Ясно, чтобы отклонить правительство от такого ошибочного решения и дать возможность принять на отдалённом Востоке надлежащее положение, которое готовили ему Петр I и Екатерина II, необходимо было разрешить два важных вопроса: пограничный и морской. Из них первый вопрос заключался в том: действительно ли груды камней, найденные академиком Миддендорфом и принятые им за пограничные знаки с Китаем, имеют это значение? Действительно ли Хинганский Становой хребет, тянущийся к востоку от вершин рек Горбицы и Уды и имеющий тоже восточное направление около Тугурской губы, упирается в Охотское море? И, наконец, какое имеют направление реки, выходящие из Хинганского хребта и впадающие в южное и северо-восточное колена реки Амура? Второй вопрос -- морской -- заключался в том: действительно ли недоступны для мореходных судов с севера и юга Амурский лиман и устье реки Амура? И действительно ли на прибрежьях Татарского залива нет гавани? Для разрешения этих вопросов была необходима посылка особой экспедиции; но после сейчас сказанного ясно, что представлять правительству о снаряжении экспедиции с этой целью было уже невозможно; ибо после его решения, в котором были заинтересованы первые сановники государства, не только нельзя было ожидать на это согласия, но, напротив, тех, которые осмелились бы сделать подобное представление, ожидало бы явное или тайное преследование. Озарить этот край светом истины и этим отклонить высшее правительство от потери его навсегда для России возможно было лишь случайно и при содействии лиц, твердо убеждённых в ошибочности взгляда на этот край, -- взгляда, унаследованного от авторитетных, знаменитых мореплавателей и последующих за ними экспедиций. Тут нужны были люди, которые решились бы действовать в сложившихся обстоятельствах вне повелений, -- люди, вместе с тем одушевлённые и гражданским мужеством и отвагой, готовые на все жертвы для блага своего отечества!
В такое именно положение поставлены были здесь наши морские офицеры с 1849 по 1855 год. Они-то, как мы ниже увидим, возбудив погребённый, казалось, навеки Амурский вопрос, разрешили его и, разъяснив правительству всё важное значение для России Приамурского и Приуссурийского бассейнов, делались виновниками присоединения этого края и острова Сахалина к России.
Мне необходимо было обозреть все предшествовавшие 1849 году события, совершившиеся на отдалённом нашем Востоке, для того, чтобы дать, возможность справедливо оценить всю важность деятельности в этом крае наших морских офицеров с 1849 по 1855 год, -- деятельности, далеко выходящей из ряда обыкновенных.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ПОДГОТОВКА ТРАНСПОРТА "БАЙКАЛ" К ПОХОДУ НА КАМЧАТКУ Приготовления к походу транспорта "Байкал". -- Объяснение мое с генерал-губернатором в декабре 1847 года. -- Амурский вопрос возбуждается снова. -- Мое объяснение с князем Меньшиковым в исходе декабря 1847 года. -- Спешное окончание постройки транспорта. -- Представления и распоряжения мои относительно груза. -- Записка, представленная мною князю Меньшикову 8 февраля 1848 года. -- Моя просьба князю Меньшикову о дозволении итти в Амурский лиман. -- Сущность моего письма к Н. Н. Муравьёву от 10 февраля 1848 года. -- Ответ на это письмо, полученный мной в июле того же года.
По ходатайству генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, и рекомендации Ф. П. Литке и Ф. С. Лутковского {Я служил с великим князем с 1836 по 1846 год на фрегатах "Беллона" и "Аврора" и корабле "Ингерманланд". При вооружении корабля "Ингерманланд" в Архангельске был помощником великого князя как старшего офицера. Во все время мы плавали под флагом Ф. П. Литке, а Ф. С. Лутковский был при великом князе.} в исходе декабря 1847 года я был назначен командиром военного транспорта "Байкал", который строился по заказу Морского министерства на верфи Бергстрема и Сулемана в Гельсингфорсе {Траспорт "Байкал" имел вместительность 250 тонн; по контракту со строителями он должен был быть спущен yа воду в сентябре 1848 года, следовательно не мог выйти из Кронштадта ранее исхода октября. Главные его измерения: длина между перпендикулярами 94 фута (28,5 м), ширина 24 фута 7 дюймов (7,5 м); при полном грузе должен сидеть ахтерштевнем 12 футов 9 дюймов (3,8 м), а форштевнем 11 футов 8 дюймов (3,5 м). Диферент 1 фут 1 дюйм (32 см).