Леонид невольно хмыкнул, но хозяин кабинета отреагировал совсем иначе. Улыбка исчезла, взгляд ярко-голубых глаз посуровел.
– Продолжайте!
– Я с народом ученым поговорила, и все разом на одну личность указали. Василий…
– …Барченко!
Товарищ Ким, закусив трубку, прошелся вдоль окна.
– Барченко Василий Ксенофонтович… Упустили мы штукаря, не позаботились вовремя. Значит, сейчас он решил Грааль искать? Спасибо, что предупредили, товарищ Зотова!
– Это же не все! – удивилась бывший замкомэск. – Я про самое важное не доложила. В письме сказано, что Барченко умудрился уже получить деньги на одну экспедицию, но не в Крыму, а на севере, возле Мурманска, как раз год назад, в августе 1922-го. Я в Румянцевскую библиотеку сходила – мурманские газеты полистать. Была такая экспедиция, изучала жизнь лопарей, инородцев тамошних. Деньги на экспедицию выделило Губернское экономическое совещание. Я поинтересовалась в ВСНХ, но там со мной и разговаривать не захотели.
– Немудрено! – шкиперская бородка вновь дернулась. – Мурманское Губэско – вотчина Государственного Политического управления. Там сейчас строится несколько новых исправительно-трудовых лагерей… Итак, в прошлом году ГПУ организовало втайне от ЦК научную экспедицию под руководством Василия Барченко, а сейчас готовит новую, на этот раз в Крым. Очень интересно!..
Товарищ Ким неторопливо прогулялся по кабинету, попыхивая трубкой, затем резко повернулся.
– Наш общий знакомый Яков Блюмкин… – Леонид и Ольга, не сговариваясь, переглянулись. – …сейчас возглавил экспедицию где-то в Центральной Азии, скорее всего, за пределами СССР. Скоро каждый наркомат начнет проводить собственную внешнюю политику.
Товарищ Москвин закусил губу, чтобы не улыбнуться. Подумаешь, наркомат! Друг Яшка давно уже свою личную внешнеполитическую линию гнет, а остальные лишь подстраиваются. Хоть песню сочиняй: «Выпьем мы за Яшку, Яшку дорогого, свет еще не видел наглого такого!..»
– Кстати, товарищи, вам в бумагах не попадалось имя, точнее, кличка «Дарвалдай»? Может быть, случайно?
– «И колокольчик, дар Валдая…» – неожиданно чисто пропела товарищ Зотова. Леонид даже позавидовал.
– Никак нет, товарищ Ким, – доложил он, вставая. – В тех бумагах, что я читал, не встречалось. Но могли и пропустить, не обратить внимания. Мы тонем в письмах, штат сотрудников…
– Знаю, знаю! – Начальственная длань нетерпеливо дернулась. – Документы по созданию сектора уже готовы, скоро пропустим их через Секретариат… На всякий случай обратите внимание. Вдруг бдительный корреспондент попадется? Сей Дарвалдай – личный разведчик товарища Сталина. Хотел бы я знать, по ком он собирается звонить!..
Товарищ Ким отвернулся, положил трубку на стол, поглядел в залитое дождем окно:
И колокольчик, дар Валдая,
Звенит, качаясь под дугой…
Получилось ничуть не хуже, чем у кавалерист-девицы. Леонид беззвучно улыбнулся, благо начальство не видит. Расскажи кому, не поверят. Секретарь ЦК романсы в служебном кабинете поет, по подоконникам рассиживается…
Бывший чекист понял, что именно с таким человеком он и хотел всегда работать.
– Вы, товарищ Москвин, стойку «смирно» не отрабатывайте, садитесь, – товарищ Ким был уже рядом, на этот раз без трубки. – А вам, товарищ Зотова, большое спасибо за доклад. Можете возвращаться к работе…
– То есть! А Грааль?!
Девушка, вскочив, схватила со стола бумаги.
