– Не у всех,– перебил кузнец. – В Египте, я слышал, тоже не умеют делать из железа ни мечей, ни кольчуг, ни наконечников для стрел. И в Эдоме не умеют.
– Вот что я тебе приказываю, – посмотрел на него в упор Иоав. – Пойдёшь вместе с нами, как воин, и постараешься захватить их кузнеца. Пастухи говорят, его за большую плату прислал в Джахи король Вавилона. Мы должны выпытать у кузнеца секрет плавки железа. Запомни, мы не уйдём из Джахи, пока ты не скажешь: «Иоав, железа захвачено вдоволь и секрет, как делать из него мечи, я теперь знаю». Иди и собирайся.
Иоэль поднялся, сгрёб в миску оставшуюся кашу и, держа её перед собой, без единого слова вышел из палатки.
Иврим, останавливаясь лишь затем, чтобы ударить врага копьём, с рёвом ворвались в Джахи с юго-запада. Они не ведали, как берутся крепости, у них не было орудий, чтобы проломить стену, но это были молодые ястребы, устремившиеся на добычу, и камни из пращей задевали их не больше, чем воздух – крылья. Иврим прорвали строй копьеносцев и перебили бы всех арамеев, но командир городской стражи приказал тем отступить в цитадель и укрыться за её стенами. Город был брошен на разграбление полчищу смуглолицых, косматых иврим.
Пришедший в себя командир городской стражи кричал на своих солдат, выгоняя их на улицы Джахи убивать занятых грабежом чужаков, но солдаты тянули время. С башен им было хорошо видно, как иврим носятся по городу, собирая в стада коров и овец. Слышались крики женщин, отовсюду поднимался дым, можно было ожидать, что огонь скоро забросят и внутрь цитадели. С наступлением темноты священнослужители иврим соорудили большой костёр из красивых, но совершенно бесполезных внутри города колесниц, захваченных у врага, зарезали корову и принесли жертвы по случаю победы.
Население города удирало через распахнутые ворота в лес и в пещеры окружающих Джахи гор.
Иоэль на дурном арамейском допрашивал дрожащего вавилонского кузнеца.
– Что это? – он показывал пальцем на красноватые слитки, которые подручные кузнеца собирались положить в огонь, когда прибежали воины Давида.
– Железо. Ты такое тоже умеешь делать, господин, – отвечал кузнец из Вавилона.
– А это? – гремел Иоэль. От его голоса съёжились рабы, подвозившие на осликах круглые корзины с чёрным порошком. – Уголь, говоришь. Ты кладёшь его в печь?
– Да, – медленно и печально отвечал вавилонянин, – кладу. Но сперва – верблюжий помёт, господин.
– А уголь когда?
– У нас его подкладывают к железу уже в печи.
– Странно, – повёл плечами Иоэль. – Теперь покажи, как вы этими мехами накачиваете воздух.
Скрестив на груди руки, Иоав бен-Цруя стоял перед обозом, смотрел, как грузят пурпурные ткани и злился, завидуя общей радости. Поверх повозки положили глиняные статуэтки сердитых арамейских богов и пузатой богини, оберегавшей домашний очаг и плодовитость женщин. Впрягли вола, захваченного тоже в Джахи. Левиты, перебрасываясь шутками, стали нагружать на следующую повозку посуду и одежду. Солдаты толпились рядом, запоминая свою долю добычи, чтобы потом потребовать её в Шевроне.
Иоав перешёл к другим повозкам – на них складывали собранное оружие. Но и здесь он вскоре заскучал и направился к самому многолюдному месту, куда сгоняли коров, овец и отдельно – ослов и мулов.
– Посмотри, какой красавец тебя ожидает, – подошёл к нему один из Героев. – Такой же рыжий, как ты!
Солдаты захохотали. Иоав посмотрел на крепкого молодого мула, погладил его по холке и спросил на ухо:
– Они тебя покормили?
– Как ты его назовёшь? – послышался издали голос старшего брата Бен-Цруи.
– Авишаем, – огрызнулся Иоав.
Солдаты захохотали ещё громче.
