскошь неописуемая. Ну а потом родители на тот свет отправились, Алла высшее образование получила и устроилась на прибыльное местечко. Пахала, конечно, как лошадь, а в шальные девяностые основательно встала на ноги. Я заведовала одним из трех ее магазинов и, как вы понимаете, с финансовой стороны обижена не была.
Руфина Маратовна сделала небольшую передышку. Пояснила:
– Голос дрожит, не могу спокойно про Аллочку вспоминать.
– А семья, муж, дети?
– Не обзавелась она семьей. Вот уж где-где, а на личном фронте Алле никогда не везло. Она все смеялась, мол, если не фартит в амурных делах, значит, привалит в бизнесе. Так и происходило. Банковский счет рос день ото дня, а любимого в поле зрения не наблюдалось. Она переживала, даже страдала, хоть виду и не показывала. Но я ее хорошо изучила. Иногда придешь к ней в выходной день без звонка, а у Аллочки лицо от слез опухло. Спрашиваю: в чем дело? Молчит. Минуту молчит, две, а потом не выдерживает. Бросается на шею и давай реветь белугой. В крепком плече она нуждалась, в ласке, заботе. Ошибаются те, кто полагает, что сильной женщине мужик не нужен. Еще как нужен! Просто сильные бабы не привыкли ныть и вызывать жалость. Алла терпеть не могла, когда ее жалели. Одна я могла выступать в качестве жилетки для слез.
– Кому сейчас принадлежит ее шестикомнатная квартира?
– Новым жильцам. Продала Алла родительские метры, надеясь при помощи вырученных денег бизнес наладить, а он пуще прежнего в болоте увяз. Разорили ведь Аллу конкуренты, по миру пустили. С магазинами пришлось расстаться, в долги влезть, а в конечном итоге и до квартиры добраться. Любой от таких перемен спятит, а Алла ушла в подполье. Затаилась – и след ее простыл. Где я только ее не искала – без толку. Уже начала думать, что к праотцам Савушкину отправили. Да, в тех кругах, где она вращалась, такое случается сплошь и рядом. Наймут киллера – и нет человека. А ты хоть тресни, хоть из кожи вон вылези, не отыщешь, не узнаешь.
– И когда она объявилась?
– Во втором году. Я уже в церкви несколько лет свечи за упокой ее души ставила, а она вдруг тут как тут. Позвонила и давай в трубку рыдать. Дала свой новый адрес, попросила срочно приехать. – Руфина Маратовна закатила глаза. – Боже, в какой конуре она обитала. И это после ее шикарной квартиры! Плюс ко всему невооруженным глазом было заметно, что Алла здорово спиртным злоупотребляет. Проревели мы с ней до поздней ночи, на судьбу-злодейку пеняли, тех иродов окаянных, которые Савушкину по миру пустили, недобрым словом вспоминали.
– Общаться стали регулярно?
– Куда там! Она изменилась до неузнаваемости. Замкнутая стала, скрытная, людей чуралась. Не могу утверждать, но, кажется, она и меня побаивалась. Отовсюду ждала подвоха.
– А где она была все то время, после разорения?
– Не сказала. Наши беседы сводились к одному: «Давай выпьем за прошлое», «Поднимем рюмашку за былое» и так далее, и тому подобное. В долг часто у меня просила, своих-то капиталов – кот наплакал.
– Последний раз давно виделись?
– Виделись месяцев шесть назад, а по телефону незадолго до ее кончины разговаривали. По-моему, в десятых числах ноября.
– Руфина Маратовна, вам что-нибудь говорит фамилия Виноградов?
Полякова встрепенулась.
– Виноградов? Да, конечно. Аллочка просила меня узнать адрес Виноградова Леонтия и… – Руфина напрягла память, – и, кажется Луизы.
– Может, Лианы?
– Да, да, верно, Лианы.
– Зачем ей понадобились адреса, она пояснила?
– Нет. Алла знала, что моя сестра работает в паспортном столе и у нее имеются связи. Поэтому узнать адресок Виноградовых для меня не составило особого труда. Вот тогда и состоялся наш последний разговор.
Катарина забарабанила пальцами по столу.
– Я ей через недельку звонить собиралась, – вздохнула Полякова, – хотела в гости пригласить. Но… видите, как все повернулось. Человек предполагает, а бог располагает.
Уже стоя у лифта, Катка услышала:
– Надеюсь, убийца понесет суровое наказание, и судья вынесет жесткий приговор.
– Вину Арсения надо еще доказать.
– Докажут. Главное, чтоб срок подонку не скостили.
Копейкина юркнула в открывшуюся кабинку лифта. Доказывать Поляковой, что человек, чья вина не доказана, не является преступником, не было у нее ни сил, ни желания.
* * *Леонтий Виноградов вместе с супругой проживали в двухкомнатной квартире недалеко от станции метро «Октябрьское поле». Дорога на другой конец Москвы отняла у Катки около двух часов: на улице опять свирепствовала непогода.
Всех угнетал непрекращающийся снегопад. Угнетал и злил. Хотя, если вдуматься, что в этом особенного? Ничего экстраординарного. На дворе почти декабрь, и сам бог велел, чтобы улицы облачились в белоснежные одеяния. Но народ негодовал. Людям уже до колик надоели снег, метели, заносы и прочие неудобства, доставляемые циклоном. Ну конечно, всегда у нас найдутся недовольные. В прошлом году за всю зиму можно было по пальцам пересчитать снежные денечки. С декабря по март под ногами хлюпала противная коричневая жижа, термометр не желал опускаться ниже минус пяти градусов. И народ, все как один, жаловался на отсутствие снега. Мол, что ж за зима такая, когда на улице все течет, капает и журчит? Дайте нам снега, и побольше, побольше… И вот прошло несколько месяцев, молитвы горожан были услышаны – снег им дали. Температура – минус двадцать пять. С крыш домов свисают метровые сосульки-великаны, под ногами лед, на дорогах сумасшедший дом и… опять никого не устраивает подобный расклад…
В подъезд Виноградовых Катарина зашла одновременно с плотным пареньком лет двенадцати. Вызвав лифт, мальчишка шмыгнул носом и быстро покосился на Копейкину.