– Товарищ Ким, Барченко ошибается или нарочно в заблуждение вводит. Если правда, что Грааль переправили из Константинополя в Крым, в княжество Феодоро, чтобы туркам не достался, его там не стали бы прятать. Грааль следовало передать тому, кто должен возглавить Православный мир…
Зашелестела бумага.
– Вот. «…Ибо Чаша Христова подобна горящему светильнику, коий не должно держать под спудом, но возле места Царского, дабы освещал он путь огнем Божьим…». Феодоро тоже захватили турки, единственная уцелевшая православная держава – Русь!
Товарищ Ким поглядел с интересом, затем, подойдя к одному из шкафов, достал толстую книгу.
– Значит, Грааль передали сюда, в Столицу, – продолжала Зотова. – Здесь его тоже не прятали, просто не называли Чашу Христовой, чтобы внимание лишнее не привлекать. Очень надежный способ – оставить на самом видном месте, никто и не заподозрит. Если Грааль уцелел, сейчас он находится здесь, скорее всего в Патриаршей ризнице. Я поглядела каталоги, чтобы со временем определиться…
Тяжелая книга легла на стол. Товарищ Ким быстро перелистал страницы. На нужной обнаружилась большая цветная картинка.
– Потир Василия Темного, его дар Троицкому монастырю. Ориентировочно – 1450 год. Правильно?
На этот раз товарищ Москвин улыбался с особенным удовольствием. На гордячку Зотову было просто приятно смотреть.
– Об этом написал профессор Карташов еще двадцать лет назад. Пошутил, конечно. Но после находки чаши из Антиохии потир изучили со всей серьезностью. А вдруг это всего лишь футляр? Если хотите, товарищ Зотова, после работы сходим в ризницу, посмотрим вместе.
Ольга покачала головой, молча собрала бумаги, встала.
– Извините, зря время ваше потратила.
Ушла, едва простившись. Даже дверь прикрыла неплотно.
«Здорово вы ее, товарищ Ким!» – чуть было не брякнул Леонид, но прикусил язык. Товарищу Зотовой преподали наглядный урок. Наглядный – потому что не только для нее предназначенный.
– Письмо Вождя в «Правде» читали?
Вопрос был быстр, как удар ножа. Товарищ Москвин принялся лихорадочно припоминать газетную страницу. Значит, вопрос с Осетией и, кажется, с Абхазской республикой…
– Вождь предлагает пойти навстречу, как он пишет, «многажды оскорбленным в прошлом товарищам-нацменам». Но даже не это главное. Он считает, что русский народ должен искупить вину перед остальными народами России и всего мира. А поскольку после победы революции в Европе СССР превратится в отсталую социалистическую страну – по сравнению с той же Германией, – то для управления ею лучше всего привлечь иностранных специалистов. Русский человек – ленив и вороват, и его придется очень долго перевоспитывать.
– Немцам нас отдать? – поразился Леонид. – Чушь какая! То есть…
Товарищ Ким резко повернулся, оперся кулаками о стол:
– А вы все-таки прочитайте! Впрочем, после того как он зарубил проект создания единой РСФСР, удивляться, пожалуй, и нечему… Кстати, кто допустил вас к секретным документам? Тем, что вы читаете в Сенатском корпусе?
Леонид понял, что самое время завидовать Ольге Зотовой.
– Я думал…
Встал, глубоко вздохнул, пытаясь отогнать навалившийся, словно каменная плита, страх. Здесь не темный переулок на Тишинке, здесь помочь некому.
– Я… Я считал, что эти документы мне положено знать по долгу службы. Мы часто сталкиваемся с ТС, «странными технологиями»…
– Про Тускулу вам тоже положено знать? – мягко улыбнулся начальник.
Леонид усмехнулся в ответ. Никак, отгулял ты свое, Фартовый! Жаль, ушла Зотова, спели бы с ней на два голоса: «Ах тошным мне, доброму молодцу, тошнехонько, что грустным-то мне, доброму молодцу, грустнехонько…»
– Вы, товарищ Москвин, в курсе, кто такой Агасфер? Он еще называет себя Ивáновым. Ударение на втором слоге, по-офицерски.