– А это для твоей матери, Иоав, – крикнул Адорам, руководивший дележом добычи. – Скажи, ты когда-нибудь видел таких коров? Придёте с Авишаем навестить мать, а она вам и простоквашу, и сыр, и…
– Не твоя забота! – прервал Адорама подошедший Авишай бен-Цруя. – Как дела, Иоав?
– Слава Богу, – буркнул командующий. – А как твои Герои?
– Тоже слава Богу. Все живы, только Ури из Хита пробили камнем голову, да Элиам, сын Ахитофеля Мудрейшего, сломал ногу, когда прорывались через ворота. Сколько берём рабов?
– Немного, – ответил Иоав.– Пастухов в дорогу и лекаря, чтобы следил за верблюдами. Зачем нам больше – только кормить да стеречь.
– И женщин! – подсказал кто-то из солдат.
– Само собой, – поддержал Авишай. – Тебе что, не нужны женщины, брат?
Но Иоав вдруг посерьёзнел
– Кто видел Иоэля? – спросил он, оглядываясь по сторонам. – Пастухи должны были вывести его прямо к кузнице.
– Там он и есть, – сказал оруженосец Нахрай. – Выпытывает у вавилонянина секрет железных мечей.
– Молодец, – похвалил Иоав. – Пойдём поможем ему. Адорам, к утру чтобы всё было закончено. Мы не останемся в этом Джахи.
– Перестань дрожать! – прикрикнул на кузнеца громадина Иоэль. – Я всё равно тебя не выпущу, пока сам не сделаю железный меч в точности по твоим словам. Если врёшь, – тяжёлый кулак поднялся к носу вавилонянина, – тебе не жить.
– И если скажу правду – тоже не жить, – печально произнёс кузнец. – Король не простит мне, что я выдал секрет. И будет прав: я ведь клялся перед самим богом Энлилем, когда вступал в общину кузнецов, что ни за что не открою секрета плавки вавилонского железа. А вот ты от меня всё узнал.
– Не бойся, – пообещал Иоэль. – Пойдёшь с нами в Хеврон, будешь работать со мной в кузнице. Обещаю, что никто не посмеет тебя даже словом обидеть. Как тебя зовут?..
Проходя мимо кузницы, Герои заглянули во двор, где стоял горн. Рядом с ним в ямах сжигали куски дерева, приготовляя уголь. Иоэля узнали только по необъятной спине. Он был ещё чернее, чем обычно, оттого что густые волосы на всём его теле покрыла копоть.
– Теперь в воду, быстро! – покрикивал на него вавилонский кузнец.
Иоэль бежал с раскалённым бруском, зажатым в длинных бронзовых клещах, и погружал его в широкую глиняную миску. Оттуда слышалось шипение, и валил пар. У Героев щипало глаза. Зато сам Иоэль казался совершенно счастливым. Заметив остановившихся у входа Героев, он помахал им рукой и закричал:
– Где все наши?
– Делят добычу, – ответил Элиэзер бен-Додо, один из командиров Героев.– Смотри, оставят тебя без доли.
– Это когда же кузнецов обижали! – захохотал Иоэль.
Он снова кинулся к наковальне и застучал по бруску, вынутому из горна, приговаривая:
– Иоэлю, как и командующему нашему Иоаву, плевать на всякие там тряпки и бусы. Но! – он остановился с поднятым молотом. – Когда станут делить овец, тут уж я прослежу, чтобы в мою долю не попали одни голые.
Он опять стал колотить по бруску, но вдруг обернулся к Элиэзеру бен-Додо:
– Как ты думаешь, мне, иудею, можно петь за работой молитвы их богу огня? Вот он говорит, что иначе ничего не получится.
– Я не коэн, – развёл руками Элиэзер бен-Додо. – Спроси у Эвьятара.
– Эвьятар точно не разрешит, – загрустил Иоэль. – Скажет: «Это – грех! Бог тебя накажет».
– Подожди ты плакаться, – сказал кто-то из Героев. – Придём в Хеврон, посоветуешься со своим братом, пророком Натаном.
