- Господин Исмир, у меня к вам большая просьба...
Дракон стремительно обернулся и вперил в меня требовательный взгляд.
- Да?
Вышло не очень-то доброжелательно и вежливо. Впрочем, это не повод для ответной грубости.
Я безмятежно улыбнулась и попросила:
- Пожалуйста, снимите рубашку!
- Что?!
Хм, пощечина определенно ошеломила бы его куда меньше.
- Вы неподобающе одеты, - произнесла я серьезно.
Исмир перевел взгляд на свой наряд. Свободная льняная рубашка навыпуск, брюки из такого же материала – некрашеного и, похоже, домотканого. На руках – несколько тонких браслетов, на ногах тонкие кожаные мокасины.
- Видите ли, мы не мерзнем, - пояснил дракон сдавленно. От неожиданности, не иначе, иначе он едва ли снизошел бы до оправданий. – И нам тяжело переносить человеческую одежду. Крашеная ткань, и этот неудобный покрой...
- Нет, что вы! – вежливо возразила я. – Вы превосходно выглядите! Очень... хм, своеобразно.
Исмир смотрел на меня, как баран на новые ворота.
- Просто... вы неподобающе – одеты. Дикарю, который без всяких объяснений хватает даму и тащит ее невесть куда, полагается быть полуобнаженным, а лучше – задрапированным в шкуры. Вы выбиваетесь из образа!
Мгновение он выглядел ошеломленным, потом расхохотался, запрокинув голову.
А я изображала из себя воплощенную невинность. Эдакую девочку в платьице с бантами.
- Вы просто невозможны! – заявил он, отсмеявшись.
Оставалось лишь пожать плечами и улыбнуться. Представления не имею, почему меня все время тянет над ним подтрунивать. Видимо, я попросту перенимаю его собственное настроение, что со мною бывает нередко.
Он широко улыбнулся и, стянув рубаху через голову, протянул ее мне со словами:
- Надеюсь, так лучше? - глаза дракона сверкали голубым льдом, а обнаженная гладкая кожа притягивала взгляд, словно муху – варенье.
Я смогла только кивнуть.
- Тогда позвольте похищать вас дальше! – промолвил он с учтивым поклоном и подхватил меня...
Должно быть, зрелище было умопомрачительным. Снежная равнина, по которой мчится полуодетый – точнее, полураздетый! – мужчина с женщиной на руках. Казалось, перед ним охотно расступалось само пространство, а метель нежно льнула к телу. И, как ни странно, мне в его объятиях сделалось весьма уютно и даже тепло. Более того, обнаженная кожа Исмира обжигала мою щеку, как кипяток.
А я, уткнувшись носом в пропахшую драконом рубашку, тихо наслаждалась...
Сандал... Почти неуловимое древесно-мускусное благоухание не раздражает, не перебивает другие ароматы, не кричит во весь голос. Кажется, что пахнет еле-еле, на грани восприятия, в первый момент даже вызывает удивление: "Как? Вот это невнятное нечто все так хвалят?!"
Спокойно! Закройте глаза и вдохните глубже. Чувствуете, как легкий аромат перышком щекочет нос, как разглаживает напряженную складку меж бровей, как крыльями бабочки гладит зажмуренные веки? Шелухой осыпаются тревоги и боль, горечь и напряжение... Аромат медитации.
Так пахнет любимый мужчина. Не знойный красавец, не щедрый на подарки женатый любовник, а тот, кто готов быть рядом с вами всегда. Утешать, шептать нежности на ушко, ласково обнимать... Любить. Любовь к нему не бывает безответной!
Говорят, влюбленная женщина хорошеет. Влюбленная в сандал хорошеет во сто крат. Он полирует огрубевшую кожу, разглаживает морщинки у глаз и на шее, устраняет зуд и угревую сыпь, борется с дерматитами и сухостью. А еще нормализует гормональный фон, деликатно пробуждая чувственность...