Глава 5
Сигнал
1
Окно в коридоре было закрыто наглухо. Ольга, поглядев сквозь мутные стекла на залитый дождем двор, уткнулась горячим лбом в перекрестье крашеной рамы. Зажмурилась. Потир князя Василия Темного только этого и ждал: соткавшись из клубящегося мрака, блеснул цветными каменьями, демонстрируя узорный золотой бок. Мы, мол, вашего Грааля заморского ничем не хуже!
Или ты в армии не служила, товарищ заместитель командира эскадрона? Потому и эскадронным не стала. Два раза представление подавали, но в штабе полка и слушать не хотели. Как брякнул один субчик из недорастрелянных «спецов»: «Поберегла бы, девица, свою ретивость для семейной жизни!»
Когда передали, объясняться пошла, чуть не убила беспогонного – прямо при полковом комиссаре. «Спец» извинился, но мнения отнюдь не изменил.
Зотова открыла глаза, прогоняя глумливый блеск золотой обманки, и рассудила: так ей и надо. Однако и каяться не спешила. Щелкнуло начальство по носу, зато, что задумано, то и сделано, совесть чиста. Разве что следовало и вправду выправить пропуск и зайти в Патриаршую ризницу. А вдруг этот Грааль, будь он трижды неладен, на полочке рядом с княжьим потиром стоит, никем не узнанный, без таблички и надписи? Товарищ Соломатин, в существование Чаши Христовой не веривший, тем не менее такой вариант вполне допускал.
Пора была возвращаться к «стружке». Утром она получила целых четыре папки, успев просмотреть всего одну.
* * *Комната Техгруппы встретила ее привычным стуком «ремингтона» из открытой внутренней двери. Товарищ Петрова на посту! Столы же пустовали, кроме крайнего справа, за которым сидела Сима Дерябина, маленькая, черноволосая, в старом перешитом платье, тоже черном. Работала – острый нос целился прямо в бумаги, словно желая к столу их пришпилить.
Пора была возвращаться к «стружке». Утром она получила целых четыре папки, успев просмотреть всего одну.
* * *Комната Техгруппы встретила ее привычным стуком «ремингтона» из открытой внутренней двери. Товарищ Петрова на посту! Столы же пустовали, кроме крайнего справа, за которым сидела Сима Дерябина, маленькая, черноволосая, в старом перешитом платье, тоже черном. Работала – острый нос целился прямо в бумаги, словно желая к столу их пришпилить.
Сибирская подпольщица тоже на боевом посту.
Перед тем как они с Симой познакомились, Вася Касимов предупредил, чтобы Ольга не удивлялась и лишнего не спрашивала. Все равно не ответят.
В конце марта 1919-го в занятом колчаковцами Томске состоялась Всесибирская партийная конференция. Часть делегатов арестовали еще в дороге, поэтому приходилось соблюдать тройную осторожность. Член Сибирского областного комитета РКП(б) товарищ Дерябина отвечала за безопасность. Никто из участников не знал, где находится место проведения заседаний, поскольку попадал туда через две, а то и три нелегальных квартиры. Для верности решили никого не выпускать до самого конца работы – в том же помещении и спали, и обедали. Провала удалось избежать.
Предосторожности были не лишними – делегат от Челябинска оказался агентом контрразведки. Он и указал сыщикам на Симу. За ней установили слежку и вскоре арестовали – уже в Екатеринбурге, куда она приехала, надеясь перейти фронт.
Когда через несколько месяцев город заняли красные, Симу нашли в тюремной больнице. Она была жива, но могла лишь улыбаться, и то левой половиной лица. Правая часть тела оказалась полностью парализована, исчезла речь, плечи и спину покрывали глубокие, плохо зажившие шрамы.
