23 января
Отчаянный мейл на адрес Валери. Утром перед визитом к врачу она не смогла найти свой дневник… Она же спрятала его в туалете и помнила это совершенно точно, но утром никакого дневника там уже не было. Она расплакалась. Чувствовала себя взвинченной, раздражительной и усталой. Подавленной.
24 января
Визит к врачу. Когда она заговорила о пропавшем дневнике, он постарался ее успокоить. Такое случается, заверил он, особенно когда обращаешь на это столько внимания. В целом врач показался ей вполне здравомыслящим, главное, он не выказал особой обеспокоенности. Она разрыдалась, когда рассказывала о своем сне про свекровь. И не стала скрывать, что несчастный случай произошел абсолютно при тех же обстоятельствах, что и в ее сне. Как и тот факт, что о том дне она совершенно ничего не помнит. Он выслушал с неизменным спокойствием, поскольку тоже не верит в вещие сны. И объяснил все с точки зрения теории, которую она не совсем поняла и даже не совсем услышала, потому что соображала медленно и вяло. Он называл это «маленькими бедами». Тем не менее в конце беседы он поинтересовался, не желает ли она немного «отдохнуть». Вот это ее по-настоящему напугало. Думаю, она решила, что ей предлагают госпитализацию. Знаю, как она этого боится.
Валери на ее мейлы отвечает очень быстро. Хочет показать, что она всегда рядом. Валери чувствует, — а я это знаю, — что Софи говорит ей не все. Наверное, в таком поведении есть что-то от ворожбы. То, о чем я не говорю, не существует или не коснется меня…
30 января
На историю с часами я уже и не рассчитывал. Почти пять месяцев назад Софи потеряла красивые часы, подаренные ей отцом. Видит бог, она перевернула в доме все, что только можно перевернуть, пытаясь их отыскать. Ничего не помогло. Часы были списаны по графе «прибыли и убытки». Их оплакали от всего сердца.
И вдруг! Неожиданно Софи обнаруживает пропажу. И догадайтесь, где? В шкатулке с драгоценностями ее матери! На самом дне. Конечно, она открывает эту шкатулку не каждый день, обычно она не носит вещицы, которые там хранятся. И все же с конца августа она безусловно заглядывала туда пять-шесть раз. Она даже попыталась мысленно подсчитать, сколько именно раз она точно открывала шкатулку после отпуска, и составила список для Валери, как если бы старалась что-то доказать, что было уж совсем глупо. Но она же не видела там этих часов. Конечно, она не перерывала шкатулку до самого дна, но та была не такой уж глубокой и предметов в ней было не очень много… И потом, с какой стати она положила их в такое место? Полная бессмыслица.
В довершение всего Софи вроде бы даже не рада, что нашла их.
8 февраля
Деньги иногда теряют, такое случается, но вот обнаружить излишек — это редкий случай. А главное, необъяснимый.
Мои ненаглядные Софи и Венсан строят кое-какие планы. Софи весьма сдержанно намекает на них в своих мейлах Валери. Говорит, что «это еще не точно», что скоро все расскажет, что та «будет первой». Во всяком случае, Софи решила расстаться с небольшой картиной, купленной пять-шесть лет назад. Она распространила информацию в своем кругу и позавчера продала ее. Просила за нее три тысячи евро. Кажется, цена была довольно скромной. Некий господин приехал осмотреть полотно. Затем дама. В конце концов Софи снизила цену до двух тысяч семисот при условии, что оплата будет произведена наличными. Она выглядела довольной. Убрала деньги в конверт, а конверт — в маленький секретер, но она не любит держать в доме много наличности. Поэтому Венсан утром отправился положить их в банк. И тут случилось необъяснимое. Венсана это просто выбило из колеи. С тех пор между ними идут бесконечные споры. В конверте оказалось три тысячи евро. Софи стояла на своем: две тысячи семьсот. Венсан не уступал: три тысячи. Я имею дело с упертой парочкой. Это забавно.
И все-таки Венсан как-то чудно поглядывает на Софи. Он даже сказал ей, что с некоторых пор она «ведет себя странно». Софи казалось, что он ничего не замечает. Она заплакала. Они поговорили. Венсан сказал, что надо обратиться к специалисту. И что сейчас самое время.