Пристрастие к сандалу определенно завело меня слишком далеко!
По счастью, прежде чем мои мысли стали совсем уж неподобающими, дракон остановился и опустил меня, впрочем, не торопясь убирать руки с моих плеч.
Почувствовав под ногами твердый лед, я пришла в себя.
- Спасибо, что покатали! – произнесла я церемонно, отступая на шаг назад.
И умудрилась споткнуться, попав каблуком в ямку.
- Осторожно! – Исмир помог мне подняться, нарочито медлительно отряхнул от снега – право, это больше походило на ласку, чем на вежливую услугу.
Пахло от него изумительно – малиной, красной смородиной, перцем и сандалом. Среди снежного безмолвия, где запахи встречались не чаще, чем вода в пустыне, это было как удар под дых.
Голова закружилась, к щекам прилила кровь...
- Благодарю! – я торопливо отстранилась, краем глаза заметив, как насмешливо блеснули глаза Исмира, как он опустил голову, пряча предательскую улыбку. Что ж, он сполна расквитался со мною за выходку с рубашкой.
Неподалеку брюзжало и ворочалось море, от него словно тянуло маслом элеми – солью, водорослями, и чуть-чуть укропом.
В нескольких шагах справа громоздились скалы, почти скрытые слоем льда.
- Полагаю, теперь можно заняться тем, ради чего я вас сюда... привел, - голосом дракона, казалось, можно было смазывать сковородку вместо масла.
Мне стоило усилия не попятиться, столь многозначительной сделалась его усмешка.
А впрочем, почему бы и нет?
- Я подразумевал поиски того, что привело к болезни хель... – пояснил он, скрестив руки на груди и наблюдая за моей реакцией.
Сама не знаю, что превалировало в моей душе в тот момент – досада, восхищение или смущение...
- Буду счастлива всемерно помочь вам! – ответила я, пряча за чопорностью растерянность.
Он склонил голову и указал в сторону скал.
- Скажите, вы видите там что-нибудь необычное?
Теперь от Исмира больше не пахло ягодным соблазном. Бархатное контральто сандала сменилось звонким альтом лимона.
Отвечать на его вопрос сходу я не стала. Издали скалы как скалы, но кто знает, что там вблизи?
С некоторой опаской подошла к ним, всмотрелась в неровную поверхность... И едва не вскрикнула: трижды повторенная руна альгиз воинственно топорщила свои лучи, похожие на листья осоки.
- Здесь руна альгиз! Защитный знак! - произнесла я, полуобернувшись.
Такие наносят, когда хотят оградить что-то потаенное от чужого любопытства или найти укрытие от опасности. Считается, любая руна действует сильнее, если ее повторить трижды. Три, восемь, девять и двадцать четыре – священные числа Севера.
Дракон не нуждался в лекции о магии. В мгновение ока он оказался рядом со мною и спросил:
- Вы сможете пробраться мимо них?
В его голосе звучало затаенное напряжение, а пахло от него лимоном и горькой полынью – тревожно и сосредоточенно.
Я пожала плечами и двинулась в обход, где виднелся просвет между скалами.
Стоило сделать всего несколько десятков шагов, и взгляду открылся берег моря. Усеянный осколками льда песок, хмурое свинцово-серое море, а на отмели возвышалась статуя. Величественная фигура хель смотрела прямо на меня – яростно, отчаянно, но сквозь гнев будто протаивали отчаяние и мольба. Пришлось тряхнуть головой, освобождаясь от завораживающей власти этого взгляда.
Внизу, у подножия статуи, алели пролитой кровью руны: соуло - солнце, кеназ - факел и дагаз - день.
На подгибающихся ногах я сделала несколько шагов вперед, завороженная нездоровым багровым сиянием знаков. И не удержалась от вскрика, заметив то, что раньше ускользало от взгляда: весь низ фигуры хель был будто оплавлен. Я с замершим сердцем вдруг поняла, что статуя просто таяла! Здесь, в вечных льдах, где лето длится только месяц, но и тогда снег не уступает отвоеванных позиций, и лишь кое-где, в теплых долинах и на прибрежных скалах, пробуждается жизнь.