}. Этот транспорт назначался на службу в Охотск, и на нем приказано было отправить из С. Петербурга и Кронштадта различные комиссариатские, кораблестроительные и артиллерийские запасы и материалы для наших сибирских портов: Охотского и Петропавловского. Такова была цель отправления транспорта "Байкал", выход из Кронштадта предполагался не ранее осени 1848 г. В это время в Петербург прибыл незадолго перед тем назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-майор Николай Николаевич Муравьёв55, бывший до того Тульским губернатором. Так как я должен был итти в сибирские порты, состоявшие отчасти и в его ведении, то начальник Главного морского штаба князь Александр Сергеевич Меньшиков56 приказал мне представиться Н. Н. Муравьёву. Николай Николаевич принял меня весьма благосклонно; в разговоре с ним о снабжении наших сибирских портов я имел случай обратить его внимание на важное значение, какое может иметь для вверенного ему края река Амур; на это он отозвался, что не только возвращение этой реки в наше владение, но и открытие для нас свободного по ней плавания представляет огромное значение для Сибири, но, к несчастию, все убеждены, что будто бы устье этой реки забросано мелями и недоступно для входа в реку судов с моря и что в этом убежден вполне и император, ибо, когда я пытался обратить его внимание, объяснил мне Н. Н. Муравьёв, на важное значение для России реки Амура, государь изволил выразиться: "Для чего нам эта река, когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки" {Об экспедиции Гаврилова 1846 года и о её результатах, оставленных вследствие повеления Николая I без огласки, Н. Н. Муравьёв ничего не знал: об этом было известно только графам Нессельроде и Чернышёву, князю Меньшикову, барону Врангелю, Тебенькову и Завойко. Тихменев в сочинении своем "Историческое обозрение колоний Российско-Американской компании" на стр. 61 говорит, что будто бы император в 1847 году сказал Н. Н. Муравьёву, что река Амур должна принадлежать России и что производившиеся там исследования не раз должны повториться". Это выдумка Тихменева -- государь никогда в 1847 году Муравьёву этого не говорил, что ясно доказывается его резолюцией, сделанной на докладе графа Нессельроде 15 декабря 1846 года: "Оставить вопрос об Амуре как о реке бесполезной для России".}. На это я отвечал Н. Н. Муравьёву, что распространившееся действительно подобное заключение о реке Амуре и его лимане мне кажется весьма сомнительным, ибо из всех обнародованных сведений и описей, произведённых Лаперузом, Браутоном и Крузенштерном, на которых подобное заключение и могло быть только основано и которое я тщательно изучил, еще нельзя делать об устье реки такого заключения. Кроме того невольно рождается вопрос: неужели такая огромная река, как Амур, не могла проложить для себя выхода в море и теряется в песках, как некоторым образом выходит из упомянутых описей. Поэтому я полагаю, что тщательное исследование её устья и лимана представляется настоятельной необходимостью. Сверх того, если Сахалин соединяется с материковым берегом отмелью, покрывающейся водой только при приливах, как показывается на всех морских картах, составленных по упомянутым описаниям, то-есть, если вход в Амурский лиман из Татарского залива недоступен, то это обстоятельство ещё более должно убеждать нас, что из Амура должен существовать выход с достаточною глубиною. Выслушав со вниманием мои доводы, Н. Н. Муравьёв, изъявив полное сочувствие моему предложению, выразил, что он с своей стороны постарается употребить все средства к его осуществлению.
При передаче этого разговора с генерал-губернатором князю А. С. Меньшикову, я просил: не признается ли возможным употребить вверенный мне транспорт для исследования устья Амура и его лимана и на опись юго-западного берега Охотского моря, показываемого на морских картах точками. На это его светлость заметил, что "по позднему выходу транспорта, дай бог, чтобы Вы пришли в Петропавловск к осени 1849 года, что сумма денег ассигнована на плавание транспорта только на один год, следовательно у вас не будет ни времени, ни средств к исполнению этого поручения. Кроме того подобное предприятие, как исследование устья Амура, не принесет никакой пользы, ибо положительно доказано, что устье этой реки заперто мелями, в чем убежден и государь; наконец, возбуждение вопроса об описи устья Амура, как реки китайской, повлечёт к неприятной переписке с китайским правительством, а граф Нессельроде на это ныне не согласится и не решится представить государю. Поэтому, -- сказал князь, -- нечего думать о том, что невозможно, а надобно вам стараться снабдить наши сибирские порты по возможности благовременно, ибо, по последним донесениям их начальников, там ощущается большой недостаток в комиссариатских и кораблестроительных материалах и запасах".