15 февраля
Позавчера Софи перевернула весь дом. В ее абонементе ошибки быть не может, она взяла две книги и прекрасно это помнит, потому что пролистала их. Не прочитала, а именно пролистала. Она взяла из любопытства, вернее, из-за статьи, которая попалась ей несколько недель назад. Обе обложки стоят у нее перед глазами. Но найти сами книги не представляется возможным. Альбер Лондр и словарь профессиональной лексики. В своем теперешнем состоянии Софи легко теряет голову. На нее действует любой пустяк. Она позвонила в центр документации и попросила продлить срок выдачи. Оказывается, она уже сдала эти книги. Библиотекарша даже назвала ей точную дату: 8 января. Софи проверила свое расписание: в тот день у нее была встреча с клиентом в предместье. Конечно, она могла заехать в библиотеку… Но совершенно не помнила, что сдавала книги. Спросила Венсана, но настаивать не стала: как она заметила в мейле Валери, он сейчас в таком настроении, что лучше его не трогать. Книги по-прежнему в центре документации, никто их больше не брал. Это выше ее разумения, она отправилась туда и попросила проверить, когда она их вернула. Все подтвердилось.
Я видел, как она выходила. Вид у нее был весьма озабоченный.
18 февраля
Неделю назад Софи организовала пресс-конференцию по случаю крупной распродажи старинных книг. Во время последовавшего коктейля она сделала цифровые фотографии представителей прессы, членов дирекции и накрытого стола для газеты, которую выпускает их фирма, а также для журналистов, чтобы им не пришлось вызывать своих фотографов. Целый день и часть выходных она проработала дома за компьютером, выверяя раскадровку и качество фотографий, которые она должна была представить дирекции и разослать всем присутствовавшим и даже отсутствовавшим журналистам. Результаты своих усилий она собрала в папку «Пресса_11_02», которую собиралась отправить в приложении к мейлу. Очевидно, работа была очень важна, Софи по многу раз проверяла, подправляла изображения и опять перепроверяла. Ей было явно не по себе. Чувство профессиональной ответственности, вне всякого сомнения. Наконец она решилась. Прежде чем отправить мейл, не забыла все сохранить. Я никогда не злоупотребляю возможностью контролировать ее компьютер через Интернет. Мне всегда страшно, что она что-то заметит. Но на этот раз искушение было слишком велико. В момент сохранения я добавил в папку два снимка. Тот же формат, та же правка, гарантированно ручная работа. Никакого накрытого стола, никаких журналистов и престижных гостей. Только мадам пресс-атташе, которая делает роскошный минет мужу под греческим солнцем. Правда, мужа узнать сложнее, чем саму пресс-атташе.
19 февраля
Разумеется, на работе у Софи все получилось хуже некуда. Эта история с пресс-досье распространилась с быстротой молнии и сработала как бомба. Потрясение сразило ее. С утра понедельника посыпались звонки. Первым ей домой позвонил один из директоров. Потом начались звонки от журналистов. Софи была ошеломлена. Она никому об этом не сказала и уж, разумеется, ни словом не обмолвилась Венсану. Наверняка она испытывала чудовищный стыд. Сам я узнал об этом из мейла, адресованного ей одним «другом»-журналистом: огорошенная новостью, она вынуждена была попросить прислать ей фотографии, она просто не могла поверить! Следует признать, что мой выбор был хорош: с полным ртом она поднимала глаза к лицу Венсана с выражением осознанного сладострастия. Эти мещаночки, когда желают в частном порядке поиграть в шлюх, выглядят естественней оригиналов. Второе фото было еще более компрометирующим, если можно так выразиться. Оно было сделано в самом конце и демонстрировало, что дама действует весьма умело, а ее партнер не жалуется на потенцию…
Короче, полная катастрофа. Она не пошла на работу и весь день пребывала в прострации — к вящей растерянности Венсана, которому она отказалась объяснять что бы то ни было. Даже Валери она только и сообщила, что «со мной случилось нечто чудовищное». Стыд — это ужасно, он парализует.
20 февраля
Софи все время плакала. Большую часть дня она просидела у окна, куря одну за другой бесчисленные сигареты, и я сделал кучу ее фотографий. Она и носа не показала в конторе, а там, я полагаю, все гудит как в улье. Готов поспорить, что утечка информации уже состоялась и теперь у кофемашины идет бурный обмен фотокопиями присланных кадров. Именно это и должна представлять себе Софи. Не думаю, что она сумеет заставить себя туда вернуться. Чем, конечно, и объясняется то безразличие, с которым она восприняла новость о ее временном отстранении от работы. На неделю. По-видимому, удалось как-то свести неприятности к минимуму, но сделанного не исправить, на мой взгляд… А в профессиональной карьере такие вещи тянутся за вами всю жизнь и всплывают в самый неожиданный момент. Во всяком случае, Софи растеклась вязкой лужицей.