– Ну, ты узнал секрет? – послышался голос Иоава бен-Цруи. – Или кузнец успел удрать?
Иоэль передал молот рабу и, ликуя, подошёл к Героям.
– Всё очень просто. Железо нужно прогревать, как мы делаем в Иудее, но ковать сразу же. Горячим! Вот в этом и весь секрет.
Он радостно хлопнул по спине вавилонского кузнеца, отчего тот едва не полетел на землю.
– А ты уверен, что он не обманул нас, ничего не скрыл? – оттопырив губу, допрашивал Иоав бен-Цруя.
Вместо ответа Иоэль подскочил к Ире бен-Икешу, выхватил у того из-за пояса железный филистимский меч, кинул на плоский камень, метнулся к стене, где был прислонён меч, отлитый перед приходом Героев, и саданул им по филистимскому. Тот со звоном разлетелся на куски. Иоэль захохотал и закружился на месте в отблесках света, выходившего из обмазанного белой глиной горна
– А мой… мой? – растерялся Ира бен-Икеш.
– На, держи, – Иоэль протянул Ире меч, которым только что разнёс прославленное филистимское оружие.
Ира пошёл к выходу, неся перед собой на вытянутых руках новый меч.
– Переставь на него рукоятку от старого, – советовали ему солдаты, торчавшие в проходе. – И заточи. И подгони ножны.
– Дай и мне посмотреть, – остановил Иру Иоав бен-Цруя.
Он взял меч и, разглядывая его, вошёл в кузницу.
– Всё рассказал, говоришь? – переспросил он Иоэля.
И прежде, чем тот ответил, командующий поднял меч и без замаха обрушил его на голову вавилонского кузнеца. Тот, вскрикнув, свалился на груду железных слитков. Струя густой крови поползла по земляному полу. Лицо вавилонянина выражало покорность судьбе, будто он всё время ждал исполнения проклятия жрецов из святилища бога Энлиля.
Все вокруг перестали дышать. Иоэль кинулся к вавилонянину, наклонился и понял, что тот мёртв. В следующую минуту Иоав бен-Цруя в разодранной рубахе трепыхался в руках кузнеца. Не окажись рядом силач Элиэзер бен-Додо, Иоэль разорвал бы командующего.
Их с трудом растащили. Авишай бен-Цруя отнял у брата меч, двое Героев держали Рыжего за плечи.
– Из-за какого-то раба поднял руку на своего командира! – пена выступила на губах у Иоава.
Иоэля отливали водой из чана, а один из перепуганных рабов направил на него мех от горна. Лохматый кузнец выглядел взбунтовавшимся Каином. Он глотал затекавшую в рот воду и хрипел проклятия.
Прошло несколько минут. Авишай бен-Цруя обернулся к Элиэзеру бен-Додо:
– Иоав переночует у меня в палатке, а ты возьми к себе Иоэля. Утром с обозом возвращаемся в Хеврон. Там нас ожидает король. – Он посмотрел на Иоэля, перевёл взгляд на Иоава. – Мы избрали Давида королём и судьёй. Пусть он и рассудит ваш спор.
Все разошлись. Рабам велено было в тот же вечер похоронить несчастного кузнеца по обычаям Вавилона.
***
Глава 14. Конец двоевластия
Давид возвращался с молитвы из оврага. В городских воротах на него налетел запыхавшийся Даниэль.
– Отец! – закричал он. – В Хеврон пришёл Авнер бен-Нер и с ним двадцать биньяминитов.
Давид положил руку на меч, ругая себя за то, что отправил Героев в Джахи.
– Не-е, – протянул Даниэль. – Авнер привёл твою жену Михаль.
– Где Авнер бен-Нер?
– У нас. Ему дали умыться с дороги и теперь кормят. Авнер просил поскорее разыскать тебя.
– Ты, значит, пришёл с миром, – сказал Давид. – Услышал Господь мои молитвы, остановил распрю.
Авнер бен-Нер, улыбаясь, почёсывал горбинку носа.