Орден Боевого Красного Знамени РСФСР товарищу Дерябиной вручали в госпитале.
Паралич постепенно прошел, но правая часть лица оставалась недвижной, не восстановилась и речь. Приходилось писать самые нужные фразы на обрывках бумаги. Сима, оформив инвалидность, выпросила у знакомого трофейный револьвер и принялась приводить его в порядок. Стреляться из нечищенного оружия орденоносец Дерябина не считала возможным.
Друзья подоспели вовремя. Отняли револьвер, сумели успокоить. Симу устроили на тихую службу, где требовалось лишь подшивать бумаги. Девушка терпела, честно возилась с документами, но вскоре вновь начала подумывать о трофейном «стволе». К счастью, пришла телеграмма из Столицы. Руководитель Сибирского бюро товарищ Смирнов лично рекомендовал Симу для работы в аппарате Центрального Комитета.
В Техгруппе бывшей подпольщице поручали самые сложные дела. Два раза выписывали премию, а за один случай девушку благодарил лично товарищ Троцкий.
* * *Ольга присела за свой стол, поворошила бумаги. Заниматься «стружкой» совершенно не хотелось. Товарищ Зотова воззвала к собственной сознательности, протянула руку к ближайшей папке…
Ай!
Маленький, сложенный из бумаги «голубок» клюнул точно в запястье. На миг почудилось, будто она снова в гимназии. Классная дама на миг отвернулась…
Кто у нас тут такой меткий?
Орденоносец Дерябина подмигнула левым глазом и приложила палец к губам. Ольга встала, оглянулась для верности. А нет ли в комнате белогвардейского шпиона? Не обнаружив такового, подошла.
– Случилось что, товарищ?
В руках у бывшей подпольщицы – небольшой конверт. По желтой бумаге – неровные карандашные буквы. «Техническая группа. Товарищу Зотовой О. В.». Ни входящих, ни исходящих, ни номера.
Ольга взглянула недоуменно. Сима, улыбнувшись, кивнула на одну из папок. Открыла, ткнула в середину пальцем. Никак внутрь вложили? Давненько такого не бывало!
Между тем Дерябина взяла карандаш, пододвинула маленький лоскуток бумаги…
«Если надо, обращайся!»
Ольга, поблагодарив безмолвным кивком, отошла на шаг, взвесила конверт на ладони. Не иначе кто-то по старой памяти решил про «культ личности» написать.
Ошиблась. Письмо оказалась коротким, всего три строчки.
«Верстовский и Нащокин, Андреевский храм.
Подруга моряка, вернувшегося из страны, где перевал несет беду, и тот, кому правая часть мира темна.
Вместе пришли, уехали вместе».
* * *Ольга, спрятав послание, добралась до ближайшего стула, но садиться не спешила. Правая часть мира была темна, левая тоже. Почему-то подумалось о карте острова Сокровищ, а заодно о Пляшущих человечках англичанина Конан Дойля. Если это розыгрыш, то дурацкий. Верстовский – композитор, «Аскольдову могилу» написал, Нащокин – Пушкина друг…
Легкое прикосновение к плечу. Сима, незаметно оказавшаяся рядом, глядела вопросительно.
– Шутки шутят, – прохрипела кавалерист-девица, игнорируя всякую конспирацию. – Высокое дерево, понимаешь, на плече Подзорной Трубы, слитки серебра в яме, йо-хо-хо и бутылка рома.
Достав листок, вновь взглянула на три короткие строчки. Чушь! Пожала плечами, отдала письмо подпольщице.
– Может, тебе интересно будет?
Для себя уже решила – разыграли. Скучно товарищам глупые письма читать, сами решили за дело взяться. А может, ее подбодрить задумали, романтики в служебный быт добавить?
Сима уже сидела за столом. Бумаги отодвинула в сторону, письмо прямо перед собой уложила. В руке – карандаш, бледные губы сжаты. Интересно, что она там увидеть могла?