Это было так нелепо, так неуместно, что я не сразу осознала. Причиной плачевного состояния статуи были руны, огненные руны!
Боги, милосердные мои боги, как вы могли это допустить?!
Для нас, людей, таяние снега – это праздник. Сколько бы мы ни подражали хель, весенний Бельтайн радует сердце куда больше первого снега. Но для хель это – смерть.
- Мирра! Мирра!
Голос дракона, казалось, доносился издалека, как сквозь снежную толщу.
Я вдруг осознала, что стою на коленях у статуи хель и яростно тру лед, пытаясь стереть злосчастные руны. Но ничего не выходило: как зачарованные, они не поддавались моим усилиям, только все ярче светились мерзким багровым светом. Никогда не думала, что знаки огня могут вызывать такое отвращение!
- Мирра! - в голосе Исмира звучала неподдельная тревога. – Мирра, да отзовитесь вы, йотун вас раздери!
От этого нелепого пожелания я расхохоталась – до истерики, обхватив себя руками – отчаянно пытаясь унять смех.
- Что с вами стряслось? Мирра, вы слышите меня?
- Слышу! – отозвалась я, силой давя прорывающийся нервный хохот. Он клокотал в груди, колол горло острыми смешинками. – Здесь... Здесь статуя и руны...
Отчего-то мысли путались, а язык будто позабыл слова. Магия или попросту усталость? Только сейчас я вспомнила, что толком не спала почти двое суток.
«Девять часов сна – залог здоровья! А от бессонницы хороши хмель, лаванда, сандал...» - учила бабушка, капая на мою подушку масло лаванды. Мы, малышня, озоровали и все никак не хотели уняться, хотя давно наступило время укладываться в постель. Разумеется, бабуля никак не могла обойтись без попутной лекции по аромагии.
- Идите ко мне, Мирра! – ворвался в мои сонные размышления требовательный голос Исмира. Мысли громоздились торосами, сталкивались с грохотом. – Немедленно!
- Сейчас...
Не помню, как я выбралась.
- Что вы делали там делали? Неужели вы не соображаете... – набросился на меня дракон, стоило оказаться в пределах его досягаемости.
Недослушав, я покачнулась.
- Холодно, - пожаловалась тихо, вдруг осознав себя в надежных объятиях Исмира.
- Во имя Исы, вы совсем замерзли!
- Очень... наблюдательно! – с усилием отозвалась я, силясь насмешливо улыбнуться. Веки слипались, будто покрытые клейкой смолой, а тело почти не чувствовалось. Мир вокруг плавно кружился, укачивая своевольную дочь...
И умиротворяющее благоухание сандала совсем рядом...
- Не смейте спать! Слышите меня, не смейте! Йотун вас раздери! – ругался дракон, зачем-то торопливо меня раздевая.
- Повторяетесь, - прошептала я с дурацким смешком. В конце концов, мне все это снилось, а во сне можно позволить себе вести себя нелепо...
Сначала я даже не почувствовала, что делал Исмир. Этот бессовестный дракон стянул с меня почти всю одежду и прижал меня к себе, гладя спину, плечи, руки, лицо, шепча что-то непонятное...
Странно, но становилось все теплее и теплее, холод неохотно отступал и в отместку колол руки и ноги тысячами тоненьких иголок.
Говорят, замерзающий человек в конце концов перестает чувствовать мороз и умирает тихо, будто заснув. Значит, и я умираю? Но уже было решительно все равно, лишь бы дальше лежать вот так, нежась в объятиях дракона...