– Я пришёл рассказать тебе, король Давид, о чём мы говорили с Шаулем, да будет благословенна память о нём, – в ту последнюю ночь на горе Гильбоа. Всё, что мы тогда решили, исполнять тебе. Я уже стар и сделал своё дело – сохранил армию.
Наступило молчание.
– Знаешь, как мы познакомились? – Давид обернулся к Даниэлю. – Представь, старый король возвращается из похода на амалекитян. Войско ещё не подтянулось, и в Бейт-Лехем въезжают на мулах только трое усталых всадников: Шауль, его оруженосец…
– И я, – подхватил Авнер бен-Нер. – Вдруг видим маленького пастуха лет пяти. Он нас не узнал, но принёс воды и поделился сыром. Шауль спрашивает: «Как тебя зовут?» «Эльханан», – отвечает. «А где же взрослые?» «В Бейт-Лехеме. Умер мой дед Овед, и все ушли туда. А меня вот оставили со стадом. Боялись, что я стану плакать». Шауль положил руку на голову мальчика и говорит ласково: «Не печалься, каждый человек в свой черёд уходит». А мальчик, – Авнер показал рукой на Давида, – это после победы над великаном Голиафом он стал Давидом, а тогда его ещё звали Эльхананом, – вдруг этот Эльханан как закричит: «Нет, нет! Я никогда не умру!»
Все рассмеялись.
– Потом уже бывало всякое, – почёсывая нос, продолжал Авнер бен-Нер. – Воевали мы и вместе против амалекитян, и между собой. Гонялся я за ним по пустыне Зиф, а уж в последние годы… Давид! – спохватился он.– Я же привёл к тебе Михаль!
– А сам ты не останешься в Хевроне? – спросил Давид.
– Нет, – сказал Авнер бен-Нер. – Поднимусь я и пойду, и соберу к господину моему, королю, всех израэлитов, и они заключат с тобой союз. И будешь ты править по воле души твоей.
– Что ж, согласился Давид. – Раз ты так решил, иди. Я и мужи племени Йеѓуды будем ждать твоего возвращения в Хеврон.
Они обнялись, два высоких крепких воина, один – усталый, седой, грузный; другой – лёгкий, как пламя, полный сил и надежд. Возбуждённые встречей и беседой, они стали похожи друг на друга, будто их породнила мечта о полной перемене судьбы иврим в Кнаане.
Сын Давида Даниэль затаился в углу и во все глаза смотрел на собеседников.
– А помнишь, Авнер, как сидели мы рядом на пирах у короля Шауля: Йонатан, ты и я? – спросил Давид.
И начал, а за ним и остальные, – Авнер бен-Нер, биньяминиты, вошедшие в комнату, и иудеи, собравшиеся со всего королевского дома, – все запели поминальный псалом по Шаулю, его сыновьям и по всем иврим, сложившим головы в битве на склонах горы Гильбоа:
– Олень Израиля!
Убита твоя краса, пали герои…[7]
***
Проводив Авнера, Давид не отправился сразу к Михаль, а приказав, чтобы его оставили одного, ещё долго ходил по комнате, прося у Господа сил и удачи для своих новых замыслов. Ему уже виделось полное замирение с биньяминитами и праздник, на который он пригласит старейшин всех ивримских племён и королей дружественных городов Кнаана. Он отправил вестового навстречу командующему Иоаву бен-Цруе с приказом сохранить захваченный в походе скот, не обменивать его по дороге и как можно скорее привести в Хеврон.
Давид заснул поздно, а едва рассвело, оруженосец Нахрай сунул нос в комнату и сообщил, что слуги Давидовы и Иоав пришли из похода и принесли богатую добычу. Командующий после омовения и благодарственной жертвы за благополучное возвращение отряда из Джахи придёт к королю.
– Какие там подарки для твоих жён! – прищёлкнул языком Нахрай.
– Видишь, как всё славно получается, – засмеялся Давид. – И я сегодня всех порадую великою новостью.
Он не успел договорить, как кожаный полог на входе отшвырнула сильная рука, и Иоав бен-Цруя вошёл в дом. Усталый, заросший, но в чистой рубахе, и за поясом – тот самый меч, который, как рассказывали, сам выскакивает из ножен по окрику хозяина.