23 февраля
Вечер с самого начала оказался западней: я должен был зайти за ней, чтобы вместе поужинать. Заказал столик у Жюльена, но у моей неутомимой возлюбленной были свои планы. Оказавшись в ее квартире, я обнаружил накрытый на двоих стол. Эта дурища, которую, судя по ее духам, отсутствие вкуса никогда не пугало, умудрилась даже водрузить на стол подсвечник — чудовищную конструкцию с претензиями на образчик современного искусства. У меня внутри все перевернулось, но теперь, когда я уже вошел и почувствовал запах из духовки, мне было трудно, а то и невозможно отказаться от приглашения. Для проформы я запротестовал, поклявшись про себя, что больше я с этой девицей не увижусь. Решение было окончательным. Эта мысль принесла мне некоторое облегчение, а поскольку круглый стол не давал Андре возможности щупать меня, что она проделывает при каждом удобном случае, я почувствовал себя в относительной безопасности.
Она живет в тесной квартирке на пятом этаже старого, совершенно непривлекательного дома. В гостиной-столовой всего одно окно, правда, большое, во всю высоту стены, но света оно пропускает немного, так как выходит во двор. Одно из тех помещений, где приходится держать все лампы включенными, если не хочешь впасть в депрессию.
Как и сам вечер, беседа была вялой и скучной. Для Андре я Лионель Шальвен, работаю в фирме по недвижимости. Родителей я уже потерял, и сама тема для меня настолько мучительна, что стоит затронуть ее, как в моих глазах появляется боль — что и позволяет мне не делиться воспоминаниями детства… Живу я один, и, как думает эта жирная идиотка, я импотент. И конечно, комплексую по этому поводу. Мне удалось увильнуть от обсуждения данной проблемы, затронув только ее ощутимые последствия. Лавирую как могу.
Разговор коснулся отпусков. Андре в том месяце провела несколько дней у своих родителей в По, и я получил возможность насладиться историями о характере ее отца, страхах матери и выходках собаки. Я улыбнулся. На большее меня просто не хватило.
Задумано все было как «изысканный ужин». По крайней мере она, наверное, так для себя это обозначила. Только вино как-то соответствовало высокому предназначению, но наверняка его выбрал за нее продавец. Сама она в вине ничего не понимала. Приготовила «домашний коктейль», который до ужаса напоминал ее духи.
После еды, как я и опасался, Андре подала кофе, сервировав его на низком столике у дивана. Устроившись рядом со мной, эта хавронья заявила с томным видом после паузы, которую сочла многозначительной, что прекрасно «понимает» мои «трудности». Она произнесла это монашеским тоном. Готов поспорить, она рада такой удаче. Ей, очевидно, не терпится отдаться, потому что такое с ней случается не каждый день, а то обстоятельство, что подвернувшийся любовник отчасти импотент, только придает ей значительности в собственных глазах: и она может оказаться полезной! Я сделал вид, что нахожусь в затруднении. Повисло молчание. В подобных случаях для отвода глаз она заговаривает о работе, как все, кому нечего сказать. Опять одни и те же истории. Но в какой-то момент она упоминает отдел по связям с общественностью. Я тут же настораживаюсь, и через несколько секунд мне удается перевести разговор на Софи, сначала издалека, заметив вскользь, что в период крупных распродаж у всех наверняка по горло работы. Перебрав добрую половину персонала, Андре наконец доходит до Софи. Она сгорала от желания рассказать мне историю с фотографиями. Ее распирает дурацкий смех. Хороша подружка…
— Мне будет жаль, когда она уйдет… — замечает она. — Но Софи в любом случае собиралась увольняться…
Я весь обратился в слух. И тут я все узнал. Софи уходит из «Персис», но дело не только в этом. Софи уезжает из Парижа. Они не загородный дом искали все это время, а дом, чтобы жить за городом. Ее мужа только что назначили директором нового исследовательского центра в Санлисе, и они решили обосноваться там.
— И чем же она займется? — спросил я у Андре.
— Как это?
Ее очень удивило, что я заинтересовался чем-то подобным.
— Ты же говорила, что она очень деятельная, вот я и спрашиваю… что она будет делать в деревне…
Андре облизнулась, словно предлагая разделить с ней сладкую тайну, и сообщила, что «Софи ждет ребеночка». Не такая уж это была новость, но на меня подействовало. На мой взгляд, в ее теперешнем состоянии это было неосторожно.
— Ну и как, подыскали они себе что-нибудь? — спросил я.
По ее словам, они нашли «красивый дом где-то в Уазе», не очень далеко от автострады.