Оказавшись в маленькой кабинке, он спросил:
– Вам какой?
– Десятый.
– И мне.
Подъемник заработал.
На лестничной площадке располагалось четыре квартиры, и надо же случиться такому совпадению – Катка и парень подошли к одной темно-бордовой двери.
– Ты тоже к Виноградовым? – удивилась Катарина.
– Ага. И вы?
– Точно. Звони.
Паренек надавил на звонок. Секунд пятнадцать спустя послышались шаги, щелкнул замок, и взору Катки предстала широкоплечая дама бальзаковского возраста с удивительно длинным и тонким носом.
– Здравствуйте, Инна Игоревна, – приветствовал мальчуган.
– А-а, Леша, – протянула она. – Я так и знала, что это вы. Проходите.
Не дав Катке опомниться, Инна Игоревна взяла у нее шубу, сумку и, кивнув на пушистые тапки, затараторила:
– Алексей, ты пока иди в зал, готовься, я скоро.
Взяв Копейкину за локоть, Инна толкнула дверь в маленькую комнатку.
– А мы с вами здесь побеседуем. Я рада, что наконец наше знакомство состоялось. А то даже как-то неудобно, все папа да папа приходит. Кстати, как его нога? Болит? Я сразу сказала, это не перелом, а вывих. Дороги все в каток превратились, шагу ступить нельзя. Наша дворничиха, бедная, замучилась песком двор посыпать, а толку от него чуть. – Инна Игоревна смутилась. – Извините, я отвлеклась. Перехожу непосредственно к делу. С нового года хочу повысить плату за репетиторство. Поймите, мера вынужденная, все дорожает не по дням, а по часам. Тридцать долларов за урок вас устроит?
Катка глупо хихикнула.
– Инна Игоревна, вы меня спутали с родительницей Алексея. Я не его мать.
– Как не его? А чья?
– Ничья. У меня вообще детей нет.
– А… тогда что, простите, вы здесь делаете?
– Приехала поговорить с Леонтием или Алисой Виноградовой. Но так как вы сразу взяли меня в оборот, я не успела объясниться.
Инна Игоревна расхохоталась.
– Ну дела… А я-то вас за Лешкину мамашу приняла. Ой, из серии «Нарочно не придумаешь»!
В коридоре Инна крикнула:
– Алиса, дочка, к тебе пришли.
Из кухни вышла стройная женщина, как две капли воды походившая на молодую Элизабет Тейлор.
Пока Катка всматривалась в фиалковые, чуть лукавые глаза Алисы, Инна Игоревна скрылась за дверью, ведущей в зал.
– Ваше лицо мне знакомо, – приятным голоском заговорила Виноградова. – Мы случайно раньше не встречались?
– Нет, я бы вас обязательно запомнила.
Алиса улыбнулась.
– Все так говорят. Моя внешность – это и подарок природы, и наказание в одном флаконе.
– Почему наказание?
– Однако вы не представились, – не отвечая на вопрос, заметила Алиса, поправила челку и сложила руки на груди.
– Катарина.
– Очень приятно. Зачем я вам понадобилась?
– Можно где-нибудь присесть?
– Да, да, проходите в кухню. Извините, у меня сегодня с утра заторможенное состояние. Хотите кофе?
– Не откажусь.
Алиса принялась колдовать у плиты.
– Я вас слушаю, Катарина, можете говорить.
– Алиса, а где ваш муж?
– Леонтий? Он на работе. А почему вы интересуетесь? Что-нибудь случилось?
– Нет, нет, не волнуйтесь. Я хотела переговорить с ним, но, возможно, вы тоже сможете мне помочь.
Виноградова насторожилась.
– Тема довольно щекотливая, вам лучше сесть, – продолжила Катка многозначительно.
Алиса почувствовала неладное.
– Неделю назад, – продолжила Катарина, выдержав паузу, – на улице Генерала Белова была убита женщина…
Договорить Катка не успела. Побледневшая Алиса зло сверкнула глазами.
– Ах вот оно что! Мне следовало догадаться. Вы из милиции?
– Нет…
– Неужели и теперь не дадите нам жить спокойно? Думаете, если Леонтий сидел, так его можно подозревать во всех совершенных в городе преступлениях? С тех пор как он вышел, к нам дважды наведывались ваши коллеги. Где справедливость? Или ему до конца своих дней ходить с ярлыком убийцы?
– Алиса, я не имею к органам никакого отношения.
– Не врите, вы сами упомянули убийство.
– Но к вам я пришла вовсе не обвинять Леонтия. Напротив, мне нужна информация.
– Какая еще информация?
– Возможно… заметьте, я говорю – возможно… совершенное неделю назад убийство имеет связь со смертью вашей золовки Полины.
На Виноградову напала икота.
– Что? Повторите. Господи, Полину уб… она скончалась несколько лет назад.
– И тем не менее у меня есть все основания полагать, что некая связь имеется. Вам что-нибудь говорит имя Алла Денисовна Савушкина?