Удивлялась Ольга недолго. Резкий жест рукой, нетерпеливый взгляд. Остроносая что-то учуяла.
Товарищ Зотова, послушавшись, вернулась обратно к столу. Что с письмом? Первая строчка карандашом обведена. Неровный тонкий овал… Грифель завис над бумагой, подчеркнул слово «Андреевский».
– И что с того? – не поняла замкомэск.
Карандаш, явно возмутившись, дернулся, нарисовал два креста с перекладиной – и возле Верстовского, и возле Нащокина. Померли, значит. Затем скользнул под овал, впился в бумагу:
«Ваганьково! Кладбище!»
Ольга лишь рот раскрыть сподобилась. Вот оно, значит, что! Сама она родом не из Столицы, на Ваганьковом бывать не приходилось, какой там храм (сейчас уже закрыли, поди!), знать не могла. Но и Сима не местная, из Сибири приехала.
Ну, молодец!
Карандаш между тем обрушился на вторую строчку. «Моряк», «страны», «перевал». «Перевал» – подчеркнуто дважды.
– Не понимаю, – честно призналась Ольга. – Плохой перевал, беду несет.
Карандаш вновь впился в бумагу. На этот раз буквы оказались иностранными: «We took our chanst among the Khyber 'ills»! Зотова еле успела сообразить, что это не французский, а карандаш успел подсказать: «Хайберский перевал! Киплинг! Афганистан!»[15]
Совсем непонятно! Киплинг – как известно, бард империализма, во время Гражданской призывал поливать Россию бензином, чтоб горела ярче[16]. Но удивляться было некогда. Допустим, Афганистан. Оттуда приехал моряк, видать, искал там море, да найти не сподобился.
Моряк?! У Зотовой перехватило дыхание.
– Наш полпред! Товарищ Раскольников, бывший мичман флота… Его подруга… Нет, жена – в посольство мамзелей не таскают.
Сима быстро кивнула, а неутомимый карандаш уже успел нацарапать нужную фамилию, вслед за ней – имя с отчеством.
– Лариса Михайловна, значит, – негромко проговорила Ольга. – Слыхала о ней, боевая, говорят, дамочка.
Что получилось? Среди могил Ваганьковского кладбища прогуливались Лариса Михайловна, бывшая супруга товарища Раскольникова, и тот, кому…
Узкая ладонь подпольщицы легла на лицо, закрывая правый глаз, но Ольга уже знала ответ.
– …Кому правая часть мира темна.
Виктор Вырыпаев.
* * *Страх прошел, сменившись полной ясностью. Выбор прост: Черная Тень далеко, секретарь ЦК Ким – рядом. Ложь не простят.
Леонид помолчал немного, собираясь с мыслями, посмотрел начальнику прямо в глаза.
– Товарищ Ким! Агасфером называл себя человек, присутствовавший на моем расстреле. Если точно, двое нас там было, профессор Артоболевский и я…
Рассказывал недолго, в пять минут уложившись. Промолчал лишь о Блюмочке, которому к стенке стать еще предстояло. Незачем Яшку впутывать.
– Тускулу, значит, вам обещали?
Товарищ Ким, достав из нагрудного кармана трубку, закусил зубами мундштук, поглядел без улыбки.
– Зотова – честный и умный человек, прекрасный работник. Но я ей не доверяю и доверять не буду. Однажды она солгала, пусть даже из лучших побуждений. С ней вместе работал один молодой парень, бывший командир батальона. Признаться, я имел на него очень большие виды. Велел проверить биографию, просто так, для порядка. Он тоже лгал, скрыл свою службу у Махно. Это не мелочи, товарищ Москвин. «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом». Надеюсь, вы еще помните Писание? «А негодного раба выбросьте во тьму внешнюю, там будет плач и скрежет зубов».
Секретарь Центрального Комитета большевистской партии цитировал Библию. Леонид прикинул, что это, пожалуй, еще невероятнее, чем Тускула.