Ребенок. И к тому же Софи бросает работу в Париже… После истории с фотографиями я очень надеялся, что Софи какое-то время не будет работать, но беременность и отъезд из Парижа… Мне следовало обдумать, как теперь лягут карты. Вскоре я поднялся, невнятно обронив пару слов. Пора уходить, уже поздно.
— Но ты даже свой кофе не допил, — взмолилась толстуха.
Ну конечно, мой кофе… Я надел пиджак и направился к двери.
Как все произошло, я до сих пор до конца не понимаю. Андре пошла за мной к двери. У нее были совсем другие планы относительно вечера в моем обществе. Она твердила, что очень жаль и еще не так поздно, тем более сегодня пятница. Я бормотал, что завтра работаю. Андре больше никогда мне не понадобится, но, чтобы совсем уж не засветиться, я постарался как-то ее успокоить. И тут она решилась. Прижала меня к себе и поцеловала в шею. Наверное, ощутила мое сопротивление. Не помню, что она там сюсюкала, предлагала «все сделать», обещала, что будет терпелива, мне не надо бояться, такое бывает… И все было б ничего, если бы, стараясь меня подбодрить, она не положила мне руку на живот. И не двинулась ниже. Больше я сдерживаться не мог. После такого вечера и новостей, которые я услышал, это было уже слишком. К тому моменту она почти прижала меня спиной к двери, и я резко оттолкнул ее. Подобная реакция ее удивила, но она решила не останавливаться на достигнутом. Улыбнулась, и эта улыбка толстухи была так безобразна, так похотлива… сексуальное желание выглядит на редкость развратным, когда исходит от дурнушек… и я не смог удержаться. Я ударил ее по лицу. Очень сильно. Она инстинктивно схватилась рукой за щеку. В ее глазах отразилось огромное изумление. Передо мной предстала вся чудовищность ситуации и полная ее бесполезность. И все, что мне пришлось вытворять с этой жирной дурой. Тогда я ударил ее второй раз, по другой щеке, и еще раз, пока она не закричала. Мне не было страшно. Я огляделся вокруг, увидел комнату, накрытый стол с остатками ужина, диван и чашки с кофе, к которому мы не прикоснулись. На меня нахлынуло глубокое отвращение. Я схватил ее за плечи и притянул к себе, будто желая успокоить. Она не сопротивлялась, очевидно решив, что на меня просто что-то нашло, но все уже позади. Я двинулся к окну, широко распахнул его, словно хотел подышать, и стал ждать. Я был уверен, что она придет. И точно, не прошло и двух минут. Она сопела у меня за спиной самым смехотворным образом. Потом я услышал, как она приближается, и запах ее духов обволок меня в последний раз. Я сдержал дыхание, обернулся, обнял ее за плечи, и когда она прижалась ко мне, заскулив, как щенок, я медленно повернулся, словно собирался поцеловать ее, и резким сильным движением, упершись обеими руками в ее плечи, толкнул ее. Я успел только заметить ее растерянный взгляд, когда она исчезала за окном. Она даже не вскрикнула. Две или три секунды спустя донесся отвратительный стук. Я заплакал. Меня била крупная дрожь, я изо всех сил старался не допустить, чтобы образ матери всплыл и добрался до меня. Наверное, я все-таки сохранил достаточно самообладания, потому что через несколько секунд взял свой пиджак и сбежал вниз по лестнице.
24 февраля
Безусловно, падение Андре стало для меня испытанием. Не сама смерть толстухи, разумеется, а то, каким образом она умерла. Задним числом я удивился, что не почувствовал ничего особенного после смерти матери Венсана. Наверняка потому, что лестница — это совсем другое дело. В ту ночь не Андре вылетела из окна, а, конечно же, мама. И все же это было не так мучительно, как многие другие сны за последние годы. Как если бы что-то во мне успокоилось. Думаю, благодаря Софи. Наверное, это как сообщающиеся сосуды или вроде того.
26 февраля
Сегодня утром Софи отправилась на похороны своей дорогой коллеги. Оделась подобающе. Когда я увидел, как она выходит из дома вся в черном, то решил, что для будущей покойницы она выглядит очень красивой. Двое похорон за такое короткое время — это потрясение. Не буду скрывать, что я тоже потрясен. Андре, а главное — таким способом!.. Просто кощунство, на мой взгляд. Оскорбительно по отношению к маме. Вернулись крайне болезненные видения, которые я с таким трудом, капля по капле, выдавливал из себя. Возможно, все женщины, любившие меня, обречены вылететь из окна.