Из этого замечания князя Меньшикова я видел, что главная причина к отстранению моего предложения заключается в том, что не будет времени к исполнению его; испрашивать же особых средств для этого нельзя, по нежеланию вступать об этом в сношение с Китаем. Следовательно, чтобы иметь надежду достигнуть предложенной мной цели, необходимо было удалить эти препятствия, то-есть: а) постараться, чтобы транспорт мог притти на Камчатку в мае месяце и к июню можно было бы сдать весь груз в Петропавловске, то-есть чтобы всё лето 1849 года было свободно, а следовательно, чтобы и времени и суммы, назначенной для плавания транспорта, было достаточно для исследования устья Амура и его лимана, и б) чтобы это исследование было произведено как бы случайно, при описи юго-западного берега Охотского моря, соседственного с Амурским лиманом. К достижению вышеупомянутых целей приступил я немедленно.
В начале января 1848 года транспорт был только что заложен, так что к обшивке его располагали приступить только весной. Я объяснил строителям Бергстрему и Сулеману, что князю Меньшикову было бы приятно, если бы транспорт был готов к июлю месяцу, и просил их ускорить работы. Это было необходимо ещё и потому, что только при раннем выходе из Кронштадта на таком малом судне, как "Байкал", можно было надеяться достигнуть Петропавловска благополучно и заблаговременно. Строители, ввиду желания князя Меньшикова, бывшего тогда генерал-губернатором Финляндии, дали мне обязательство опустить на воду транспорт к июлю месяцу, ранее времени, означенного в контракте более чем на полтора месяца. Уладив, таким образом, это первое и важное дело и оставив в Гельсингфорсе наблюдать за постройкою транспорта старшего офицера, лейтенанта П. В. Козакевича57, я начал хлопотать об устранении и других препятствий, служивших постоянной причиной задержки судов в Кронштадте и Петропавловске, а также и обстоятельств, ставивших командиров судов в иностранных портах в неприятное положение.
По заведенному порядку чиновниками комиссариатского и кораблестроительного департаментов груз, назначенный в Петропавловск и Охотск, сдавался командиру судна не по местам, как то делается на коммерческих судах, а по мере, весу и счету: на этом основании командира обязывали сдавать его также в Петропавловске и Охотске. Груз, назначаемый в сибирские наши порты, составлялся обыкновенно из забракованных большей частью вещей и хранился в магазинах в так называемых охотских кучках, так что большая его часть достигала места назначения в негодном виде. Чиновники по этому случаю обыкновенно писали и отписывались и в конце концов относили это к случайностям в море, при качке, буре и тому подобном, или к худой укладке в судне и тесноте, перемене климата, и наконец, к невниманию командиров и, как лица неответственные, оставались всегда правыми. Кроме того материалы и запасы к месту погрузки в Кронштадте доставлялись неблаговременно и в беспорядке, так что тяжелые вещи (железо и тому подобное), которые должны бы быть погружены в нижней части трюма, привозились последними. Через это, кроме утомительных хлопот и неприятностей, напрасно терялось много времени и места в судне. Все отправлявшиеся до меня с тою же целью транспорты имели вместительность почти втрое большую "Байкала" и в них поэтому было места гораздо более чем надобно для помещения отправляемого груза, а потому предшественникам моим и не было повода обращать внимание на лучшую упаковку груза, тогда как мне предстояло взять такой же и даже больший груз и уложить его в пространстве гораздо меньшем. Кроме того предшественники мои, не имея в виду ничего, кроме доставки груза, не имели и повода заботиться о раннем выходе из Кронштадта.
Тщательно и подробно осмотрев в магазинах назначенные к отправлению вещи и взяв некоторые образцы их, я убедился, что при таком способе упаковки, какой употреблялся до меня, не могу погрузить на транспорт и половины вещей, а равно убедился и в том, что комиссариатские материалы (холст, сукно, сапожный товар и прочее) были почти гнилые.
По существовавшему тогда положению офицерские порционы рассчитывались по двойной стоимости матросской порции, а потому в заграничных портах надобно было брать от консулов и агентов справочные цены на запасы, входившие в состав матросской порции, и стараться, чтобы эти цены были выданы возможно большие и вообще несуществующие, ибо без того офицерские порционы становились весьма недостаточными. Это обстоятельство ставило командиров судов в весьма щекотливое и несвойственное званию положение и часто замедляло выход судна в море.
Объяснив все эти обстоятельства бывшему тогда генерал-интенданту вице-адмиралу Васильеву и указав на всю несоответственность положений о приеме и сдаче груза и заведённом порядке отправлять всё худшее в сибирские порты, я представил ему свои соображения к устранению всего этого. Соображения эти были переданы для немедленного рассмотрения чиновникам комиссариата. Они на эти мои соображения представили целую диссертацию о невозможности их исполнения и заключили, что они никогда не должны быть ответственны за груз, отправляемый со мною. После этого генерал-интендант объявил мне, что он со своей стороны ничего не может сделать по моему желанию, хотя ему и сочувствует, и что надобно обратиться мне к князю Меньшикову.