- Что вы делаете? – встрепенулась я, осознав, что отнюдь не сплю, а руки Исмира беззастенчиво скользят по моей спине под тонкой рубашкой. Если учесть, что сам он по-прежнему был в одних штанах, то ситуация складывалась пикантная.
- А вы как думаете? – отозвался он почему-то недовольно. – Разумеется, грею вас!
Мы лежали на собственной одежде, брошенной прямо на лед. Ума не приложу, почему снизу совсем не тянуло холодом. Разумеется, сразу вспомнились многозначительные эвфемизмы из дамских романов о «согревании постели»...
Следует отдать ему должное, дракон вовсе не пытался – пока – воспользоваться ситуацией. Не знаю, радовало меня это или огорчало. С другой стороны, ледник – не лучшее место... Боги, о чем я думаю?!
- Благодарю, я уже вполне согрелась! – произнесла твердо.
Боюсь, еще немного, и голова многоуважаемого полковника Ингольва украсилась бы рогами – надо думать, ледяными. Хотя... об этом стоит поразмыслить! Впрочем, не здесь и не сейчас.
Исмир на мою честь не посягал. Поставил меня на ноги и даже, как заправская камеристка, помог одеться.
Я тихо фыркнула, поймав себя на мысли, что благоверный не зря столь ревностно следил за моей нравственностью – стоило оказаться вдали от него и в обществе привлекательного дракона, как в голову тотчас полезли мысли – даже, пожалуй, мечты – о супружеской измене.
Хотя Ингольву грех жаловаться, учитывая его похождения. И меня нисколько не мучили моральные терзания по поводу «падения».
- Будьте добры, расскажите, что там, за скалами? – жадно поинтересовался объект моих размышлений, явно весьма далекий от романтических поползновений.
Рассказ вышел сбивчивым, но, задав два-три десятка вопросов, Исмир наконец узнал все, что его интересовало.
- Пойдемте! – велел он, решительно шагая к просвету в скалах. Шаг, другой... и прошел мимо!
- Куда вы? Это здесь! – позвала я, останавливаясь перед проходом.
Дракон вернулся, прошипел раздраженно:
- Чтоб их! Я не вижу тут никакого просвета!
Я взглянула под ноги, на отчетливые отпечатки моих следов.
- Разве вы не видите, где я прошла?
- Нет! – отозвался он коротко, встряхнув светлыми волосами. – Попробуйте провести меня за собой.
- Как? – спросила я, разводя руками. – Тут ведь руны!
- Они вряд ли смогут меня задержать. Это отвращающие знаки, а не боевые, - ответил Исмир, выказывая немалые познания в магии.
Мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.
Взяв за руку дракона, я устремилась в расщелину. Славные у него руки: длинные артистичные пальцы, гладкая и нежная кожа, крепкое пожатие...
Шли осторожно, понемногу, каждый миг чего-то опасаясь. Идти было тяжело, словно сквозь сильную метель, но ничто угрожающее не заступало путь.
Несколько шагов, и мы выскочили на берег, словно пробка из бутылки с шампанским.
Исмир замер, глядя во все глаза. Потом проронил что-то непонятное, явно ругательное. Не успела я перевести дух, как дракон оказался рядом со статуей...
Он гладил лед, как бесконечно любимую женщину. То нежно, едва-едва касаясь кончиками пальцев, то приникнув всем телом, то очерчивая руками контуры желанной фигуры.
Почувствовав, как заполыхали щеки, я с трудом отвела глаза. Любая женщина охотно оказалась бы в этот момент на месте безответной ледяной скульптуры. Впрочем, почему безответной? Краем глаза (каюсь, не смогла долго стоять, потупившись) я увидела, как снег будто льнет к двум фигурам, слившимся в объятии, стирает горящие руны. Полыхающие знаки постепенно затухли, подернулись пеплом и остыли под белоснежной пеленой.
Еще несколько томительных мгновений, и дракон отступил на шаг назад, всмотрелся в лицо статуи (клянусь Одином, теперь ледяные губы усмехались!), притронулся к щеке, словно убирая мешающий локон... И улыбнулся – так, что екнуло сердце...