– Мир тебе, король, – поклонился Иоав, распрямился и, прищурившись спросил: – Правду ли я сейчас услышал, будто этот собачий сын, предатель Авнер бен-Нер, приходил в Хеврон, и ты отпустил его с миром?
– Да, – подтвердил Давид, – это правда. – Сложив на груди руки, он ходил от стены к стене и говорил. – Да, это правда. Я хочу, чтобы ты понял: начинается новая жизнь для тебя, для меня, для всех иврим. Постарайся поверить, Иоав, что сегодня сюда приходил другой человек.
– Другой?! – взревел командующий. – Как ты доверчив, король! Неужели ты не понял, что эта собака только вынюхивала, как мы готовимся к войне со Срамником?
– Замолчи! – повысил голос Давид. – Не Срамник наш враг, а басилевс Филистии. Нам нужна сейчас сила, и я уже вижу, как во главе армии встанут три лучших воина: ты, Авишай и Авнер бен-Нер. И тогда Господь накажет Филистию за все обиды сынов Яакова.
– Три воина! – рассмеялся Иоав. – Нас у отца было три сына – три бойца в твоей армии. А теперь, когда нас осталось двое, ты хочешь, чтобы третьего заменил его убийца?! Не бывать такому!
– Поверь, – тихо сказал Давид, – постарайся поверить, – добавил устало. – Поверь мне, Авнер говорит правду, теперь он за меня. Ты понял, Иоав?
«Я понял тебя, – думал Иоав. – Я всегда понимаю тебя, Давид».
И вышел Иоав от Давида, и послал нарочных за Авнером, и возвратили они его. Давид же этого не знал.
Размышляя над странной просьбой короля вернуться в Хеврон, Авнер бен-Нер соскочил с мула, привязал его возле Хлебных ворот, продев верёвку в круглое отверстие в камне у основания городской стены, и, преодолевая одышку, поспешил в город. Двадцать крепких воинов-биньяминитов остались ждать его в поле неподалёку от Хеврона.
Сразу за воротами Авнеру попался навстречу Иоав бен-Цруя. Авнер улыбнулся ему, помахал рукой и хотел было пройти к дому Давида, но Иоав остановился и, оглядевшись по сторонам, прошептал:
– Авнер, мне нужно тебе кое-что сказать.
Тот замедлил шаг и, когда они пошли рядом, пообещал:
– Давид тебе всё расскажет. Пришёл конец моему командованию. Теперь вам, молодым, исполнять дело Божье.
– Да, – задержал его за руку Иоав. – Тебе пришёл конец, Авнер бен-Нер.
И когда Авнер обернулся, Иоав уже держал в руке меч, который и вогнал по самую рукоять ему в живот.
Авнер грузно осел на землю, глаза его выкатились, рот открылся, из горла послышался клёкот. Как рассказывали потом солдаты, он ещё попытался вытащить меч из живота, но только дёрнулся и затих на песке, набухшем от его крови. Подбежавшему Авишаю бен-Цруе показалось, что он опять видит Авнера, спящего подле короля Шауля на освещённой луной земле в оазисе посреди пустыни.
Авишай потряс головой, чтобы отогнать видение.
– Никто не смеет прикасаться к этой собаке! – крикнул он, указывая носком сапога на распростёртое на песке тело. И сквозь зубы процедил: – Вот так же валялся на земле наш брат Асаэль.
Он подошёл к Иоаву, и оба, не оглядываясь, направились к палаткам Героев.
Старик-очевидец рассказывал потом, будто Авнер бен-Нер ещё приподнял голову и произнёс вдогонку Иоаву:
– Ры-жий!
Давид услышал крики и топот множества людей. Он тут же выскочил из дома и следом за всеми побежал к Хлебным воротам. Издали увидев, что кто-то лежит на земле, а поодаль толпятся солдаты, он направился туда и наклонился над перемазанным кровью и песком телом. Авнер бен-Нер! Живот распорот, кишки наружу.