Представив князю Меньшикову образцы негодных материалов, предположенных к отправлению со мною, невозможность взять и половины груза, если он не будет упакован, медленность приёмки и сдачи и о прочих сказанных обстоятельствах, я просил его приказать:
а) Чтобы весь назначенный к отправлению со мной груз принимать и сдавать не по мере, весу и счету, а по числу мест, которые должны быть тщательно упакованы и упрессованы, с приложением на каждом месте пломбы и номера.
б) Чтобы весь груз был доставлен в Кронштадт не позже 1 июля. Ревизор транспорта наблюдает за этим и в случае. медленности делает напоминание; а в случае, если и за сим произошла бы замедленность, могущая остановить погрузку транспорта, то те места, которые не будут доставлены ко времени погрузки на транспорт, отправляются на коммерческом судне на Камчатку за счет чиновников того учреждения, по вине которого это произошло.
в) Всеми учреждениями должна быть представлена мне к 1 июля подробная опись, что именно в каждом месте заключается, и я имею право по своему усмотрению, при чиновнике того ведомства, от которого доставляется груз, снять с любого места пломбу и распаковать его. Если окажется, что материалы, в нем заключающиеся, несогласны с образцами и дурного качества, или мера, или вес их менее показанных в ведомости, то все чиновники того ведомства штрафуются суммою, представляющею двойную стоимость этого места.
г) Предписать начальникам Камчатки и Охотска, что я отвечаю только за число мест и за целость пломб на них, но никак не за количество и качество заключающихся в них материалов, за что отвечают чиновники того ведомства, от которого отправлен груз, и предписать им, чтобы по прибытии в порт транспорта груз с него был немедленно принят по числу мест.
д) Порционные деньги офицерам за границей определить по 10 фунтов стерлингов в месяц и никакого сношения по этому предмету с консулами не иметь.
е) В случае медленной доставки морской провизии консулами за границей или дурного качества разрешить покупать её без всякого участия их.
ж) Разрешить купить в Англии, кроме двух положенных по штату хронометров, еще два хронометра и карты, какие признаются нужными.
з) Разрешить купить в Англии, если возможно, маленькую паровую шлюпку от 4 до 6 сил, которая могла бы поместиться в ростры.
При этой записке я представил его светлости удостоверение от строителей Бергстрема и Сулемана, что они постараются спустить транспорт к 1 июля, то-есть полутора месяцами ранее времени, назначенного в контракте, и объяснил князю, что если ему угодно будет приказать исполнить в точности это мое представление, то я надеюсь взять весь груз, назначенный в Петропавловск, выйти из Кронштадта в августе и быть в Петропавловске в мае; а потому у меня всё лето 1849 года будет свободно. Это время и можно было бы употребить на подробную опись юго-западного берега Охотского моря, который на наших картах, как неизвестный, означается точками. При переходах наших судов из Охотска и Аяна в Петропавловск и Ситху, доложил я князю, свежие ветры и другие случайности могут увлечь их к этому неисследованному берегу и поставить в самое опасное и критическое положение.
Князь А. С. Меньшиков, весьма довольный тем, что я уладил дело со строителями и предполагаю возможным взять весь назначенный к отправке груз, для перевозки которого обыкновенно назначались транспорты гораздо больших рангов, мало того, что утвердил моё представление, но ещё на записке моей написал: "В точности исполнять немедленно и все дальнейшие требования командира, клонящиеся к скорейшему выходу из Кронштадта транспорта и к обеспечению благонадежного плавания и сохранения здоровья команды". Затем он заметил мне, что хотя и вполне соглашается с необходимостью привести в известность юго-западный берег Охотского моря, но берег этот считают принадлежащим Китаю. На это я отвечал его светлости, что по трактатам, заключённым с Китаем, вся страна от верховьев реки Уды к востоку, до моря, оставлена без разграничения, а потому и нельзя утверждать, чтобы этот берег принадлежал единственно Китаю. Князь сказал: "Это правда, и генерал-губернатор об этом хлопотал, но министр иностранных дел признаёт ныне этот берег китайским; это обстоятельство и составляет немаловажное препятствие к тому, чтобы дать вам разрешение произвести его опись. Граф Нессельроде и не думает о том, что без подробной описи этого берега плавать по Охотскому морю для наших судов опасно, он избегает только неприятных сношений с китайцами". "Впрочем, -- заметил князь, -- это впереди, а теперь вам надобно заботиться, чтобы скорее выйти из Кронштадта и, несмотря на настоящие политические обстоятельства {Известно, что в начале 1848 года Европа была взволнована, и Россия ожидала, что может разгореться всеобщая европейская война}, стараться благополучно прибыть в Камчатку, ибо там во всем крайний недостаток".