Когда Исмир повернулся ко мне, загадочная полуулыбка играла в уголках его губ, а серые глаза искрились, как снег на солнце...
Должно быть, мои щеки просто горели, хотя я давно вышла из возраста вечно смущающихся девиц. Хорошо хоть можно списать румянец на трескучий мороз, к вечеру все усиливающийся.
Только теперь я заметила, что вокруг сгустились сумерки. Видимо, белизна льда разбавляла молоком крепкий чай ночи.
Дракон смотрел, не отводя глаз, и от него исходил такой пьяняще-острый коктейль запахов... Сражение с враждебными чарами привело его в восторг, должно быть, как древнего мужчину, завалившего мамонта.
Откровенно говоря, это пугало и одновременно завораживало. Женские сердца всегда сильнее бьются при виде победителя, в нас ведь заложено стремление принадлежать самому-самому...
Только в этот момент первоочередные желания дракона были скорее гастрономического свойства. По крайней мере, он определенно не отказался бы подзакусить тем, кто устроил эту историю.
Надеюсь, Исмир не сочтет меня, так сказать, аперитивом?
- Нужно срочно посмотреть, как так мои пациенты! – «спохватилась» я громко. – Вы уверены, что чары уничтожены?
- Несомненно! – подтвердил Исмир. – После моего вмешательства вряд ли что-то сумеет растопить этот лед.
Его яростный восторг угас, как будто лампу накрыли абажуром. Какофония ароматов упорядочилась, на передний план вновь выступило благоухание сандала, что позволило мне вздохнуть с облегчением. Плата за повышенную чувствительность – склонность «заражаться» чувствами окружающих. Разумеется, в городе, среди толпы, переполненной разнородными чувствами и заботами, болезнями и ароматами, острота восприятия притупляется, а вот тет-а-тет, среди льдов, она причиняет немало неудобств!
Дракон окинул меня взглядом и констатировал:
- Вы не в силах идти самостоятельно.
От его слов руки и ноги налились усталостью, словно к ним привязали тяжелые гири. Вспомнилось, как один доктор в Мидгарде пропагандировал идею ежедневных физических нагрузок: надевал трико и каждое утро на центральной площади лично демонстрировал упражнения с гирями... Примеру его так никто и не последовал, напротив, доктора арестовали за нарушение общественного порядка (неприлично в таком виде появляться на публике!). В Хельхейме к спорту относились проще – зима давала предостаточно возможностей для игр на свежем воздухе, правда, все они традиционно начинались после праздника Йоля.
Впрочем, Исмир не стал дожидаться моего согласия: подхватил на руки и двинулся прочь.
А на морском берегу осталась величественная статуя, которой, надо думать, отныне предстояло стать святыней хель. Загадочно улыбающаяся, спокойная и вечная, как сам ледник...
Исмир шагал легко, и перед ним расступалась метель, ветер мягко подталкивал в спину, а снег ложился под ноги мягчайшим ковром.
Подумалось вдруг, что хорошо бы путешествовать в сопровождении ледяного дракона. Хель всего лишь выживают в снегах, а вот дети стихии здесь действительно дома.
Я же, наплевав на скромность, обнимала Исмира за шею и блаженствовала на грани между явью и сном...
Хутор будто нарисовался в сплошной пелене снега. Только теперь он вовсе не казался опустевшим, пугающе нежилым: из дома доносились голоса.
Едва дракон меня отпустил, я рванулась туда, торопясь проверить, как дела у моих пациентов.
Отдернув полог, заглянула внутрь и замерла, наблюдая семейную сцену: хозяйка дома во все корки распекала понурившегося супруга, а тот покорно внимал благоверной. На мгновение представилось, как я сама отчитываю Ингольва за какую-то провинность, и сдержать смех представившейся сцены стоило больших усилий.